Онлайн чтение книги Адская Бездна
L. ТРИХТЕР И ФРЕССВАНСТ ДОСТИГАЮТ ЭПИЧЕСКОГО ВЕЛИЧИЯ

Собачий лай, крики студентов, деловитая суета доезжачих Юлиуса, трубные звуки рожков, ржание коней, заботы о том, чтобы зарядить ружья и запастись порохом, который тотчас превратился в меновой товар, — все эти подготовительные хлопоты, едва ли не более занимательные, чем сама охота, наполнили утро третьего дня веселой кутерьмой и приятными предвкушениями.

Студенты снаряжались кто как мог. Цены на ружья по всей округе поднялись до чрезвычайности. Большая часть из них была сдана местными жителями внаем вдвое дороже, чем они стоили изначально.

Некоторые, с позволения сказать, студенточки, любопытные, как все женщины, но храбростью не уступавшие мужчинам, верхом, с заряженными ружьями в руках, вносили радостное оживление в картину суровых сборов, напоминавшую известное полотно Ван дер Мейлена.

Юлиус застал Самуила отдающим распоряжения относительно будущей диспозиции, словно какой-нибудь главнокомандующий.

— Все забываю сказать тебе, Юлиус, — смеясь, заметил он, — что за это время я успел еще немножко позаниматься псовой охотой. Кстати, у тебя превосходные доезжачие. В лесу они как у себя дома и уже успели указать нам два следа — оленя и кабана. Свора у нас просто королевская, так что, мой дорогой, забава обещает быть великолепной.

Не успел прозвучать сигнал, как студенты и собаки вперемешку ринулись вперед, все вместе, с лаем и воплями. Да, вопреки стараниям Самуила это была не стройная, правильная охота знатоков, а разнузданный яростный набег, в котором тоже есть своя красота. Завывания рожков в духе Дампьера, испуганные взвизгивания и смех женщин, улюлюканье мужчин, тявканье псов, ружейная пальба нетерпеливых и неопытных охотников, стреляющих впустую, — все это ворвалось в лес и понеслось подобно урагану.

Однако превосходные стратегические планы Самуила и доезжачих восторжествовали над всей этой неразберихой. Сначала загнали оленя, потом пришел черед кабана.

Предсмертные хрипы зверя потонули в трубных, оглушительно-бодрых звуках рожков; потом все смолкло — и рев вепря, и рожки.

В это мгновение послышалась другая музыка. То была мелодия танца. Звуки приближались. Резвому пиликанью двух скрипок вторил веселый хор. Сквозь весь этот шум то и дело доносились взрывы звонкого смеха.

Еще минута, и в конце просеки, на которой собрались охотники, показалось десятка два веселящихся по-воскресному нарядных парочек.

То была свадебная процессия Готлиба и Розы, которые обвенчались в то же утро.

Заметив студентов, участники свадебного шествия сделали было вид, что смущены, и попытались уклониться в сторону.

Но Самуил, приблизившись к Розе, галантно произнес:

— Госпожа новобрачная, позвольте мне преподнести вам дичь для вашего свадебного пира — кабана и оленя. Если вы соблаговолите пригласить и нас, мы поужинаем вместе, а потом будем танцевать до утра. Угодно ли вам оказать мне честь, оставив за мной первый танец?

Роза взглянула на Готлиба; тот кивнул в знак согласия.

Запев в два голоса, рожок и скрипка скрепили союз свадьбы и охоты, и обе компании отправились каждая своей дорогой, условившись встретиться вечером.

— А теперь лекция по истории! — объявил неутомимый Самуил. — Я предлагаю вашему вниманию диссертацию в раблезианском духе. Тема: «Институт брака от Адама до наших дней».

— Браво! Вот это наука так наука! — закричали присутствующие, заранее очарованные.

Жизнь ли на свежем воздухе была тому причиной или пример этого вечно кипучего, не ведающего усталости Самуила, но, так или иначе, силы и способности студентов за последние три дня словно бы удесятерились; деятельность физическая и духовная взаимно питали друг друга, и тело успевало отдохнуть за то время, пока работал мозг.

Вечер ознаменовался свадебным пиром. Он был грандиозен. Бургомистр Пфаффендорф напился там до потери сознания. Когда же от дичи не осталось ничего, кроме костей, а от вина — ничего, кроме бутылок, раздалась музыка и начался бал.

Самуил предложил руку Розе; Лолотта пустилась в пляс с Пфаффендорфом.

Студенты приглашали на танец самых хорошеньких деревенских девушек, а гризетки из Гейдельберга поделили между собой мельников и арендаторов. Неистовые пляски до упаду много способствовали окончательному слиянию Ландека с Гейдельбергом.

Только Трихтер и Фрессванст не танцевали. У них было занятие посущественнее: они пили.

В полночь Самуил Гельб, милостивый тиран во всем, что касается удовольствий, не склонный ни ограничивать разнузданных излишеств, ни поощрять их, все же неумолимо отдал приказ расходиться.

— Меня ждет тяжкое испытание! — вздохнул Трихтер. — Ведь надо проводить Лолотту в Ландек… ох! до самых дверей дома.

— Что ж! Я тебя не оставлю, — сказал Фрессванст, полный сочувствия к другу.

— Благодарю тебя, о великодушный друг! — проникновенно ответствовал Трихтер, пожимая ему руку.

И наши доблестные пропойцы, суровые и молчаливые, вдвоем проводили до самой деревни взвинченную, без умолку болтающую Лолотту. Когда же они исполнили свой долг, водворив свою спутницу в ее жилище, Трихтер сказал Фрессвансту:

— Я бы выпил.

— Само собой разумеется, — отозвался Фрессванст.

Красноречивым жестом, сопровождаемым ухмылкой блаженного предвкушения, Трихтер указал своему другу на дверь одного из домов, над которой в прозрачной тьме чудесной летней ночи виднелся венец из виноградных лоз, отягощенных ягодными кистями.

Не тратя лишних слов, Трихтер ударил кулаком в дверь. Никто не отозвался, в доме не было слышно ни звука, ни шороха. Трихтер постучался еще раз, погромче. Ответом ему был лишь собачий лай.

— Эй! Э-ге-гей! — заорали Трихтер и Фрессванст, барабаня в дверь ногами.

Собака лаяла, надрываясь от ярости.

— С ней втроем, — заметил Трихтер, — мы в конце концов кого-нибудь да разбудим. Ага! Вон открывается окно.

— Что вам надо? — спросил чей-то голос.

— Водки, — отвечал Трихтер. — Мы два бедных путешественника, и вот уже целых пять минут нам нечем промочить горло.

— Мужа нет дома, — объяснил голос.

— Нам не нужен ваш муж, нам надобно кое-что покрепче.

— Подождите.

Через мгновение им открыла дверь полусонная старуха, чьи глаза слипались и мигали еще чаще, чем свеча, которую она держала в руке. Поставив свечу и пару стаканов на стол, она, все еще не в силах побороть дремоту, принялась на ощупь шарить в буфете.

— Ей-Богу, спиртное все кончилось, — пробурчала она. — Муж-то, сказать по правде, затем и поехал в Неккарштейнах, чтобы запасти то, что в хозяйстве надо. Ну да погодите, вот тут, кажется, осталось немного водки.

Она поставила на стол на две трети опустошенную бутылку. При виде такой скудости Трихтер скорчил ужасающую гримасу:

— Да тут едва наберется четыре стаканчика! — вознегодовал он. — Это все равно, что жалкая капля воды посреди раскаленной пустыни! Ну ладно, давай все же увлажним глотки этой малостью.

Они мгновенно втянули в себя все, что было в бутылке, расплатились и ушли, бранясь.

Прежде чем снова улечься в постель, старая женщина постаралась аккуратнее расставить посуду, ряды которой пришли в некоторый беспорядок. Поэтому, когда спустя четверть часа в комнату ввалился муж, она все еще была на ногах.

— С чего это ты, старая, не спишь в такой час? — спросил он.

— А, да тут два студента ломились, пока не вынудили меня встать и подать им водки.

— Чего? У нас же она вся вышла, — проворчал муж, освобождаясь от своих многочисленных узлов и свертков.

— Да не совсем, — возразила хозяйка питейного заведения. — На дне этой бутылки еще оставалось кое-что.

Муж глянул на пустую бутыль и содрогнулся:

— Они выпили то, что там было?

— Ну да, — отвечала женщина.

— Несчастная! — возопил он, вырывая изрядный клок из собственной шевелюры.

— А что такое?

— Знаешь, что ты дала этим бедным парням?

— Водку!

— Двойную водку!

Пусть же вся Вселенная трепещет, страшась за судьбу Трихтера и Фрессванста! Эти двое, поистине великие выпивохи, не знающие себе равных, ныне в смертельной опасности.

Да и сама неосторожная содержательница таверны недаром вся затряслась и позеленела, услышав испуганный крик мужа.

— Боже милостивый! — залепетала она. — Я же спала… Ночь ведь на дворе… Темно, я толком и не видела, что наливаю…

— Хорошенькое дело! — вопил муж. — Ну и влипли же мы! Эти молодцы, они уже, наверно, успели помереть. Или корчатся сейчас где-нибудь на дороге. А нас с тобой будут судить, вот что! И приговорят как отравителей!

Жена разрыдалась и хотела в жажде утешения броситься на шею своему супругу, но тот грубо оттолкнул ее:

— Нашла время реветь! Это нам куда как поможет! Как же ты, дура старая, умудрилась натворить таких бед? И что теперь делать? Бежать? Да куда там, поймают. Эх, прав был дядюшка, когда сорок один год тому назад советовал не брать тебя в жены!

Но мы не станем во всех подробностях описывать кошмарную ночь, полную страхов, слез и взаимных попреков, что провели эти Филемон и Бавкида питейного промысла.

Первые лучи рассвета застали Бавкиду на пороге своего дома, ожидающую своей участи. Вдруг она испустила крик ужаса: по дороге прямо к их дому шествовали двое мужчин, а вернее — два привидения, ведь иначе быть не могло…

— Что еще стряслось? — дрожа, спросил ее муж.

— Они! — шепнула жена.

— Они? Кто это «они»?

— Те двое, что вчера…

Сдавленно вскрикнув, муж упал на стул.

Трихтер и Фрессванст вошли, исполненные эпической простоты и спокойствия, и уселись за стол.

— Водки! — потребовал Трихтер.

И прибавил:

— Той, вчерашней.

— Да, — подтвердил Фрессванст. — Непременно той самой. Очень уж она бодрит.