Онлайн чтение книги Хендерсон, король дождя Henderson the Rain King
ГЛАВА 16

Из этой маленькой комнаты мы попали в длинную галерею, огороженную тростником. Тату последовала за нами. Король рванул вперёд, оставив меня далеко позади. Я ускорил шаг — и тотчас почувствовал, как сильно пострадали накануне мои босые ступни. Так что я еле ковылял, а мужеподобная Тату, с её тяжёлой поступью, наступала мне на пятки. Футов через пятьдесят нам попалась другая дверь. Генеральша подняла здоровенный засов. Он был из дерева, но, очевидно, не легче железного, потому что у женщины слегка подогнулись ноги, но она-таки взяла вес. Король юркнул в дверь. Последовав за ним, я увидел довольно широкую лестницу, уходившую во тьму. Оттуда дохнуло затхлостью и плесенью. Но король безбоязненно ринулся вниз. Я подумал: чего нам не хватает, так это шахтёрской лампы и канарейки.[15]Имеется в виду обычай пускать перед собой в шахту канарейку — птицу, более других чувствительную к свежему воздуху. Если канарейка выживет, воздух в шахте пригоден для дыхания. Прим. переводчика. Но ничего не поделаешь, капитан Хендерсон, надо спускаться! В этот момент я сознательно старался пробудить в себе мой боевой дух. Я крикнул: «Король!» — но не дождался ответа. Разведя руки в стороны, я поискал перил или хотя бы стены, но ничего не нащупал. Хорошо хоть ступеньки были широкими и гладкими.

Когда Тату с лязгом водрузила засов на место, запирая нас снаружи, мрак стал кромешным. Мне оставалось только спускаться или сесть на верхнюю ступеньку и дожидаться короля, рискуя потерять его уважение и все, чего мне удалось добиться благодаря победе над Муммой. Так что я продолжал осторожно спускаться, мысленно уговаривая себя: «Не теряй веры, Хендерсон. Не теряй веры». Наконец впереди забрезжил свет, и я увидел нижний конец лестницы. Мы очутились в подвальном помещении под дворцом; свет шёл из узенькой, как бойница, щели над головой. Как оказалось, лестница ещё не кончилась, а только сделала поворот. Нам стали попадаться разбитые ступеньки; в просветы пробивалась трава. Я опять не выдержал:

— Ваше величество! Вы здесь? Эй, ваше величество!

Снизу не донеслось ни звука; только ветер развевал в воздухе паутину. Я продолжил спуск. Нижние ступеньки оказались земляными. Мне вспомнилось потрясение, испытанное мною в Баньоле-сюр-Мер, когда я увидел в аквариуме ту тварь, прижавшую голову к стеклу.

Постепенно стены расширились, образуя что-то вроде пещеры. Слева от себя я увидел чёрный вход в туннель; туда меня определённо не тянуло. Напротив стояла полукруглая стена с приоткрытой дверью. Король успел войти внутрь, но одной рукой все ещё держался за косяк. Я хотел было спросить, куда мы направляемся, но оттуда послышалось львиное рычание, и надобность в ответе отпала. Я понял: он ведёт меня в клетку льва — очевидно, не того, которого обязан был добыть, чтобы стать полноценным королём. Я замер, как вкопанный. По всей видимости, мне тоже предстояло войти в клетку. Ни за что на свете! Доверие доверием, но как бывший солдат, я не мог не искать путей к отступлению. Наверху меня ждала запертая дверь. Тату ни за что не выпустит меня отсюда, а льву ничего не стоит в несколько прыжков догнать меня и обагрить морду моею кровью. На первое будет печень: хищники всегда начинают с этого вкуснейшего, жизненно важного органа. Другой путь вёл в туннель, который наверняка приведёт меня ещё к одной запертой двери. Я стоял в этих несчастных зелёных штанах, надетых поверх нестиранных трусов, и размышлял, Рычание стало громче. Послышался голос короля: он разговаривал со зверем на варири, временами — очевидно, ради меня — переходя на английский.

— Ну-ну, милая. Не надо нервничать. Вот так, моя куколка.

Итак, в камере была львица, и он её успокаивал. Потом, не повышая голоса, обратился ко мне:

— Хендерсон-Сунго, она знает о вашем присутствии. Медленно, шаг за шагом, подойдите ко мне.

Я сделал шаг вперёд. Не стану отрицать: в этом сыграло определённую роль тяжкое бремя, лежавшее на моей совести после нападения на кота, подброшенного мне бывшими квартирантами. Король пошевелил пальцами, подзывая меня к себе. Я сделал несколько малюсеньких шажков. Отрывистые звуки, издаваемые зверем, впивались в меня колючками. Постепенно я смог разглядеть его целиком — с хищной пастью, ясными глазами и массивными лапами. Король взял меня за руку и слегка подтолкнул к львице. Она подошла и ткнулась в меня мордой. Я ахнул.

— Не дёргайтесь, — предупредил король и снова ласково заговорил с львицей:

— Спокойно, куколка, это Хендерсон.

Львица была довольно крупной — нам до пояса. Она потёрлась о ногу Дахфу и принялась обследовать меня. Я почувствовал её нос у себя под мышкой, а затем между ног; от этого мой бедный член скукожился и устремился в естественное укрытие под брюхом. Не отпуская моей руки, король продолжал уговаривать львицу. От волнения я прикусил внутреннюю сторону щеки и от боли закрыл глаза, приготовившись к страданию. Однако львица оставила в покое мои половые органы и возобновила ходьбу.

— Все в порядке, Хендерсон-Сунго, — заверил король. — Вы ей понравились.

— Откуда вы знаете?

— Откуда я знаю? — переспросил он, делая ударение на «я». — Ещё бы мне не знать: ведь это же Атти! Не правда ли, какая красавица? Стойте смирно, мистер Хендерсон-Сунго, не шевелитесь.

Он старался внушить мне уверенность, но был столь явно очарован своей львицей, так жаждал показать мне, какие у них замечательные отношения, что я не мог не тревожиться. Слишком большое доверие приводит к плачевным результатам. Если это не так, значит, весь мой жизненный опыт ни черта не стоит.

Он отвёл львицу подальше от меня — туда, где на довольно высоких столбиках держалось что-то вроде деревянной платформы. Там он сел, положил её морду себе на колени и стал гладить и почёсывать. Я по-прежнему стоял не шевелясь, даже не стал поправлять шлем, который сполз мне на лоб, сморщенный от напряжения. Король просто таял от блаженства. Приняв свою любимую позу — полулёжа, с опорой на локоть, — он положил ногу львице на спину. Этот жест привёл меня в состояние ужаса пополам с восторгом. Затем король вытянулся на платформе во весь рост. Не стану описывать его манеру расслабленно лежать, скажу лишь, что эта поза была доведена Дахфу до степени искусства. Возможно, он не шутил, говоря, будто обязан своей силой привычке как можно больше лежать. Львица принялась вышагивать взад и вперёд,

время от времени поглядывая в мою сторону. В этом взгляде не было злобы, направленной против меня лично, однако сверкавшая в них природная свирепость всякий раз бросала меня в дрожь. Я не мог избавиться от мысли, что ей известно о моем гнусном покушении на кота. Что, если меня ждёт судный день, а вовсе не момент истины?

Тем не менее, у меня не было выбора — только стоять и ждать.

— Закройте, пожалуйста, дверь, мистер Хендерсон-Сунго, — попросил король. — Открытая дверь действует ей на нервы.

— А это не опасно — двигаться?

— Нет — только осторожно. Она будет делать только то, что я велю, и ничего больше.

Осторожно приблизившись к двери, я испытал сильнейшее искушение дать деру. Но мог ли я рисковать близостью с королём? Так что я закрыл дверь и со вздохом подпёр её спиной.

— Теперь идите сюда. Маленькими шажками.

Я стал медленно приближаться, в душе проклиная монарха с его окаянной львицей, чей хвост при ходьбе качался с размеренностью маятника. Посреди камеры я остановился.

— Ближе, — подбодрил меня Дахфу. — Она должна к вам привыкнуть.

— Если я раньше не сдохну.

— Ну, что вы, Хендерсон. Она будет благотворно влиять на вас — так же, как на меня.

Когда я очутился в пределах досягаемости, он схватил меня за руку и втащил на платформу.

— Да не дрожите вы так, Хендерсон-Сунго. Лучше полюбуйтесь её красотой. Не думайте, что я подвергаю вас испытанию ради спортивного интереса. Вам кажется, это промывание мозгов? Запугивание? Клянусь честью, ничего подобного! Не будь я абсолютно уверен в своём контроле над ситуацией, не привёл бы вас сюда. Он положил руку с гранатовым перстнем на спину зверю.

— Оставайтесь на месте.

Неожиданно он спрыгнул с платформы и очутился в центре камеры. Львица прыгнула вслед за ним. Там она по его приказу легла на спину и открыла пасть. Он безбоязненно сунул туда руку. Снова велел ей встать. Подполз ей под брюхо и повис, обвил её руками и ногами. Львица принялась ходить взад— вперёд, нося короля под брюхом. И я ещё думал, что видел мир со всеми его странностями! Но такого я даже представить себе не мог. Вот это мастерство, вот это доблесть! Очевидно, львица думала так же. Более того — она любила этого парня. Она его любила! Своей звериной любовью. Я тоже почувствовал себя покорённым. Да и могло ли быть иначе?

— Сроду не видел ничего подобного!

Король разжал ноги и руки и упал на пол. Коленом оттолкнул Атти и одним прыжком взлетел на платформу. Львица тотчас запрыгнула туда же и примостилась рядом.

— Ага, Хендерсон, вы изменили своё мнение!

— Это другое дело. Совсем другое.

— Но, я вижу, вы все ещё боитесь?

Я собрался было отрицать, но закашлялся и поднёс ко рту кулак. А откашлявшись, пробормотал:

— Это рефлекс.

Львица снова принялась бегать вдоль платформы. Когда она поравнялась с нами, король взял меня за запястье и прижал мою ладонь к звериному боку. От соприкосновения с шерстью по пальцам побежали искры. Ощущение было такое, словно мне в руку ударила молния и разрядилась в области сердца.

— Ну, вот вы до неё и дотронулись. Что вы чувствете?

— Что чувствую? Ох, ваше величество, умоляю — не все сразу! Я стараюсь изо всех сил!

— Действительно, я взял слишком быстрый темп. Хочу в кратчайший срок покончить с вашими проблемами.

Я понюхал свои пальцы и ощутил специфический запах львицы.

— Послушайте. Я сам страдаю нетерпением. Но это — предел того, что я могу вынести за один раз. К тому же, у меня на лице свежие царапины — как бы зверь не почувствовал запах крови. Если я правильно запомнил, в этом случае его никто и ничто не удержит.

Дахфу, этот великолепный дикарь, рассмеялся.

— Хендерсон, вы восхитительны! Знаете, на свете немного людей, которые дотрагивались до льва!

«Я бы преспокойно прожил без этого», — вертелось у меня на языке, но, поскольку он был такого высокого мнения о львах, я придержал эти слова при себе.

— И до чего же вы напуганы! — продолжал король. — Какая прелесть! Я никогда не встречал столь явно выраженного страха. Знаете, многие сильные люди обожают эту смесь страха и восхищения. По-моему, вы — из их числа. Кроме того, я обожаю вашу манеру шевелить бровями. Они великолепны! И этот синюшный цвет лица, и надутые щеки, и чересчур растянутый рот. А что было, когда вы заплакали! Дивное зрелище!

Сделав ещё несколько замечаний о моем носе, животе и форме колен, король сказал:

— Мы с Атти помогаем друг другу стать лучше. Присоединяйтесь к нашей компании.

— Правильно ли я понял, ваше величество: у вас есть какой-то план относительно меня и львицы?

— Да, и в ближайшее время вы все узнаете.

— Только давайте не будем торопиться. Не знаю, сколько ещё выдержит моё сердце.

— Что ж, пожалуй, на сегодня с Атти достаточно.

Король потянул за верёвку и при помощи допотопной лебёдки открыл дверцу, ведущую в другую, внутреннюю клетку. Атти послушно прыгнула туда, и это меня поразило. Ведь ни одно существо кошачьей породы ни за что не переступит порог иначе как по собственной воле и своим собственным манером. Впрочем, Атти не стала исключением: какое-то время она то входила, то выходила, пока король терпеливо удерживал верёвку. И наконец исчезла за дверью.

Мне снова вспомнилось пророчество Даниила, сделанное Навуходоносору: «Тебя отлучат от людей, и обитание твоё будет с полевыми зверями». От моих пальцев все ещё исходил запах льва. Время от времени я нюхал их и вспоминал то лягушек арневи, то коров, то кота, которого пытался прикончить, — не говоря уже о свиньях. Видимо, это пророчество касалось таких, как я, — не способных ужиться с людьми.

После небольшого отдыха Дахфу дал понять, что готов продолжить разговор.

— Ваше величество, вы обещали объяснить, почему мне будет полезно общаться с этой львицей.

— Я охотно пролью на это свет, но сначала позвольте рассказать вам кое-что о львах. Я поймал Атти год назад, для этого у варири существует специальная методика. Участники охоты бьют в колотушки и таким образом загоняют зверя в специальный загон — так называемый «гопо». Потом его оттесняют из широкого конца «гопо» в узкий. Там имеется западня. Поймать зверя должен я, король. Так я добыл Атти. По закону я не имею права ловить какого-либо другого льва, кроме Гмило, моего отца. То, что я привёл сюда Атти, было встречено в штыки. Особенно Бунамом.

— Они что, спятили, эти ребята? — удивился я. — Они не заслуживают такого правителя! Вы могли бы управлять гораздо бОльшим государством.

Король был польщён, однако продолжил:

— Тем не менее, кое-кто доставляет мне немало хлопот. Это в первую очередь Бунам, мой дядя Хорко и ещё несколько человек, не исключая королевы— матери и кое-кого из жён. Ибо, мистер Хендерсон, есть только один лев, присутствие которого допускается в городе, — покойный король. Остальные считаются колдунами, способными причинить немало бед. Главная причина, почему покойный король должен быть пойман своим преемником, состоит в том, что ему нельзя находиться в обществе этих негодяев. Говорят, будто ведьмы— варири сношаются со львами. Их дети объявляются прОклятыми. Мужчина, заподозривший свою жену в прелюбодейной связи со львом, имеет право требовать высшей меры наказания.

— Да что вы!

— Итак, — заключил король, — меня критикуют сразу по двум пунктам. Во— первых, я ещё не поймал Гмило, моего отца. А во-вторых, незаконно держу у себя Атти. Тем не менее, я не собираюсь от неё отказываться.

— Может, вам стоило бы отречься от престола, как герцог Виндзорский?[16]Имеется в виду король Великобритании Эдуард YIII, который в 1936 году отрёкся от престола, чтобы жениться на разведённой женщине. Прим. переводчика.

Он издал короткий смешок.

— Очевидно, я должен вам ещё кое-что объяснить. Исстари повелось, что король держит здесь, в этом помещении, своего предшественника. Я часто навещал льва — своего дедушку. Его звали Суффо. Поэтому с малых лет я изучил повадки львов и подружился с ними. После смерти моего отца Гмило, смерти, положившей конец моим занятиям медициной, мне очень не хватало общения со львом. Скажу больше: такое общение даёт мне силу. Конечно, было бы идеально сразу поймать Гмило. Но вместо этого подвернулась Атти, и я не мог упустить такой случай. Впрочем, это не освобождает меня от обязанности поймать Гмило.

— Желаю удачи!

Он схватил меня за руку и крепко сжал.

— Я не сержусь на вас, Хендерсон-Сунго, за то, что вы считаете это навязчивой идеей. Но во имя нашего уговора — говорить правду — прошу иметь терпение и немного веры.

— О, я был бы только рад, если бы это оказалось иллюзией, сном, самовнушением, — сказал он немного погодя, по-прежнему не выпуская моей руки. — Люди с самым большим аппетитом более других склонны считать действительность иллюзией. Для них невыносимо видеть, как надежда оборачивается горем, любовь — ненавистью, жизнь — смертью. Разум имеет право на сомнения. Трудно поверить, что на столь коротком витке — длиной в человеческую жизнь — можно свершить что-то грандиозное. Что человек может додуматься до чего-нибудь великого. И тем не менее, человек, это смертное существо, — гений воображения. Короче говоря, Хендерсон, не сомневайтесь во мне — друге Итело, вашем друге!

— Хорошо, ваше королевское величество. Я вас не совсем понимаю, но обещаю не спешить с выводами. Если на то пошло, мало кто в такой степени, как я, имел дело с реальной жизнью во всех её проявлениях. И хранил ей верность. Грун ту молани.

— Воистину так. Я целиком и полностью разделяю такое отношение. Грун ту молани. Любовь к жизни. Но в какой форме? Мистер Хендерсон, вы кажетесь мне человеком с широкими взглядами и богатым воображением, но вам постоянно чего-то не хватает.

— Вот именно, — подтвердил я. — Мой внутренний голос то и дело твердит: «Я хочу, я хочу, я хочу!» Бывают периоды, когда он звучит во мне постоянно, не давая ни минуты покоя.

Он был явно поражён.

— И что, вы его слышите?

— Абсолютно явственно.

— Что же это может быть? Я ещё не сталкивался с таким феноменом. Но он говорит, чего хочет?

— Нет. Мне ни разу не удалось заставить его назвать вещи своими именами.

— Как это необычно! И, должно быть, как мучительно! Но, мне кажется, он будет упорствовать, пока вы не ответите. Голод слишком силён. Мне приходит на ум сравнение с длительным тюремным заключением. Но в чем все— таки состоит неутолённая потребность? Скажите хотя бы — он хочет жить или умереть?

— Нет, ваше величество, я так и не понял, чего он хочет. Должен признаться, время от времени я начинал сыпать угрозами покончить с собой, но это не помогало. Вероятно, ему нужно что-то другое.

— Теперь я не удивляюсь, Хендерсон, что вы смогли поднять Мумму. Вами двигало неутолённое желание.

— Вы это поняли, ваше королевское величество? Поняли, да? Вы не представляете, как я счастлив! И к чему все эти разговоры об иллюзиях? Очевидно, в нас сидит что-то очень реальное, цепкое, и мы можем не бояться никаких иллюзий.

Он подвёл черту:

— Оказывается, мистер Хендерсон, мы с вами очень хорошо понимаем друг друга.

— Спасибо, король! Наконец-то мы к чему-то пришли!

— Не спешите благодарить. Пока что мне, как и прежде, нужно ваше абсолютное доверие. И ещё. Знайте — если я покинул мир и вернулся к варири, то не затем, чтобы отрекаться.