Онлайн чтение книги Великий из Бродячих Псов Bungo Stray Dogs
# 3

Меня зовут Ода Сакуноске. Я работаю в Вооружённом детективном агентстве.

Говорят, что самый простой способ узнать человека — выяснить, кем он работает. Это высказывание не лишено смысла, но ко мне его, скорее всего, не применить.

Дело в том, что у меня нет ни подходящих агентству душевных качеств, ни необходимых навыков.

Я просто очередной человек, которому всё надоело. Самый заурядный третьесортный детектив, каких полно — всё равно что выброшенных окурков.

Я вступил в детективное агентство два года назад, раскрыв дело о Лазурном Апостоле. Я часто вспоминаю те дни: всё вокруг кренилось то туда, то сюда, а я был поглощён тем, что хватался за ближайшую зацепку среди этой качки да выжидал, пока она утихнет. Раскрыть его мне удалось не иначе, как по чистой случайности. Но, тем не менее, получилось. Так я выдержал свой вступительный экзамен.

С тех пор я живу тем, что раскрываю дела, которые поручает мне агентство. Воспитываю приёмных детей, пью кофе, по выходным иногда по маленькой играю на скачках, а по ночам сижу на кухне и пишу роман. Вот и вся моя жизнь. Скромная, тихая, такой едва ли можно похвастаться. Но мне она всё же, пожалуй, нравится.

Сегодняшний день получился немного не таким, как обычно. Я шёл через торговую улицу на назначенную встречу.

День клонился к вечеру. Улица тонула в океане закатных лучей, и люди вокруг передвигались бесшумно, как глубоководные рыбы. На краю тротуара темнел след оставленной кем-то вчерашней ночью рвоты. Серебристые колёса проезжающих мимо велосипедов сияли в вечерних лучах, как детали космических кораблей. Город вдалеке был словно облит кофейным желе. Как можно не любить такой вид.

Сегодняшняя моя работа состояла в том, чтобы догнать новенького из нашего агентства. Этот новенький, Акутагава, вторгся в главное здание Портовой мафии, преступной организации, пустившей корни в этом городе. Это было настолько явное самоубийство, что сказать, что у него поехала крыша — значило не сказать ничего. Раздробить себе молотком кости и предложить себя на корм зверям и то было бы более разумно. В агентство ему предложил вступить я сам. Как обычно, забил себе лишних гвоздей в подмётки. Это старая привычка, с ней уже ничего не поделать.

Но сейчас в сотню раз сильнее меня волновало выживание новичка.

Акутагава был одарённым с весьма мощной способностью. Кроме того, он привык к резне. У него даже был шанс прорвать оборону мафии и встретиться с сестрой. Но не более. Вернуться обратно к нормальной жизни он уже не сможет.

Портовая мафия — словно ночной ветер, проникающий в самые тёмные щели. Его порывы достигают самых глухих задворок, самой дальней сточной канавы. Даже если Акутагаве вместе с сестрой удастся выбраться из здания, мафия всё равно найдёт их и вывесит вниз головой где-нибудь у дороги. Обоим вскроют и вытянут крючком сонные артерии, чтобы все видели, как растекается по асфальту кровь тех, кто не подчиняется воле Портовой мафии.

Поэтому директор и приказал нам помочь ему спасти сестру и вернуться в агентство целым и невредимым.

Моя работа начиналась после того, как они выберутся из здания. Мафия совершенно точно не простит ни Акутагаву, ни его сестру. Затронута их репутация. Если они простят вторгшегося к ним, пострадает их имя перед другими группировками, если же позволят забрать сестру, лишатся лица перед собственными людьми. Чтобы они спустили такое… не помогут ни деньги, ни закон.

Немного подумав, я всё же нашёл решение. Шантаж — единственное средство. Нужно немедленно добыть какой-нибудь компромат и пригрозить передать его властям, а в обмен на молчание потребовать перестать преследовать Акутагаву.

Для этого мне требовался информатор в мафии. Не просто союзник, а человек, который так или иначе соприкасается с внутренними делами мафии, особенно финансовыми. Ростовщичество всё равно что кровь для них, а если в крови окажется яд, никакое живое существо нормально существовать не сможет.

Обратившись к преступным кругам, я отыскал такого человека, бухгалтера, которому были доверены фонды мафии. Это был пожилой сотрудник, долгое время участвовавший в финансовых войнах среди преступных организаций, любивший бонсай и цумэ-сёги.

Впереди уже показалось место назначенной встречи, старый бар в переулке. Сгустились сумерки. Бар вот-вот должен был открыться. Но, похоже, в баре кто-то уже был — деревянная дверь была открыта.

За дверью оказалась ведущая вниз лестница. Спускаясь по тёмным скрипучим ступенькам, я не мог отделаться от мысли, что спускаюсь куда-то в прошлое, преодолев ход времени. Из глубины бара доносилась тихая музыка.

Внизу было тесно, как в медвежьей берлоге, и тихо. У стойки стояли высокие стулья, на полках вдоль стены выстроились разномастные бутылки с алкоголем. Бармена за стойкой не было.

На самом дальнем от входа стуле сидел ждавший меня человек. Он уныло созерцал стоящий перед ним полный стакан и водил по его краю пальцем.

— Кто ты такой?

Сидевший в баре определённо не был стариком. Он обернулся на мой голос и окинул меня взглядом из-под длинных ресниц. По его лицу скользнула едва заметная улыбка.

— А-а, Одасаку, давно не виделись, — сказал молодой человек в чёрном плаще. — Пожалуй, ещё рановато для выпивки, а?

***

Страшно.

Страшно, страшно, страшно, страшно, страшно.

Где-то во тьме он идёт за мной.

Надо бежать изо всех сил. Пусть лопнут сухожилия в ногах, пусть лёгкие разорвутся — неважно, он должен бежать. Но от него не скрыться. От зверя в собственной голове никак не убежишь.

— Ни за что… Не смей этого делать, Ацуши, — отзывается эхом в голове голос из прошлого. Кто это говорил? Дазай-сан. Этот голос словно проклятие, он заключает всё тело в чёрные оковы.

— Ни за что… Не смей этого делать Ацуши.

Мне ни за что не убежать.

Хочется кричать, но нет горла. Хочется плакать, но нет глаз. Я убегаю от самого себя, охваченный страхом, который вот-вот разорвёт меня на части.

Но никому в этом мире не сбежать от самого себя.

Ацуши мчался по коридорам штаба мафии. Он нёсся через всё здание на четвереньках, как зверь, по самым невозможным траекториям, огибал углы, отталкиваясь от стен, не глядя взлетал по лестницам. Перед ним была только одна цель — догнать Акутагаву, то есть спасти Кёку. Всё остальное стёрлось и исчезло из его головы.

В коридоре перед ним стояли несколько вооружённых рядовых членов мафии. Их было человек восемь, и они были прямо у него на пути.

— Дорогу! — взревел Ацуши и взвился в воздух в прыжке.

Он пролетел через них как пуля или порыв ураганного ветра. Все, кто стоял у него на дороге, отлетели к стене и потеряли от удара сознание, не успев понять, что происходит. Один из рядовых, заметивших его раньше, машинально навёл пистолет. Но после того, как Ацуши промчался мимо, оружие рассыпалось прямо руке. В тот же момент из его груди брызнула кровь.

После того, как Ацуши промчался погибельным ветром по коридору, в нём не осталось никого, кто устоял бы на ногах. Сам он почти ничего не заметил.

Он мчался вперёд, убегая от собственного страха.

— Ни за что … Не смей этого делать, Ацуши.

Наконец в поле зрения Ацуши появилась спина Акутагавы. Ацуши ускорил бег и, подобравшись поближе, рванулся вперёд.

Акутагава обернулся на угрожающий рык и попытался выставить защитную занавесь из плаща, но Ацуши уже оттолкнулся от пола и прыгнул. Прорвав ткань, он налетел на Акутагаву.

— Ни за что не ходи… Не смей этого делать, Ацуши.

Юноша громко зарычал.

— Невоз… — его кулак встретился с лицом Акутагавы. Голова того откинулась назад, и он, словно сбитый машиной, пролетел через всё помещение.

Ударившись о стену, он на мгновение потерял сознание. Наклонился вперёд, словно марионетка с оборванными нитями, и начал заваливаться на пол.

Но упасть он не успел. Ацуши подскочил к нему и схватил за плечо.

— Как…

Ацуши с громким рыком прижал его к стене за плечо и начал колотить.

Кулаки Ацуши обрушили на Акутагаву такой град ударов, что по стене под его спиной пошли трещины. Тело Акутагавы тряслось, словно пружина.

Он бил с такой силой и скоростью, что кто угодно получил бы смертельные раны от одного только удара.

Тело Акутагавы приняло на себя бессчетное множество таких. Ацуши колотил его и колотил, не останавливаясь ни на секунду. Его вытаращенные глаза были полны ужаса, руки тряслись, а по спине градом лился холодный пот.

Страшно. Страшно, страшно, страшно…

— Ни за что не ходи… Не смей этого делать, Ацуши.

Ацуши уже не мог остановиться. Даже если бы он захотел прекратить, у него бы не получилось. Его тело, полностью захваченное страхом, попросту отказалось бы подчиниться усилию воли.

Расколотая душа Ацуши безостановочно кричала от ужаса. Она так давно была разбита на куски. Целый год, с того самого дня.

— А…

Рука Ацуши неожиданно остановилась. Губы Акутагавы шевелились, почти беззвучно проговаривая слова.

— Я… понял… тобой движет… не страх…

По телу Ацуши пробежал мороз, дыхание перехватило.

— Тобой движет… вина…

В глазах у Ацуши побелело.

От переполнявших его чувств горело в груди.

— А…

Он снова слышал голос босса.

— Я приказываю тебе, как твой начальник, — голос из прошлого, чёрные оковы, — ни за что не ходи в приют. Не смей этого делать, Ацуши. Ты понял?

Страшно, страшно, страшно, страшно…

В тот день я нарушил приказ. Приказ мафии. Приказ Дазай-сана. Приказ, которому я обязан был подчиниться.

Я напал на приют.

Год назад я был членом летучего отряда. У меня была небольшая группа подчинённых, и я получил доступ к информационным каналам мафии Я мог запросить нужные сведения у информаторов в городе и имел достаточную силу, чтобы с их помощью решать свои личные проблемы.

Я воспользовался этой возможностью только раз.

Чтобы сжечь своё прошлое.

Внутри каждого человека живёт ребёнок.

Этот ребёнок — сам человек в детстве, плачущий в темноте, никем не понятый, не видевший ни от кого помощи. Чтобы утешить этого ребёнка, остановить его плач, человек пойдёт на что угодно, на любое преступление.

Чтобы утешить моего, я должен был сжечь тюрьму из своего прошлого и убить всех демонов в ней.

По правде говоря, это было довольно просто. Мои люди перекрыли район и напали на приют. Мы обрезали телефонную линию, разбили приютскую машину, и я ворвался в спальню в облике тигра.

Я боялся, но не того, что совершаю преступление, а того, что не смогу победить директора приюта. Я боялся, что от одного его взгляда я начну истекать кровью и потеряю сознание.

Чтобы преодолеть страх, мне потребовались годы и месяцы — долго не получалось, сколько бы я ни совершенствовал свой план. Однако в тот день я был твёрдо намерен победить его.

У меня было несколько причин набраться смелости для этого, и одну из них не понял бы никто посторонний. Это был мой День рождения. Я хотел заново родиться именно в тот день, в который появился на свет.

Приют, который я покинул три с половиной года назад, показался мне маленьким и жалким: штукатурка на стенах растрескалась, на дорожках не было ни единого намёка на покрытие, а колодец, где брали воду, пересох — словно скелет, оставленный в безвременьи, ждущий, когда же он наконец рассыплется.

И всё же, когда я шёл по приюту, воспоминания саднили во мне, как поджившие ссадины, и кровь сама собой бурлила в жилах. Вот место, где меня избивали, пока не выбили зуб. Вот здесь, в комнате для наказаний, след от когтей, врезавшихся в стену слишком глубоко. Вот кладовая, куда я забирался, когда живот подводило от голода, а потом не мог выйти, боясь нового наказания.

Пока всё это не сгорит, ребёнок внутри меня не перестанет плакать. Это кто угодно бы понял.

Сегодня был мой День рождения. Сегодня я должен был сжечь свою темницу и родиться заново.

Пройдя через приют, всё в котором я помнил до мельчайших деталей, я подобрался к крепости, где сидел повелитель моих демонов — к кабинету директора.

Я распахнул дверь, и сразу же моё сердце застыло.

Директор стоял прямо передо мной, в глубине кабинета, сложив руки на груди.

— Ты поздно явился, номер семьсот восемнадцать, — сказал он.

Это засада, почему-то промелькнуло у меня в голове.

На лице директора не было ни страха, ни удивления. Он смотрел на меня ледяным взглядом, каким обычно свысока обозревал воспитанников.

— Я тебе не семьсот восемнадцатый, — отрезал я, стараясь вложить в голос побольше силы.

— Что ж, на свой выпускной ты всё же успел, — сказал он с таким лицом, словно видел меня насквозь.

— Выпускной?

В этот момент дверь позади меня закрылась. Тяжёлая железная створка автоматически захлопнулась, и раздался щелчок ключа.

Незаметно для меня директор сумел закрыть и запереть дверь. Наверняка и открыл её он специально, чтобы я мог войти.

В тот же момент завыла сирена.

Это был звук, собирающий нас на послеобеденную уборку. Тело чуть само не бросилось к двери, я смог остановиться лишь усилием воли.

— Что, нахлынули воспоминания? — сказал директор, высокомерно глядя на меня. — Это звук порядка. Звук, оповещающий вас о том, что существуют правила.

— Это верно, — сказал я, пристально глядя на него. — В этом приюте нет часов. Только по сирене мы определяли, что нам надо делать. Это звук, который управлял нами. А им управлял единственный человек в приюте, имевший часы. То есть ты.

Я поднял глаза на часы на стене: старые, механические часы цвета янтаря. Он тоже посмотрел на них своим обычным, надменным взглядом, словно он был божеством.

— Наличие часов доказывает, что человек имеет право распоряжаться своим временем по собственной воле, — в сотый раз проговорил он заученную фразу. — На самом деле…

— На самом деле, таким, как ты, не нужны часы, чтобы распоряжаться и поучать, — закончил я за него. — Ты говорил это, когда запретил всем воспитанникам иметь часы. Помню, один из старших детей как-то купил часы на свои деньги. Ты выгнал его после того, как избил до полусмерти.

— Да, такое было. Но ты-то был не настолько глуп., семьсот восемнадцатый. Ты был послушным мальчиком, — с этими словами директор взял со стола деревянную коробочку.

Я ни разу до этого такой не видел — белая, чуть больше сжатого кулака, без всяких украшений.

— Это ещё что? — мой голос задрожал.

— Как что? — будничным тоном ответил директор. — Твое выпускное свидетельство.

Засада. Коробочка. Дурное предчувствие комом встало в горле.

— Выпускное? Какое ещё выпускное? Что это за коробка?! Что ты собираешься делать?!

Директор подошёл ко мне с коробочкой в руках. По всему моему телу лился пот.

Победу мне принесло бы только сражение. Но я не мог и с места сдвинуться.

Спокойно, спокойно, отчаянно убеждал я себя. На таком расстоянии все шансы на победу у меня. Даже если в коробочке у него пистолет, он наверняка такого мелкого калибра, что серьёзную рану им не нанести.

Но директор знал, что я приду, и знал о моей тигриной силе. Значит…

Там бомба?

Если взорвать её в таком маленьком пространстве, взрывная волна срезонирует от стен, и поражающая сила возрастёт в несколько раз. Если взрывчатка хорошего качества, мне разорвёт голову прежде чем я успею регенерировать.

Такое было вполне возможно. Проверить это не так уж трудно.

Сосредоточившись, я активировал тигриный слух и застыл на месте.

Как только мои уши стали в несколько раз лучше слышать, из коробочки донеслось отчётливое тикание.

— Помнишь ли ты мои уроки? — спросил директор, подойдя ещё ближе. — Жизнь того, кто никого не спас, не имеет никакой ценности.

— Прекрати, — ответил я дрожащим голосом. — Не подходи.

Директор стоял прямо передо мной, раскрыв объятия. Великий повелитель приюта.

Ну же, давай, сопротивляйся. Сопротивляйся ему, Ацуши. Иначе тебе конец.

Я дрожал всем телом, сердце отчаянно колотилось.

Мной владел страх перед владыкой, вырезанный в самом моем сердце. Я не мог шевельнуться.

Нет. Ты уже не тот, что прежде. Срази его. Перед тобой всего лишь человек. Срази его и освободись от страха.

— Сегодня твоё обучение окончено.

— Перестань!!!

Сопротивляйся, ну же, смелее.

Сопротивляйся!

Каждая клетка моего тела кричала это.

— А-а-а-а!

Раздался влажный чавкающий звук.

Моя рука пронзила грудь директора насквозь, так что пальцы вышли у него из спины.

Директор что-то прошептал.

Я услышал его слова, но их смысл до меня не дошёл. В моей голове была только красная пелена да эхо слова «Сопротивляйся».

Сопротивляйся, давай, вперёд, ну же.

Снова закричав, я повалил директора на пол и уселся на него верхом.

Я всё бил и бил его, и его кровь забрызгала весь пол. Я был в виде получеловека-полутигра, который принимал, когда пробуждал в себе силу тигра для атаки. После кулаков, способных ломать огнестрельное оружие, целым и невредимым не уходил ещё никто.

Я не остановился, даже когда почувствовал, что расколол ему череп. Обезумев, я продолжал его колотить. Остановился, только ощутив, что бить уже нечего, и мои кулаки колотят по полу.

И только в тот момент до меня дошло, что сказал директор.

«Вот так. Вот и хорошо», — да, он сказал именно это.

В тот момент он сам раскрыл передо мной объятия. Так обычно поступает отец, когда хочет обнять.

— Что?.. — я огляделся по сторонам и бросил взгляд на руку директора. Крышка отлетела, и содержимое коробочки оказалось на полу. Я посмотрел на него.

Это были наручные часы. Рядом с ними лежала карточка с надписью «С Днём рождения».

Я ничего не понимал.

Почему там это написано? Почему в коробочке были часы?

«Наличие часов показывает, что человек распоряжается своим временем по собственной воле».

Директор приюта знал меня лучше, чем кто-либо.

Он наверняка понимал, что я приду в собственный День рождения, и зачем.

Часы были совсем новые. Судя по состоянию приюта, чтобы купить такие часы, ему пришлось долго откладывать деньги.

Только в тот момент я понял, что к чему.

Он действительно хотел обнять меня, когда распахнул руки в свой последний момент. Как настоящий отец обнимает ребёнка. Но моя рука пронзила его грудь быстрее, чем я успел что-либо понять.

Теперь директор мёртвый лежал на полу и больше уже ничего не мог сказать.

В тот момент я неожиданно осознал. Если бы вдруг я стал ещё сильнее и взрослее, как бы я собой ни гордился, он не сможет мне сказать «Молодец» или «Я знал, что ты можешь». У меня ещё была возможность это услышать, пока он был жив.

Но теперь он уже ничего не скажет.

Я больше не услышу того, что хотел. Сам отнял у себя возможность получить то, за что отдал бы жизнь.

— Аааааааааааааааа!

***

Задумавшись, я вспомнил и другие вещи, которые казались мне странными.

И директор, и все остальные в приюте держали от меня в тайне истинную сущность тигра-людоеда, жестокого белого тигра, который обитал в здании и временами кого-нибудь ранил. Это был мой второй облик, способность, о которой я даже не подозревал. Тигр появлялся достаточно часто и наносил достаточно серьёзный ущерб, чтобы воспитатели поняли в один прекрасный день, откуда он появляется. И тем не менее, никто мне ничего не говорил.

Причину этому я выяснил позже.

Тигр убил тогда некого исследователя: молодого человека с волосами, белыми, как туман. и глазами, красными, как яблоки, который втайне приехал в приют изучать его. Если бы его смерть стала достоянием общественности, в приют бы явилась военная полиция, и на меня, тигра, совершившего убийство, открылась бы настоящая охота.

Директор сам замёл все следы. Он выбросил в реку тело исследователя, а его вещи сжег. После он потребовал от воспитателей, чтобы они никому не говорили, что он вообще приезжал.

После этого он убедился, что я не помню, что происходит со мной во время перевоплощения, и меня начали постоянно запирать в подземном карцере.

После этого всякий раз, когда тигр начинал буйствовать, директор сам лично ликвидировал последствия. Он отволакивал меня в карцер, пока я никому не навредил и слухи о нападениях не разнеслись за пределы приюта.

Поэтому я продолжал верить, что приют — это тюрьма, а тигр появляется сам по себе.

Директор приюта хорошо меня знал. Если бы я понял, что я и есть тигр, возможно, не смог бы этого вынести.

Пока я не вырос достаточно, чтобы контролировать тигра самостоятельно, меня требовалось защищать и не выпускать из приюта.

***

— Тобой движет… вина, — прохрипел пригвождённый к стене за плечо Акутагава.

— А… — взгляд Ацуши утратил сосредоточенность. — А-а-а-а-а!

С диким криком он отшвырнул от себя Акутагаву. Тело, описав в воздухе дугу, перелетело через всё помещение, неестественно согнувшись, упало на пол и, подпрыгивая, перекатилось по полу до окна противоположной стены.

Ацуши подскочил к поверженному противнику и, усевшись верхом ему на грудь, снова обрушил на него град молниеносных ударов.

Деревянный пол под ними растрескался и просел.

Акутагава больше не пытался отбиваться своей способностью.

На него обрушилась могучая сила, превосходящая все человеческие пределы, больше похожая на метеоритный дождь.

— Нет! Нет, нет, нет! — кричал Ацуши, нанося удар за ударом. — Неправда, я ничего не знал! Я не мог… поступить… иначе!

— Удобное оправдание для слабака, — вдруг прошептал Акутагава.

Раздался негромкий пронзительный звук. Левая рука Ацуши отделилась от плеча, и на пол фонтаном хлынула кровь.

Вокруг Акутагавы, рассекая воздух, взвились клинки из ткани. Они вонзились в плечи, грудь, горло и живот Ацуши и, вытянувшись, словно копья, пригвоздили его к стене.

— Как…

Акутагава медленно, словно призрак, встал на ноги. Он весь был в крови, но шаги его были тверды.

— Почему?.. — выдавил Ацуши, захлёбываясь кровью. — После таких ударов…

— В тот момент, когда ты наносил удар, я отражал его способностью, скрывая ее под одеждой. Рассечение пространства защитило плоть и кости от твоей атаки, — Акутагава провёл рукой по лицу. — Это мой тайный приём и самый последний способ защиты. Я и сам, впрочем, не представлял, что могу применять его с такой скоростью.

Копья, пригвоздившие Ацуши к стене, провернулись и вошли ещё глубже. Ацуши завопил от боли.

— Одарённый, черпающий силу в страхе и раскаянии, — Акутагава подошёл ближе к нему. — Не могу сказать, что не разделяю твой страх. Самое страшное, с чем можно столкнуться в этом мире — сожаление. Невыносимо жить с мыслью о том, что ты мог бы поступить иначе в тот или иной раз.

Лицо Ацуши искажалось от боли тем сильнее, чем больше Акутагава говорил. Тот подошёл ближе, и во взгляде его холодела сталь.

— Но сейчас для меня ты не более чем препятствие на пути к сестре. Я больше не намерен сожалеть. Поэтому, с твоего позволения, я покончу с тобой и направлюсь дальше.

Один из клинков Акутагавы растянулся в ширину, как лезвие гильотины, и взмыл в воздух над головой Ацуши.

***

Тридцать пятый этаж, главный пост видеонаблюдения.

Дверь полутёмной комнаты открылась, и появилась запыхавшаяся Гин.

Она вошла тяжёлой, усталой походкой и, прислонившись к стене прямо перед панелью управления, осела на пол, словно разом лишившись всех сил.

— Брат, — Гин прижалась к стене и сжалась на полу в комок, словно путник, потерявшийся в заснеженных горах.

На посту никого не было. Царил полумрак. Только экраны камер наблюдения, показывавшие разные части здания, освещали комнату своим холодным мерцанием.

На одном из экранов были Акутагава и Ацуши. Первый, пригвоздив к стене последнего, явно собирался его добить.

— Брат, довольно, хватит, — прошептала Гин, глядя на экран. — Если ты ещё кого-нибудь убьёшь, нормальной жизни тебе не видать.

Она дрожала всем телом, но не от холода.

Кое-как встав, она подошла к панели управления.

— Каким бы ты ни был человеком, — Гин ослабевшей рукой повернула ключ на панели и перещёлкнула несколько пронумерованных тумблеров, — мне достаточно, чтоб ты был жив.

Она надела лежащие рядом на столе наушники.

— Хватит, брат, — сказала Гин в микрофон. — Уходи отсюда.

***

— Хватит, брат, — раздался голос Гин где-то над Акутагавой и Ацуши. — Уходи отсюда.

— Гин, — Акутагава обернулся, пытаясь понять, откуда идёт голос. — Гин, где ты?

— Забудь обо мне, уходи, — голос Гин был ровным и немного сдавленным, словно она пыталась сдержать чувства. — Ты еще не понял? Если ты хотел встречи со мной — вот, мы встретились. Четыре года назад меня не похитили, я сама согласилась на предложение того одинокого человека — моего босса. Я не пыталась связаться с тобой, потому что у такого, как ты, не должно быть близких.

— Что? — Акутагава в замешательстве повернулся туда, откуда слышался голос. — О чём ты?

— Ты творишь разрушение не так, как мафия. В насилии мафии есть смысл и порядок. Но ты не такой. Ты сокрушаешь всё на своём пути, включая тех, кого любишь. Даже себя. Видишь ли, брат, ты… — голос Гин на мгновение оборвался, словно ей пришлось собраться с силами, прежде чем говорить дальше, но потом она продолжила. — Видишь ли, брат, ты рождён для зла.

Обе руки Акутагавы опустились и бессильно повисли вдоль тела. На лице его читалось замешательство — как у ребёнка, только что упустившего родителей из виду.

— Я — зло? Поэтому ты не можешь вернуться? — растерянно спросил он. — Я не понимаю, Гин. Ничего не понимаю. Что ты пытаешься мне сказать?

Ответа не было.

— Гин, ответь! Чего мне недостаёт? Как мне тебя вернуть?

Ответа так и не было.

Гин отключила связь.

— Я не понимаю, Гин! Ответь! Прошу тебя, Гин!

Неожиданно стена позади него раскололась на куски и рассыпалась. Прежде чем он успел обернуться, клинки из ткани рассыпались. Раздался звериный рёв.

Перед ним был не Ацуши. Это был вообще не человек.

— Что?! — Акутагава потрясённо вытаращил глаза. — Белый тигр?!

Огромный зверь, размером с четыре поставленные рядом малолитражки, набросился на него.

Человек и зверь сплелись в единое целое, врезались в оконное стекло и разбили его. За ним была пустота.

Акутагава и белый тигр вылетели из окна и рухнули в эту пустоту.

***

— Давно не виделись? — переспросил я, подходя к молодому человеку. — Мы раньше встречались?

На его лице мелькнула неуловимо знакомая мне улыбка, словно он знал меня с рождения.

— Нет, это первый раз. — он позвенел льдом в стакане. — Я в первый раз пришёл в этот бар, в первый раз здесь пью и в первый раз встретил тебя, Одасаку.

Я снова огляделся по сторонам.

Стены пожелтели от табачного дыма, опоры потолка почти почернели от времени, тускло мерцали бутылки на полках за стойкой — все они выдержали равно долгое крещение временем. В баре было тесно: появись тут кто-нибудь ещё, ему бы пришлось протискиваться, чтобы пройти мимо меня. Но при этом в нём так и веяло тишиной и каким-то уютом. Лучше место, чтобы втайне ото всех провести время с кем-нибудь.

Негромко играл джаз, звучала грустная песня о расставании.

Неплохое место. Но едва ли подходящее для тайной встречи с предателем секретов мафии.

— Позволь-ка спросить, — поинтересовался я. — Вот это «Одасаку» — моё прозвище?

— Да, — ответил он с неловкой улыбкой. — Тебя раньше никто так не называл?

— Нет, — честно ответил я. Обычно все зовут меня просто по фамилии, такое странное сокращение я бы вряд ли забыл.

Он отвёл от меня глаза и улыбнулся, но его улыбка была как будто адресована не мне, а самому себе. Казалось, он не знал, какое выражение должно сейчас принять его лицо.

Странный малый.

— Ты садись, Одасаку, — он указал на стул рядом с ним. — Что будешь пить?

— «Буравчик», только без горькой, — я сел через стул от него, просто на всякий случай.

Он задумчиво посмотрел на пустой стул между нами, а потом зашёл за стойку и смешал коктейль сам.

— Дазай, — представился он.

Он вернулся на место и отпил немного из своего стакана. Я к своему бокалу не притронулся: пока что непонятно было, можно ли ему доверять.

Некоторое время Дазай молча пил, и единственным звуком, который раздавался в баре, был звон льда в его стакане.

— Одасаку, я хотел рассказать тебе кое-что интересное. Выслушаешь меня? — неожиданно беспечным голосом сказал он.

— Что же?

— Не так давно я обезвредил бомбу. Случайно вышло.

Я посмотрел на него. У него были совершенно честные глаза. Он уверенно смотрел прямо на меня.

— Исполнил заветное желание. Аж прыгал от радости с этой бомбой по всему кабинету. И еще подумал, что обязательно должен рассказать тебе об этом.

— А-а, ясно, — ответил я. Слишком равнодушный ответ даже для меня, но я даже представить не мог, к чему клонит мой собеседник и на что пытается намекнуть.

— И ещё кое-что. Тот твёрдый тофу, которым я хотел тебя угостить, как раз готов. Теперь он в три раза вкуснее и в три раза твёрже! Я дал его попробовать подчинённому, так он аж зуб сломал. Так что осторожнее, когда будешь есть!

— Он что, настолько твёрдый? — спросил я. — Тогда как его есть-то?

— Да я и сам не знаю! — весело рассмеялся Дазай. Когда он так смеялся, он казался ещё моложе, совсем подростком. Он был похож на потерявшегося мальчишку, который наконец пришёл домой.

— Но я совсем забыл о самом важном. Слышал, ты недавно пополнил ряды начинающих писателей, Одасаку?

— А это ты откуда знаешь? — ошеломлённо спросил я.

— Волшебство, — загадочно улыбнулся он.

Я покачал головой.

— На самом деле всё немного не так. Я написал для тренировки довольно плохонькую повесть, и она случайно попалась на глаза человеку из издательства. Он предложил мне написать для них что-нибудь, и я согласился. Но честно говоря, совсем не уверен, что у меня получится.

— Почему?

— Я хотел бы написать только один роман. Весь его сюжет у меня вот здесь, — я указал на свою голову. — Но у меня нет ни необходимых навыков, ни опыта, чтобы писать о мире вокруг. Чувствую себя, как альпинист, который должен забраться на самую высокую в мире вершину, имея только ботинки для скалолазания и маленький ледоруб.

— У тебя есть все нужные навыки, — сказал он искренне. — Никто, кроме тебя, не может написать этот роман. Это я тебе гарантирую. Просто верь в себя.

— Спасибо. Но мне всё же сложно поверить в гарантию от человека, которого я знаю всего несколько минут, — я просто сказал то, что первым пришло мне в голову.

В стакане Дазая звякнул лёд. Он так и застыл, держа его. И рука со стаканом, и почти детское выражение лица, и даже дыхание — казалось, всё оледенело. На секунду на его лице появилось странное выражение, словно он был готов вот-вот заплакать. Но плакать он не собирался. Это и представить-то было невозможно.

И действительно, он сразу же вернулся в своё прежнее состояние.

— Да, ты прав, — кивнул он. — Я сказал не то, забудь.

Он больше не казался мальчишкой. Немного подумав, я решил перейти к делу.

— Мой подчинённый сейчас в опасности, — сказал я. — Думаю, ты уже в курсе событий. Он навёл немного беспорядков в главном штабе мафии. Если случится чудо, он ещё может выйти оттуда живым и неискалеченным. Но даже если он вырвется, мафия всё равно будет преследовать его, пока не убьёт. Я здесь, чтобы это предотвратить. Надеюсь, мы сумеем договориться.

Он пристально на меня посмотрел. Мне показалось, что он смотрит на меня из следующего столетия.

— Акутагава всё же встретил хорошего наставника, — наконец произнёс он тихим хриплым голосом.

— Что?

— Можешь за него не волноваться. Обещаю, что с завтрашнего дня мафия его даже пальцем не тронет. Безо всяких исключений и оговорок. Он будет в полной безопасности. Собственно, я собирался сказать это сразу… Если, конечно, он выйдет из штаба живым сегодня.

Я сидел неподвижно и смотрел на него.

Значит, он сразу собирался об этом сказать. Как только я это услышал, мне пришла в голову одна мысль, довольно нелепая, но объясняющая всё.

— Зачем же ты заманил его туда, Дазай? — спросил я, собравшись с духом.

От этой фразы непроницаемая улыбка словно дала трещину, и на мгновение на его лице проступили потрясение и тревога. Но лишь на мгновение — он сразу же снова улыбнулся, как двухтысячелетний отшельник. Впрочем, мне этого было достаточно.

— Значит, ты понял, — сказал он.

— Скорее, угадал, — покачал я головой. — Но основания у меня были. Ты знал имя Акутагавы, а ведь ни я, ни кто-либо ещё не мог тебе его сказать раньше. Кроме того, ты собирался сказать, что не намерен ему мстить, с самого начала — выходит, с самого начала знал, что он ворвался в штаб мафии. Я мог только предположить, что ты и есть босс мафии, приславший нам в офис письмо и фотографию.

Я поставил бокал на стойку и положил рядом с ним предмет, вынутый из-за пазухи.

Взгляд Дазая сосредоточился на нём.

— Что это?

Это был пистолет. Дуло его было направлено на Дазая.

— Дополнение к завершению переговоров, — сказал я спокойно. — Я предпочёл бы захватить калибр побольше, но больше ничего под рукой не было, к сожалению.

Это был мой старый, как родной лежавший в руке пистолет. Он был при мне так долго, что почти стал мне напарником. Из него я попал бы в цель, даже если стрелял бы вслепую.

И он явно не понравился Дазаю. Он недовольно посмотрел на него.

— Убери куда-нибудь пистолет.

— Увы, не могу. Собеседник неподходящий, — я дотронулся до спускового крючка. — Сам босс Портовой мафии. Пригодится, если здесь вдруг устроена ловушка.

— Я не очень-то хотел становиться боссом, — сказал он. — Это правда.

Его взгляд был серьёзен, и почему-то я сразу решил, что этому можно верить. Но обмануть меня, заурядного детектива, легендарному боссу Портовой мафии было проще, чем дышать. Поэтому я снова взял пистолет.

— Значит, чтобы спасти Акутагаву, я должен придумать что-то другое, — сказал я. — Если, конечно, я уйду отсюда живым.

— Я и не думал устраивать тебе здесь ловушку, — сказал он.

Это тоже прозвучало вполне искренне. Я уже совсем ничего не мог понять. Похоже, чтобы хоть что-то прояснилось, надо было продолжать вести переговоры вслепую.

— Одасаку. Ты хотел знать, зачем я заманил туда Акутагаву, — сказал он. — Я сделал это, чтобы спасти мир.

— Спасти мир?

— Да, спасти этот мир, один из множества миров, — сказал он, жалобно глядя на меня. — В одном из этих миров — точнее, в единственном настоящем мире — мы с тобой были друзьями. Мы часто пили вместе в этом баре, беседуя весь вечер напролёт.

Я задумался, возможно ли такое.

— Даже если так, — ответил я, — это не отменяет того, что ты сделал с Акутагавой.

Он собрался было сказать мне что-то в ответ, но, видимо, передумал.

— Одасаку, послушай, я… — сказал он вместо этого.

— Не зови меня так, — я сам поразился тому, как резко оборвал его. — У врага точно нет права так меня называть.

Неожиданно для меня у него перехватило дыхание. Лицо исказилось, а взгляд заметался, словно рисуя в воздухе какую-то бессмысленную фигуру. Он то открывал, то закрывал рот. Казалось, он сопротивляется кому-то невидимому.

— Было тяжело, — выдавил он. — Было просто ужасно. В мафии, где не было тебя, мне пришлось сражаться с Имитаторами, наследовать место убитого Мори, разбираться с врагами и расширять организацию. И всё ради этого мира…

Он громко вздохнул, почти всхлипнул, и недоговорённая фраза повисла в воздухе. Осадок от невысказанных чувств повис вместе с ней. Некоторое время мы оба молчали.

В баре воцарилась тишина, только звучала тихая песня о расставании под грустную фортепианную мелодию.

— Я пригласил тебя сюда, чтобы попрощаться, — сказал Дазай через несколько минут. — Если есть с кем прощаться — значит, и жизнь не зря прожита. Если кто-то будет грустить по тебе — значит, и желать в жизни больше нечего. Ведь так?

Немного подумав, я согласился с ним.

В его лице промелькнуло что-то, похожее на спокойствие, и он встал с места.

— Мне пора, — он посмотрел сначала на дуло пистолета, потом на меня. — Если хочешь, можешь стрелять. Но позволь мне один каприз: прошу тебя, не здесь. В любом другом месте я к твоим услугам.

Не знаю почему, но я не намеревался отказывать ему в этой просьбе и убрал пистолет за пазуху.

— Спасибо, — сказал он с лёгкой улыбкой и, отвернувшись, направился к выходу. — Прощай, Одасаку.

Он больше не оборачивался — поднялся по лестнице и скрылся из виду. До меня донёсся только звук закрывающейся двери.

***

Акутагава и тигр летели вниз.

— Чёрт, — Акутагава выпустил лезвия Расёмона. Они были где-то в районе тридцатого этажа. При падении с такой высоты даже самый крепкий человек не выживет. Оставалось только зацепиться лезвиями за стену и попытаться удержаться на ней.

Но они вылетели в окно с разбегу, и до стены было слишком далеко. Акутагава попытался ещё раз, выпустив в стену всю ткань, какую мог.

Кончик клинка почти дотянулся до стены. Ещё чуть-чуть!

Тигр оттолкнулся от стены лапой и навалился на него всем телом.

Акутагава застонал, сплёвывая кровь. Под весом тигра, который был тяжелее его раз в десять, его отнесло от стены. Теперь он был слишком далеко.

И спереди, и сзади, и справа, и слева — куда бы он ни поворачивался, зацепиться было не за что. Они летели в пустоте.

Смеркалось. Акутагава падал в тёмное, пылающее у кромки небо. Его способность была сильной, но её ограничивало количество надетой одежды, то есть существовал предел, на который могли вытянуться ленты-клинки. Он мог вложить все силы в одну полосу ткани и продолжать попытки, но не знал, сработает ли это. Однако другого пути не было.

Стоило попытаться.

Но тигр не позволял. Его клыки рванули плечо Акутагавы вверх и вниз.

Акутагава заорал от боли. Огромная пасть сомкнулась на его плече. Кровь хлынула рекой. Раздался хруст костей, стиснутых мощными челюстями.

Плечо было сломано. Из рваной раны хлестала кровь.

Если бы сейчас тигр с совсем небольшим усилием повернул голову, он бы откусил ему руку окончательно. Акутагава стянул полосой ткани плечо, соорудив импровизированную броню. Та заскрипела, сопротивляясь невероятной силе тигриных челюстей.

Они продолжали свободное падение и уже пролетели двадцатый этаж.

— Чёрт! — прошипел Акутагава. Если они долетят до земли, тигр — нет, Ацуши — наверняка выживет. На его стороне физическая мощь и сверхрегенерация. Но ему самому точно конец.

С помощью пожирания пространства он мог нейтрализовать импульс от столкновения с землёй. Но это не меняло того факта, что эффект пожирания прекратится в тот момент, когда его тело с огромной скоростью рухнет на землю. Этого мгновения, когда скорость резко упадёт, будет достаточно, чтобы его мозг и внутренние органы размазало по дороге, как упавшее на пол пирожное.

Попробовать зацепиться за стену перед падением? Невозможно. Если он попытается отделить хоть немного от брони, тигр откусит ему руку. Тогда он умрёт ещё раньше, чем приземлится.

Итак.

В любом случае его ждёт смерть.

— Да чёрта с два, — проревел Акутагава, захлёбываясь кровью. — Так я тебе и позволил! Я не умру! Я выживу, заберу Гин…

«Видишь ли, брат, ты рождён для зла.»

Акутагава осёкся.

— Я спасу…

«Тебе никогда не стать хорошим человеком. По тебе это видно».

— Нет…

«Взяв девочку в заложники, ты уже не видишь ничего, кроме своего желания, и однажды твоя цель превратится просто в жажду разрушения. Ты именно такой человек».

— Нет! Нет, нет, нет!

«Месть, значит? Ради неё, выходит, можно и умереть? А что станет с твоей сестрой после того, как ты умрёшь, как она будет жить одна в этом городе — об этом ты и подумать не мог, так?»

— Неправда…

«Видишь ли, брат, ты рождён для зла.»

С губ Акутагавы сорвался шёпот, больше похожий на всхлип.

— Неправда…

Да. Теперь я понял.

Я понял, о чём говорила Гин.

Вот почему она не может вернуться ко мне.

С лица Акутагавы исчезла решимость.

Пальцы, вцепившиеся в тигриную шерсть, расслабились.

Зверь и человек продолжали падать в бездну.

Пронзительный свист рассёк воздух.

Рядом с Акутагавой пролетела и воткнулась в стену металлическая строительная балка.

— Что… — Акутагава ошеломлённо уставился на неё.

Это была самая обычная железная балка, без каких-либо особенностей. Но она совершенно точно прилетела откуда-то с противоположной стороны улицы. Но там не было ничего похожего на место, откуда могли летать балки…

… Неужели?

На противоположной стороне улицы высилось недостроенное многоэтажное здание. На одном из средних этажей кто-то стоял.

Этот кто-то без видимого усилия держал ещё одну балку.

— Хватайся за неё! Пожалуйста! — прокричал во весь голос Миязава Кенджи из детективного агентства.

Подняв балку одной рукой, он занёс её, как олимпийский метатель копья и взял разбег.

— Быть не может, — ошарашенно уставился на него Акутагава. — С такого расстояния?

— Уооооо! — Кенджи метнул балку.

Железный брус весом примерно с двоих взрослых мужчин пролетел по воздуху, оставляя за собой серебристый след, словно ракета, пронёсся под ногами Акутагавы и воткнулся в стену. Стена пошла трещинами, и здание штаба мафии содрогнулось.

Да, так он дотянется.

Акутагава напряг мутнеющее сознание и направил ткань к балке.

Он вложил в этот бросок всё, что мог, и ему удалось зацепиться за конец. Изогнув полосу ткани, как якорь, он ухватился за нее понадёжнее.

Теперь на стороне Акутагавы была боковая сила. Ухватившись за полосу ткани, он начал продвигаться к стене.

Тигр зарычал: он не собирался дать Акутагаве уйти. Разинув пасть, он нацелился ему в горло.

— Расёмон — Ибара!1

Ткань, что обвивала сломанное плечо Акутагавы, прямо в пасти тигра обратилась в шипы. Они молниеносно вытянулись, протыкая его морду изнутри. Тигр, раненный в лишённую защиты пасть, заревел от боли и открыл рот.

Акутагава, ухватившись за балку и раскачиваясь как маятник, добрался до стены. Используя ткань, как амортизатор и продолжая наносить удар за ударом, он втыкал в стену клинки, пока не укрепился на ней достаточно прочно.

Он избежал смертельной опасности, от которой только что был на волоске. Акутагава выдохнул.

Если тигр упал, значит, он выиграл время, которого, возможно, хватит, чтобы найти Гин и выбраться из здания.

Осторожно повернувшись, Акутагава огляделся в поисках тигра. Того нигде не было: ни на земле, ни в воздухе.

— Что? — в следующий миг что-то мощное потянуло Акутагаву вниз.

Кое-как удержавшись на воткнутых в стену клинках, Акутагава обернулся и увидел, что за кончик одной из полос его способности кто-то ухватился.

— Не уйдёшь, — сказал Ацуши. Он снова принял человеческий облик и держался за лезвие, которым Акутагава его атаковал. — Тебе не уйти, Акутагава. Тебя я ни за что не упущу.

Ткань сильно натянулась.

Акутагава едва выдерживал вес тела Ацуши, но ему оставалось только цепляться за стен сильнее. Ацуши раскачался, как маятник, и прыгнул на стену. Пальцы на его руках и ногах превратились в тигриные когти и впились в неё, так что теперь и он держался крепко.

Теперь на стене главного штаба Портовой мафии висели двое одарённых.

Ацуши цеплялся за стену руками и ногами, словно стоял на четырёх лапах.

Акутагава держался, врезаясь в стену клинками из ткани.

— Я не дам тебе… прожить… ещё хотя бы секунду… — Ацуши не отрывал взгляда от Акутагавы. Глаза его были полны гнева. — Я выполню обещание, данное директору. Я так решил, значит, выполню…

Отрезанная рука Ацуши уже отросла заново, и на ней не было ни царапинки. Тигриная регенерация действовала поразительно.

— Я нанёс тебе столько ран, но не осталось ни одной, надо же, — Акутагава держался за плечо и тяжело дышал. — Вот ты каков, Белый дух смерти…

Раненое клыками тигра плечо всё ещё было стянуто полосами Расёмона вместо

повязки. Но пролившуюся кровь было уже не вернуть, да и кость не могла срастись сама по себе.

У Акутагавы было обыкновенное хрупкое человеческое тело. Если он так и продолжит сражаться с бесконечно регенерирующим Ацуши, от потери крови он окончательно обессилеет и умрёт.

Тигр силён. У его силы есть стержень: мощная способность, опыт, накопленный за четыре с половиной года совершенствования и стимул сражаться, голос из прошлого, подобный проклятию. Сожаление делало его сердце стойким.

Разве он сам не такой же?

Он хотел спасти сестру. Он должен был это сделать. Его клятва была справедливой, крепкой, она должна была преодолеть любые преграды.

Но всё же.

— Тигр, ты мой враг. Я желаю тебя убить, — сказал Акутагава, кривясь от боли. — Но если единственное, что я могу сейчас придумать, а именно, сразить стоящего передо мной врага — и есть то самое зло, о котором говорила Гин… Что же я должен сделать, тигр? Что мне делать?

«Не следуй за зверем в себе», — сказал ему Ода-семпай.

Он наверняка понял, что во мне обитает огромный зверь. Он появился на свет в день, когда четыре с половиной года назад тот, кого называли бессердечным псом, впервые обрёл чувства. Он заставил меня бросить сестру, броситься в гущу битвы и сокрушить всё вокруг.

Поэтому человек в чёрном и не выбрал меня.

Акутагава с громким криком рванулся вперёд. Ацуши ринулся следом за ним прямо по стене.

Перенеся лезвия из ткани на подошвы ботинок, Акутагава бежал по вертикальной стене, но натолкнулся на прыгнувшего наперерез ему Ацуши.

Полы одежды Акутагавы начали преображаться.

— Расёмон — Гинроко!2

Рукав ниже локтя превратился в подобие волчьей головы, которая рванулась вперёд, как выброшенный для удара кулак. Волчьи челюсти захватили обе руки Ацуши, которыми тот закрыл голову, чтобы защититься. Серебряные клыки впились в них мёртвой хваткой.

Ацуши взвыл от боли.

Серебряный волк извивался в воздухе, становясь всё больше и больше.

Чтобы не погибнуть от потери крови в затянувшейся битве, у Акутагавы был только один выход: оторваться от сильного в ближнем бою противника на достаточное расстояние, а потом быстро, одной атакой Расёмона завершить бой. Иначе никак.

Из раны полилась кровь — повязка ослабла из-за того, что он вложил в способность больше сил, чем мог позволить. Однако сила атаки не уменьшалась — волчья голова продолжала расти, и клыки росли вместе с ней.

Вдруг клыки издали жалобный скрежет.

— Что?

Волчья пасть медленно раскрывалась. Точнее, Ацуши разжимал её обеими руками изнутри.

— Не стой на моём пути! — глаза Ацуши светились жёлтым. — Не мешай! Я исполню обещание… данное директору… испо-о-олню!

Он с силой рванул руками вверх и вниз, разрывая пасть волка, и действие способности исчезло.

— Невозможно…

— Не меша-а-а-ай! — Ацуши уже был вплотную к нему и занёс правую руку.

Рассечение пространства использовать было слишком поздно!

Пробив тройную защиту, выставленную Акутагавой, кулак Ацуши подбросил его в воздух. Пролетев немного, Акутагава впечатался в стену так, что во все стороны полетело раскрошенное покрытие.

Он потерял сознание от удара Ацуши и очнулся от столкновения со стеной, снова отключился от боли, проскользив вверх по стене, и снова пришёл в себя.

Краем помутневшего взгляда он, пригвождённый на уровне примерно десятого этажа, увидел, как к нему, словно преследуя жертву, вверх по стене мчится Ацуши.

— Сокрушу-у-у-у! — ревел Белый дух смерти.

Но прежде, чем невероятной силы кулак снова обрушился на Акутагаву, его способность успела среагировать. Клинки, воткнутые в стену, спружинили, отбрасывая Акутагаву подальше от неё. Кулак Ацуши врезался в стену, и бетонная крошка снова полетела во все стороны.

— Я сдержу слово! — кричал Ацуши. — Пока я его держу… он не умрёт! А-а-а-а-а!

От его душераздирающих криков отчаяния дрожал воздух. Даже Акутагава, висящий в воздухе на вытянутых полосах клинков, приоткрыл глаза, услышав эти крики.

— Расёмон, — глаза его закрывались, руки бессильно повисли, а голос звучал как шепот. — Кирисамэ!3

От его одежды отделилось множество тонких, как нити, клинков. Как тончайшие иглы, они прошили воздух и роем напали на Ацуши. Они на огромной скорости, словно мелкий дождь, сыпались на стену под его ногами. Поверхность стены пошла рябью, как водная гладь.

Спасаясь от игл, Ацуши обернулся по сторонам и вверх в поисках Акутагавы. Тот держался на нитях своей способности и будто парил в воздухе, преследуя его. Глаза его были почти закрыты, лицо безмятежно, словно он задремал.

Незаметно для себя они оба оказались на самом верху здания.

На крыше находилась ровная вертолётная площадка. Вертолётов, правда, на ней не было. Не было вообще ничего, кроме красных сигнальных огней и посадочной разметки.

Ацуши зацепился за край и, перекувырнувшись в воздухе, приземлился.

Следом за ним над краем крыши появился и Акутагава.

Он плавно парил на бесчисленных лезвиях-нитях, воткнутых в покрытие здания. Лицо было спокойным, как у спящего. Тонкие нити клубились вокруг него, словно насекомые.

Позади него горел закат, окрашивая его фигуру в алый.

Залитый закатным пламенем Акутагава был похож на князя тьмы, который явился, чтобы возвестить наступление конца света.

— Акутагава, — Ацуши с ненавистью смотрел на него. — Тебе конец!

И он прыгнул вертикально вверх к висящему в воздухе Акутагаве. Кулак его уже был нацелен в лицо Акутагаве и вот-вот должен был нанести молниеносный удар. Но прямо перед целью кулак остановился, наткнувшись на рассечение пространства.

Это была абсолютная преграда. Ни один удар не мог её сокрушить.

Но произошло невозможное.

— Уоааааааааа! — совершенный щит покрылся трещинами. Все мускулы Ацуши вздулись от натуги. Он вложил всю силу, какую давала ему способность, в одну руку, чтобы разрушить пространственный разрыв.

Одежда на обоих превратилась в лохмотья. Плащ Ацуши слетел, и из него вывалилась рация.

Трещины разрастались. Разрыв начал исчезать.

— Уоааааа… А… что?! — в голосе Ацуши появилось удивление. Оказавшись прямо перед Акутагавой, он увидел, что глаза того полностью закрыты. Дыхание едва слышалось, тело бессильно обвисло. От него больше не веяло жаждой битвы.

Акутагава окончательно потерял сознание.

— Ты что, настолько?.. — глаза Ацуши удивлённо расширились. Однако сразу же в них снова полыхнул гнев. — Значит, пора заканчивать!

Мускулы Ацуши снова напряглись, и он с диким рёвом нанёс ещё один удар.

Пронзительный звон, короткая вспышка — и щит из рассечённого пространства рассыпался.

Кулак наконец достиг лица Акутагавы.

Ударная волна швырнула Акутагаву вниз, как падающий метеорит. Ударившись о покрытие крыши, он прокатился по нему и остановился лишь у самого края.

Это был идеальный удар. Он нанёс Акутагаве больше урона, чем все предыдущие. Бесшумно ступая, Ацуши подошёл к нему.

Акутагава так и не пришёл в сознание. Его способность, действовавшая независимо от воли хозяина, уже превысила свой предел, и тонкие клинки, которым недоставало энергии, чтобы сновать в воздухе и дальше, исчезли сами собой.

— Вот и конец, — пальцы Ацуши превратились в когти.

Прямо подле Акутагавы расстилалась пустота. С лица его исчезло суровое выражение. Всё, что он слышал сейчас — завывание ветра.

— Куникида-са-ан! Может, я ещё одну кину?

— Погоди, Кенджи! Акутагава поднялся слишком высоко! Сейчас ты и в него можешь ненароком попасть.

Куникида и Кенджи перекрикивались, стоя на одном из этажей недостроенного здания напротив штаба мафии.

Куникида высматривал Акутагаву в бинокль, а Кенджи стоял с очередной балкой в руках и ждал дальнейших указаний.

— Чёрт побери, он не двигается! Но что можно сделать с такого расстояния?!

Они пришли сюда, чтобы по приказу директора прикрыть Акутагаву.

Но хотя они и сумели бросить ему в помощь пару балок, сейчас, когда он был на крыше, придумать что-то действенное для защиты на таком расстоянии было невозможно.

— Чёрт, неужели ничего нельзя сделать, — процедил сквозь зубы Куникида.

Глаза Акутагавы были закрыты. Боли больше не было. Сражение было где-то далеко, за плотной оболочкой тьмы без малейшего проблеска.

Я сейчас умру, думал он. Больше ничего не буду чувствовать. Больше ни о чём не буду думать.

Он как-то сказал Оде, что хочет убить двоих человек.

Первым был человек в чёрном, тот ненавистный ему человек, что разлучил его с сестрой, похитив её.

Второго звали Акутагава Рюноске. Человек, что позволил забрать у себя сестру по собственной глупости, упивался чужими смертями, прикрываясь местью за товарищей, и бездарно потратил на это собственную жизнь. Худший из людей. Само зло во плоти.

Чудовище, рождённое четыре с половиной года назад — в ту самую ночь, когда бессердечный пёс впервые ощутил в себе чувства.

Ода-семпай прав, думал Акутагава. Нельзя следовать за внутренним зверем, потому что его невозможно победить. Не существует человека, что победил бы сам себя.

Но он ещё мог что-то сделать напоследок.

Если он не откроет глаза, тигриные когти разорвут ему горло. На том его месть и закончится.

И тогда он впервые в жизни сможет спокойно заснуть.

Тогда он, выросший в трущобах, не умеющий ни доверять другим, ни задумываться о собственных поступках, не видевший ничего, кроме отчаяния и раздора, наконец будет спасён.

Наконец-то он сможет уйти следом за товарищами.

Что ж, вот и всё…

А потом он услышал голос.

— Вооруженное детективное агентство не сдаётся! Акутагава, подъём!

Он открыл глаза и увидел, что прямо подле него валяется рация, та самая, что в пылу боя выпала из плаща Ацуши. Оттуда-то и слышался голос.

— Мы прорвались в здание мафии и заняли пост охраны. Сейчас я говорю с тобой оттуда, — где-то на заднем плане слышались голос Кенджи, грохот и выстрелы. — Акутагава, поднимайся. Не знаешь что делать — я тебе скажу. Если надо кого-то спасать, лучше нас, детективного агентства, нет никого.

«Я не член детективного агентства», — хотел сказать Акутагава, но его горло не могло испустить ни звука. — «У зла во плоти нет на это право».

— Никакое ты не зло во плоти, — словно прочитав мысли Акутагавы, продолжал Куникида. — Ты пока ещё никто, так будь на стороне добра. Я подтверждаю твоё вступление в агентство. С этого момента ты полноправный его сотрудник.

Глаза Акутагавы расширились.

Он увидел, как летят нацеленные в него тигриные когти. Белые, блестящие, острые, казалось, они опускаются медленно, как снежинки.

«Ты становишься настоящим членом Вооруженного детективного агентства, когда сам начинаешь верить в это по-настоящему. Это обязательно придаст тебе сил. Главное — просто поверь».

Глаза Акутагавы расширились. Из его горла всё громче и громче раздавался звериный рёв.

Весь плащ молниеносно взметнулся лентами в воздух и обернул его правую руку. Мощный импульс поднял её вверх, так, что летящий вниз кулак Ацуши столкнулся с его вздымающимся кулаком.

— Расёмон — Рюсэнсо!4

Ударная волна от столкновения оказалась такой сильной, что воздух вокруг них всколыхнулся. От покрытия площадки полетели в стороны отколовшиеся частички.

— Не может быть… как… снова?.. — простонал Ацуши, полностью открывшийся для атаки.

Ткань вокруг кулака Акутагавы начала менять форму.

— Расёмон! — теперь кулак Акутагавы светился белым. Ткань, обмотанная вокруг него превращалась в чистую энергию, вбирая в себя колебания воздуха вокруг, концентрируя их в мощную ударную волну. — Гинзецухато!5

И он выбросил кулак вперёд.

В тот же миг серебристая волна энергии ударила по кулаку Ацуши и поглотила его.

Ацуши закричал. Ошейник на нём под действием ударной волны рассыпался на кусочки.

Серебряный свет окутал крышу здания. Его словно прошило молнией, и всё внутри задрожало, как от землетрясения.

Удар был настолько силён, что его отголоски и отсветы от вспышки разнеслись по всей Иокогаме.

Когда волна утихла и разлетевшиеся в разные стороны ошметки кирпича и гравия остановились, на усыпанной сором и щебнем крыше не двигался никто.

Ацуши был повержен. Всё его тело, особенно правая рука, пострадало от ударной волны, и у него не было сил даже встать. Ошейник, ограничивающий силу тигра, был уничтожен, и он едва мог контролировать сверхрегенерацию. Её хватало ровно на то, чтобы поддерживать биение сердца.

Акутагава поднялся на ноги. Он потерял слишком много крови, голова горела от того, что он слишком долго сражался с помощью способности, и встать — это всё, на что он был способен. Но сознание он не потерял.

Несмотря на все раны, он побрёл прямо к Ацуши.

— У… бей… — хрипло прошептал Ацуши, — Я не сдержал слово… Никого не могу защитить… Искуплю хоть жизнью…

В его лице не было ничего, кроме боли. Сил защищаться не осталось. Он был готов расстаться с жизнью.

Подойдя к нему, Акутагава холодно посмотрел на него сверху вниз.

— Как пожелаешь.

Он наступил носком ботинка на шею Ацуши и с силой надавил.

У… ох… — лицо Ацуши искривилось от боли: ботинок передавливал горло и артерии. Но у него не было сил даже поднять руку, чтобы защитить себя.

Если Акутагава продолжит давить, он обессилеет от перекрытия кровотока и удушья и наконец умрёт.

— Прощайте… директор, — из уголка глаза Ацуши вытекла слезинка. — Простите. Я так и не стал… достоин похвалы…

Акутагава молча смотрел на него свысока. В глазах его читалось едва заметное колебание.

— Довольно, — сказал он и убрал ногу.

Ацуши закашлялся, ошарашенно глядя на него.

— Почему?..

— Потому что я — член Вооруженного детективного агентства. В наши обязанности не входит помогать умереть тем, кто этого хочет, — ответил Акутагава и, пошатываясь, направился к выходу. Ацуши не отрываясь смотрел на него. — Побег от прошлого и страх перед собой самим — это тоже сражение. Пусть тебя тошнит кровью, тигр — сплюнь её и иди дальше. Если ты проиграешь сам себе и умрёшь, когда-нибудь я одержу над собой победу и посмеюсь над тобой.

Неожиданно раздались негромкие аплодисменты.

— Поздравляю, — хлопки были тихие, но ветер разносил их по всей крыше.

Ацуши и Акутагава оглянулись по сторонам в поисках источника звука — и почти сразу же обнаружили его.

— Мои поздравления вам обоим. Вы были великолепны. Пожалуй, это впечатляет даже сильнее, чем сражение на корабле, — перед ними стоял высокий человек в чёрном плаще. Повелитель преступного мира казался отрезанным от всего происходящего.

— Дазай-сан!

Человек в чёрном!

Босс Портовой мафии, Дазай Осаму, бесшумно подошёл к ним.

— Значит, победил Акутагава, четыре с половиной года охваченный жаждой мести и гневом, — сказал он с загадочной улыбкой. — Однако, одержать верх над Ацуши, которого я сам тренировал четыре с половиной года… Вот, значит, что такое сила Детективного агенства. Да уж, у нас не было шансов устоять.

Он подошёл к Ацуши и безразлично сказал:

— Ацуши, ты уволен.

— Хорошо, — Ацуши на мгновение удивлённо вытаращил глаза и тут же закрыл их.

— Ступай во внешний мир. Я уже нашёл человека, который позаботится о тебе, так что идите к свету вместе с Кёкой.

— Что? — Ацуши удивлённо приподнял голову.

— Чего ты хочешь, человек в чёрном? — Акутагава, пошатываясь, наблюдал за ними. — Не ты ли заманил меня сюда сегодня? Не ты ли прислал мне письмо и сделал мою сестру приманкой?.. Но если ты желал мне смерти, есть много более простых способов. Чего ты добиваешься? Чего рассчитывал достичь этой схваткой?

— Сегодняшней схваткой? Вовсе нет, Акутагава, — сказал Дазай и снова двинулся с места. — Это началось не сегодня, а четыре с половиной года назад. С той ночи, когда я разлучил тебя с сестрой, всё, что я делал было ради этой сегодняшней схватки. И обучение Ацуши, и расширение влияния мафии, и всё остальное.

— О чём ты?! — потрясённо переспросил Акутагава.

— Знаете ли вы о Книге? — внезапно сказал Дазай. — Я имею в виду не обычную книгу, но Книгу, единственную в своём роде. Это чистая рукопись, делающая реальным всё, что будет в ней написано.

— Делающая реальным написанное?

— Именно, — Дазай продолжал рассказывать, звучно и немного нараспев. — Но написанное не просто становится реальностью. Книга — предмет, близкий к самим основам мироздания. В ней содержатся все вероятные миры, все альтернативные вселенные, в которых кто-то сделал иной выбор или иначе сложились обстоятельства. В тот момент, когда на странице книги появляются новые строки, описанный в них мир словно откликается на зов пишущего и замещает собой реальный, меняется с ним местами.

Акутагава и Ацуши были потрясены и не могли ничего ответить. Масштаб этого внезапного откровения был настолько велик, что попросту не укладывался в голове. Всё, что они сейчас были в состоянии понять — Дазай не лгал и не шутил.

— Таким образом, существует единственный реальный мир вне Книги и множество миров вероятных, то есть, миров внутри Книги. Из множества этих миров я указал на один. И вот, — без всякого напряжения, без всякого усилия Дазай будничным тоном продолжил, — этот мир — ненастоящий. Всего лишь один из альтернативных.

Ацуши и Акутагава застыли на месте, словно окаменели. Взгляд Дазая был серьёзен и твёрд. Он не лгал. Они поняли это каким-то внутренним чувством, более глубинным, чем рассудок.

— Итак, реальность есть реальность. Этот мир по-своему так же реален, как мир вне Книги. Доказательство этому — факт, что и в этом мире есть Книга. Скажу больше, Книга этого мира — что-то вроде дренажной канавы: она переписывает и стирает этот мир согласно приказам из внешнего… Да, и скоро в Йокогаму в поисках Книги вторгнется могущественная иностранная организация.

— Откуда тебе известно? — строго спросил Акутагава.

— Уж поверь, известно. Видишь ли, моя способность обнуляет все остальные. Я сумел этим воспользоваться и взять над этим миром контроль, а кроме того, сумел сохранить собственные воспоминания из мира вне Книги, то есть, память о настоящем себе.

— Как?

Сохранил воспоминания о настоящем себе?

Это звучало совсем уж безумно.

— Гильдия, Крысы и другие могущественные организации будут приходить сюда за Книгой. Вы оба должны сражаться с ними и охранять Книгу. Если они напишут в ней хоть строчку, этот мир исчезнет и на его месте появится другой.

— Не понимаю, — раздражённо сказал Акутагава. — Даже если ты говоришь правду, зачем для этого надо было отнимать у меня сестру? Это совершенно бессмысленно.

— Мне нужны были вы оба, — пояснил Дазай. — Если вы объедините свои способности, эффект от них и от ваших сражающихся в едином ритме душ превзойдёт любую силу. Но для этого мне надо было заставить вас сражаться друг с другом. Вы должны были в смертельной схватке понять, кто именно ваш противник.

Он подошёл к краю крыши, на котором не было никакого ограждения, отделяющего его от пустоты. Если оступиться, ничто не удержит падающего.

— Дазай-сан, — дрожащим голосом сказал Ацуши. — Там опасно. Вернитесь сюда.

— Одно условие. Никому не рассказывайте то, что услышали сейчас от меня. Об этом должны знать только вы двое. Если узнает кто-то третий, слишком велика станет вероятность, что этот мир исчезнет. Так что… я на вас рассчитываю, — Дазай отступил на шаг назад. Теперь он стоял на самом краю бездны.

— Кто-то третий… — после секундного раздумья Ацуши с ужасом посмотрел на Дазая. — Дазай-сан, погодите, вы что?..

— Вот я и дошёл до конца, — со спины Дазая обдувал ветер, на лице его играла блаженная улыбка. — Это был пятый, заключительный этап плана. Какое странное чувство — как будто я вот-вот вернусь домой.

— Человек в чёрном, — прищурился Акутагава. — Скажи мне только одно. Зачем тебе всё это? Зачем тебе так нужно защитить этот мир от разрушения, что ты решился на этот план?

— Видишь ли, не то, чтобы меня так уж восхищал этот мир. По правде говоря, мне всё равно, что с ним будет. В любом другом мире я бы так и сказал, но… — Дазай закрыл глаза и горько улыбнулся, — но это единственный мир, где тот человек жив и пишет свой роман. Я просто не могу дать ему исчезнуть.

Ветер подул ещё сильнее, словно звал его. Тело Дазая накренилось назад.

— А-а, — Дазай мечтательно улыбнулся не открывая глаз. — Вот и всё. Как я ждал этого момента, как предвкушал его… Но всё же мне есть о чём жалеть. Я так и не смогу прочитать твой роман. Это немного огорчает.

Тело Дазая скрылось за краем крыши.

Сила тяжести поволокла его вниз, в долгий путь с высоты.

С крыши было слышно, как тело ударилось о землю.

Акутагава осторожно подошёл к краю и посмотрел вниз.

Ветер подул ещё сильнее. Алым горел закат, алым окрасился асфальт.

Человек, управлявший Портовой мафией и всей теневой Йокогамой, воплощавший в жизнь планы огромного размаха и решавший судьбы десятков тысяч людей, сегодня пал.

Он ушёл туда, куда всегда стремился, отправился в даль, куда не дойти ни одному живому человеку, переступил через собственную жизнь и скрылся там, где никому уже было его не достать.

Акутагава не мог понять, действительно ли это того стоило.

Только ветер, невидимкой круживший в небе над Йокогамой всё понимал и смотрел на город свысока.

Примечания

1. Ибара — шипы

2. Гинроко — укус серебряного волка

3. Кирисамэ — Изморось

4. Рюсэнсо — Драконье копьё

5. Гинзецухато — серебряный шторм