Онлайн чтение книги Бесстыжий Фиолетовый Туман Purple Haze Feedback
1 - 6

Он слышал чьё-то пение.

Ла, ла-ла… ла-ла-ла-ла, ла-ла, ла…

Песня отдавалась эхом в его голове, но была настолько тихой, что больше походила на шум ветра. Он даже не мог сказать, как долго уже её слушал.

— … м-м?

Фуго поднял глаза. Он сидел в комнате, чьи стены были плотно заняты полками с множеством старых книг. Аудитория. В Болонском университете. Прямо напротив него стоял разгневанный профессор, отчитывая его:

— О чём ты вообще думаешь? Считаешь, что тебе так просто сойдёт с рук, если ты будешь игнорировать занятия по фундаментальным наукам? На меня смотри! Я с тобой разговариваю! — Фуго встретился с ним взглядом, и профессор кивнул. — Ты способен на большее, Фуго. Ты иногда ведёшь себя так, как будто кроме тебя здесь никого и нет, и это вина твоих родителей. Но твои родители — это не ты, и ты — это не твои родители. Ты здесь не для того, чтобы помочь своей семье укрепить своё положение, а для того, чтобы раскрыть собственный потенциал.

Неожиданно дверь в аудиторию распахнулась, и зашёл помощник профессора.

— У меня плохие новости, Фуго. Твоя бабушка при смерти, и тебе нужно немедленно ехать к ней.

Профессор помог ему раздобыть билет на скорый поезд, и к вечеру он уже был дома.

— Ох, Панни, радость моя. Я чувствую себя куда лучше уже просто потому, что вижу тебя.

Его бабушка поправилась, и Фуго чувствовал, что у него буквально свалился камень с сердца. Вся его семья пришла навестить её, и они были рады её выздоровлению. Фуго не мог словами описать, как он был счастлив: в конце концов, они были семьёй — и любили друг друга.

Каникулы были на носу, так что администрация университета разрешила ему не возвращаться обратно. Отправив некоторые бумаги, он направился на рыбалку со своими братьями, но по прибытии в порт они узнали, что лодка, которую они загодя арендовали, сломалась и была непригодна для использования. Пока они пытались разобраться с произошедшим, другой капитан предложил им воспользоваться его судном, но клиенты, которые уже были на борту, оказались против компании:

— Мы просили, чтобы на лодке кроме нас никого не было!

— Но места тут хватит на всех!

— Нет, не хватит! Делай, как я говорю!

— Хорошо. Проваливайте с моего корабля. Когда наши друзья в беде, мы им помогаем — это закон моря.

— Что?!

Разгневанный клиент заметил, что вокруг уже начала собираться толпа, и решил сдаться. Капитан подозвал Фуго и его братьев и помог им залезть в лодку.

— Мой сын будет рад вам помочь. Бруно!

— Да, папа? — Рядом мгновенно появился парень.

Ла-ла лэ-ла, ре-ла-ла-ла ла…

Его звали Бруно Буччеллати; он был года на три старше Фуго.

— Ты уже ходишь в университет? Вау.

— Да ничего особенного.

— Я пытаюсь заниматься самообразованием, читая книги, но пока идёт довольно медленно.

— Что читаешь?

— Макиавелли.

— «Государь»?

— Ты, наверное, уже читал его, да? Мне очень нравится история. Я знаю, что идеалом Государя для Макиавелли был Чезаре Борджиа, но мне кажется, что сам Макиавелли не был таким человеком, хотя и пытался им казаться. Думаю, он был весьма прогрессивным реалистом и хотел показать людям, что думать тоже нужно в меру, — иначе можно пропустить момент, когда нужно будет действовать.

— Неплохая теория.

— Не ожидал услышать что-то подобное от сына рыбака?

— Я не ожидал, но я и не удивлён — такие размышления тебе весьма подходят.

— Ты не слишком похож на аристократа, тебе говорили? Совсем не заносчивый.

— Ага…

— Но это же не плохо!

— Можно спросить у тебя совета?

По какой-то необъяснимой для него самого причине Фуго чувствовал себя очень комфортно рядом с Буччеллати и не стал препятствовать неожиданному желанию поделиться с тем своими проблемами — тем более, слушали его внимательно. В результате они быстро сблизились и стали хорошими друзьями; каждый раз, когда Фуго приезжал к родным, он обязательно заходил к Буччеллати в гости.

Однажды отец Буччеллати пришёл к Фуго домой.

— В последнее время полиция стала задавать много вопросов. Они почему-то считают, что я как-то связан с торговлей наркотиками.

— Из-за чего?

— Я не хочу говорить плохо о других рыбаках, но некоторые из них точно помогают ввозить их. Должен ли я рассказать полиции об этом?

— Звучит очень рискованно. Если мафии станет известно о том, кто их сдал, у вас будут проблемы.

— То же самое говорит мне мой сын. Но ты же хорошо разбираешься в законах и всем таком? Ты можешь мне помочь?

— Я сделаю всё возможное.

Лэ-ла-ла ла-ла, ла-ла-лэ-лэ ла-ла…

С этого момента началось медленное вхождение Фуго в преступный мир. Буччеллати всегда нравился людям, и вокруг него начала собираться компания: он спас парня по имени Наранча, когда его уже вот-вот должны были отправить в тюрьму за преступление, которого он не совершал, и убедил полицейского по имени Абаккио не брать взяток. Оба они вскоре стали друзьями Буччеллати.

Они были своего рода командой, которую все знали. Частью любой более крупной мафиозной семьи они не являлись, и горожане полностью им доверяли. Гангстеры, видимо, просто решили, что они не стоили внимания.

— Фуго, где твоя жажда приключений? — воскликнул Наранча. Услышав это, Миста засмеялся.

— Кто бы говорил! Да тебя даже не заставить попробовать еду, которая кажется тебе подозрительной. Когда мы ходили в ресторан с морской кухней на прошлой неделе, ты ел одни только фрукты!

— Заткнись. Я люблю фрукты.

— То, какой ты привереда, лишь показывает, насколько ты ребёнок.

— Я не ребёнок!

Абаккио выпрямился и вступил в разговор.

— Тебе стоит лучше питаться, Наранча, — посмотри на себя, кожа да кости. Паста, пицца — что угодно, только ешь, Бога ради! И перестань вечно заказывать только сыр и грибы, тебе нужно мясо! Говядина, свинина! Иначе ты никогда не вырастешь!

— Так, послушай, я не маленький, окей? Это ты слишком высокий, Абаккио. И слишком пугающий.

— Я полицейский.

— Не очень-то похоже! Ты вечно прогуливаешь работу и болтаешься с нами! Если ты будешь так продолжать, тебя никогда не повысят!

— Не очень-то и хотелось. Они дают повышения тем, кто набирает высокие баллы в тестах, а эти тесты — абсолютно необъективные. От меня больше пользы, когда я рядом с Буччеллати, чем когда я на патрулировании.

— Тесты? Это такая шпилька в адрес Фуго?

— Ты всегда занимаешь первое место во всех тестах?

— Я так стараюсь только потому, что это помогает Буччеллати. Когда люди пытаются смеяться над тем, что он не ходил в школу, он отвечает, что я — лучший студент Болонского университета.

— Ты всё портишь.

— Наранча, у тебя тоже самые высокие результаты в своей школе?

— Ага. Если считать с конца.

— Эй!

— Нет, слушай, я помню, что ты получил награду за волонтёрскую работу. В газете прочитал!

— Это случайно вышло!

Обычный разговор, обычный ужин — так почему же этот момент казался ему таким драгоценным? Потому что только люди, чьи жизни наполнены смыслом, могут испытывать такую степень счастья? Фуго благодарил небеса за то, что они все сделали правильный выбор в своей жизни.

Буччеллати вошёл посреди очередного взрыва смеха за их столом.

— Ох, все уже тут.

— Как дела, Буччеллати? Зачем ты нас всех собрал?

— Ну, — начал Буччеллати, — я хотел вас кое с кем познакомить.

Он открыл дверь и жестом пригласил кого-то зайти. Это была молодая девушка, и на её лице удивительным образом сочетались своеобразная жёсткость и улыбка.

— Она в последнее время много мне помогала.

— Приятно с вами познакомиться. Меня зовут Триш Уна.

Она оглядела их всех и слегка наклонила голову в приветственном кивке.

— Триш… Дочка главы Пассионе?

— Раз уж вы о ней слышали, то я избавлен от излишних объяснений. Мы теперь будем работать с компанией её отца.

— Да ладно, неужели?.. — Наранча был настолько поражён, что его глаза буквально сияли.

Абаккио резко ударил его ладонью по рту, обрывая фразу посередине.

— Тихо, надо следить за тем, что и при ком ты говоришь.

— Буччеллати много мне о вас рассказывал. Говорил, что абсолютно и полностью вам доверяет.

Триш неожиданно вытащила коробку из-за своей спины.

— В честь начала нашего сотрудничества я испекла торт для всех.

Наранча с энтузиазмом первым схватил кусок торта; Абаккио и Фуго были следующими.

— Я, пожалуй, тоже не откажусь, — сказал Миста и тоже взял кусок.

Что?

Фуго уставился на него.

— Миста?..

— Что?

— Ты сейчас… Ты уверен, что всё в порядке?

— Ты о чём?

— Но… Ты четвёртым взял порцию торта. Ты же боишься числа четыре.

Неожиданно Миста будто обмер, став похожим на куклу. Фуго резко обернулся и посмотрел на остальных — Наранча и Абаккио тоже превратились в кукол. Безжизненные и пустые марионетки, застывшие в одной позе.

— Что за..?

— Ты здесь заперт, — тихо сказал Буччеллати, но голос этот принадлежал не ему, а какому-то старику.

— Ты… Владимир Кокаки?

— Ты спишь. И этот сон будет вечным.

На лице Буччеллати начали появляться морщины. Он ужасающе быстро старел. Фуго рванул вперёд, пытаясь схватить его, но Буччеллати отстранился быстрее. Кусок торта, который Фуго держал в руке, упал, и пол под его ногами разлетелся на осколки будто стекло. Он начал падать… в никуда.

— Тебе никогда отсюда не выбраться. Это падение будет вечным...

Он слышал, как Кокаки смеялся ему вслед — а пение всё продолжалось.

Ла-ла-ла, лэ-ла-ла, лэ-лэ-ла-ла-ла…

Фуго наконец понял, что это была за песня. Это была Vitti 'na Crozza, но исполненная на удивление плохо. Голос был ему незнаком. Смех Кокаки будто становился вс` громче и обволакивал его со всех сторон.

Неужели я… был под воздействием его силы всё это время? С нашей схватки в Театре?

Может, ему только привиделось, что он победил? Если его догадка была верна, то всё было кончено. Для него не было спасения, но…

Нет! Всё это ложь!

Фуго сосредоточился на чувстве своего падения. Он не просто летел вниз — он вращался, падал штопором. Всё было по-другому… Ощущение было не похоже на атаку станда Кокаки: Фуго замечал изменение своего состояния.

Значит…

Он падал на самом деле. Так же, как и куклы его друзей, в том числе и Триш.

Она наверняка…

Всё так же продолжая падать, он протянул к ней руки — как в тех видео с парашютистами, которые составляют в воздухе разнообразные фигуры. Он коснулся пальцами её щеки… а затем крепко схватил и ущипнул её так сильно, насколько был способен.

* * *

Шила И проснулась от резкой боли в щеке. Вертолёт штопором падал вниз с угрожающей скоростью. Фуго сидел рядом с ней — это его рука держала её за лицо. Он всё ещё был под воздействием станда, и ему не удалось проснуться до конца. Он ущипнул её, не просыпаясь.

— Твою мать! — Шила И резко дёрнулась, освобождая своё лицо, и обернулась в сторону кабины управления.

Было уже слишком поздно: пилот прокусил свой язык и был очевидно мёртв. Скорее всего, станд показал ему сон настолько ужасный, что он предпочёл самоубийство его продолжению. У Муроло изо рта шла пена, а глаза закатились так, что видно было только белки.

У нас нет на это времени!

С каждой секундой море становилось ближе. Шила И наклонилась вперёд и постаралась потянуть на себя рычаг, но он почти не подался — спасти вертолёт было уже невозможно.

— Чёрт!

Она призвала Voodoo Child, и он бросил Фуго в сторону двери, выбив её: та отвалилась и вместе с Фуго полетела в море. Они были пугающе высоко, и если бы он проснулся, то у него бы был шанс выжить, но если нет… Шила И бросилась следом за ним, едва успев: секунду спустя вертолёт рухнул в воду и разломился на части. Ещё через мгновение раздался взрыв двигателя, и в воздух поднялся столб воды. Шила И вынырнула на поверхность и начала судорожно глотать воздух.

— Ф-Фуго?! — оглянулась она по сторонам.

Он был совсем неподалёку, но Шила И не могла понять, был ли он в сознании или нет. Она попробовала плыть в его сторону, но его подхватил водоворот, созданный упавшим вертолётом, относя в сторону. Шила И напряглась и поплыла ещё быстрее: она знала, что могла сделать это. Когда она была ребёнком, то постоянно плавала в быстрых реках, — напоминала она себе. Раз за разом повторяя себе это, она напрягала мышцы изо всех сил, и наконец ей удалось его догнать.

Схватив Фуго за воротник, Шила И потянула его за собой к ближайшим скалам. Она чувствовала слабый пульс, но дыхания не было, так что единственным вариантом было искусственное дыхание: она наклонилась над ним, зажимая тому нос и вдыхая воздух в его лёгкие.

На четвёртом подходе Фуго закашлял, и из его рта полилась вода. После нескольких глубоких вдохов, он открыл глаза.

— Господи… Мы живы? — он огляделся. — Что насчёт Муроло и пилота?

Шила И покачала головой. Фуго скрипнул зубами и застонал, с бессильной злостью покачав головой несколько раз, а затем тяжело выдохнул, подавляя свои эмоции.

— Что теперь? — обратилась к нему Шила И. — Нам стоит позвать на помощь и подождать, пока нас вытащат?

Фуго отрицательно покачал головой.

— У нас нет на это времени. Если они атаковали нас в такой обстановке, значит…

— Ты имеешь в виду, что… Муроло сказал, что они направляются на Ортиджу. То, что они не сменили пункт своего назначения, а вместо этого попытались помешать нашему передвижению, означает…

Фуго кивнул.

— Именно. Они знали, что мы торопимся на Ортиджу, значит, для них логичнее было просто выбрать другое направление — но то, что они пытались нас задержать, означает, что на Ортидже им нужно что-то конкретное, и они хотят получить это первыми. Кокаки был родом с Сицилии, и мне кажется, он знал: там было спрятано нечто, что теперь так отчаянно желают заполучить его соратники.

Солнце начало медленно погружаться за горизонт. Была уже почти ночь.

* * *

— Отлично! Вертолёта больше нет!

Витторио с торжеством поднял вверх кулак.

— Не все из них мертвы, — сказал Вольпе. — Всплеск был не таким, какой нужен был. Слишком разрозненный. Перед падением открылась дверь, и кто-то успел выбраться оттуда.

Анжелика кивнула.

— Night Bird Flying — станд дальнего действия, делает то, что хочет, так что мне не очень понятно, что произошло, но я чувствую, что умер только один или двое. И как минимум один точно выжил.

— Давай считать, что двое: Фуго и Шила И.

— Но, по крайней мере, мы их замедлили. Этого достаточно. Я доделаю её работу, — сказал Витторио, с энтузиазмом потирая ладони.

— Стой! — оборвал его Вольпе. — Витторио, ты должен как можно скорее двигаться в сторону Ортиджи.

— Чё? Почему?

— Может, мы их и замедлили, но Пассионе теперь известно, что мы что-то ищем. Кто-то из нас должен заполучить маску раньше, чем они поймут, что к чему. Из нас троих ты лучше всех можешь работать в одиночку из-за твоей хорошей защиты. Мы останемся здесь и добьём их.

— Давайте я заберу маску, а вы…

— Нет, Витторио. Я не могу быстро перемещаться, — прервала его Анжелика.

Витторио скривился. Она была слишком слабой для того, чтобы бежать или сражаться, и он сам знал это — а Вольпе не мог её бросить, так как должен был постоянно присматривать за ней, чтобы помочь в случае ухудшения её состояния. Оставался только Витторио.

— Не беспокойся, Витторио, — сказала Анжелика и взяла его лицо в свои ладони. Она приблизилась к нему и поцеловала несколько раз: в щёки, в лоб, в нос. — Мы верим, что ты справишься. Ты сильный. У тебя всё получится, я в тебя верю.

Она звучала, как успокаивающая маленького ребёнка мать. Витторио кивнул.

— Хорошо. Если я потороплюсь, то вы будете в безопасности. Но Вольпе, вы тоже на месте не стойте, подтягивайтесь по возможности.

— Чтобы мы могли встретиться как можно скорее после того, как ты найдёшь маску? Я так же хотел сделать.

— Окей! Решено!

И он убежал.

* * *

Неподалёку от берега они нашли парковку, угнали машину и поехали в сторону Сиракуз. За рулём была Шила И; у Фуго сильно болел бок, и они пришли к выводу, что у него были трещины в нескольких рёбрах.

— Что они там ищут? Информацию? Или какую-то вещь?

Фуго старался строить предположения, но объективно понимал, что не мог делать выводы. Если это был предмет, в силах спрятать их — наподобие черепахи, которую Дьяволо передал Буччеллати, — то у них были огромные проблемы. У них не было бы и шанса закончить свою миссию, без карт Муроло можно было вообще ни на что не надеяться.

А если такое случится, то я докажу Пассионе, что ни на что не способен. Второго шанса у меня не будет, Миста меня убьёт.

У Пассионе наверняка были и другие люди, которых можно было послать в погоню за бывшей бригадой наркотрафика. Это был его последний шанс, провал был недопустим — по этой единственной причине он не дал Шиле И вызвать подмогу. Он пытался придумать какое-то убедительное оправдание, но, на самом деле, он просто был напуган.

Если они пришлют нам подкрепление, то я могу даже не сомневаться, что у них будет приказ убить меня. В этом мире бесполезным нет места — без исключений.

С Шилой И всё было бы в порядке. Она не совершала ошибок до этого, никого не предавала, не бросала товарищей в беде. Миста доверял ей, и ведь делу по поимке Вольпе ход дала именно она. Скорее всего, этого было бы абсолютно достаточно для того, чтобы избежать наказания, и возможно, её бы даже повысили. Вся вина легла бы на Фуго, все поощрения достались бы ей.

Твою мать. Я просто должен их остановить. Но что, если у меня не получится?

В этих мыслях не было смысла, однако он не мог выкинуть их из головы. Был ли у него шанс сбежать? Он сбежал от Дьяволо, потому что знал, что у него не было бы и шанса в схватке с ним — но Джорно Джованна убил Дьяволо. Мог ли Фуго сбежать от него?

Я убил Кокаки. Теперь я не могу присоединиться к Вольпе… нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! Почему я вообще рассматриваю такой вариант? Это глупо; то же самое я сделал и в прошлый раз. Я слишком много думаю… Поэтому я и не смог сесть в ту лодку!

Эта мысль поразила его.

Он не смог сесть в лодку.

Не «не хотел», а «не смог».

Было ли это правдой? Может, на самом деле он хотел сесть в ту лодку? Может, он хотел пойти с остальными? В глубине души?

Но если это так…

Это было так на него не похоже. Буччеллати всегда рассчитывал на его ум и логику, Фуго был приучен выбирать самый разумный вариант.

Нет, подожди… подожди…

Но эту мысль уже нельзя было вернуть назад. Почему он не смог сесть в ту лодку? Потому что никто не ожидал от него этого. Кто не ожидал этого? Буччеллати — но ведь именно Буччеллати и сказал им садиться в ту лодку…

Нет. Нет. Он не говорил этого.

Знайте, это не приказ. Даже не просьба, — были его слова. Именно поэтому Наранча умолял его приказать ему сесть в лодку.

Значит… я поймал его на слове? Это был не приказ, поэтому…

Пока у него не было конкретного приказа, от него ожидали, что он будет выбирать путь наименьшей опасности; будет избегать любых проблем, пока не станут ясны дальнейшие действия. Было ли это причиной, почему он примёрз к месту в тот день?

Фуго казалось, что он, наконец, понял то, что произошло тогда, но неужели здравый смысл, вбитый в его голову с самого рождения, обладал над ним такой властью?

Я…

Фуго внезапно понял, что он весь дрожал, как осиновый лист на ветру, обхватив свои плечи руками. Шила И искоса посмотрела на него.

— Ты напуган?

Фуго широко открыл глаза от удивления.

— Что?

— Ты боишься Вольпе?

— Нет, я… эм…

— Честно говоря, я не особо-то их боюсь, — резко сказала она.

Фуго не ожидал этих её слов. Она звучала не уверенной — скорее безразличной.

— Я боюсь того, что будет после, — добавила она.

— После? — переспросил Фуго, уставившись на собственные ладони.

Она не ответила, вместо этого задав другой вопрос:

— Это был ты, я права?

— Что?

— Это ты его прикончил, да? Того парня, который убил мою сестру, Иллюзо? С помощью Purple Haze.

Фуго промолчал.

— В тот момент, когда я увидела смерть Кокаки, мне стало ясно. Всё было точно так, как и описал Джорно. Это — самый худший способ умереть, который существует в этом мире. Самая болезненная и ужасная смерть. Его плоть гнила и плавилась прямо на нём. Он умер в тот момент, когда ты сломал ему шею, но я думаю, что ещё несколько секунд он чувствовал это, успев пожалеть о том, что вообще родился.

Ему нечего было ответить.

— Я знаю, что ты не пытался наказать Иллюзо — но ты это сделал. Я должна тебе и Джорно больше, чем смогу когда-либо отплатить. Я знаю это, но… — По её лицу пробежала гримаса боли. — Мне стало страшно. Когда я видела, как ты сражался с Кокаки, всё, что я могла делать, — это стоять в стороне и смотреть. Это было чересчур для меня. Правда в том, что… — Шила И вздохнула. — Я думала, что он был прав. Я была согласна с его словами. Знала, что не смогу одолеть его.

— Такова сила его станда.

— Нет. Дело было не в этом. Его станд сработал на мне только потому, что я сама подумала об этом. Я не могу сражаться с человеком, если знаю, что он более «прав», чем я. Это мой предел — но в этом мире столько вещей, про которые нельзя однозначно сказать, правильные они или нет. Если бы я когда-либо оказалась в ситуации, где мне нужно было решать, предать кого-то или нет… Не думаю, что смогла бы заставить себя оставаться верной.

Глаза Фуго расширились от удивления.

— Что? Что ты сейчас сказала?

Она не ответила.

— Я почти договорила. Я поклялась отдать свою жизнь за Джорно. Я знаю, что он более «прав», чем сам Бог, но если я когда-то не буду с ним согласна, то я не смогу ничего сделать. Всё, что мне останется, — это побег.

Она была готова расплакаться.

— Шила И… ты… — начал Фуго, но не сумел закончить.

Машина, которая ехала перед ними, резко повернула, даже не пытаясь затормозить — просто улетела прямо вниз с утёса. Было очевидно, что это был не несчастный случай — и он был не единственным: машина за машиной либо падали в море, либо врезались в стену сбоку. В авто, которое вела Шила И, неожиданно врезались сзади, после чего та машина уткнулась в стену и взорвалась. Таких инцидентов становилось всё больше: транспортный поток разворачивался на встречную полосу, задевал сбоку, разбивая обшивку. Выглядело это так, словно все водители с ума посходили: нет, не «как будто» — они на самом деле сошли с ума.

— Это её рук дело!

Что это ещё могло быть, кроме Night Bird Flying Анжелики Аттанасио?! Неужели она их нашла? Нет, станд действовал на слишком большом радиусе, атака не была направлена конкретно на них.

Да она готова убить здесь всех, если сможет так избавиться от нас! Ей плевать, если погибнут сотни мирных жителей!

Абсолютная темнота души его врагов ужасала Фуго.

— Мы, скорее всего, тоже попадаем под воздействие её силы, — сказала Шила И. — Мы оба пострадали при падении вертолёта, так что эндорфин в нашей крови до поры до времени защищает нас, но вряд ли это надолго.

Фуго надавил рукой на раненый бок. Было больно, но в данных обстоятельствах боль была утешительной.

— Если перестанем чувствовать боль, значит, стоит начинать нервничать, — сказал он. — Ну так… какой план? Чем ближе мы будем к Ортидже, тем меньше вменяемых людей там будет. Они наверняка быстро нас вычислят… Не думаю, что у нас есть выбор. Нужно действовать как можно быстрее, атаковать в лоб.

Шила И резко ударила по тормозам. Машина остановилась настолько внезапно, что Фуго чуть не ударился лбом о стекло. Дверь с его стороны распахнулась: снаружи стоял Voodoo Child, который и открыл её. Он схватил Фуго за шкирку и выволок его из машины. Не успел он подняться на ноги, как дверь перед его лицом уже захлопнулась.

— П-подожди! Шила И?

— Я не могу сделать это. Оставляю это на тебя. Сделай всё, что в твоих силах, ради Джорно, даже если это и «неправильно».

Она нажала на газ и стремительно понеслась вперёд, в направлении Ортиджи.

— Н-Нет! Шила И… — прошептал Фуго. — Не говори мне, что ты хочешь пожертвовать собой.

* * *

Сиракузы. Город, основанный греками и завоёванный римлянами. Цицерон однажды описал его так: «То, что Сиракузы — самый большой и самый прекрасный из греческих городов, — непреложная истина. Он расположен в природной гавани, дающей изумительный вид на врагов, приближающихся как с моря, так и с суши. Сердцем города является небольшой остров, соединённый с основной частью только мостами».

В определённый момент в Сиракузах проживало больше миллиона человек, но на данный момент там не больше сотни тысяч — впрочем, Ортиджа не стала менее красивой: крохотный остров, чьё побережье по длине не превышает четырёх километров, на таком клочке земли содержит большое количество достопримечательностей, как римских, так и более новых, созданных в стиле барокко, — и всё это удивительно гармонично расположено рядом с современными отелями.

Когда приближается вечер, красное закатное небо и уличные фонари освещают улицы так, как нигде на свете.

Витторио Катальди бежал по этим улицам.

Так, если пробежать ещё несколько кварталов по Via della Maestranza и повернуть немного далее фонтана, то в южной стороне будет видно Duomo.

Он бежал так быстро, как только мог. Никто не мешал ему, никто не мог его остановить: все в городе были под действием станда Анжелики. С пустыми глазами люди бродили по улицам: богачи и бедняки, мужчины, женщины и дети, полицейские и преступники, туристы и старожилы — все они были слишком заняты своими мыслями, чтобы беспокоиться о Витторио, который отталкивал их в сторону, пробегая мимо. Они не замечали его, ничего не видя и не чувствуя, полностью проглоченные иллюзиями собственных фантазий и неспособные воспринимать окружающий мир. Казалось, что город наводнили зомби, и Витторио петлял между их толпами.

Молодец, Анжелика, то, что надо. Остальное на мне.

Витторио свернул с набережной на Via della Maestranza, а с полминуты спустя прибой неподалёку от него выбросил что-то на берег. Это была шляпа Борсалино, промокшая насквозь, но всё ещё не потерявшая свою форму даже после многих часов в морской воде. Такую шляпу могли бы носить Джеймс Кэгни или Хамфри Богарт в каком-то мафиозном фильме тридцатых годов — далеко не обычная шляпа.

Волна уже хотела было утащить её обратно в пучину… Но сделать это не позволила рука, поднявшая шляпу с мокрых камней. Жестом, выглядящим так, как будто он был повторён уже не одну сотню раз, мужчина опустил её на свою голову, ни капли не заботясь о том, насколько мокрой она была. Развернувшись, он направился в ту же сторону, куда не так давно убежал Витторио.

Хлюпание мокрых ботинков раздавалось в ночи.

* * *

— …Похоже, теперь моя очередь.

До этого сидевший в темноте Массимо Вольпе поднялся, почувствовав приближение своих врагов. Анжелика за его спиной пустыми глазами смотрела на звёздное небо. Её станд был в действии, но её сознание будто бы не знало об этом. Вольпе проверил её пульс.

— С тобой всё будет хорошо. Я ненадолго отойду и вернусь, Анжелика.

Она никак не показала, что услышала его слова, но Вольпе не стал пытаться до неё достучаться. Развернувшись, он вышел из комнаты.

Время от времени с улицы раздавался взрыв или скрежет металла, но она ни разу не обратила на это ни малейшего внимания. Обстановка слегка переменилась, когда в окно влетела небольшая птичка и, чирикая, опустилась на её палец. Анжелика приблизила ладонь к своему уху и начала слушать её тонкое щебетание, похожее на звон колокольчика.

Её до этого бледное лицо покраснело от ярости, а тёмный огонь блеснул в глазах.

— …ты за это заплатишь, Фуго. Ты за это заплатишь!

Продолжая бормотать себе под нос, она попыталась подняться, но её ноги подкосились. Ей пришлось облокотиться на стену, чтобы попросту не рухнуть на пол. Почти ползком она покинула тёмную комнату.

* * *

Шила И вела машину, и та была единственной, которая всё ещё двигалась в этом городе — самым коротким путём в сторону Ортиджи. Вниз по Corso Umberto I, затем по Via Malta и через каменный мост… В конце которого находился человек, преградивший ей дорогу.

Массимо Вольпе.

Её острый как бритва взгляд пронзил его насквозь, и их глаза встретились. В них не было и намёка на сомнение, то же самое касалось и Шилы И. Они оба поставили свои жизни на карту.

Она зарычала и вдавила в пол педаль газа, устремляясь прямо к нему. Станд Вольпе предназначен для того, чтобы делать наркотики. Он не может быть сильным сам по себе; для меня лучше всего просто его переехать. Шила И ехала прямо на него, а Вольпе даже не пытался увернуться — он улыбался.

Его станд появился перед ним. Manic Depression был костлявым и очень низким, как будто мумия недокормленного младенца, чья маленькая фигурка была завёрнута в рваные бинты. Две дырки на его похожем на череп лице были чем-то лишь отдалённо напоминавшим глаза. Было непохоже, что он был физически силён — но мужчина, стоявший за своим хрупким на вид стандом, выглядел чрезвычайно самоуверенно.

Хочешь лобовое столкновение, дура? Давай посмотрим, кто из нас сильнее.

Кокаки говорил, что станд Вольпе давал ему власть над всем миром.

Так я не против тебе показать, почему он так говорил. Мой станд делает меня большим, чем человек!

Manic Depression громко завизжал и прыгнул на Вольпе, обхватив его торс руками. Бессчётное количество иголок появилось на поверхности его маленького тела — иголок шприцов. Там, где их тела соприкасались, они с хлюпающими звуками впились в плоть Вольпе. Было слышно, как что-то разорвалось — тело Вольпе освободилось от всех ограничений, которые были у любого человека. Его рот открылся, но звук, с которым он дышал, был нечеловеческим. Он шагнул вперёд в тот момент, когда машина уже почти встретилась с ним.

Прежде чем они столкнулись, руки Вольпе переместились, но так быстро, что заметить это человеческим глазом было невозможно. Он ударил кулаками в капот машины, и она подлетела в воздух — голыми руками, одной только силой собственных мускулов он отбросил автомобиль весом около тонны так, будто он был всего лишь теннисным мячиком.

Машина легко взлетела вверх, вращаясь, словно только при приземлении вспомнив, сколько же на самом деле она весила: мост затрясся от силы этого удара, а авто даже не взорвалось, просто скукожилось в груду металла. Вольпе зашагал в его сторону, всё ещё заключённый в объятия своего станда. Сорвав с машины то, что раньше было крышей, с лёгкостью, с какой срывают простыню с кровати, он увидел Шилу И, покрытую кровью. Та в упор уставилась на монстра, стоявшего перед ней, словно не веря в то, что только что произошло.

— У этой силы только одна проблема, — сказал Вольпе. — Я не могу использовать её слишком долго. Но Витторио уже на пути к средству, которое позволит мне исправить это недоразумение. Это сокровище, способное подарить человеку вечную жизнь. Ты понимаешь, к чему я веду?

Шила И молчала.

— Я веду к тому, что ваша последняя надежда рассыпалась в прах.

* * *

Кафедральный собор Сиракуз, более известный как Duomo, может похвастаться самой великолепной архитектурой на всей Ортидже — острове, переполненном памятниками культуры. После того, как в пятом веке Гелон покорил Сиракузы, он перестроил храм, посвящённый Афине, в модном в то время дорическом стиле — это заметно по дорическим колоннам, украшающим собор. Храм перестраивался неоднократно, и может показаться, что внешняя и внутренняя его стороны принадлежат совершенно разным зданиям. Изнутри собор выглядит просто и лаконично, что характерно для времён пост-ренессанса. Даже если снаружи воздух влажный из-за близости моря, внутри всегда по-своему холодно.

Тяжело дыша, Витторио вбежал в Duomo. Его взгляд сразу же устремились на алтарь, где хранились мощи святого Лучии, но его волновала не сама гробница, а стена рядом с ней.

— Семь, три, четыре…

Он считал камни таким образом, как ему объяснял Кокаки, и наконец его пальцы нащупали плиту, которая слегка отличалась от остальных. Он использовал Dolly Dagger для того, чтобы разрушить камень и достать предмет, скрытый за ним — тот не превышал по размеру человеческое лицо.

Оно — лицо, вырезанное из камня, — было тяжёлым, непохожим по работе ни на римскую, ни на греческую скульптуру. Оно было созданы ацтеками.

Каменная маска — так её назвал их информатор. Никто не знал наверняка, каково было её истинное имя. Нацисты приложили множество усилий к поиску её истоков, но безрезультатно.

— Это она! — сказал Витторио, ощущая её вес рукой. Ему казалось, что пустые глаза маски смотрели на него. Он сглотнул. — Но как она работает?

Витторио перевернул её — изнутри на ней что-то было написано, но он не мог читать по-ацтекски. Теперь, когда он нашёл то, что искал, можно было возвращаться к Вольпе. Он повернулся и… Услышал чьи-то хлопки.

Что за…?

Все на этом острове сошли с ума, но эти хлопки не звучали безумно. Витторио запаниковал. Маска внезапно исчезла с его ладони: она была на полу — но он не слышал, как она упала. Витторио нагнулся, чтобы поднять её, но маска стала убегать от него, будто живая, двигаясь как таракан: чересчур быстро и с неприятным звуком щелчков. Витторио попытался её догнать.

Маска бежала прямо к центральному выходу из Duomo. Там стоял мужчина — это он хлопал в ладоши. Маска подбежала к его ногам и остановилась. Мужчина был модно одет, на голове у него была шляпа Борсалино — это был не кто иной, как Канноло Муроло.

Прежде чем Витторио успел хотя бы удивиться, что Муроло был ещё жив, тот поднял с пола маску одной рукой, одновременно с этим до крови кусая указательный палец второй руки. Следом он сделал так, чтобы красная капля упала на маску, — трещины на её поверхности тут же впитали в себя кровь, и маска снова дёрнулась, как живая. Дюжина острых выгнутых шипов мгновенно вылезли из её краёв: если бы та была на ком-то надета, то череп оказался бы пробит. Этот механизм был призван «пробудить» истинную силу, сокрытую в человеческом мозгу. Посмотрев на результат своих действий, Муроло удовлетворительно кивнул.

— Она настоящая, — пробурчал он себе под нос, затем достал пистолет из кармана своего пиджака, приставил дуло к маске и спустил курок.

Муроло двигался так быстро и гладко, что Витторио даже не понял, что произошло, пока маска не осыпалась на пол сотнями осколков. Звук выстрела эхом отразился от высоких потолков собора.

— С-сука! — завопил Витторио. — Нет… нет! Что ты наделал?!

Муроло бросил на него безразличный взгляд.

— Бессмертие, да? Знаешь, что мне сказал Джорно? Он сказал: «Ничто в этом мире не вечно и не всесильно. Всё, что появляется на свет, — не более чем краткосрочная иллюзия», — с каждым словом его голос становился всё увереннее. — Моей главной целью с самого начала было уничтожение этой маски. Именно поэтому вам и была дана возможность зайти так далеко. Нам было нужно, чтобы вы привели нас к нужному месту.

— Что-о-о-о?!

— Самому Джорно нельзя приближаться к маске — учитывая её историю, если бы он поступил так, это привлекло бы внимание Джотаро Куджо и фонда Спидвагона. Поэтому здесь я, служу его глазами и руками, — он пристально посмотрел на Витторио. — Ты хорошо справился со своей ролью.

— Сдохни, ублюдок, мразь! — закричал Витторио, выхватывая свой кинжал. Лицо Муроло ясно отразилось в лезвии кинжала. — Моя Dolly Dagger прикончит тебя!

Витторио перерезал себе горло. Из него мгновенно брызнула кровь, но семьдесят процентов вреда всё равно должны были перейти на того, кто отразился в лезвии, оставив на Витторио лишь маленькую царапину. Он терпел тридцать процентов урона, а взамен его станд переносил большую часть раны на врага. Именно это делало Dolly Dagger такой могущественной.

У этой силы не было никаких исключений, ничто не могло защититься от эффекта этого станда. Какие бы повреждения ни появлялись на теле Витторио, они отражались и на его враге. Его кинжал мог разрезать бриллиант как масло. У Муроло не было и шанса — по крайней мере, так думал Витторио… но прошла секунда, другая — Муроло спокойно стоял всё на том же месте, а его горло было цело и невредимо.

— Что? — пролепетал Витторио, не понимая произошедшего.

Что-то медленно упало с потолка, качаясь на ветру, гулявшем внутри собора; небольшой кусок плотной бумаги — игральная карта. Валет треф бесшумно опустился на пол. На карте был длинный разрез, почти поделивший её пополам; горло фигуры, нарисованной на карте, было перерезано.

— Что за…?

Витторио поднял глаза и шумно вздохнул ни то от удивления, ни то от ужаса. Весь высокий потолок Duomo был усеян ими — целая колода карт, каждая с крохотными руками и ногами, расселась на потолках, стенах и цветных витражах.

— Что… это такое?

— Труппа Watchtower — это всего лишь сценическое имя. Они — ассасины под прикрытием. Пятьдесят три карты, один станд — это мой All Along the Watchtower.

— Ух-х…

Эти карты вытащили маску из его рук. Они были столь малы, что могли пролезть куда угодно, спрятаться и добыть любую информацию для своего хозяина. Идеальная способность для шпиона.

— Если верить результатам исследований фонда Спидвагона, то наличие у человека станда, состоящего из большого количества отдельных живых объектов, означает, что у хозяина пустота в душе. Таким стандом была Metallica Ризотто Неро и ещё два станда в небольшом японском городе Морио, которые назывались Bad Company и Harvest. У каждого из этих людей не хватало чего-то особенно необходимого в их психике. Такие люди готовы пойти на всё — даже предать самого близкого друга из-за обычной жадности — думаю, ты понимаешь, о чём я. И вот, я такой же, — сказал Муроло. — Я сам себе не верю, поэтому мой станд не един. Я не думаю, что на свете существует хоть что-то постоянное.

Одна карта у его ног что-то пела. Это был Джокер.

— Ла-ла, ла-ла-ла, лэ-ла-ла, лэ-ла-лэ-ла…

Она пела Vitti 'na Crozza. Это было следствие атаки Night Bird Flying.

— Ты хочешь сказать, что… — Витторио снова посмотрел на колоду, а затем на Муроло.

— Именно, — Муроло кивнул. — Твой станд и станд Анжелики Аттанасио — они действуют на меня, но весь эффект делится на пятьдесят три. Станд, атакующий меня, должен сначала расправиться с каждой из моих карт, и тогда, возможно, часть вреда настигнет и меня. Ты понимаешь, что это значит?

— Господи…

— Каждый раз, когда ты себя ранишь, тридцать процентов вреда остаётся на тебе. Но лишь одна пятьдесят третья доходит до меня. Тут и сравнивать то глупо: 30% тебе — 1.9% мне, и с этим ты ничего не можешь поделать. Я твой естественный враг. Неважно, как сильно ты будешь стараться, тебе меня не победить.

— А-а-а-агх!

— Так вот, Витторио Катальди. Ты знаешь, почему я так терпеливо всё это тебе объясняю?

— У-у-уг-гх-х…

— Потому что я понимаю, что ты чувствуешь. Ты такой же, как я: в твоём сердце зияющая дыра. Ты родился на самом низу социальной лестницы, к тебе относились как к отбросу, у тебя не было надежды. Кража или убийство стали для тебя обычным делом. Тебе незнакомы муки совести. У тебя нет никаких страхов, и может показаться, что это — хорошая черта, но на самом деле это означает лишь то, что в твоей жизни никогда не было чего-то достаточно для тебя ценного, что ты страшился бы это потерять. Всю свою жизнь ты бросался в ярости на всё, что тебя хоть немного раздражало. Такой же была и моя жизнь— до тех пор, как я встретил его.

— Гх-х…

— Я считал себя неуязвимым. Я был уверен, что способен убить любого. Когда я стравил Дьяволо и Ризотто, я даже не получил от этого удовольствия. Этот ход был лишь для моей собственной выгоды. Я ни на секунду не волновался обо всём происходящем, никогда не позволял себе расстраиваться или нервничать из-за кого-то в течение всей моей жизни. Но затем…

Муроло посмотрел в сторону, словно вспоминая что-то.

— Впервые за всю свою жизнь я искренне подумал: «Этого человека я не хочу разочаровать». Знаешь, что он сказал мне при нашей первой встрече? «Ты никого не предавал, потому что никто никогда не полагался на тебя. Ты никому не веришь, поэтому никто никогда не верил тебе. Твоя несокрушимость бесполезна. Может, ты и силён, но для тебя нет будущего, в котором твоя жизнь будет иметь хоть какой-то смысл. Бесполезно. Бесполезно». Я был до смерти напуган его словами: он видел меня насквозь, и мне стало чудовищно стыдно. Никогда прежде я не чувствовал подобного — впервые в жизни я испытал муки совести. Ничто прежде не могло выбить меня из колеи, до этого чувства жизнь проходила мимо меня, ничего не оставляя в моей душе.

Витторио не мог ничего сказать в ответ этой исповеди.

— Я никогда никому не доверял, неважно, был тот человек добрым или злым. Мне никогда не было стыдно за предательства, которые я совершал. Я не вижу разницы между правильным и ложным. Для меня Бог и Дьявол одинаковы — но до тех пор, пока я чувствую этот стыд, я буду делать всё возможное, чтобы не разочаровать его. Неважно, с чем я столкнусь. Но что насчёт тебя? Вольпе обречён: он слишком опасен. У нас нет ни единой причины пытаться с ним договориться. Анжелика — она зашла слишком далеко. Она не проживёт без Вольпе. Но ты?

Муроло посмотрел ему в глаза. Витторио кивнул.

— Ты другой, Витторио Катальди. Тебя мы ещё можем помиловать. Переходи на его сторону, Витторио. Ты силён. Ты можешь быть ему полезен. Я тебе не верю и сомневаюсь, что мы двое сможем когда-нибудь довериться друг другу, но это неважно. Не более важно, чем наш конфликт сейчас. У тебя есть шанс изменить свою жизнь, вложить в неё смысл. Хочешь ли ты использовать свой талант, чтобы помочь ему сделать свою мечту реальностью?

Он говорил ровно, ни капли не похоже на свою обычную манеру речи — как будто он слово в слово повторял что-то, сказанное ему другим человеком. Этот спокойный и ровный голос теперь распространялся по миру, переходя от одного человека к другому.

Лицо Витторио перекосило, как будто каждый мускул на его лице пытался выразить какую-то одну эмоцию, которую в тот момент испытывал Витторио. В конце концов, он принял решение, поднял голову и закричал, подняв свой кинжал и приставив лезвие к своему горлу. Он наносил удары: сначала в шею, следом в грудь, в живот, в лицо, в руку, в ногу, в глаз, в нос, в рот, в ухо, в сердце. Всё его тело было покрыто зияющими ранами.

Карты дождём посыпались с потолка: каждая атака убивала очередную карту. Если бы ему только удалось уничтожить все пятьдесят три, тогда он, наконец, добрался бы до Муроло. Витторио никогда не колебался.

Муроло смотрел на него, не меняясь в лице. В конце концов, одинокая струйка крови потекла из уголка его рта. Удары настигли его — счастливо улыбнулся Витторио.

«Я сделал это, Анжелика! Массимо, Кокаки, я сделал это! Я победил!» — подумал он, замер...

Его руки опустились, голова склонилась вперёд, а ноги подкосились. Кровь покрывала каждый сантиметр его хрупкого юношеского тела; эти ранения не позволяли ему больше стоять. Витторио выронил Dolly Dagger — иллюзия, покрывавшая её, развеялась, оставив после себя лишь древний ржавый кинжал. Коснувшись пола, он распался на мелкие осколки. Безжизненное тело рухнуло вслед за ним и больше уже не двигалось.

Он был мёртв. Его лицо было порезано столько раз, что узнать его не представлялось больше возможным.

Муроло вытащил из кармана пиджака носовой платок и вытер одинокую струйку крови со своего подбородка. Платок был насквозь мокрый, но на лице Муроло находилось так мало крови, что даже так ткань была в состоянии впитать её. Мужчина снял со своей головы шляпу, приложил её к своей груди и поклонился трупу — затем повернулся к выходу и тихо сам себе сказал:

— Интересно, как там дела у Фуго и Шилы И.