Наследство

Онлайн чтение книги Хрустальный ангел
Наследство

Вообще-то Сара всегда была неудачницей. Так в жизни бывает: одному все само идет в руки, другому – наоборот. Так вот Сара была из тех, кому «наоборот».

Например, если говорить о наследстве, дети от своих предков наследуют разные вещи. Сара унаследовала от своих дедов со стороны мамы проблемы с челюстью, а ее кузина Ирка – квартиру на улице Слынной.

* * *

Проблемы с челюстью поначалу ее забавляли, но стоило ей обратиться к дантисту и получить там пощечину после мучений пломбировки…

До четвертого зуба рот открывался, и челюсть была на своем месте, а вот когда дошло до лечения пятого нижнего с кариесом, она поняла, что наследство бывает и неприятным. Дантист приказал ей открыть рот, и тогда Сара почувствовала за ушами маленький глухой треск. Он делал свое дело, а именно безболезненно добирался сверлом до мозга – каким образом, непонятно, ведь мозг был совсем в другом месте, не там, где левая нижняя пятерка. Тех ощущений она не могла понять и сейчас. Потом он замазывал сделанную собственными руками – бессмысленную, с точки зрения Сары – дырку и которой не было до того, как она села в кресло, и ласково заключил:

– Ну вот и все!

Сара попробовала было закрыть рот, но у нее ничего не вышло. И тогда врач выбежал в коридор и притащил педиатра из соседнего кабинета, перед которым сидели и плакали маленькие дети. А потом явился – непонятно совсем, почему – гинеколог. Он-то и шлепнул ее по лицу, и челюсти сами сомкнулись.

Сара с того момента стала бояться и гинеколога. И каждый раз в ожидании оплеухи с лечебной целью предупреждала зубных врачей, что у нее проблемы с челюстью, которые ей передались по наследству. Но ее слов не воспринимали всерьез.

Люди вообще не воспринимали ее всерьез.

* * *

От бабушки по маминой линии Сара унаследовала картавость. А еще (но ненадолго) способность с бешеной скоростью задавать вопросы в любых условиях и по любому поводу. А вот ее кузина Ирка унаследовала бриллиантовый перстень, который продала и по сей день об этом очень жалеет.

* * *

Дедушка с бабушкой жили в деревне под Жешувом и каждое лето принимали своих немногочисленных внуков, а конкретно Сару и ее кузину Иренку, «для того, чтобы ваши родители от вас в конце концов отдохнули».

Бабушка беспрестанно задавала вопросы.

Насыпая в суп соль, она спрашивала:

– Кто-нибудь его солил?

– А может быть, я его уже посолила?

– Почему никто не подумает, чтобы мне помочь?

– Зачем я готовлю, если никто этого не ценит?

– Вы когда-нибудь сядете за стол?

Она не спрашивала кого-то конкретно, а спрашивала вообще.

Спрашивала весь мир и даже вселенную, и никто ей не отвечал.

Сара воспитывалась под сенью бабушкиных вопросов.

– Почему этот ребенок не любит свеклы?

Ребенком этим была, разумеется, Сара.

– Почему этот ребенок любит свеклу?

Этим ребенком была ее кузина Ирена.

День начинался с вопросов.

– Почему ты еще не встала?

Это к Саре.

– Почему она уже встала?

Этот вопрос тоже был к Саре – но об Ирене.

Потому что Иренка давно выпорхнула из постели, скрываясь от бабушкиных вопросов. Она всегда была занята чем-то важным: заглядывала в колодец, куда им было запрещено заглядывать. Забиралась в ясли к животным, где гладила кроликов, а вытаскивать их из клеток им тоже не разрешалось. Наверное, дедушка этого просто не видел.

Или бегала по берегу над речкой, где им запрещалось бегать. Хотя в этом месте река была не шире, чем в других, однако водоворотом туда однажды затянуло даже корову, ее так и не удалось вытащить. «И не дай боже ходить вам туда без взрослых!» И много подобных вещей совершала Иренка без спросу и ведома старших.

Иренка кормила, заглядывала, забавлялась, как только хотела ее душа, а Сара слушала бабушкины вопросы, в которых еще и звучали претензии к ней:

– Куда она пошла?

– Что она делает?

– Почему ты не подумаешь, что надо застелить ей постель?

– Она чистила зубы?

– У тебя руки чистые?

– Ну где же она есть?

– Почему она еще не вернулась?

– Почему я думаю о том, о чем каждый из вас должен думать сам?

Последний вопрос заставлял всех задумываться, что они такого забыли, но бабушка не помогала им припомнить, и это заставляло всех в семье, кроме Иренки, испытывать чувство вины. И так далее, и так далее.

День начинался c вопросов и кончался также вопросами.

Каждый день звучали одни и те же слова:

– Ну, когда это наконец кончится?

Конечно, тогда еще Сара не понимала, что вопрос этот вполне риторический, чтобы не сказать глубоко философский, и по существу не предполагает ответа.

И та самая бабушка, которая должна была лучше всех понимать Сару, на все ее вопросы отвечала:

– А почему ты это спрашиваешь?

* * *

Сара спрашивала обо всем с самого детства.

– Куда заходит солнце?

– Какого цвета злость?

– Откуда течет река?

– Из чего состоит пушок на перьях у птичек?

– А зачем существуют войны?

– Имеет ли смысл вопрос: «Ты что, не видишь, что этого нет?»

– Как работает провод, если его не видно? И где он есть, если его нет?

– Куда отправился дедушка, когда умер?

– И почему, если он все равно не мог ходить, ведь он был неживой, ему надевали обувь?

– И почему он будет жить вечно, если минуту назад говорили, что его уже нет в живых?

Из всех этих вопросов – два выходили на первый план: «почему и как?»

Влюбленная в бабушку, как в святыню, Сара была уверена в ее абсолютно безошибочном мнении: бабушка знала лучше, чем телевидение, какая будет погода, убирать сено с поля пора – или оно может полежать до субботы. Было известно, что телевизор все врет, а бабушка никогда, и поэтому Сара твердо решила в будущем заняться статистикой, а именно анкетированием людей. Мечтала, когда станет взрослой, задавать людям вопросы и внимательно слушать ответы – чем и будет зарабатывать деньги.

Однажды бабушка ей сказала:

– Авторитетны не те, кто говорит, а те, кто их выслушивает. Запомни это.

* * *

Поскольку Сара всегда была под рукой, в то время как Ирки вечно не было дома, Сара чистила картошку: «Если ты все равно тут болтаешься, то мне поможешь», лузгала зеленый горошек: «Если тебе все равно нечего делать, давай помогай», мыла посуду после обеда: «Как хорошо, что тебя никуда не унесло», драила пол в кухне: «Ну и наносили грязи!»

За что слышала похвалы:

– Какая же ты хорошая девочка!

И это было приятно, так приятно, что по всему телу разливалось тепло. Сара ощущала, что она не просто милая, но и значимая, и что вообще отличная девочка. Но только появлялась Ирка и начинала что-то рассказывать, показывать, крутиться возле бабушки, кого-то передразнивать, и бабушка уже не замечала Сары. Ирка заполняла собой все пространство.

– Настоящее серебро, – говорила бабушка и смеялась. А «отличная девочка», наклонившись над кастрюлей с аккуратно почищенной картошкой, переставала существовать.

– Куда унесло эту стрекозу-непоседу, ох, отойди от меня, – отмахивалась бабушка от Иренки тряпкой, а та обнимала ее и смеялась. И было видно, что бабушка вовсе не хотела, чтобы Ирка куда-то там уходила. И обе не замечали, что Сара понуро уходит в другую комнату и вообще чувствует себя несчастной и одинокой.

Ох, если бы вот так же – хоть когда-нибудь! – и она могла прибежать, весело рассмеяться, и только от ее вида у стариков бы заблестели глаза, а чтобы Ирка сидела и чистила эту дурацкую картошку, которая так пачкала руки, что их невозможно было ничем оттереть, и чтобы бабушка мимоходом прижимала к себе ее, Сару, чтобы она имела столько же смелости, сколько Ирка, и вообще игнорировала бы недовольную мину бабушки, а только с подкупающе хитрой улыбкой целовала бы ее в щеку – вот если бы она на все на это была способна, и чтобы та самая Ирка сидела и, глядя на нее, говорила: «Сара, ты чистое золото, ты необычная, научи меня быть такой же, расскажи, как это у тебя получается, я так бы хотела быть такой же, как ты».

И тогда, в тот самый момент, когда она в мечтах видела себя прекрасной и необыкновенно привлекательной девушкой – и в умопомрачительном платье – возможно, тогда ей было бы все равно, когда бабушка, сажая Ирену рядом с собой, приговаривала:

– Садись, садись, сейчас Сара мигом слетает и принесет нам кислого молочка, а картошка уже доходит!

Сара усмехалась про себя и послушно «летела» в погреб за простоквашей, ибо в ушах у нее звучали слова Ирки: «Ты такая необычная, такая необычная… такая необычная… я хочу быть такой же…»

* * *

Поток бабушкиных вопросов не иссякал, а ширился, и Сара все более утверждалась во мнении, что очень важная, если не самая важная на свете профессия – анкетирование. Тот, кто задает вопросы, может спросить всех обо всем. На что человек способен, где он живет, о чем размышляет, что любит есть, а чего на дух не переносит, любит ли он читать – или смотреть, и если да, то что и зачем. А также и почему. Все это очень интересовало Сару.

Судьбы мира зависели от вопросов и ответов на них – вот что поняла Сара. Беспокоило ее только одно, что тех, кто анкетирует, нельзя обманывать, а они заставляют очень нервничать людей, задавая им вопросы. Сару также нервировали некоторые вопросы, и потому она решила быть той, кто задает их, а не отвечает.

* * *

Первый вопрос, который вывел ее из себя, звучал так:

– Перекрестим дыхание?

Задал его ей Адась в седьмом классе средней школы номер шестьдесят девять, математический гений, который с упоением ковырял в носу и знал отрицательные числа с пеленок.

В седьмом классе он занимался перекрещиванием простых параллельных чисел в бесконечности, а также перекрещиванием дыханий с ученицей Маней в конце коридора, рядом с туалетом.

Маня приносила в школу фото голых женщин, которые с удовольствием делал ее отец разным дамочкам в пункте фотографии на улице Сенной втайне от Мани и ее мамы. Отец Мани отличался еще тем, что прятал телевизор в шкафу и доставал только в субботу и в воскресенье, если семья вела себя послушно. Маня вытаскивала снимки разных голых женщин из последнего ящика его письменного стола и приносила в школу, чтобы показывать одноклассникам. Поэтому, к сожалению, переплюнуть ее было никак невозможно.

Сара в письменном столе у отца нашла только шесть колод карт для бриджа, три ручки с вечными перьями, одна из них с подставкой, конверты, собственные почтовые открытки с отдыха и открытки от Ирки, какие-то неинтересные бумаги.

Это было очень несправедливо. Вот если бы она нашла хоть одну непристойную фотку с голой теткой, наверняка ее акции в седьмом классе взлетели бы вверх.

Но, увы, ее отец не увлекался порно, поэтому Саре в средней школе ловить было нечего!

* * *

Второй вопрос, который вывел ее из себя, звучал так:

– Ты что за мной волочишься?

Его задал Анджей из седьмого класса «Б», в него были влюблены все девчонки в школе.

Задал, только не дождался ответа и с презрением отвернулся.

Конечно, это его право – презрительно отвернуться. Сара явственно увидела это презрение на лестнице между первым и вторым этажом, на большой перемене, которая начиналась в десять сорок, в четверг.

В это время все ученики ее класса переходили из кабинета химии в кабинет географии. С первого этажа на второй. Она шла не за ним. Он шел впереди, а она – в кабинет географии. Тогда-то Сара и возненавидела Анджея на всю жизнь. Даже имя это терпеть не могла… Заодно возненавидела географию, расположение кабинетов в школе и саму школу. Ее ненависть захватила и улицу, на которой стояла школа – улица Броневского. Даже поэта этого она навсегда невзлюбила. И ей было абсолютно не жаль, что он уже умер.

* * *

То, что она оказалась осмеяна на этой проклятой лестнице, оставило неизгладимый след не только в ее психике, но и на правом колене, отмеченном с тех пор шрамом.

Ибо, когда Анджей спросил, будет ли она за ним и впредь волочиться, Сара дернулась и обернулась, чтобы скинуть его с лестницы и таким образом доходчиво объяснить ему, что, во-первых, за ним – никогда в жизни, а во-вторых, если речь идет о «волочиться», то это не к ней.

Но она зацепилась сумкой за перила, сумка потянула ее вбок, а левая нога застряла двумя ступеньками ниже. Сара как подстреленная рухнула на коленку, из разбитого места потекла кровь, а проходившая мимо учительница польского языка с высоты своих метра шестидесяти назидательно произнесла:

– Не бегай так за мальчиками, это всегда кончается плохо.

Замечание прозвучало в полной тишине при огромном скоплении учеников ее и параллельного класса.

Сара поднялась и как ни в чем не бывало, будто бы ее пополам разорванное и окровавленное колено не заливалось кровью, будто бы острая боль по всей ноге, от бедра до стопы, не охватила ее. Она как ни в чем не бывало встала и пошла дальше.

* * *

Сара никогда не признавалась в том, что собиралась заниматься анкетированием. Она не знала никого, кто бы хотел заниматься чем-то подобным. Нигде и никогда. Маленькие дети по-разному мечтают о будущем. Хотят стать телохранителями, полицейскими, врачами, актерами или юристами, на худой конец, выражают желание просто стать знаменитыми, как-то прославиться, но только никто не мечтает о том, чему хотела посвятить себя Сара.

А почему?

Случай с Анджеем стал для нее чем-то вроде беременности с последствием. При мысли, что она могла бы его когда-нибудь встретить и спросить, что он думает о судьбах мира или о чем-то еще, или, что круче, встретить учительницу и спросить ее о вещах более трудных, чем польский язык, у Сары начинали мурашки бегать по коже. Но однажды случилось так, что ей стало это неинтересно, и она отказалась от этой мечты так легко, словно ее и не было никогда.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином Litres.ru Купить полную версию
Наследство

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть