Онлайн чтение книги Эмигранты
45

После позднего обеда, в сумерках. Вера Юрьевна сидела в шезлонге на берегу озера. Неожиданно подъехал к даче автомобиль. Это из Ревеля вернулся Хаджет Лаше. Послышались голоса нескольких человек, – с ним были Эттингер, Биттенбиндер, Извольский… Кто-то из них закричал:

– Вера Юрьевна! Княгиня! Ваше сиятельство! Ваше стервятство!.. Эй, Василий Алексеевич, полковник! (Вера Юрьевна не подняла головы, не пошевелилась в кресле, подумала спокойно: «Хулиганы, бандиты, почему ни тиф их, ни пуля не взяли?…»)

Автомобиль уехал, четверо вошли в дом. Свет через раскрытое окно лег на скошенный луг. В столовой звенела посуда, хлопнула откупориваемая бутылка, и – затем – раздраженный голос Хаджет Лаше:

– Эти девки жрут тут без меня, как свиньи. Господа, господа, не начинайте с коньяка, – у нас целый ряд серьезнейших вопросов…

Тогда Вера Юрьевна поднялась и неслышно подошла к дому. До последнего слова она прослушала совещание в столовой. Лаше говорил:

– Предварительная подготовка закончена… Лига связала себя круговой порукой с Парижем, Лондоном, Вашингтоном, с Колчаком, Деникиным…

Вежливый голос Извольского:

– Простите, через кого установлены связи с Колчаком и Деникиным?

– С Колчаком – через Юденича, с Деникиным – через генерала Янова… Затем мы связались с эмигрантским центром и крупнейшей нефтяной группой. Теперь я это могу открыть, господа: нами очень интересуется Детердинг… Лига неуязвима… Мы должны перейти к действиям…

(Пауза. И – голоса: Извольского: «Давно пора», Биттенбиндера: «Урра!», Эттингера: «Честное слово, мы уже совершенно без денег, господа…»)

– Вот список, пополненный в мое отсутствие генералом Гиссером, – продолжал Лаше. – Мы его обсудим и установим очередь. Первый номер: матрос Варфоломеев…

Голос Извольского:

– В расход…

Эттингер – вскользь:

– С ним придется здорово повозиться…

– Вторым номером – семья народного комиссара Красина.

Извольский:

– А что это нам даст?

– Это даст нам самого Красина…

– Ага… Не спорю…

– Третий – полпред Воровский… Он еще в Стокгольме. Но с ним так же, как и с Красиным, я бы несколько подождал, господа, вернее – я бы не с них начал. Четвертый – это также по политической линии… Я говорю о загадочном лице, недавно прибывшем из России, – нашей разведке он известен под кличкой «в голубых очках»… Имени установить не удалось. Граф де Мерси сказал мне сегодня, что посылал запрос в Париж, и Сюрте ему ответило, что московский агент Сюрте предупреждал о возможности появления в Европе крайне опасной личности в голубых очках…

– Я его знаю, – крикнул Биттенбиндер, – голубые очки – харьковский чекист… Этому молодчику спицы надо под ногти!

– Детали обсудим после… Пятым в списке – Леви Левицкий (удовлетворенное рычание собеседников…) и, наконец, шестой – Ардашев… (Снова одобрительные восклицания.) Эта тройка – Леви, Ардашев и Варфоломеев – не вызовет никаких политических неприятностей, здесь можно действовать без оглядки, кроме того, господа, вы сами понимаете, это вещественно … Поэтому я и предлагаю: начать с этой тройки. А чистой политикой займемся уже во вторую очередь.

Биттенбиндер:

– Браво!

Эттингер:

– Поддерживаю…

Затем – холодный голос Извольского:

– Я не согласен… Господа, прежде всего мы должны оправдать свое лицо… Мы боремся за поруганную и распятую монархию… Мы – братья белого ордена – боремся с большевиками, то есть: с агентами сионских мудрецов, с еврейством в целом и с его прихвостнями – российскими либералами и интеллигентами. Наша цель – вернуть России ее исконную святыню и восстановить золотой век, когда государственный строй был подобен небесной иерархии: народ был покоен и чист духом, высшие силы заботились и пеклись о нем. Крестьянин был сыт, здоров и весел, под отеческой опекой крестьянин истово трудился, имея видимую цель: своего барина – своего отца. В свою очередь над барином стояли высшие силы, и вся незыблемая система осенялась славой горностаевой мантии помазанника. Было легко дышать, легко жить… Так вот, господа, я полагаю, что первый наш акт должен быть чисто политическим. Это наш первый долг, этим мы поднимем себя на моральную высоту и смело взглянем в лицо нашим друзьям… Иначе – Лига разменяется на мелкие операции…

Его перебил рев Биттенбиндера:

– Хороши мелкие операции! У Леви Левицкого полмиллиарда крон на текущем счету…

– Вы меня не поняли, поручик Биттенбиндер, я говорю – мелкие в моральном смысле…

– Ну, это уже тонкости…

Лаше – мягко Извольскому:

– Не забудьте, что организация казни крупного политического лица требует огромных предварительных затрат. Ассигнованные нам суммы – капля в море, да и капля-то еще в море, а не у нас… Прежде всего мы должны пополнить нашу кассу… Итак, вопрос о Леви Левицком, Ардашеве и Варфоломееве я считаю решенным… Мой план захвата этих лиц таков…

Налымов проснулся, зажег электрическую лампочку у дивана и стал поджидать Веру Юрьевну.

Внизу в столовой бубнили голоса. Деревянные стены дома резонировали тревожно, будто волны неспокойных мыслей бежали до чердака, уносились в ночь, рассыпавшую августовские звезды над домом.

Налымов подумал лениво: «Совещаются…» Но где Вера Юрьевна? Ему до того внезапно стало жалко ее, что он сморщился и потер грудь там, где тупой болью сжималось пропитое сердце. «Да, братец ты мой… Пора, пора… Довольно, будет. Пора, братец мой…»

Под его постелью стоял чемодан, в нем в скомканном белье, в коробке от мыла, среди бритвенных принадлежностей, грязных воротничков и прочей ерунды – маленький «браунинг»… Эта его смерть была далеко запрятана, как у Кощея бессмертного.

Он повторил: «Пора, пора!» – но даже и не пошевелился. Значит – еще не «пора». А не пора потому, что, кроме него, еще – Вера… «Да, накачал бабу на шею… А, собственно говоря, если бы не накачал? Неизбежно, братец мой, все равно – неизбежно, – не ее, так другую, именно такую. Да, братец, живуч все-таки человек…»

Осторожно скрипнула дверь, вошла Вера Юрьевна.

– Приехали, – шепотом сказала она и села у него в ногах на диван. Лицо ее было жалкое. Зрачки – во весь глаз. – Дождались…

Василий Алексеевич спросил как можно спокойнее:

– Что именно случилось?

– С завтрашнего дня начинают… Как мясники… Ну, ты понимаешь, – как мясники!.. Что же это такое? – Она тихо заломила руки.

– Хочешь, дадим знать полиции?

– Ах, у них все – шито-крыто… У них поддержка повсюду. Все предусмотрено. Они спокойны! Пойми, какие-то фантастические злодеи!

У Василия Алексеевича задрожало где-то в кишках. Осторожно спустил ноги с дивана. У Веры Юрьевны зрачки сузились; она следила за ним, не отрываясь. Да, надо было решать… Дряблая воля, давно отвыкшая велеть, мелко тряслась где-то в кишках… Но понимал: «Прижали вилами – выкручивайся…»

– Вера… Если ты в состоянии, – бежим…

Она – быстро:

– Куда?

– Не знаю пока еще… Там увидим… Во всяком случае, у нас будет какое-то одно очко… (Зрачки ее заметались.) А здесь они используют тебя и уберут, как ненадежного свидетеля… И тебя, и Лильку, и Машу…

– Я это знаю… Я этого давно ждала… Ведь это же – мясная лавка! Нужно бежать сейчас, – они, кажется, уже там напились… В Финляндию и в Петроград! На границе нас схватят, и мы расскажем все… Я скажу… (Вытянулась, зрачки – как точки…) Господин комиссар!.. Мы бежали к вам – предупредить о кошмарном преступлении… Мы – из шайки убийц. Найдете нужным – расстреливайте нас… Ведь все равно же, Вася!

– Конечно, конечно… Я бы даже так сказал: приятно быть зрителем, но наступает час, когда нельзя быть зрителем… Тут не в опасности, конечно, дело… Но есть предел грязи, мерзости…

– Да, да, да…

– Теперь – практически: бежать, конечно, сегодня, сейчас… Взять только деньги и драповое пальто… Когда доберемся – там уже будут дожди, а в Питере теплого не достанешь. Да! Надень высокие башмаки… А я пойду в столовую и подпою их хорошенько…

– Сам не напейся, Вася…

– Брось!.. И жди меня на шоссе… Мы еще захватим последний поезд в Стокгольм…

Вера Юрьевна молча обхватила его, прижалась лбом, носом, губами к его жилетке. Он отогнул ее голову, растрепал волосы, погрозил пальцем ее взволнованному лицу:

– Не сплоховать!

– Нет… Иду…

Дверь в это время толкнули. В комнату вскочил Хаджет Лаше, за ним вошли Биттенбиндер и Извольский. Изрытое воспаленное лицо Хадшет Лаше кривлялось и прыгало, силясь сорвать маску. Бешенство застряло у него в горле, – он шипел, заикался и брызгался. Вера Юрьевна попятилась в ужасе.

Биттенбиндер подошел к Налымову и ударил его рукояткой револьвера в переносье. Василий Алексеевич схватился за голову, повернулся к дивану, нагнулся, – кровь выступила между пальцами. Вера Юрьевна закричала. Извольский сказал с кривой усмешкой:

– Господа, мы слышали все. Прошу вас не покидать этой комнаты… Мы сделаем короткое совещание и вынесем приговор…