Онлайн чтение книги Смерть и Золотой человек Death and the Gilded Man
Глава 3

Внизу, в гостиной, Кристабель Стэнхоуп беседовала с Винсентом Джеймсом. Точнее, говорила Кристабель, а Джеймс подбрасывал игральные кости и слушал.

— Посмотрим, — говорила Кристабель. — Какой у нас сегодня день?

— Четверг.

— Значит, Новый год наступит в ночь с субботы на воскресенье. Ну и повеселимся мы! Дети со всей округи ждут не дождутся…

— Вы каждый год празднуете?

— Да, в театре наверху. В этом году у нас фокусник и мультфильмы. У Дуайта никак не получается стать настоящим деревенским сквайром, как мистер Радлетт, — у того все схвачено. Но по крайней мере, устроим развлечение детворе. — Кристабель помолчала. — Наверное, мистер Джеймс, вас удивляет, зачем мой муж купил такой дом?

— Боже правый, нет!

— Дом нелепый и вычурный. — Кристабель склонила голову. — Я знаю, все так говорят у меня за спиной.

— Вам это только кажется!

Кристабель оглядела длинную, просторную комнату. В дни Флавии Веннер было модно копировать стиль венецианских вилл. Но даже в то время архитектор не мог не понимать, что белый мрамор с розовыми прожилками в английском климате усиливает ощущение холода. В стены были вделаны панели, имитирующие гобелены. В мраморном, громадном, как мавзолей, камине разожгли жаркий огонь — на таких кострах в эпоху Возрождения жгли еретиков. Приглушенный свет подчеркивал удобство современной мебели и оттенял пышность, наследие венецианских дожей.

В отдалении, за широкой аркой, начиналась столовая. Там было темно, если не считать крошечных желтых лампочек над картинами.

Картин было всего четыре, четыре ярких пятна на стенах, однако они обладали поистине гипнотическим действием. Флавия Веннер обожала испанских художников — точнее, ей нравилась пылкая страстность их полотен. Со своего места у камина Кристабель видела маленького Эль Греко. Картина, уникальная по содержанию для этого художника, висела над буфетом.

Кристабель взяла из портсигара, лежавшего рядом, сигарету. Винсент Джеймс тут же поднес ей спичку.

— Спасибо. Наверное, вам известно, — хозяйка дома глубоко затянулась, — что когда-то я выступала на сцене?

— Ну конечно! Я часто видел вас в дет… — Винсент закашлялся и осекся. — То есть несколько лет назад.

— Я не обижаюсь, — заверила его Кристабель. — Дело было очень давно.

— Тогда я вас обожал. И сейчас обожаю.

Кристабель смерила молодого человека пристальным взглядом:

— Лесть. Грубая лесть! Но мне нравится.

Жар огня, ослепительно сверкающая стена; казалось, что воздух дрожит. Джеймс снова принялся подбрасывать кости за столиком для игры в бакгаммон.

Кристабель размышляла. Так вот он какой, предмет воздыханий Элинор! Молодой человек, которого часто приглашают в гости за то, что он принадлежит к высшему обществу, умеет играть в крикет, охотиться и к тому же обладает выдающимися и какими-то нечеловеческими талантами почти во всех видах спорта.

Впрочем, юноша вполне обычный. Может быть, глуповат. Иногда чуть надменен. Однако держится скромно, обладает обворожительной внешностью и привык принимать как должное то, что он всем нравится. Года тридцать два или около того. Высокий, как Дуайт; квадратный подбородок с ямочкой посередине, кудрявые светлые волосы, улыбка, пытливый взгляд…

Сейчас он был даже более пытливым, чем обычно.

— Ставите пенни, миссис Стэнхоуп?

Короче говоря, вот мужчина, в которого влюбилась Элинор. А что же он сам? Он, как честный английский джентльмен, терзается муками совести, поскольку у него нет денег.

Кристабель рассмеялась вслух.

— Что тут смешного, миссис Стэнхоуп?

— Извините. — Кристабель стало немного стыдно. — Я просто думала…

— О чем?

— О том, что Дуайт живет в доме Флавии Веннер и притом его невозможно уговорить устроить бал-маскарад. Он ненавидит маски и переодевания. Но купил мне этот дом, потому что знал, что я хочу жить в нем.

Так и было. Дуайт Стэнхоуп женился на ней, когда ему было двадцать пять лет — вдовец почти без гроша в кармане; и с тех самых пор он ее буквально боготворит. Кристабель следила за дымком от сигареты, который, извиваясь кольцами, уходил в потолок. Вовремя и тактично поданный совет будет нелишним…

Она махнула рукой, в которой держала сигарету:

— Видите ли, я всегда обожала Флавию Веннер. Жить в ее доме стало мечтой моей жизни. Флавия Веннер любила роскошь. Она всегда поступала как хотела и, если позволите такое выражение, плевала на все. Как…

Винсент Джеймс оцепенел.

Кристабель подозревала, что молодому человеку не нравятся чужие откровения: не нравится все, что имеет запах чужих секретов. Однако он ничего не может с собой поделать.

— Как Элинор, хотели вы сказать?

— Нет, — возразила Кристабель. — Не как Элинор. — Она помолчала. — Послушайте моего совета, мистер Джеймс. Никогда не растите двух взрослых дочерей, одна из которых приемная.

— Спасибо. — Винсент с силой кинул кубик в коробку. — Я запомню.

— Видите ли, вам приходится делить все между ними поровну. Бетти — моя родная дочь. Естественно, к ней я отношусь пристрастно.

— Естественно.

— Однако с ними обеими обращаются одинаково. Мы воспитали их в так называемом современном стиле. Обе поступают как хотят. Дуайт никогда ни во что не вмешивался, никогда ни слова не говорил, даже если от его неодобрения дрожали стены. И поверьте, фраза Дуайта «Мне это не по душе» значит в его устах примерно то же, что у других — апперкот в челюсть. — «Неужели я рассуждаю как классная дама? Элинор бы точно обозвала меня занудой. И все же я говорю правду — истинную правду». — Элинор, — продолжала Кристабель, — умная девочка. Но притом вспыльчивая и несдержанная. Она часто думает, что ей чего-то хочется, хотя на самом деле ей просто скучно. Вы меня понимаете?

— Н-нет, боюсь, не понимаю.

«Боже, ты еще глупее, чем я думала!»

Однако времени на продолжение разговора уже не осталось. В гостиную вошла сама Элинор, таща за собою Буллера Нейсби. Она подвела пленника к камину.

Кристабель откинула голову на высокую спинку кресла, не глядя взяла со стола бокал и отпила глоток. Может, ее разговорчивость объясняется количеством выпитого бренди? В пятьдесят четыре года у Кристабель все еще была девичья фигурка. В каштановых волосах то здесь, то там блестели серебристые пряди, создавая эффект того, что волосы искусно покрашены в дорогом салоне.

— Вот, задержала их на месте преступления и доставила сюда, — заявила Элинор, кивая через плечо на отца. — Они сыграют в «Монополию», в «Стук почтальона» или во что захотите.

Кристабель допила бренди.

— Для игр поздновато, — заявила она. — Половина двенадцатого.

— Да, поздно, — кивнул мистер Нейсби. — Если не возражаете, я вызову машину. Завтра мне рано вставать.

— Элинор, где Бетти и мистер Вуд?

Элинор скроила хитрую и одновременно радостную гримаску.

— Понятия не имею! — со значением подмигнув, ответила она. — Вероятно, обследуют дом, ища следы Флавии Веннер. Или вышли на улицу и играют в снегу, как парочка невинных младенцев.

— Сейчас снега нет, — проворчал любитель точности мистер Нейсби. — Всего несколько снежинок. Слишком холодно для снегопада.

Элинор проигнорировала его замечание.

— А мне кажется, надо во что-нибудь поиграть. Я поделилась с папой и нашим Оливером Кромвелем… — Кристабель про себя отметила, что Буллер Нейсби совсем не похож на пуританина, — своими честолюбивыми планами. Хочу придумать новую игру. Новое развлечение!

— Зачем? — спросила Кристабель.

— Затем, что мне все надоело! — В голосе Элинор послышались визгливые нотки. — Сыта по горло! Я все видела. Все испытала…

— Ты правда так считаешь? — с интересом, но без удивления спросила Кристабель. — Когда-то мне и самой так казалось.

— Ну, или почти все, — поправилась Элинор. — Конечно, я еще никого не убивала…

Кристабель едва не поперхнулась.

— Тут трудность в том, что тебя неизбежно поймают и повесят. Не стоит дело такого риска, даже если у тебя есть мотив.

— И потом, — поддержал жену Дуайт, стоявший очень прямо, — ты забываешь одну важную вещь, связанную с убийством.

— Какую?

— Убивают всегда не тех, — ответил Дуайт.

Элинор стиснула зубы.

— Ты не схватишь приманку, верно? Ну, заранее сказать ничего нельзя. Может быть, в нашем доме творятся черные дела — а вдохновительницей выступает дух Флавии Веннер. Может, в данную минуту молодой исследователь душит Бетти. Может, у самой Бетти или кого-то другого есть страшная тайна, которая не должна выплыть наружу. Я намерена отыскать в нашем захолустье хоть что-нибудь интересное, так что помогите мне! Кстати, об интересном: как насчет рюмочки на ночь?

— Если хочешь. — Кристабель пожала плечами.

— Отличная мысль, — согласился Винсент Джеймс.

Буллер Нейсби довольно громко пробормотал себе под нос: «Жаль, что некоторые родители не порют своих детей». Почти не глядя на Джеймса, Элинор обошла диван, на котором он сидел, и оглядела содержимое приставного столика.

— Кристабель, злодейка! — Она подняла хрустальный графин и помахала им в воздухе. — Все выпила!

— Ты сама, дорогая… — начал было Дуайт.

— Я позвоню. Нет, слуги уже спят. Не важно. Столовая. Буфет. Пошли, Кромвель!

Порывисто схватив упирающегося Нейсби, она поспешила в сторону столовой.

Дуайт Стэнхоуп смотрел им вслед. Джеймс с грохотом бросал кости. Кристабель докурила сигарету и швырнула окурок в камин.

— Кристабель, — внимательно глядя на жену, сказал Дуайт, — можно признаться тебе кое в чем? — Он протянул жене руку. — Ты у меня такая замечательная! Знаешь почему?

— Да, сэр!

— Я серьезно. Не обращайте на нас внимания, мистер Джеймс.

— Что вы, что вы!

— А я буду бренди! — послышался из столовой капризный голос Элинор, в котором угадывалась ярость. — Мне все равно, смешиваю я напитки или нет! Я буду, буду бренди!

— Извините, — сказал Дуайт и пошел за Элинор.

Проводив мужа взглядом, Кристабель поморщилась. Когда она обернулась, то с удивлением увидела на лице Джеймса проницательную полуулыбку.

— Поскольку он не скажет, почему вы такая замечательная, позвольте мне.

— Прошу вас.

— Все потому, что вы не суетитесь.

— Не суечусь?

— Да. Большинство дам вашего возраста только и делают, что суетятся.

— Спасибо.

— Вечно советуют: «Делай то», «Не делай этого», спрашивают: «Видели вы то или это?» или «Вы непременно должны это посмотреть» — имея в виду пустяки, которые ничего не значат. Они всегда в возбужденном состоянии. Сами никогда ничего не делают, но неустанно будоражат других.

На лице Кристабель появилось выражение подавленности.

— А я-то думала, все дело в моей девичьей фигурке, — сказала она чуточку кокетливо, однако прямолинейный мистер Джеймс оставил ее кокетство без внимания.

— Нет-нет, — заверил он ее. — Хотя у вас фигура одна на миллион. Вы напоминаете мне Бетти. Кстати, где Бетти?

— Если верить Элинор, она с вашим другом. — Кристабель прищурилась. — Ведь он ваш друг, да?

— Кто, Ник Вуд? Разумеется!

— Старый друг?

— Мы вместе учились в школе. Он всегда восхищался мной, хотя, по-моему, не следовало. Ник все хотел играть в крикет, только игрок из него был никудышный.

— Осторожно! — послышался резкий окрик из соседней комнаты. — Порежешь пальцы!

Кристабель снова повернулась, чтобы видеть столовую и буфет у левой стены.

Слабый источник света над картиной Эль Греко высвечивал Дуайта, Буллера Нейсби и Элинор, стоявшую между ними. На средней полке буфета помещалась тяжелая серебряная ваза, доверху наполненная фруктами. Элинор расставила на полочке в ряд бокалы и с осторожностью химика разливала по ним бренди. Затем она заявила: если отец не пьет, пожалуйста, дело его; но в таком случае пусть съест яблоко. Отодвинув локтем Буллера Нейсби, она схватила нож для фруктов и начала счищать с яблока кожуру.

То, что случилось потом, из гостиной было видно неотчетливо. Дуайт Стэнхоуп издал резкий возглас. Яблоко со шлейфом пунцовой кожуры полетело в одну сторону. Ножик — в другую. А мистер Нейсби начал ругаться.

— Кто-то толкнул меня под локоть! — закричала Элинор.

— На лезвии кровь, — заметил Дуайт, разглядывая упавший на пол ножик.

— Чушь! — сухо возразил мистер Нейсби. — Просто кусочек яблочной кожуры. Вот, смотрите.

Он нагнулся за ножом. Лезвие было узкое, очень тонкое, длиннее, чем у обычных ножей для фруктов, и очень острое; серебро тускло блеснуло на фоне ковра. Нейсби схватил нож и кинул в вазу с фруктами.

— Подумаешь, — фыркнула Элинор, — сколько суеты вокруг капельки крови! — Она поднесла указательный палец ко рту. — Кстати, я даже не порезалась.

Некоторое время Кристабель молчала.

— О чем вы говорили? — переспросил Винсент Джеймс.

— Ах да! — Она как будто очнулась. — О вашем друге, мистере Вуде.

— Чертовски плохо играл в крикет, — любезно напомнил мистер Джеймс.

— Не сомневаюсь. Как по-вашему, зачем он сегодня вечером обыскивал комнату моего мужа?

Ее собеседник изумленно воззрился на нее:

— Вы серьезно?

— Я не знаю, обыскивал он ее или нет, — пояснила Кристабель. — И ничего не могу доказать. Но Хэмли, камердинер мужа, видел, как ваш приятель выходил из комнаты Дуайта. Заявил, что ошибся — перепутал со своей комнатой. Нелепая выдумка, потому что, — Кристабель кивком указала на потолок, — его комната находится в том крыле, а мы помещаемся в противоположной части дома.

— И все же…

— Между прочим, ваш мистер Вуд не пожелал, чтобы к нему приставили камердинера. И даже не разрешил никому распаковать его вещи. А сумку запер на ключ.

— Ну и что? — возразил ее собеседник, хотя вид у него был несколько потрясенный. — Так поступают большинство людей.

— Ах, возможно, я все только придумываю или, как вы выражаетесь, суечусь.

— Ник Вуд, — надменно заявил Джеймс, — неплохой малый. По крайней мере, был таким, когда я его знал. Я его расспрошу. Выясню у него…

— Ради бога, не надо!

— Тогда чего же вы хотите?

Кристабель откинула голову назад и рассмеялась.

— Ничего! Просто приглядывайте за ним. Я поселила вас рядом с вашим другом. Видите ли, едва ли здесь что-нибудь дурное…

— Конечно, дорогая мадам, — ответил Джеймс с неожиданной галантностью. — По-моему, вам это даже нравится.

В это время в гостиную решительной походкой вернулась Элинор; пританцовывая, словно в балете, она несла на вытянутой руке поднос с расставленными на нем бокалами. Дуайт, сунув руки в карманы, шел за помрачневшим Нейсби.

И сразу же в гостиную из коридора вошли Бетти и Николас Вуд.

Где-то в отдалении часы на колокольне пробили половину двенадцатого.