Онлайн чтение книги Боец-пекарь и заводная официантка The Combat Baker and Automaton Waitress
2 - 7

Смертельная бомба

Вернёмся в банкетный зал...

Заложников освободили и все они сбежали на среднюю палубу.

Если судно разобьётся, им, конечно, это не поможет, но в своих комнатах они, по крайней мере, не столкнутся с оставшимися террористами.

— Мы начали снижаться? — судя по виду за окном, корабль медленно терял высоту.

Ещё не рассвело, заметить изменения было сложно, но Люд видел, что угол между луной и звёздами менялся – верный признак, что судно снижалось.

«В итоге я ничего толком и не сделал…»

Всех спасли Свэн и София. Почему же они не попросили его о помощи? Потому что не доверяют ему, – думал Люд.

Сам он с лёгкостью мог поставить свою жизнь на кон, а они боялись, что он может погибнуть.

«Когда командир сказала, что я живу, чтобы расплатиться за прошлое, я и не отрицал. Вот почему.»

Тем не менее он был уверен, что радость, когда кто-то ел и наслаждался его выпечкой, никак не связана с прошлым. Он радовался потому что хотел быть пекарем.

Люд подозревал, что София бросила ему невыполнимый вызов для того, чтобы он нашёл ответ на вопрос: почему именно он хотел быть пекарем?

— С ними двоими… всё будет в порядке? — тихо прошептала Люду Милли.

— Ага… Наверняка они уже заканчивают и вот вот вернутся. Кстати… — Люд хотел задать один вопрос, но ситуация на судне до этого не располагала к расспросам, — Милли… А что ты делаешь на корабле?

На несколько мгновений девочка задумалась над ответом, но затем заговорила сдержанным голосом, будто тема не заслуживала внимания.

— Перед этим… я хотела тебе рассказать… — Милли начала неуверенно рассказывать нечто тяжёлое для неё, как вдруг массивная деревянная дверь в банкетный зал распахнулась, её будто взрывом вышибло с другой стороны.

— Прошу прощения, — в проходе появился гигантский мужчина, подобно рыцарю закованный в тяжёлый доспех, — я пришёл за своими солдатами, — быстро взглянув на детей, он заговорил с Людом, решив что контролирует ситуацию единственный в комнате взрослый.

— Ваши солдаты?

— Именно. Хоть они и молоды, но они мои солдаты. Раз они попали в плен, мой долг спасти их.

Люд подумал, что слегка… нет, очень даже неожиданно слышать такое.

Он и остальные верили, что к детям относятся как к инструментам, но стоящий перед ним мужчина (судя по всему командир террористов), расценивал их как подчинённых и даже вернулся за ними.

— Эм… А вы...

— Дредноут. Прошу прощения, что не представился сразу.

— Ох… Эм, меня зовут Люд Лангарт, — пекарь полностью опешил от того, что боец спецназа вежливо назвал себя, и не важно, настоящее ли это имя, позывной, или что-либо ещё.

Учитывая внешний облик мужчины, он казался рыцарем из средневековья.

— Кто бы мог подумать, что вилтийская армия замаскирует солдат под гражданских. Моя оплошность, — спокойно проговорил Дредноут, вглядываясь во внешность Люда.

— Эм, я… я и есть гражданский… — Люда опечалило, что его вновь приняли за солдата под прикрытием.

— Ладно, скрывать что-либо всё равно нет никакого смысла, так что я расскажу тебе об обстановке. Я единственный, кто остался от подразделения, всех, кого я оставил на мостике, убили.

— Правда?! — Люд облегчённо вздохнул от осознания, что Свэн и София справились.

— Обман ничего мне не даст. Тем не менее вы, судя по всему, не знаете о третьей бомбе.

— Что вы сказали? Здесь всё ещё остались бомбы?

Любая взрывчатка может привести к крушению «Дифаердеда».

— Как говорится, слишком осторожным быть невозможно. Мы разместили пару зарядов, которые можно обезвредить, а так же подготовили третий, маленький, но по мощности превосходящий первые два.

«Он блефует?» — из-за забрала Люд не мог оценить выражение лица Дредноута, а его слова невозможно сбрасывать со счетов.

Иметь козырь, скрытый даже от союзников, не нечто неслыханное. С его помощью можно подловить противника, позволив ему придумывать план на основе информации от пленников.

Кроме того, его так же можно использовать на переговорах в последний момент.

— Знаете, я бы хотел предложить вам сделку, — прямо как сейчас, — Верните мне моих солдат, а в обмен я позволю вам использовать спасательную капсулу как вашей душе угодно.

— Спасательная капсула? На корабле имеется нечто подобное?

Спасательная капсула — это устройство с парашютом для эвакуации, способное вместить в себя пять взрослых людей.

— Однако, их всего двадцать. Если вычесть необходимые для моих солдат… и если забить оставшиеся людьми до отказа, можно будет поместить около сотни пассажиров.

— И это всё?

— На свете много идиотов, считающих позором предусмотреть возможность для эвакуации.

«Дифаердед» – непотопляемый владыка небес, гордость Вилтии. Он полностью безопасен и не нуждается в спасательном оборудовании. Его наличие на борту – позор.

Подобная линия рассуждений довольно далека от здравого смысла, но он зачастую и не нужен тем, кто более всего ценит статус и показуху.

— Двадцать… Значит они только для важнейших персон...

Капсулы не обозначены на корабельной карте. Люд был уверен, что в случае чего экипаж должен был провести гостей к капсулам.

— Всем сбежать не удастся, но женщин и детей ведь наверняка удастся спасти? Конечно, меня не волнует если и вы присоединитесь к ним.

— Вы оставляете остальных на смерть?

— Очевидно, что с обеих сторон умрут все, так что будет мудро дать хотя бы невинным возможность выжить, не считаете? К тому же должен предупредить, что последняя бомба не снабжена часовым механизмом. Я могу взорвать её когда захочу.

Если Люд не согласится, Дредноут взорвёт всё прямо сейчас – таков смысл его слов. Он обернулся и взглянул на дрожащую Милли. Стоит ему принять предложение, как она, Свэн и София гарантированно выживут.

Так же он подумал о детях-солдатах… Даже если они приземлятся, всех их казнят.

— Солдат ведь должен выбирать гарантированный вариант, а не рисковать и надеяться на авось, верно?

— Именно. Надеюсь. Что вы сможете сделать мудрый выбор, вилтийский солдат, — Дредноут по прежнему считал люда частью армии, и тот ничего не мог с этим поделать. Дело не в том, что он был солдатом и не в его внешности, а в том что если ради чьего-то спасения придётся умереть, он даже не станет раздумывать.

Люд верил, что чужая жизнь заслуживает спасения куда больше его собственной, и причина вовсе не в том, что она важнее. Принижение ценности собственной жизни – это один из примеров того, как должен мыслить солдат.

— Ужасно, что приходится отказываться… Но и я ведь уже не солдат, — Люд поднял руки и принял одну из стоек для боя без оружия, — Всё ведь просто. Если я смогу победить тебя, то никто не умрёт.

— Для солдата выбор неверен… Но для гражданского он, наверное, правилен, — тон Дредноута немного смягчился, — Не стоит ли нам уйти? Девочке не стоит видеть, как её друг погибает, — слегка взглянув на Милли, Дредноут пригласил Люда проследовать за ним в другое место для дуэли.

В наблюдательной комнате «Дифаердеда» одна из стен была полностью прозрачной, обычно в ней смотрели на облака, наслаждаясь полуденным чаем.

— Сюда, — могучим движением руки Дредноут сломал стол и стулья, стоявшие в комнате.

«Что за невероятная… мощь? Он вообще человек?!» — в добавок к тяжёлой антикварной броне, сила Дредноута также привлекала внимание.

— Чтобы почтить твою отвагу, позволь сказать мне о себе, — он говорил как рыцарь из древних времён, демонстрирующий свой меч, — Меня зовут Дредноут, я капитан грейтенского особого бюро военной разведки.

— Грейтен? Точно, для вашего народа это судно сродни адской твари.

— Ваше проницательное замечание неплохо сократит моё объяснение.

«Дифаердед» бомбил грейтенскую столицу и поговаривали, что это были одни из страшнейших атак за всю войну.

Бомбы падали со столь большой высоты, что зенитные орудия никак не могли помочь, оставляя суда поменьше без поддержки.

То была беспорядочная бойня, город будто пытались стереть с карты.

— Из-за этого корабля я потерял жену и дочь, — из-за забрала Люд никак не мог увидеть, как меняются глаза Дредноута, но он мог представить, как они наполняются глубоким отчаянием и гневом.

— Поэтому вы и уничтожаете корабль?

— Именно… Но просто уничтожить его мало. Даже если «Дифаердед» полностью стереть, ему на смену построят другой, загрузят бомбами и отправят проливать с небес смерть, подобно Господу. Чтобы предотвратить это, я должен выжечь в умах и воспоминаниях вилтийцев мысль, что дирижабли ужасны и отвратительны, а для этого...

— Понапалас… Мы же летим к городу?

Он планировал устроить крушение объятого пламенем исполинского судна прямо на бывшую столицу Пэльфе. Люд не был уверен, сколько сотен или тысяч людей погибнет, но город точно превратится в тот же пылающий ад, что видел Дредноут в Грейтене.

— Ты же видел страдания, причинённые «Дифердедом», но всё равно хочешь повторить их?

— Победителям не понять мучения побеждённых.

Международное сообщество должно было осудить устроенную Вилтией в Грейтене бойню, но та победила в войне и смогла назвать её «радикальным, но нужным шагом навстречу к концу войны» и «необходимой жертвой».

Каким бы бесчеловечным и жестоким не было бы оружие, граждане не могут оценить его, пока не опробуют на собственной шкуре.

— Раз вы не понимаете, то мы должны причинить вам ту же боль.

Люд не мог опровергнуть слова Дредноута, его точка зрения справедлива.

Пока люди не прислушиваются к жертвам, тем не остаётся другого выбора, кроме как заставить победителей прочувствовать трагедию на себе.

— Я не собирался сражаться с тобой словами, вилтийский солдат. Может, начнём? — с громким свистом изо рта Дредноута повалил дым, — я механический солдат, моё тело заменено машиной. Я в куда более выигрышном положении для рукопашного боя… так что я сбавлю мощность наполовину.

Таково милосердие и сострадание Дредноута.

Пока он может превратить человека в кусок мяса одним ударом своего мощного тела, драться с ним сродни самоубийству. Он дал Люду хоть какой-то шанс на победу, иначе битва вышла бы слишком неравной.

— К сожалению, сбавить мощность ещё сильнее я не могу. Прошу прощения.

— Тц...

Он извинялся не из жалости или презрения, а от чистого сердца, демонстрируя уважение за бой при такой разнице в силе.

— Уа-а-а-а-а! — тем не менее, Люд не мог спасовать перед таким вызовом. Он быстро атаковал Дредноута, будто победа зависела от того, кто сделает первый ход.

«Всё его тело – это броня… Значит, прямая атака ему не навредит...»

Люд сымитировал атаку сбоку, но в последний момент изменил направление, прыгнув по диагонали влево, в слепую зону противника. Зайдя за спину, он схватил Дредноута за шею.

«Хоть бы удалось мгновенно его так завалить!»

Раз удары пользы не принесут, Люду оставалось лишь перебивать суставы с целью обездвижить врага.

Но, внезапно Дредноут схватил Люда за голову.

— Что...?!

Его руки согнулись в противоположном суставу направлении и он схватил Люда с невозможного угла.

— У меня не человеческие руки. Это Вилтия сделала меня таким, — холодно прокомментировал Дредноут и, со всей силой оторвав от себя Люда, одной рукой бросил его.

— Ау!

«Его защита абсурдна!», — ударился о пол Люд.

— Ещё не всё! — не вставая он, вместо того чтобы быстро откатиться, пнул врага в колено.

Прямой удар должен был повредить и зафиксировать сустав.

— Не сработало?

— Ног я тоже лишился – они не из плоти и крови, — Дредноут контратаковал, пнув лежащего Люда.

— Уах!

Двухметровый Люд подобно мячику отправился в полёт в дальний конец комнаты, прямиком сложенную там гору стульев и столов.

«Да ну… Это даже не сражение!»

Люд слышал о механических солдатах Грейтена. Это проект по замене потерянных конечностей протезами, дающими невероятную силу. И хотя программу вроде как признали бесчеловечной и должны были закрыть, в тайне исследования продолжились и результат последних двух лет был прямо перед Людом.

— Га-а-а-а-а-ах! — не сдаваясь, Люд швырнул во врага ближайший стул, но тот смахнул его движением руки, будто имея дело с ребёнком в приступе истерики.

В момент, пока Дредноут немного перекрыл своей рукой забрало, Люд вновь бросился вперёд.

Раз все конечности Дредноута заменены машинами, техники, нацеленные на суставы, эффекта не принесут. Люд даже подозревал, что для пробития доспеха ему понадобится противотанковое ружьё. С самого начала было глупо вызывать его на рукопашный поединок.

Тем не менее, у Люда была идея.

«Раз он заковался во всю эту броню, он будет самоуверен. Как только он откроется...»

Люд раскрыл руку и развёл пальцы, его ладонь напоминала когти зверя. Вложив всю силу в атаку, он ударил Дредноута в левую часть груди. Это был «рёв дракона», техника, что атаковала сердце напрямую, игнорируя броню.

«Что?!»

Результат атаки оказался неожиданным: Люд будто бы по огромному колоколу голой рукой ударил.

— Это же техника из восточных боевых искусств, да? В моей стране их называют «бартитсу*», — в голосе Дредноута не было ни единого следа ранения, — однако плохо для тебя, что моё сердце уже уничтожила Вилтия.

С громким жужжанием Дредноут нанёс новый удар.

Люд мгновенно защитился, и хоть противник до сих пор обходился с ним полегче, шок от атаки почти рвал его тело на части. Очередной раз Люд полетел, на этот раз в окно.

— …?!

Стекло было закалено и рассчитано на разницу между внутренним и внешним давлением, а так же на все возможные виды внешнего воздействия. Тем не менее, по нему всё равно побежала паутина из трещин.

— Мне жаль, вилтиец. Хотел бы я сразиться с тобой в своём живом теле, — Дредноут поднял забрало шлема. За ним скрывалось мужественное лицо человека, лет на десять старше Люда, — единственное, что от меня осталось – голова, всё остальное превратилось в машину.

Ни техники против суставов, ни «рёв дракона» не помогут. Боевой стиль Люда, сформировавшийся в солдатском прошлом, состоял исключительно из техник для убийства людей. В его арсенале не было ничего для победы над нечеловеком.

— Кха... Агх... Гха-а-а… — Люд попытался заговорить, на вместо слов из его рта хлынул желудочный сок вперемешку с кровью.

— Из-за бомб «Дифаердеда» я лишился не только семьи. Вдобавок ко внутренним органам, мой рот — всего лишь динамик. Я даже не могу выпить чаю.

Огорчённое выражение появилось на лице Дредноута, но Люд читал в нём нечто большее: грейтенец всем нутром желал уничтожить корабль и был готов превратить всё, включая собственную печаль, в оружие для этой цели.

— Ты достойно сражался. Не вини себя за поражение, — Дредноут медленно шёл к Люду. Он собирался нанести последний, безболезненный удар, — та девочка, что была с тогда с тобой… Перед самым концом я прослежу, чтобы она забралась в спасательную капсулу. Я победил за счёт своего тела, так пусть её жизнь будет моим небольшим искуплением.

Услышав слова Дредноута, сердцем Люд почувствовал, что раз всё закончилось именно так. То он не против.

«Так здесь я и умру… Эх. Почему-то у меня есть чувство что...»

Он тоже был вилтийским солдатом, презираемым Дредноутом. У того было право на месть, и долг Люда – принять её.

«Всего два года прошло, как я ушёл из армии… Считанные месяцы. Но мне было так хорошо...»

Люди, пробовавшие его выпечку, были счастливы и называли её вкусной. В такие моменты он чувствовал, как огромная пустота внутри него заполняется. Ему удалось испробовать такое счастье, — думал Люд, этого достаточно.

«Это неправильно!»

Дредноут занёс кулак и обрушил его на Люда подобно выпущенному из пушки ядру.

— Не… сейчас! — Люд думал, что его тело уже не сможет двигаться, но за мгновение до удара он соскользнул вбок, разминувшись с атакой.

— Ты крайне… надоедливый для проигравшего, — бормотание Дредноута звучало немного разочарованно.

Его рука, не попав по цели, пробила стекло, из-за разницы в давлении в дыру хлынул поток воздуха.

Борясь с потоком, Люд встал, его ноги дрожали.

— Всё не так… Я пеку хлеб не для искупления прошлого, — Люд брызгал кровью, его взгляд был затянут туманом, — я был счастлив… вот почему… Когда я приносил кому-то улыбку, то был счастлив. Как бы хорошо я не убивал, такого никогда не чувствовал… Впервые в жизни я нашёл своё место в мире… я был счастлив, что жив...

— Ты теряешь сознание? — Дредноута немного озадачили слова Люда, произнесённые на грани оцепенения.

— Я хочу жить… Хочу получать от жизни удовольствие. Хочу доказать… что она не заслуживает того, чтобы с ней расставаться… — произнеся это, Люд упал на колени, а затем и на землю, лишившись сознания. Хотя, возможно, он был не в себе уже с того момента, как разминулся с последней атакой Дредноута, а желание его души жить подстегнуло тело.

— Прощай.

Тем не менее, последняя попытка Люда защититься исчерпала себя – в третий раз Дредноут занёс свой переполненный смертоносный кулак для удара.

— Нет, это твоя жизнь сейчас оборвётся, — произнёс кто-то незамеченный из-за его спины.

— Что?!

Дредноут был ошеломлён. Благодаря технике он куда восприимчивее обычного человека. К тому же, он закалённый боец, в бою он никому и никогда не позволит столь легко зайти себе за спину.

— Как это возможно? — он подумал, что возможно ослышался или не так воспринял звук поток воздуха и обернулся.

Милая, хрупкая молодая девушка тут же пнула его.

— Что?!

Машине нет нужды чувствовать боль. Дредноут кричал не от боли, а из-за чистого изумления: его исполинское тело в высоту больше двух метров и весит за две сотни килограмм, но простым пинком его отправили в полёт.

— Как ты посмел ранить Мастера… Как ты посмел ранить капитана… Как ты посмел, как ты посмел, как ты посмел!!!

Девушка резко сняла очки, и в её глазах отражалась вся убийственная ярость, кипящая в её душе. Будто синхронизируясь с эмоциями, поток воздуха трепал её черные волосы, от них шёл ощутимый жар. Краска испарялась облачком чёрного дыма, обнажая истинный, серебряный цвет её волос.

Её волосы не просто украшение — они ещё и радиатор.

Резаниумовый рекатор, её сердце, источник энергии и вместилище души, выделял колоссальное количество тепла и не мог её полностью рассеять, энергия волнами растекалась по телу девушки.

— Кто… ты?

— Молчать! Преданной слуге мастера нет нужды говорить своё имя! — красноглазая и сереброволосая работница «Токерброта», Свэлген Авэй, кипела от ярости. Сейчас она выглядела не как утонченная воительница, а скорее как ангел разрушения, явившийся человечеству в его последний день.

Она сбросила почти все свои ограничители. Ещё чуть-чуть, и искусственный скелет внутри неё не выдержит и сломается.

— Я убью тебя… Сотру с лица земли!

Услышав гневный крик, Дредноут больше не воспринимал её как молодую девушку. Его даже посетила мысль что он, полностью машина ниже шеи, возможно даже в большей мере человек, нежели она.

— Чёрт возьми! — подняв кулаки, он напал на Свэн.

Дредноут не мог ждать её атаки, он боялся, что малейшим своим движением девушка решит исход битвы.

— …

Свэн с точностью до дюйма ушла от превосходного выпада грейтенца, его атака закончилась ничем.

Тем не менее. Дредноут чувствовал некоторое облегчение: раз она уворачивается, значит он может навредить ей. Он уже начал верить, что эта девушка – демоническое создание из глубин ада, так что возможность нанести урон вселяла в него хоть и хлипкую, но надежду.

Дредноут подготовился к новому выпаду, но не успел он нанести удар, как...

— Что?!

Его правая рука, которой он атаковал в прошлый раз, отсоединилась от сустава и упала на пол.

— Невозможно… Что, чёрт возьми...

— Какая назойливая жестянка, — холодно ответила Свэн, сжимая деталь, — увернувшись, я сломала один из твоих суставов, только и всего.

— ...

В руке девушки был кусок руки Дредноута, что соединял сустав.

Он ошибся.

Девушка нисколько не опасалась его удара. Она увернулась, потому что не могла позволить мужчине, кроме Люда Лангарта, прикасаться к себе. Затем она с лёгкостью лишила Дредноута руки.

— Ты механический солдат? Ничтожество. У тебя было то, о чём я вечно мечтала, а ты променял это на бездушное тело жестяной куклы.

Свэн считала механическое существование Сазерленда и Дредноута верхом глупости. В бытность «охотником» она всегда желала нежно прикоснуться к своему возлюбленному, но не могла.

— Как же ты жалок! Будь у тебя человеческое тело, ты мог бы сразиться с мастером как мужчина с мужчиной. Но ты отбросил свою человечность, чтобы стать военным монстром.

Как и Свэн, он не человек.

— И потому я дам тебе то, чего ты хочешь. Не поражение и не смерть. Я разрушу тебя, — с этими словами она занесла правую руку и бросилась вперёд, словно выпущенная из катапульты.

— Г-кх-х-х.

Дредноут взял себя в руки. Тяжёлая броня, в которую он закован, не просто для вида – сколько бы в него не стреляли и сколько не били, она никогда его не подводила. Тем не менее напоминавшая меч ладонь Свэн вошла в его тело с лёгкостью ножа, режущего масло.

— Га-а-а-а-а-а-ах!

Но девушка на этом не остановилась. Приложив силу, она грубо оторвала броню, будто кусок кожи, а вместе с ней и все механические части.

В её собственном теле скрывался реактор «охотника» Авэй. Конечно, она не могла использовать весь его потенциал в своём нынешнем теле, но внутри неё всё равно скрывалась колоссальная мощь восьмиметрового гиганта. Даже если она направит лишь половину в свою «человеческую» руку, этого хватит чтобы порвать металл или стереть камень в пыль.

— Стой! Сто-о-о-о-о-ой! — кричал Дредноут.

Он никак не мог чувствовать боль. Но вид Свэн, молча рвущей его тело на части, пугал его и создавал ощущение, что его переваривают заживо. Он будто бы смотрел на мифического волка Фенрира, жрущего внутренности богов*.

— Угх… — очнувшись, Люд увидел, что всё закончилось и теперь гадал, сколько пробыл без сознания.

Дредноут был повержен, все живы, сам он не отправился в мир иной.

Мастер! — закричала стоявшая рядом Свэн, — слава Богу вы проснулись… Я боялась… что вы уснули навечно и не знала, что делать… Десять, двадцать лет, а то и вечность я бы была рядом и заботилась о вас, но невозможность услышать ваш голос была бы… слишком… а-а-а-а-а! — на эмоциях Свэн представила трагический сценарий и разрыдалась.

— Я в порядке… теперь… ау-ау-ау!

— Не перенапрягайтесь!

Он, конечно, выжил в бою против механического солдата, это невероятная удача, но вот целых рёбер осталось лишь несколько. Более того, он не мог двигать рукой, по которой ударил Дредноут.

— Это ты его уделала? — спросил Люд, глядя на Дредноута. Его руки были оторваны, расчленённое тело выглядело не более чем грудой металла.

— Эм-м… Как бы… да, — с трудом ответила Свэн. Выглядела она как маленький ребёнок, разбивший вазу и с ужасом ждущий мать.

— Но, эм-м… Он принёс Мастеру столько боли… что я… ну-у...

— Знаю.

Свэн сердилась на Люда за то что он не боялся за свою жизнь и просила ценить её больше.

— Но представляешь, в этот раз… Я боялся умереть.

— Мастер?

Если бы он хоть на мгновение принял смерть, Свэн могла бы и не успеть.

— Я… хочу жить. Хочу жить, я счастлив, что выжил. Думаю, я всё такой же идиот, что и всегда, раз для понимания этого мне пришлось почти помереть.

На грани смерти Люд впервые почувствовал сильную тягу к жизни, и теперь на его лице была озадаченная, но немного счастливая улыбка.

— Мастер, всё в порядке… Стремление жить естественно для всех людей, — глядя на Люда, Свэн и сама счастливо улыбнулась.

— Боже, всегда я в итоге приношу Авэй лишь неприятности...

— Всё в порядке. Всё-таки, это мой долг… Э-э? — удовлетворённо закивала Свэн в ответ на бормотание Люда, но спустя несколько мгновений её глаза удивлённо распахнулись, — Эм-м, Мастер...

— Свэн… Прости, но не могла бы ты подтащить меня к нему? Мои ноги… Сам я пока встать не могу.

— К-конечно...

Люд говорил, будто ничего не произошло, так что Свэн, потеряв возможность спросить о его словах, взяла его под плечо и отвела к Дредноуту.

— Ты ещё жив?

Будь он человеком, то наверняка не пережил бы такое расчленение: его руки были оторваны, тело разворочено, но механический солдат способен выдержать такие повреждения.

— Едва… — слабо ответил он.

Ниже головы он полностью машина. Люд подозревал, что его механическая система поддержания жизни начала выходить из строя.

— Скажи… Где последняя бомба?

— Я не могу… ответить тебе.

Такова последняя воля Дредноута.

Если бы Люд победил его со своей человеческой силой, он бы ответил ему как победителю. Однако Свэн насмехалась над его механической природой полубессердечной машины и сказала, что он проиграет. Её предсказание сбылось, и теперь Дредноут решил отбросить досаду и утопить всё вокруг в огне, дабы отплатить Свэн за преимущество, что было у неё в битве.

— Не смотря ни на что, ты устроишь «Дифаердеду» крушение, да?

— Именно. Я обязан уничтожить его, я должен причинить Вилтии хотя бы каплю боли за убийства невинных грейтенцев...

— ...Моих родителей убила империя, — тихо сказал Люд.

— Что?!

— Э?

И Дредноут, и Свэн удивились откровению Люда. Он не часто говорил о детстве в армии, а о времени до него не упоминал почти никогда. Тем не менее, перед Дредноутом он решил открыться.

— Они были торговцами. Знаю, по мне не скажешь, но мы были весьма богатой семьёй.

Предприятие, возглавляемое его отцом, было обширным и процветающим. «Лангарт и компания» имели клиентов среди дворян и торговали как в Вилтии, так и за её пределами.

— Но когда война началась, когда Грейтен только-только объявил её, родители мигом ринулись в Вилтию, но по пути домой их корабль утонул.

Обычно, когда между странами начинается война, гражданским дают некоторое время, чтобы вернуться домой. По международным законам, если в этот период судно находится в ваших территориальных водах, атаковать его нельзя.

Родители Люда находились тогда на западе Европии, в королевстве Альхадра. Если бы они не уплыли сразу, их могли отправить в концлагерь, но число кораблей было ограничено. Все безумно стремились на родину, люди сами нанимали суда, и они не стали исключением. Они плыли на корабле, что не был зарегистрирован как нейтральный, и стоило им зайти в грейтенские воды, как имперский флот без предупреждения утопил их.

— Больше тысячи человек погибло, если сложить и пассажиров, и экипаж.

— Это...

— Я знаю. Корабль не нёс на себе цвета, относящие его нейтральным, вы не могли не атаковать его. Но факт остаётся фактом – люди на борту были невинными гражданскими, желающими вернуться домой, — в голосе Люда не было укора, он будто просто перечислял факты, — состояние моих родителей присвоили, сам я стал сиротой, пока меня не выбрали военные и не сделали солдатом… как и тех детей.

Люд до сих пор хранил в себе обиду на Грейтен, но вступил в армию он не по этому. Каждый день он отчаянно стремился выжить, у него не было времени, чтобы на кого-то злиться.

— И потому я должен сдаться? Потому что мы похожи… Думаешь такая логика примирит тебя или меня?!

— Нет, это невозможно… Смерть сотни с одной стороны не оправдывает убийство сотни с другой. С этим просто ничего не поделаешь.

Никто не согласится обменять жизнь родственника, любимого человека или друга на жизнь незнакомца.

— Но я стал солдатом. И ты ведь тоже, верно? Правительство приказывало нам – мы убивали, отрабатывая своё жалование... Люди вроде нас не убивают из-за обиды… Или я не прав?

Под предлогом войны солдаты убивают друг друга и это не считается преступлением. На войне убийства естественны, за них не наказывают.

Грейтенцы убили родителей Люда, но и сам он убил их великое множество. Люд был уверен, что у некоторых из них были собственные дети, ждущие их дома.

— Нужно сбросить оковы ненависти. Война грязна и безобразна, но есть разница между ней и местью. Только мы можем разделять их и защитить грань между ними, иначе мы просто убийцы.

Люда до сих пор мучило чувство вины за то что он ребёнком способствовал массовым убийствам. Он боялся, что если отпустить эту вину, то он воистину станет чем-то бесчеловечным.

— И так… так ты намерен прожить остаток своей жизни?

— Умереть, конечно, было бы проще, только вот...я всё ещё хочу жить.

Люд и Дредноут смотрели друг на друга, между ними повисла тишина.

Один отбросил свою человечность чтобы изменить прошлое и в итоге рассеять ненависть.

Второй принял её и продолжил жить как человек, неся свой груз.

— Чая… — внезапно, Дредноут нарушил тишину, — могу я выпить чашечку чая?

— Эм-м, но… — просьба озадачила Свэн.

Ниже головы его тело – сплошная машина. У него нет ни сердца, ни лёгких, ни органов пищеварительной системы, есть или пить для него невозможно.

— Свэн, заваришь немного? — тем не менее, Люд выполнил его просьбу.

В углу площадки располагалась стойка для подачи закусок и напитков. За ней и приготовила чай Свэн, всё так же недоумевая. Использовав лучшие листья и надлежащий способ заварки, она налила напиток в чашку.

— Помочь?

— Не оскорбляй меня. Грейтенский джентельмен никогда не позволит такого нарушения этикета. Я выпью всё правильно, сам, — сухо усмехнувшись в ответ на предложение Люда, Дредноут неуклюже взял чашку своей едва функционирующей левой рукой.

— Омерзительный. Какой же вилтийский чай омерзительный.

— О чём ты говоришь? Это же чай лучшего качества, собранный в Моголии...

— Я не это имел ввиду, — усмехнулся Дредноут в ответ на возражение Свэн.

Он не чувствовал вкус, так что дело было не в нём.

— Чай, заваренный дома женой был... гораздо, гораздо лучше.

Хоть его тело и превратилось в машину, воспоминания о человеческих чувствах всё ещё жили в нём.

— Вилтийский солдат… Говоришь, тебя зовут Люд Лангарт, верно? — Дредноут поднялся на одно колено. Детали сыпались из его колоссального тела, повсюду текло масло, напоминая свежую кровь – он был уже не в состоянии сражаться.

— Ага. Но теперь я просто пекарь.

— Точно, ты ведь уже говорил об этом… Прости, что принял тебя за замаскированного, — помогая второй ногой он, по чуть-чуть, повернулся к стеклянной стене, — я предлагаю сделку… Мои бойцы, дети… Я воспользовался их ненавистью, так что прошу, верни им человечность, а взамен я обезврежу бомбу.

В стекле виднелась дыра, оставшаяся после сражения Люда и Дредноута, от неё расползалось множество трещин. По другую же сторону окна на многие мили раскинулось чистое небо.

— ...Я понял.

— Я причинил вам множество проблем, — Дредноут удовлетворённо улыбнулся в ответ на серьёзный кивок Люда, поднял левую руку и со всей силы ударил кулаком в стекло. Вся стена задрожала, в борту появилась крупная брешь.

— Прощай, вилтийский пекарь, — с этими словами он спрыгнул с корабля.

— Дредноут?! — бросился к окну Люд.

Не смотря на медленное снижение, судно до сих пор более чем в километре над землёй. Тело грейтенца становилось всё меньше и меньше, пока и вовсе не пропало из виду.

Внезапно, загорелась вспышка красного света, в след за которой прогремел чудовищный взрыв.

— Воу?!

Во все стороны распространилась взрывная волна, всколыхнув даже исполинский «Дифаердед».

— Это же… зейхомбомбер, да? Так вот в чём был его план...

Дредноут настолько перегрузил резаниумовый реактор, питающий его тело, что тот взорвался – последняя бомба была воистину «смертельной».

— Так он рисковал… нет, с самого начала планировал пожертвовать жизнью ради успеха операции, — Люд вновь вспомнил злобный и мстительный настрой грейтенца, но в то же время тут же прикрыл глаза и почтил его смерть. В последние минуты жизни Дредноут отбросил жажду мести и решил всё же не уничтожать вместе с собой всё судно.

Менее чем через час «Дифаердед» приземлился в Понапаласе.

Учитывая обстоятельства, судно проигнорировало обычный регламент посадки, но за счёт плавности повреждения оказались незначительными, Если сравнить их с катастрофой, что случилась бы в случае взрыва корабля над центром города и падения его горящих обломков, то урона и вовсе не было.

Приборы связи на судне были выведены из строя, так что вилтийские солдаты, размещённые в городе, сразу же бросились внутрь, стремясь проверить ситуацию и помочь пострадавшим.

Число убитых составило более чем восемьдесят человек, начиная с капитана, экипажа, охраны и заканчивая гостями из банкетного зала и погибшими в давке на нижней палубе. Раненых же оказалось больше тысячи*, кое-кто весьма серьёзно.

Конечно, это ничто в сравнении с количеством смертей, которых удалось избежать, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы признать грандиозный вилтийский праздник сорвавшимся.

— Что будет с нами? — детей захватили как только военные поднялись на борт, теперь их держали в пустом помещении недалеко от места посадки «Дифаердеда».

— Разве не очевидно? Мы же предатели, так что убьют...

— Мистер Дредноут тоже погиб… так что мы умрём вслед за ним...

Вместе со специальными силам грейтенской империи они приняли участие в саботаже и мятеже против Вилтии. План провалился, Грейтен узнает, что дети в плену. Тем не менее, империя никогда не признает их существование.

Дредноут и Сазерленд говорили, что они бойцы грейтенского спецназа, но это не доказательство. Если империя «включит дурачка» и свалит всё на детей, то это примут.

Скорее всего они даже заранее подготовились и стёрли все свидетельства связи детей с военными, а значит их судьба сугубо во власти вилтийских военных. Может их оставят в живых, а может казнят в назидание.

— Эй… Штолль.. Мы...

— Просто заткнитесь! — злобно крикнул в ответ мальчишка, командовавший детьми.

«Почему всё так закончилось?»

Оставшись без надежды, он попытался сбежать от нелепости мира, в котором жил. Всё, чего ему хотелось – жить как человек.

«Значит мы не можем выжить? Может лучше было бы умереть вместе с семьями во время войны?», — Штолль грустил и злился, что не смотря на то, как они сюда попали, в итоге к ним будут относиться как к дворнягам.

— Боже, хочу есть… — тихо пробормотал он самому себе.

Штолль знал, что он на грани смерти, но голод всё равно пытался подтолкнуть его к жизни.

— Ничего хорошего из жизни всё-равно не выйдет… Так почему я всё равно хочу есть?

В этот же момент его нос пощекотал сладкий аромат.

— Вкусно пахнет… — не он один почувствовал запах – остальные дети тоже подняли головы и заинтересованно оглядывались по сторонам.

Вокруг витал запах муки и свежего хлеба – Люд и остальные шли к ним с «Дифаердеда», а с собой у них был поднос выпечки, приготовленной буквально мгновения назад.

— Слава Богу… я прибыл вовремя.

Сразу после приземления Люд спешно перевязал раны и при поддержке Свэн начал печь. Печь хлеб, чтобы дети могли поесть.

— Вы же голодны? Попробуете… немного… ради меня? — и без того слишком суровое для пекаря лицо Люда стало ещё суровее от истощения.

— Ты нас жалеешь? Исчезни… — выплюнул ответ Штолль, вложив в него остатки гордости. Тем не менее, голодным взглядом он смотрел на хлеб в руках Люда.

— Ч-что за… Что это? — внезапно его глаза удивлённо распахнулись.

— Это...черепаха?

— Взгляните сюда, это собака!

— У неё красный нос.. Стоп, нос – это ягода?!

Дети оживились и с любопытством смотрели на поднос.

Люд приготовил сладости. И вовсе не потому что они особенно хороши на вкус, когда ты устал. Просто он знал, что все дети любят сладкое и был уверен, что они будут счастливы.

Но Люд добавил свою изюминку: всю выпечку он сделал в формах разных животных: собак, кошек, кроликов, черепах и даже крабов.

— Э-эм, понимаешь… Я… ну… что бы я не делал, дети всегда боятся… хотя хлеб выглядит вполне вкусным… вот я и подумал, что… ну что если я выпеку его в таких формах, то может они будут счастливы… — эта идея пришла к нему в голову после долгих размышлений.

Сами формы он придумал на основе картинок из библиотечной книги для начальной школы, а нужное время запекания для создания нужных «подпалин» высчитывал сам.

— Ты что, тупой? — пробормотал Штолль, взяв булочку в форме львиной головы, украшенную вымоченными в меду апельсинами, — хлеб не должен быть таким...

Лицо и интонация мальчика были угрюмыми, но всё же он откусил от львиной головы большой кусок.

— Что за чертовщина… Она мягкая, сладкая и пахнет шикарно… — Штолль продолжил активно вгрызаться в булочку, не забывая и о жалобах, — Хлеб должен быть твёрдым, крошащимся и без запаха. А еще на нём должна быть плесень!

Именно таким хлебом и кормили мальчика, пока он жил как пёс в богадельне.

— И что это «попробуете… немного… ради меня» значило… ты же мог просто кинуть их нам, разве нет? Как кидают объедки собакам… — Штолль продолжал есть, по его щекам текли слёзы.

Ему не кинули хлеб, как животному. Более того, сама выпечка была воплощением чувств Люда, придумавшего и продумавшего её, а так же вложившего в неё своё желание принести другим радость и счастье.

— Что за хрень… Хлеб и вправду...вкусный...

Выпечке Люда удалось растопить сердце парня, уже и забывшего, что хлеб вообще бывает вкусным.

—М-можно я возьму немного…?

— Я тоже…!

— Я хочу вон того кролика!

Глядя как их лидер, Штолль, ел хлеб. Остальные дети быстро и сами потянулись к подносу, дабы взять себе кусочек.

— Вкуснятина!

— Что это? Внутри какая-то сладкая паста… Но всё равно очень классно!

— Мне тоже нравится, они такие мягкие и слоистые!

Хотя ещё совсем недавно эти дети держали в руках оружие и были переполнены ненавистью, теперь на их лицах были те выражения, что и должны: улыбки.

— Давайте-давайте, тут ещё огро-о-о-омная гора, так что берите сколько душе угодно! — с подноса Свэн раздавала одну булку за другой.

Идеально созревшего теста, подготовленного для праздника, с лихвой хватит чтобы накормить дюжину голодных детей.

— Выглядит вкусно. Могу и я взять?

— Конечно, конечно. Даже не можно, а нужно! Кого хочешь? Жирафа? Лошадь? — ответила девушка голосу позади неё.

— Ум, не похоже, чтобы у вас тут были волки.

— Майор Рундштадт?! — перед Свэн стояла София, одетая в привычную ей военную форму. Взгляд её был твёрд, но тело немного наклонено в сторону из-за раны на ноге.

— Это твой способ избавиться от вины? Компенсируешь свою неспособность хоть как-то помочь? — уколола София.

Хоть Люд и мог им улыбаться, но зная, что ждёт детей, выпечка была лишь временной отдушиной. С точки зрения Софии Люд просто отвлекал ребятню от реальности.

— Я пекарь. Пекари только пекут, так что и я приготовил кое-что. Только и всего, — в этот раз Люд не пытался избежать взгляда Софии, — но, командир, вы же не как я, верно?

— Ты… Серьёзно? Ты что,серьёзно просишь меня сделать что-нибудь для этих детей?! Я просто офицер, моим возможностям есть предел.

— О возможностях солдата, конечно, правда, но...

Как дочь знаменитого дома Рундштадт, София могла на многое повлиять. Только вот больше всего на свете она ненавидела именно пользоваться связями семьи.

— Ты думаешь, я воспользуюсь своим фамильным именем? Ты просишь меня проигнорировать закон и отнестись к ним по особенному?

— Эти дети – жертвы таких же солдат, как и мы. Я не прошу прощать их преступления, я лишь хочу, чтобы ты дала им шанс на реабилитацию.

— Сколько, по твоему, тысяч таких же сирот бродит по стране?! Спасение дюжины ничего не изменит!

— Но меня ведь ты спасла. Разве нет, София?

— Э?!

Впервые Люд обратился к ней по имени, а не как к «командиру».

— Даже когда я стал солдатом и специальные силы решили, что я бесполезен, ты вытащила меня. Если бы не ты, кто знает, как бы я закончил? Но я точно и мечтать бы не смог о том, что бы стать пекарем.

— Держись… остынь немного… и отойди немного назад… — лицо Люда было столь близко, что София чувствовала его дыхание.

Тем не менее, вместо того чтобы отойти, как она и попросила, Люд для большей убедительности схватил девушку за плечи.

Я счастлив быть пекарем! Дело не в вине, желании искупления или чего-то такого. Мои творения приносят людям улыбки… и это делает меня счастливым! И всё это благодаря лишь тебе, София!

— Г-говорю же… ты близко, очень близко, черезчур близко!!! — Люд и не замечал, что с каждой секундой лицо девушки становилось всё краснее и краснее.

— Ты ведь даже предупреждала меня не участвовать в празднике лишь потому что знала правду, да?! Ты ведь беспокоилась и потому пыталась заставить меня уйти?

Майор знала, что Люда и Свэн примут на судне прохладно, знала, что их пригласили лишь ради новостей и пропаганды.

— София, на самом деле ты ведь очень добрая. Ты ведь хочешь сделать что-то для детей. Не так ли?! Я тебя умоляю! Я сделаю всё, что угодно!

— Всё?! В смысле, вообще всё?! — лицо девушки пылало, глаза бегали, она больше не могла толком говорить.

— Пожалуйста! Пожалуйста, сестрёнка!

—Хья!

Люд продолжал умолять стоящую напротив и взволнованную Софию. На последних его словах спина девушки ослабла, она начала падать на пол.

— Ой, прости… сестрёнка… В смысле, командир.

— С-слишком поздно, придурок...

Люд склонил голову перед ослабевшей Софией.

—Эм, Мастер… «Сестрёнка»? — Свэн удивилась столь внезапному слову. Из официальных данных она знала, что у Люда нет сестры, и для неё связь между ними двоими была новостью.

— Ну-у… не совсем. Понимаешь, давным давно моя семья была торговцами… и мы часто заезжали в поместье Рундштадтов, так что я и София подружились… Даже когда я был маленьким она относилась ко мне как к младшему брату...

В детстве Люда часто задирали, а София его защищала. Тогда она была сорванцом, едва бы кто признал в ней дочь известных дворян. Хотя когда Люд плакал, она говорила ему прекратить и била его сильнее любых задир. Хоть они и были друзьями, но вели скорее как брат и сестра.

— Хм… Погодите-ка… Это же значит… Эм… Мастер, а в те времена вы когда-нибудь ночевали вместе?

— Э? Да, я несколько раз я оставался в поместье Рундштадтов. Кровать в комнате командира была большой, так что даже двум детям места на ней было вдоволь. Эм, я в том смысле, что мне тогда было всего пять лет.

— Да что вы говорите… Так вот что она имела ввиду...

Когда на борту «Дифаердеда» София сказала ей, что разделила с Людом постель, она не умела ввиду отношения мужчины и женщины.

— Но я и не догадывался, что она будет так ненавидеть, когда я зову её «сестрёнкой», так что когда стал её подчинённым, то прекратил, чтобы разделять общественную и личную жизнь...

— Нет, эм… Мастер?

Похоже что Люд не понимал причину агонии Софии.

Люд почти что её милый младший брат. Она не даёт чувствам пробиться сквозь ширму солдата и вышестоящего офицера, но когда её зовут сестрёнкой, то это уже слишком.

— У-у-угх… Я поняла… и попытаюсь что-нибудь сделать… Это всё, что ты от меня хочешь, придурок?! — наконец придя в себя, София встала, тяжело дыша.

— Правда?! Слава богу… Всё-таки не смотря ни на что командир хорошая… — облегчённо вздохнул Люд.

— Не обманывайся. Я, конечно, сочувствую их обстоятельствам, но помогаю им лишь потому что ты… потому что ты попросил… Чёртов придурок! — огрызнулась девушка и, схватив с подноса булочку, развернулась, — в этот раз тебе удалось выполнить моё условие.

— Условие? А, точно… Э?

Любой из гостей на «Дифаердеде» должен был признать выпечку Люда вкусной, взамен София обещала прекратить пытаться вернуть его назад в армию. Такое вот вызов.

— Всё-таки изначально эти дети тоже садились на корабль как пассажиры. — на этих словах девушка откусила кусочек от булки в форме кошки и быстро пошла прочь, громко шагая в своих военных ботинках.

— И чтобы писал мне время от времени! Придурок! — так ни разу не обернувшись, майор ушла.

Тем не менее. Даже глядя на её спину Люд продолжал видеть улыбку молодой девушки, что была ему как сестра.

— Спасибо вам… командир.

Даже у Люда есть люди, что беспокоится о нём, и его постоянные попытки бездумно рисковать жизнью для них как оскорбление. Теперь он осознал их существование, и от этого чувствовал пусть и лёгкую, но всё же гордость.

Идя в одиночестве, София погрузилась в раздумья.

Когда Люд лишился семьи, её отец и вся семья бросили его. И хоть сама она искала его, он будто бы под землю провалился.

Когда они всё же встретились вновь и София увидела глубокие раны как на его щеке, так и в сердце, то почувствовала раскаяние.

«Если бы она защитила Люда, ему не пришлось бы пройти через такие страдания», — от этой мысли ей хотелось кричать.

Именно из-за этого она защитить его в этот раз, и не важно, кто в итоге может стать её врагом.

«Если бы я хоть немного… могла помочь тебе быть счастливым...» — искупление, вина, прощение – все слова, что она говорила в адрес Люда касались её самой. Всё это её эмоции, эмоции сильные и болезненные, признать которые она не могла.

Вдруг она ощутила резкий укол одиночества: беспомощный младший брат создал свою собственную обитель, причём без её помощи ли защиты.

— Раз всё так обернулось… при возможности я должна сказать Люду о своих чувствах… — прошептала София сама себе, грубо вытерев рукавом слёзы.