ГЛАВА IX

Онлайн чтение книги Корабль-призрак The Phantom Ship
ГЛАВА IX

Мы предоставим флотилии Ост-Индской компании продолжать свой путь к мысу Бурь. Благодаря перемене погоды и ветрам некоторые суда отделились и пошли своим путем. Общим местом встречи был назначен Столовый залив, где все и должны были соединиться и следовать дальше уже вместе.

Вскоре Филипп Вандердеккен стал в состоянии исполнять некоторые работы на судне. Он усердно изучал морское дело, так как упорные занятия давали ему возможность реже вспоминать о цели своего плавания; кроме того, он не отказывался ни от какой тяжелой физической работы на судне, так как физическое утомление доставляло ему желанный сон.

В самом непродолжительном времени он стал любимцем капитана и близко сошелся со старшим помощником; младший же помощник Стрюйс был мрачный, нелюдимый молодой человек, с которым он мало сообщался; что же касается суперкарга, мингера Якоба Янца Ван-Строома, то он редко выходил из своей каюты: медведь Иоханнес не был заперт и не сидел на цепи, и по этой причине Ван-Строом заперся сам в своей каюте. Не проходило дня, когда бы он не перечитывал письма, составленного им в виде жалобы на неслыханное поведение капитана, письма, которое он собирался при первой возможности отправить по адресу компании. Каждый раз, перечитывая его, он вносил все новые поправки, могущие еще более ухудшить положение дела для капитана Клутса.

Тем временем капитан в счастливом неведении того, что творилось в кормовой каюте, покуривал свою трубку, попивал свой шнапс и забавлялся в свободные минуты со своим приятелем Иоханнесом. Это животное также очень привязалось к Филиппу и расхаживало за ним, когда тот стоял на вахте.

Между прочим, на судне была еще одна личность, о которой нам не следует забывать, — это был одноглазый рулевой Шрифтен, питавший к нашему герою, по-видимому, совершенно беспричинно самые враждебные чувства, которые он почему-то распространял и на бедного медведя. Так как Филипп числился в составе офицеров, то Шрифтен не смел явно нападать на него, но зато пользовался малейшим случаем досаждать ему, чем мог, и постоянно старался возбуждать против него команду. К медведю он относился явно недоброжелательно и никогда не мог пройти мимо него без того, чтобы не наградить жестоким пинком, сопровождаемым отвратительным ругательством. Хотя никто на судне не любил этого человека, но все как будто боялись, и над матросами экипажа он приобрел громадное влияние.

Таково было положение дела на «Тер-Шиллинге», когда это судно вместе с двумя другими судами легло в дрейф, застигнутое штилем на расстоянии двух дней пути до мыса. Погода стояла нестерпимо жаркая, так как в этих южных широтах было лето. Филипп, лежавший под тентом на корме, истомленный необычайным зноем, заснул. Вдруг он пробудился от ощущения неприятного холода во всем теле, особенно на груди. Полуоткрыв глаза, он увидел рулевого Шрифтена, наклонившегося над ним и держащего в руке часть цепочки, оставшейся на виду, на которой у Филиппа на шее висела реликвия. Филипп снова закрыл глаза, желая убедиться в намерениях этого человека. Тот стал постепенно тащить к себе цепочку и, когда реликвия показалась из-под платья, стал осторожно снимать цепочку через голову мнимо спящего Филиппа. Но последний сделал вид, что внезапно пробудился, и схватил его крепко за руку.

— Это что такое? — крикнул Филипп, вырвав цепочку из цепких пальцев рулевого.

Тот, однако, ничуть не смутился тем, что был пойман, так сказать, на месте преступления; напротив, лукаво глядя на Филиппа своим единственным глазом, он насмешливо спросил:

— У вас тут ее портрет на этой цепочке? Хи, хи! Вместо ответа Филипп поднялся на ноги, грубо оттолкнул нахала и скрестил руки на груди.

— Советую вам быть менее любопытным, господин рулевой, не то вам придется раскаяться!

— Или, быть может, — продолжал Шрифтен, совершенно не обратив внимания на слова и гнев Филиппа, — это у вас родильная сорочка, непогрешимый талисман против утопления?.. Хи! Хи!..

— Становитесь на свое дело, сэр! — строго приказал Филипп.

— Или, так как ведь вы католик, — продолжал рулевой, — это ноготок с пальчика какого-нибудь святого… или да, да… на этот раз я угадал верно, частица святого древа от Креста Господня!

Филипп невольно содрогнулся.

— Да, да, так и есть! Так и есть! — закричал Шрифтен и пошел туда, где матросы стояли кучкой у шкафута.

— Интересная новость, товарищи! — крикнул он довольно громко, подходя к группе. — У нас на судне есть частица Креста Господня, так что теперь нам не страшен дьявол!

Филипп, сам не зная зачем, последовал за рулевым и очутился подле матросов в тот момент, когда Шрифтен сообщил им свою новость.

— Он, да не только дьявол, — заметил добродушно один старый матрос, — но и сам «Летучий Голландец» также!

«Летучий Голландец!» — подумал Филипп. — Неужели это может относиться к…? — и он прошел несколько шагов вперед, так что очутился позади мачты, откуда матросы не могли его видеть; здесь он остановился в надежде услышать еще что-нибудь, и действительно не ошибся.

— Говорят, что повстречаться с «Летучим Голландцем» хуже даже, чем с самим дьяволом! — заметил один из экипажа.

— А кто его видел? — заметил другой.

— Что его видели, это верно, и также верно, что несчастие преследует то судно, которое повстречалось с ним!

— А где с ним можно повстречаться?

— О-о! Говорят, это не совсем верно, но я слышал, будто он крейсирует вокруг мыса Бурь, т. е. как раз в этих местах!

— Хотел бы я знать всю эту историю от начала до конца! — заметил один молодой матрос.

— Я могу тебе сообщить только то, что сам слышал. Это проклятое судно; они были пираты и перерезали своему капитану горло, если не ошибаюсь!

— Нет, нет, ничего подобного, — крикнул Шрифтен, — капитан и сейчас на нем, и он-то и есть главный негодяй; говорят, что он, как и один среди нас здесь, на судне, оставил у себя дома красавицу-жену, которую очень любил…

— Кто же об этом мог знать?

— Да ведь он постоянно старается отправить письма на родину, когда встречает какое-нибудь судно. Но горе тому, который возьмется доставить его письмо! Судно наверное должно погибнуть вместе со всеми, кто на нем находится, и ни одна душа не спасется.

— Удивляюсь я, где вы слышали все это! — сказал один из людей. — Видали вы когда-нибудь это судно?

— Да, видел! — вскричал Шрифтен, но тотчас же как будто спохватился, и его крик перешел в обычное гоготание и хихикание, затем он добавил: — Но нам, ребятушки, нечего бояться: у нас есть частица святого древа на судне! — с этими словами он прошел вперед, желая избежать дальнейших расспросов, и вдруг увидел Филиппа у грот-мачты.

— А-а, вот как! Значит, не я один здесь любопытен! Хи, хи, хи! Так уж позвольте вас спросить, вы захватили с собой эту вещичку на случай, если бы мы повстречали «Летучего Голландца»?

— Я не боюсь «Летучего Голландца»! — ответил мрачно Филипп.

— Ну, да, конечно! Я сейчас только вспомнил, что вы носите одну с ним фамилию; утверждают, по крайней мере, что его также звали Вандердеккен.

— Вандердеккенов много; я не единственный на свете, — возразил Филипп, уже совершенно оправившись от смущения, овладевшего им в первую минуту.

С этими словами он отошел в сторону.

— Право, можно подумать, что этот одноглазый лукавец подозревает истинную причину, побудившую меня отправиться в плавание, — рассуждал сам с собою Филипп. — Но нет, это совершенно невозможно. Однако почему же я ощущаю такой смертельный холод каждый раз, когда этот человек приблизится ко мне? Хотел бы я знать, ощущают ли то же самое другие, или же это просто фантазия Амины, передавшаяся и мне? Я не смею никого спросить об этом, а между тем это смущает меня! Странно, что этот человек безо всякой причины вдруг сразу стал относиться ко мне так недоброжелательно; я никогда не сделал ему ни малейшего зла. То, что я сейчас слышал, подтверждает все мои опасения! О, Амина, Амина! Если бы не ты, я бы с радостью разгадал эту загадку ценой моей собственной жизни!

Спустя три дня «Тер-Шиллинг» и его спутники вошли в Столовый залив, где стояли на якоре остальные суда Ост-Индской флотилии. Как раз в эту пору голландцы основали небольшую колонию на мысе Доброй Надежды, куда суда, отправляющиеся в Ост-Индию, обыкновенно заходили, забирая воду и скот от туземцев побережья; последние за пару металлических пуговиц или за один большой гвоздь охотно отдавали жирного бычка. Набрав здесь обильные запасы воды и провианта и получив предписания от адмирала, который назначил им места встреч на случай, если бы суда отстали друг от друга или рассеялись в пути, и приняв всевозможные меры предосторожности на случай бурной погоды, которую они предвидели, суда Ост-Индской флотилии снова снялись с якоря и пошли дальше.

В течение трех дней они все время беспрерывно боролись с ветрами, плохо подвигаясь вперед, но на четвертые сутки задул свежий ветер с юга с самого утра и, постепенно усиливаясь, перешел в настоящую бурю, которая отнесла всю флотилию к северу от залива.

На седьмой день «Тер-Шиллинг» очутился один; но к этому времени погода изменилась к лучшему. Снова подняли паруса и направили путь на восток, чтобы можно было пристать к берегу в случае надобности.

— Нам не посчастливилось; мы отбились ото всех остальных судов флотилии, — сказал мингер Клутс Филиппу, стоя у шкафута, — но мы, вероятно, вблизи меридиана, и солнце наверно даст мне возможность определить нашу широту; сейчас же трудно сказать, как далеко нас могло отнести этой бурей и течениями к северу! Эй, юнга, принеси мне мой градшток, да смотри, берегись, чтобы не колонуть его ни обо что, пока ты идешь с ним наверх!

В те времена градшток был весьма простой инструмент для определения широты, которую этот инструмент в руках опытного наблюдателя безошибочно определял с точностью от 5 до 10 миль. Квадранты и секстанты были изобретены гораздо позднее. И если подумать, как несовершенны были в то время морские инструменты, как мало был изучен и исследован фарватер, и как ограничены были вообще все научные сведения моряков того времени, остается только удивляться, как они могли совершать такие плавания и притом еще сравнительно благополучно.

— Мы находимся на целых три градуса севернее мыса, — заметил капитан, определив широту, — течения, вероятно, очень сильны, но ветер быстро падает, и если я не ошибаюсь, надо ожидать перемены!

Действительно, к вечеру наступил полнейший штиль; тяжелые валы катились в сторону берега и гнали судно перед собой, а на поверхности воды, следуя за судном, появились целые стаи дельфинов, которые прыгали и ныряли в волнах, так что море казалось полным жизни и движения в лучах заходящего солнца, спускавшегося за горизонт.

— Что это за шум, точно отдаленные раскаты грома? — спросил Филипп. — Слышите?

— Слышу! Эй, марсовый, видишь землю?

— Вижу! — отозвался немного погодя марсовый матрос. — Вправо под носом судна низкие песчаные холмы и высокий прибой, это — буруны!

— Ну, так и есть! Это шум прибоя! Нас быстро гонит волнами в ту сторону; я бы очень желал, чтобы поднялся ветер!

Солнце садилось уже за горизонт, а затишье все еще продолжалось. Волны быстро гнали «Тер-Шиллинга» к берегу, так что теперь уже можно было различить гряду белых пенящихся гребней, рассыпавшихся с шумом, подобным отдаленным раскатам грома.

— Знаете вы этот берег, лоцман? — спросил капитан, обращаясь к Шрифтену, стоявшему тут же подле.

— Хорошо знаю! — угрюмо отозвался тот. — Здесь буруны на двенадцати саженях глубины; через полчаса наше доброе судно «Тер-Шиллинг» разобьется в щепы не крупнее зубочисток, если только не подымется ветер! — и одноглазый лоцман злобно захихикал, как будто его чрезвычайно радовала эта перспектива.

Мингер Клутс, не скрывая своей тревоги, поминутно то вынимал свою трубку изо рта, то снова вставлял ее в рот. Люди стояли кучками на палубе и баке, мрачно прислушиваясь к шуму разбивающихся волн прибоя. Солнце уже опустилось за горизонт, и быстро сгущавшийся мрак наступающей ночи только еще более увеличивал тревогу и беспокойство экипажа.

Наконец, Клутс обратился к своему старшему помощнику:

— Мы должны попытаться оттащить судно: надо спустить все шлюпки! Я мало рассчитываю на успех, но во всяком случае надо что-нибудь сделать. К тому же, если шлюпки будут спущены, люди успеют сесть в них, прежде чем нас выкинет на берег. Приготовьте канаты и причалы и спускайте шлюпки, а я пойду предупредить суперкарга о положении судна.

Мингер Ван-Строом сидел у себя в кресле с достоинством, подобающим его высокому званию, и так как это было воскресенье, то он счел нужным украсить себя своим лучшим париком. Он еще раз перечитывал свое письмо или, вернее, донос компании на капитана Клутса и его медведя, когда капитан отворил дверь его каюты и в нескольких словах сообщил, что судну грозит серьезная опасность, и что, по всем вероятиям, менее, чем через полчаса оно разобьется в щепки. При этом тревожном известии мингер Ван-Строом соскочил со своего места и в порыве смятения и страха опрокинул и загасил только что зажженную свечу.

— Судно в опасности, говорите вы? В опасности? Но почему? Море спокойно, ветра нет! Почему, я не понимаю? Где моя шляпа?! Дайте мне мою шляпу и трость… Я пойду на палубу скорее!.. Света! Огня! Мингер Клутс, прикажите принести мне огня; я ничего не могу найти впотьмах! Мингер Клутс, что же вы ничего не отвечаете? Боже милостивый! Да он ушел и оставил меня одного.

Клутс действительно ушел, чтобы принести свечу и теперь вернулся с нею. Ван-Строом надел шляпу и вышел из каюты. Шлюпки были уже спущены, и судно поворочено носом от берега; но теперь было уже совершенно темно; ничего не было видно, кроме белой гряды прибоя, с оглушительным шумом разбивавшегося о песчаную мель.

— Мингер Клутс, я намерен немедленно покинуть судно; прошу вас приказать подать мне шлюпку, сию же минуту. Вы должны дать мне самую большую, самую лучшую шлюпку как служащему и уполномоченному компании: я буду иметь при себе бумаги, документы…

— Я не совсем уверен, что ваше заявление законно, и едва ли могу исполнить ваше требование: наши шлюпки едва могут вместить всех людей, а в такой момент жизнь каждого матроса так же дорога, как и ваша!

— Но, мингер, вы забываете, что я суперкарг компании! Я приказываю дать мне шлюпку, я требую этого, посмейте только отказать!

— Посмею! И решительнейшим образом отказываю! — заявил капитан, вынимая трубку изо рта.

— Хорошо, хорошо!.. Увидим!.. — залепетал Ван-Строом, совершенно потерявший всякое присутствие духа. — Как только мы вернемся… Ах, Боже мой! Боже мой! — и вдруг, сам не зная зачем, Ван-Строом побежал вниз, в каюту, и по дороге второпях наскочил на медведя, запнулся и полетел через него, причем с его головы соскочила шляпа и парик.

— Ах, Боже милостивый, сжалься! Где я? Что со мною?! Помогите! Помогите! Помогите же суперкаргу высокочтимой компании!.. Ах, Боже мой! Боже мой!.. Что со мной будет?!

— Сбрасывай там в шлюпки, ребята, что нужно: нам нельзя терять ни минуты! — кричал между тем капитан. — Живо, Филипп! Возьмите мой компас, захватите бочонок воды и сухарей; через пять минут мы должны покинуть судно!

Но прибой ревел грозно и оглушительно, так что команду едва можно было расслышать. А Ван-Строом все еще лежал на палубе носом вниз, барахтаясь, стеная и призывая на помощь.

— С берега подул ветер! — воскликнул вдруг Филипп, подняв руку.

— Да, подул! — проговорил капитан. — Но я боюсь, что уже слишком поздно! Спустите все в шлюпку, будьте наготове и, главное, побольше хладнокровия и спокойствия, ребята: у нас еще есть надежда спасти судно, если ветер будет свежеть!

В данный момент они были уже так близко от буруна, что чувствовался подъем валов, на которых, как на подвижном дне, лежало беспомощно судно, слегка колеблясь и как бы перекачиваясь. Но ветер все свежел и дул с берега, и потому судно оставалось на месте, так как стояло вдоль валов. Люди уже все были на шлюпках, только капитан Клутс и помощники еще оставались на судне да еще злополучный Ван-Строом.

— Нас сносит ветром! — проговорил Филипп.

— Да, да… теперь я думаю, что нам удастся спасти судно! — отозвался капитан. — Держите руль прямо, Хиллебрант! Мы уже отошли от бурунов; пусть только ветер продержится хотя всего только десять минут, и мы спасены!

Ветер продолжал дуть все с тем же постоянством, и «Тер-Шиллинг» относило все дальше и дальше от берега. Но вот ветер разом улегся, и судно снова стало гнать к берегу прямо на буруны. Но вот опять поднялся и на этот раз уже сильный ветер, и судно, рассекая валы, стало уходить все дальше и дальше от берега. Людей вызвали из шлюпок; мингера Ван-Строома подняли, равно как и его шляпу и парик, и отнесли в каюту, а час спустя доброе судно «Тер-Шиллинг» было уж вне опасности.

— Теперь надо убирать шлюпки! — сказал Клутс. — А затем, прежде чем отойти ко сну, все мы должны возблагодарить Бога за наше спасение!

В течение ночи «Тер-Шиллинг» отложил расстояние в двадцать миль и теперь шел на юг, а к утру ветер снова спал, и наступил опять почти полный штиль.

Капитан Клутс был уже около часа наверху, беседуя с Хиллебрантом об опасностях прошедшей ночи, а также и себялюбии и трусости суперкарга, как вдруг страшный шум донесся из кормовой каюты.

— Что там может быть? — спросил капитан. — Уж не лишился бы он в самом деле рассудка от испуга! Право, он, кажется, собирается разнести всю каюту!..

В этот момент из каюты выбежал слуга суперкарга с криком:

— Мингер Клутс, спешите на помощь к моему господину: его убьет медведь!.. Он загрызет его!

— Медведь? Мой Иоханнес? — удивился капитан. — Да это животное безобиднее комнатной собаки! Я сейчас пойду и посмотрю, что там такое!

Но прежде, чем Клутс успел войти в каюту, из нее выскочил в одной рубашке обезумевший от страха суперкарг.

— Боже, Боже мой! — вопил он. — Меня хотят умертвить… съесть живьем, растерзать на части! — и, добежав до первой мачты, он старался взобраться на ванты.

Клутс сначала пошел было за суперкаргом, но, видя, что тот карабкается на ванты, повернулся и пошел в каюту, где к немалому своему удивлению, увидел, что Иоханнес действительно натворил бед.

Щиток двери каюты был выдавлен или выбит вон, коробки из-под париков разодраны в куски и валялись на полу, а подле них лежали два запасных парика и тут же осколки разбитых банок и горшков и целые потоки меда и куски сот, которые Иоханнес высасывал с величайшим наслаждением.

Дело в том, что когда судно стояло на якоре в Столовом заливе, Ван-Строом приобрел от готтентотов некоторое количество меда, до которого он был большой охотник. Мед этот его слуга разложил по банкам и горшкам, которые поместил на дно двух больших чемоданов, чтобы они всегда были под рукой у его господина. В это утро слуга, думая, что парадный парик его господина пострадал при вчерашнем падении, раскрыл один из этих чемоданов, чтобы достать другой парик и приготовить его ко времени пробуждения Ван-Строома. Медведь Иоханнес, который как раз в этот момент проходил мимо дверей каюты, оставшихся открытыми, почуял запах меда и, поддавшись своему прирожденному пристрастью к этому лакомому продукту, вошел в каюту и готов был войти в спальную суперкарга, но слуга успел захлопнуть дверь перед самым его носом. Обиженный и разгневанный таким обращением Иоханнес высадил щиток двери и влез в каюту; очутившись так близко к меду, он прежде всего изорвал коробки из-под париков, под которыми стоял мед, и, скаля все время свои внушительные зубы, дал понять слуге, который хотел его выгнать, что не позволит с собой шутить.

Тем временем мингер Ван-Строом был в неописанном ужасе; не зная цели прихода медведя, он вообразил, что тот пришел растерзать его. Слуга же его, после тщетной попытки спасти парики и чемоданы своего господина, убежал, и Ван-Строом, очутившись один, испытывал невероятный страх и ужас, под влиянием которого он выскочил из постели и выбежал из каюты, оставив Иоханнеса лакомиться своим любимым угощением.

Мингер Клутс сразу сообразил, в чем дело. Он подошел к медведю, стал его уговаривать, затем раза два ударил, чтобы выгнать из каюты, но тот не желал расстаться с медом и свирепо рычал и скалил зубы, когда ему мешали.

— Это плохая шутка, Иоханнес, — говорил, качая головой, Клутс, — теперь тебе придется покинуть судно, так как суперкарг на этот раз имеет основание пожаловаться на тебя. Ну, а теперь, что делать: надо дать тебе доесть этот мед, раз уж ты до него добрался!

С этими словами Клутс вышел из каюты и пошел посмотреть на суперкарга, которого застал на баке, с голой головой, в одной рубашке на его тощем теле, держащего речь к матросам.

— Я очень огорчен тем, что случилось, мингер Ван-Строом, — сказал Клутс, — но обещаю вам удалить медведя с судна!

— Да, да, мингер Клутс! Но это, во всяком случае, такое дело, о котором компания узнает: ведь жизнь их служащих не может приноситься в жертву безумствам морских капитанов. Меня чуть не разорвали на части!

— В этом вы очень ошибаетесь: медведь вовсе не покушался на вас, а на ваш мед: он добрался до него, и теперь даже я не могу оторвать его от лакомства. Нельзя победить природные инстинкты животного. Попрошу вас спуститься в мою каюту, пока мы не уберем из вашей медведя и не засадим его на цепь, теперь мы не пустим его ходить на воле, будьте уверены!

Ван-Строом, соразмерявший свое чувство важности и величавости с внушительностью своего внешнего вида, и, вероятно, почувствовавший, что величие, лишенное своих внешних атрибутов, не более, как забавная шутка, счел за лучшее последовать приглашению капитана и спустился в его каюту. Не без хлопот и с помощью нескольких матросов удалось, наконец, вытащить медведя из каюты, хотя он всячески сопротивлялся тому: у него оставалось еще немного меда высосать из пышных буклей парика. Временно его поместили в карцер, так как он был застигнут на месте преступления грабежа и разбоя в открытом море.

Это новое приключение суперкарга служило темой разговора в течение целого дня, так как никакой работы на судне не было из-за мертвого штиля, опять положившего судно неподвижно на сонной волне.

— Солнце заходит красным, — сказал Филипп капитану, стоявшему вместе с Хиллебрантом на корме, — еще до утра подымется ветер, не правда ли?

— Я тоже так думаю, — заметил капитан, — но мне кажется странным, что мы не повстречали ни одного из наших судов. Их все должно было загнать сюда же!

— Но может быть они успели уйти дальше нас! — возразил старший помощник.

— Недурно было бы, если бы и мы сделали то же самое! — проговорил Клутс. — Плохо нам вчера пришлось и, как видите, выходит, что слишком мало ветра, пожалуй, чуть ли не хуже, чем слишком много!

Едва докончил он эти слова, как среди матросов, стоявших кучками вдоль борта и бесцельно смотревших вперед, вдруг послышался неясный шум.

— Судно!.. Да нет же!.. Какое тут судно!.. А ведь и в самом деле судно, ребята! — раздавались голоса.

— Они думают, что видят судно! — доложил Шрифтен. — Хи! Хи! Выдумали тоже!..

— Где? — спросил капитан.

— Вон там, в тумане! — отвечал рулевой, указывая на самую темную часть горизонта. Солнце уже село и кругом было темно.

Капитан, Хиллебрант и Филипп напрягли свое зрение, стараясь разглядеть что-нибудь на горизонте в указанном направлении, и им также показалось, что они видят как будто судно. И странно, мрак постепенно как будто рассеивался вокруг того места, где находилось предполагаемое судно, и в той части горизонта появился слабый мерцающий свет.

На воде не было ни малейшего дуновения ветерка: море лежало спокойно, как зеркало. Судно вырисовывалось все яснее и яснее, пока его корпус, мачты и снасти не стали отчетливо видны. Наши моряки протирали себе глаза, чтобы убедиться, что это им не кажется: им с трудом верилось, что они действительно видят перед собою судно. В самом центре светлого пятна на расстоянии всего каких-нибудь трех миль действительно было большое судно, но хотя на море был полнейший штиль, оно как будто боролось с бурей, то погружаясь носом в воду, то высоко вздымаясь, точно над валом, над совершенно гладкой поверхностью. Оно как будто медленно двигалось вперед, гонимое ветром. С каждой минутой оно видно было яснее, наконец стало ворочать через фордевинд и подошло так близко, что с «Тер-Шиллинга» можно было различить людей на судне и пенящуюся под кормой воду, слышать резкий свисток его боцмана и скрип мачт. Вдруг мрак как-то разом спустился, и в несколько секунд от судна не осталось и следа; оно словно растаяло или потонуло во мраке.

— Царь Небесный! — воскликнул Клутс. — Что это такое?

Вдруг Филипп почувствовал, что на его плечо опустилась чья-то рука, и могильный холод пронзил его с головы до ног. Обернувшись, он увидел за собой одноглазого Шрифтена, который крикнул ему в самое ухо:

— Филипп Вандердеккен, это «Летучий Голландец»!..


Читать далее

ГЛАВА IX

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть