Онлайн чтение книги Илиада. Одиссея
Песнь одиннадцатая

        К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралися

        Все мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды,

        Мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали.

        Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупно

5      Все мы взошли сокрушенные горем, лиющие слезы.

        Был нам по темным волнам провожатым надежным попутный

        Ветер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель,

        Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней;

        Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно

10    Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.

        Были весь день паруса путеводным дыханием полны.

        Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

        Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;

        Там киммериян печальная область, покрытая вечно

15    Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет

        Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль

        Он покидает, всходя на звездами обильное небо,

        С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;

        Ночь безотрадная там искони окружает живущих.

20    Судно, прибыв, на песок мы встащили; барана и овцу

        Взяли с собой и пошли по течению вод Океана

        Берегом к месту, которое мне указала Цирцея.

        Дав Перимеду держать с Еврилохом зверей, обреченных

        В жертву, я меч обнажил медноострый и, им ископавши

25    Яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,

        Три совершил возлияния мертвым, мной призванным вместе:

        Первое смесью медвяной, второе вином благовонным,

        Третье водой и, мукою ячменного все пересыпав,

        Дал обещанье безжизненно веющим теням усопших:

30    В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву

        Им принести и в зажженный костер драгоценностей много

        Бросить; Тиресия ж более прочих уважить, особо

        Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.

        Дав обещанье такое и сделав воззвание к мертвым,

35    Сам я барана и овцу над ямой глубокой зарезал;

        Черная кровь полилася в нее, и слетелись толпою

        Души усопших, из темныя бездны Эреба поднявшись:

        Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев,

        Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих,

40    Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно

        В битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших.

        Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы,

        Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным.

        Кликнув товарищей, им повелел я с овцы и с барана,

45    Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед нами,

        Кожу содрать и, огню их предавши, призвать громогласно

        Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону.

        Сам же я меч обнажил изощренный и с ним перед ямой

        Сел, чтоб мешать приближаться безжизненным теням усопших

50    К крови, пока мне ответа не даст вопрошенный Тиресий.

        Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;

        Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной.

        Не был он нами оплакан; ему не свершив погребенья,

        В доме Цирцеи его мы оставили: в путь мы спешили.

55    Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло.

        Голос возвысив, я мертвому бросил крылатое слово:

        «Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида!

        Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном».

        Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он:

60    «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,

        Демоном злым погублен я и силой вина несказанной;

        Крепко на кровле заснув, я забыл, что назад надлежало

        Прежде пойти, чтоб по лестнице с кровли высокой спуститься;

        Бросясь вперед, я упал и, затылком ударившись оземь,

65    Кость изломал позвоночную; в область Аида мгновенно

        Дух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым,

        Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущим

        Сыном, тобой во младенческих летах оставленным дома,

        Ныне молю (мне известно, что, область Аида покинув,

70    Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) — о! вспомни,

        Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не был

        Там не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гнева

        Мстящих богов на себя не навлек ты моею бедою.

        Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень,

75    Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого;

        В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомков

        В землю на холме моем то весло водрузите, которым

        Некогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил».

        Так говорил Ельпенор, и, ему отвечая, сказал я:

80    «Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет».

        Так мы, печально беседуя, друг подле друга сидели,

        Я, отгоняющий тени от крови мечом обнаженным,

        Он, говорящий со мною, товарища прежнего призрак.

        Вдруг подошло, я увидел, ко мне привиденье умершей

85    Матери милой моей Антиклеи, рожденной великим

        Автоликоном, — ее меж живыми оставил я дома,

        В Трою отплыв. Я заплакал, печаль мне проникнула душу;

        Но и ее, сколь ни тяжко то было душе, не пустил я

        К крови: мне не дал ответа еще прорицатель Тиресий.

90    Скоро предстал предо мной и Тиресия фивского образ;

        Был он с жезлом золотым, и меня он узнал и сказал мне:

        «Что, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

        Что, злополучный, тебя побудило, покинув пределы

        Светлого дня, подойти к безотрадной обители мертвых?

95    Но отслонися от ямы и к крови мечом не препятствуй

        Мне подойти, чтоб, напившися, мог я по правде пророчить».

        Так он сказал; отслоняся от ямы, я меч среброгвоздный

        Вдвинул в ножны; а Тиресий, напившися черныя крови,

        Слово ко мне обратил и сказал мне, по правде пророча:

100  «Царь Одиссей, возвращения сладкого в дом свой ты жаждешь.

        Бог раздраженный его затруднит несказанно, понеже

        Гонит тебя колебатель земли Посейдон; ты жестоко

        Душу разгневал его ослеплением милого сына.

        Но, и ему вопреки, и беды повстречав, ты достигнуть

105  Можешь отечества, если себя обуздаешь и буйных

        Спутников; с ними ты к острову знойной Тринакрии, бездну

        Темно-лазурного моря измерив, корабль приведешь свой;

        Тучных быков и волнистых баранов пасет там издавна

        Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает.

110  Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,

        Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;

        Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель

        Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам;[261]Стихи 112–113. …пророчу погибель всем вам: тебе, кораблю и сопутникам — неточный перевод; в подлиннике стоит: «Я пророчу тебе гибель корабля и товарищей». Самому Одиссею гибель не грозит. сам ты избегнешь

        Смерти, но бедственно в дом возвратишься, товарищей в море

115  Всех потеряв, на чужом корабле, и не радость там встретишь:

        Буйных людей там найдешь ты, твое достоянье губящих,

        Мучащих дерзким своим сватовством Пенелопу, дарами

        Брачными ей докучая; ты им отомстишь. Но когда ты,

        Праведно мстя, женихов, захвативших насильственно дом твой,

120  В нем умертвишь иль обманом, иль явною силой — покинув

        Царский свой дом и весло корабельное взявши, отправься

        Странствовать снова и странствуй, покуда людей не увидишь,

        Моря не знающих, пищи своей никогда не солящих,

        Также не зревших еще ни в волнах кораблей быстроходных,

125  Пурпурногрудых, ни весел, носящих, как мощные крылья,

        Их по морям, — от меня же узнай несомнительный признак:

        Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит:

        «Что за лопату несешь на блестящем плече, иноземец?» —

        В землю весло водрузи — ты окончил свое роковое,

130  Долгое странствие. Мощному там Посейдону принесши

        В жертву барана, быка и свиней оплодителя вепря,

        В дом возвратись и великую дома сверши гекатомбу

        Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам,

        Всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманном

135  Море; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончину

        Встретишь, украшенный старостью светлой, своим и народным

        Счастьем богатый. И сбудется все, предреченное мною».

        Так говорил мне Тиресий; ему отвечая, сказал я:

        «Старец, пускай совершится, что мне предназначили боги.

140  Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

        Матери милой я вижу отшедшую душу; близ крови

        Тихо сидит неподвижная тень и как будто не смеет

        Сыну в лицо поглядеть и завесть разговор с ним. Скажи мне,

        Старец, как сделать, чтоб мертвая сына живого узнала?»

145  Так я его вопросил, и, ответствуя, так мне сказал он:

        «Легкое средство на это в немногих словах я открою:

        Та из безжизненных теней, которой приблизиться к крови

        Дашь ты, разумно с тобою начнет говорить; но безмолвно

        Та от тебя удалится, которой ты к крови не пустишь»,

150  С сими словами обратно отшедши в обитель Аида,

        Скрылась душа прорицателя, мне мой сказавшая жребий.

        Я ж неподвижно остался на месте; но ждал я недолго;

        К крови приблизилась мать, напилася и сына узнала.

        С тяжким вздохом она мне крылатое бросила слово:

155  «Как же, мой сын, ты живой мог проникнуть в туманную область

        Аида? Здесь все ужасает живущего; шумно бегут здесь

        Страшные реки, потоки великие; здесь Океана

        Воды глубокие льются; никто переплыть их не может

        Сам; то одним кораблям крепкозданным возможно. Скажи же,

160  Прямо ль от Трои с своим кораблем и с своими людьми ты,

        По морю долго скитавшися, прибыл сюда? Неужели

        Все не видал ни Итаки, ни дома отцов, ни супруги?»

        Так говорила она, и, ответствуя, так ей сказал я:

        «Милая мать, приведен я к Аиду нуждой всемогущей;

165  Душу Тиресия фивского мне вопросить надлежало.

        В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны

        Нашей еще не видал, бесприютно скитаюсь повсюду

        С самых тех пор, как с великим царем Агамемноном поплыл

        В град Илион, изобильный конями, на гибель троянам.

170  Ты ж мне скажи откровенно, какою из Парк непреклонных

        В руки навек усыпляющей смерти была предана ты?

        Медленно ль тяжким недугом? Иль вдруг Артемида богиня

        Тихой стрелою своею тебя без болезни убила?

        Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною:

175  Царский мой сан сохранился ли им? Иль другой уж на место

        Избран мое и меня уж в народе считают погибшим?

        Также скажи мне, что делает дома жена Пенелопа?

        С сыном ли вместе живет, неизменная в верности мужу?

        Иль уж с каким из ахейских владык сочеталася браком?»

180  Так я ее вопросил; Антиклея мне так отвечала:

        «Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа

        Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит

        Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали;

        Царский твой сан никому от народа не отдан; бесспорно,

185  Дома своим Телемах достояньем владеет, пирами

        Всех угощает, как то облеченному саном высоким

        Следует; все и его угощают. Лаэрт же не ходит

        Более в город; он в поле далеко живет, не имея

        Там ни одра, ни богатых покровов, ни мягких подушек;

190  Дома в дождливое зимнее время он вместе с рабами

        Спит на полу у огня, покровенный одеждой убогой;

        В летнюю ж знойную пору иль поздней порою осенней

        Всюду находит себе на земле он в саду виноградном

        Ложе из листьев опалых, насыпанных мягкою грудой.

195  Там он лежит, и вздыхает, и сердцем крушится, и плачет,

        Все о тебе помышляя; и старость его безотрадна.

        Кончилось так и со мной; и моя совершилась судьбина.

        Но не сестра Аполлонова с луком тугим Артемида

        Тихой стрелою своею меня без болезни убила,

200  Также не медленный, мной овладевший недуг, растерзавши

        Тело мое, из него изнуренную душу исторгнул:

        Нет; но тоска о тебе, Одиссей, о твоем миролюбном

        Нраве и разуме светлом до срока мою погубила

        Сладостно-милую жизнь». И умолкла она. Увлеченный

205  Сердцем, обнять захотел я отшедшую матери душу;

        Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я,

        Три раза между руками моими она проскользнула

        Тенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье.

        Ей наконец, сокрушенный, я бросил крылатое слово:

210  «Милая мать, для чего, из объятий моих убегая,

        Мне запрещаешь в жилище Аида прижаться к родному

        Сердцу и скорбною сладостью плача с тобой поделиться?

        Иль Персефона могучая вместо тебя мне прислала

        Призрак пустой, чтоб мое усугубить великое горе?»

215  Так говорил я; мне мать благородная так отвечала:

        «Милый мой сын, злополучнейший между людьми, Персефона,

        Дочь громовержца, тебя приводить в заблужденье не мыслит.

        Но такова уж судьбина всех мертвых, расставшихся с жизнью.

        Крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их;

220  Вдруг истребляет пронзительной силой огонь погребальный

        Все, лишь горячая жизнь охладелые кости покинет:

        Вовсе тогда, улетевши, как сон, их душа исчезает.

        Ты же на радостный свет поспеши возвратиться; но помни,

        Что я сказала, чтоб все повторить при свиданье супруге».

225  Так, собеседуя, мы говорили. Тогда мне явились

        Призраки жен — их прислала сама Персефона; то были

        В прежнее время супруги и дочери славных героев;

        Черную кровь обступили они, подбежав к ней толпою;

        Я же обдумывал, как бы мне их вопросить почередно

230  Каждую; вот что удобнейшим мне наконец показалось:

        Меч длинноострый немедля схватил и, его обнаживши,

        К крови приблизиться им не дозволил я всею толпою;

        Друг за другом они по одной подходили и имя

        Мне называли свое; и расспрашивать каждую мог я.

235  Прежде других подошла благороднорожденная Тиро,

        Дочь Салмонеева, славная в мире супруга Крефея,

        Сына Эолова; все о себе мне она рассказала:

        Сердце свое Энипеем, рекою божественно светлой,

        Между реками земными прекраснейшей, Тиро пленила;

240  Часто она посещала прекрасный поток Энипея;

        В образ облекся его Посейдон земледержец, чтоб с нею

        В устье волнистокипучем реки сочетаться любовью;

        Воды пурпурные встали горой и, слиявшись прозрачным

        Сводом над ними, сокрыли от взоров и бога и деву.

245  Девственный пояс ее развязал он, ей очи смеживши

        Сном; и когда, распаленный, свое утолил вожделенье,

        За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:

        «Радуйся, богом любимая! Прежде чем полный свершится

        Год, у тебя два прекрасные сына родятся (бесплоден

250  С богом союз не бывает), и их воспитай ты с любовью.

        Но, возвратяся к домашним, мое называть им страшися

        Имя; тебе же откроюсь: я бог Посейдон земледержец».

        Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно.

        В срок от нее близнецы Пелиас и Нелей родилися;

255  Слуги могучие Зевса эгидоносителя были

        Оба они; обладая стадами баранов, в Иолкосе

        Тучнополянистом жил Пелиас; а Нелей жил в песчаном Пилосе.

        Но от Крефея еще родились у прекрасной Тиро

        Эсон, и Ферет, и могучий ездок Амифаон.

260  После нее мне предстала Асопова дочь Антиопа.

        Гордо хвалилась она, что объятия Дий отворил ей:

        Были плодом их любви Амфион и Зефос; положили

        Первое Фив семивратных они основанье и много

        Башен воздвигли кругом, поелику в широкоравнинных

265  Фивах они, и могучие, жить не могли б без ограды.

        Амфитрионову после узрел я супругу Алкмену;

        Сына Геракла, столь славного силой и мужеством львиным,

        Зевсу она родила, целомудренно с ним сочетавшись.

        После явилась Мегара; Креон, необузданно смелый,

270  Был ей отцом; а супругом Геракл, в испытаниях твердый.

        Вслед за Мегарой предстала Эдипова мать Эпикаста;

        Страшно-преступное дело в незнанье она совершила,

        С сыном родным, умертвившим отца, сочетавшися браком.

        Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям.

275  Гибельно царствовать в Кадмовом доме, в возлюбленных Фивах

        Был осужден от Зевеса Эдип, безотрадный страдалец,

        Но Эпикаста Аидовы двери сама отворила:

        Петлю она роковую к бревну потолка прикрепивши,

        Ею плачевную жизнь прервала; одинок он остался

280  Жертвой терзаний от скликанных матерью страшных Эриний.

        После явилась Хлорида; ее красотою пленяся,

        Некогда с ней сочетался Нелей, дорогими дарами

        Деву прельстивший; был царь Амфион Иасид, Орхомена

        Града минийского славный властитель, отец ей; царица

285  Пилоса, бодрых она сыновей даровала Нелею:

        Нестора, Хромия, жадного почестей Периклимена;

        После Хлорида и дочь родила, многославную Перу,

        Дивной красы; женихи отовсюду сошлись, но тому лишь

        Дочь непреклонный Нелей назначал, кто быков круторогих

290  С поля Филакии сгонит, отняв у царя Ификлеса

        Силой все стадо его. Беспорочный взялся прорицатель[262]Стих 291. Беспорочный взялся прорицатель — Меламп; его брат Биант сватался к Пере, но отец ее, Нелей, соглашался отдать ее лишь за того, кто приведет к нему стадо царя филаков Ификла. Добыть это стадо взялся Меламп, но был схвачен и заточен в темницу. Однако через год Ификл сам освободил его и отдал ему стадо, так как Меламп открыл ему, как он сможет избавиться от бездетности. Этот секрет Меламп, понимавший язык зверей и птиц, случайно подслушал у коршуна.

        Смелое дело свершить; но ему положили преграду

        Злая судьба, и темничные узы, и пастыри стада.

        Но когда миновалися месяцы, дни пробежали и годы,

295  Круг совершился и Оры весну привели, — Ификлесу

        Тайны богов он открыл; Ификлесова сила святая

        Узы его прервала, и исполнилась воля Зевеса.

        Славная Леда, супруга Тиндара, потом мне явилась;

        Ей родилися от брака с Тиндаром могучим два сына:

300  Коней смиритель Кастор и боец Полидевк многосильный.

        Оба землею они жизнедарною взяты живые;

        Оба и в мраке подземном честимы Зевесом; вседневно

        Братом сменяется брат; и вседневно, когда умирает

        Тот, воскресает другой; и к бессмертным причислены оба.

305  Ифимедею, жену Алоея, потом я увидел;

        С ней сочетался, — хвалилась она, — Посейдон земледержец;

        Были плодом их союза два сына (но краток был век их):

        Отос божественный с славным везде на земле Эфиальтом.

        Щедрая, станом всех выше людей их земля возрастила;

310  Всех красотой затмевали они, одному Ориону

        В ней уступая; и оба, едва девяти лет достигнув,

        В девять локтей толщиной, вышиною же в тридевять были.

        Дерзкие стали бессмертным богам угрожать, что Олимп их

        Шумной войной потрясут и губительным боем взволнуют;

315  Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолесный

        Взбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небо

        Взять, и угрозу б они совершили, когда бы достигли

        Мужеской силы; но сын громовержца,[263]Стих 318. Сын громовержца — Аполлон, сын Зевса. Латоной рожденный,

        Прежде, чем младости пух отенил их ланиты и первый

320  Волос пробился на их подбородке, сразил их обоих.

        Федру я видел, Прокриду; явилась потом Ариадна,

        Дочь кознодея Миноса: из Крита бежать с ним в Афины

        Деву прекрасную бодрый Тесей убедил; но не мог он

        С ней насладиться любовью; убила ее Артемида

325  Тихой стрелой, наущенная Вакхом, на острове Дие.

        Видел я Мойру, Климену, злодейку жену Эрифилу,

        Гнусно предавшую мужа, прельстясь золотым ожерельем…

        Всех их, однако, я счесть не могу; мне не вспомнить, какие

        Там мне явилися жены и дочери древних героев;

330  Целой бы ночи не стало на то; уж пора мне предаться

        Сну, удаляся ль на быстрый корабль ваш к товарищам бодрым,

        Здесь ли оставшись; а вы мой отъезд учредите с богами».

        Так говорил Одиссей, — все другие сидели безмолвно

        В светлой палате, и было у всех очаровано сердце.

335  Тут белорукая слово к гостям обратила Арета:

        «Что, феакияне, скажете? Станом, и видом, и силой

        Разума всех изумляет нас гость чужеземный. Хотя он

        Собственно мой гость, но будет ему угощенье от всех нас;

        В путь же его отсылать не спешите; нескупо дарами

340  Должно его, претерпевшего столько утрат, наделить нам:

        Много у всех вас, по воле бессмертных, скопилось богатства».

        Тут поднялся Эхеной, благородного племени старец,

        Ранее всех современных ему феакиян рожденный.

        «С нашим желаньем, друзья, — он сказал, — и намереньем нашим

345  Слово разумной царицы согласно; ему покориться

        Должно, а царь Алкиной пусть на деле то слово исполнит».

        Кончил. Ответствовал так Алкиной благородному старцу:

        «Будет, что сказано, мною на деле исполнено так же

        Верно, как то, что я жив и что царь я в земле феакиян

350  Веслолюбивых. Но странник, хотя и безмерно спешит он

        В путь, подождет до утра, чтоб имели мы время подарки

        Наши собрать; отправленье в отчизну его есть забота

        Общая всем вам, моя ж наипаче: я здесь повелитель».

        Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

355  «Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

        Если б и целый здесь год продержать вы меня захотели,

        Мой учреждая отъезд и дары для меня собирая,

        Я согласился б остаться, понеже мне выгодно будет

        С полными в милую землю отцов возвратиться руками.

360  Больше почтен и с живейшею радостью принят я буду

        Всеми, кто встретит меня при моем возвращенье в Итаку».

        Он умолкнул; ему Алкиной отвечал дружелюбно:

        «Царь Одиссей, мы, внимая тебе, не имеем обидной

        Мысли, чтоб был ты хвастливый обманщик, подобный

365  Многим бродягам, которые землю обходят, повсюду

        Ложь рассевая в нелепых рассказах о виденном ими.

        Ты не таков; ты возвышен умом и пленителен речью.

        Повесть прекрасна твоя; как разумный певец, рассказал ты

        Нам об ахейских вождях и о собственных бедствиях; кончить

370  Должен, однако, ты повесть. Скажи ж, ничего не скрывая,

        Видел ли там ты кого из могучих товарищей бранных,

        Бывших с тобой в Илионе и черную встретивших участь?

        Ночь несказанно долга; и останется времени много

        Всем нам для сна безмятежного. Кончи ж начатую повесть;

375  Слушать тебя я готов до явления светлой Денницы,

        Если рассказывать нам о напастях своих согласишься».

        Так говорил он; ответствовал так Одиссей хитроумный:

        «Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

        Время на все есть; свой час для беседы, свой час для покоя

380  Если, однако, желаешь теперь же дослушать рассказ мой,

        Я повинуюсь и все расскажу, что печального после

        Я претерпел: как утратил последних сопутников; также

        Кто из аргивян, избегши погибели в битвах троянских,

        Пал от убийцы, изменой жены, при возврате в отчизну.

385  После того как рассеяться призракам жен Персефона,

        Ада царица, велела и все, разлетевшись, пропали —

        Тень Агамемнона, сына Атреева, тихо и грустно

        Вышла; и следом за нею все тени товарищей, падших

        В доме Эгиста с Атридом, с ним вместе постигнутых роком.

390  Крови напившись, меня во мгновенье узнал Агамемнон.

        Тяжко, глубоко вздохнул он; заплакали очи; простерши

        Руки, он ими ко мне прикоснуться хотел, но напрасно:

        Руки не слушались: не было в них уж ни сил, ни движенья,

        Некогда члены могучего тела его оживлявших.

395  Слезы я пролил, увидя его; состраданье проникло

        Душу мне; мертвому другу я бросил крылатое слово:

        «Сын Атреев, владыка людей, государь Агамемнон,

        Паркой какою ты в руки навек усыпляющей смерти

        Предан? В волнах ли тебя погубил Посейдон с кораблями,

400  Бурею бездну великую всю всколебавши? На суше ль

        Был умерщвлен ты рукою врага, им захваченный в поле,

        Где нападал на его криворогих быков и баранов,

        Или во граде, где жен похищал и сокровища грабил?»

        Так вопросил я его, и, ответствуя, так мне сказал он:

405  «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный!

        Нет, не в волнах с кораблями я был погублен Посейдоном,

        Бурные волны воздвигшим на бездне морской; не на суше

        Был умерщвлен я рукою противника явного в битве;

        Тайно Эгист приготовил мне смерть и плачевную участь;

410  С гнусной женою моей заодно, у себя на веселом

        Пире убил он меня, как быка убивают при яслях;

        Так я погиб, и товарищи верные вместе со мною

        Были зарезаны все, как клычистые вепри, которых

        В пышном дому гостелюбца, скопившего много богатства,

415  Режут на складочный пир, на роскошный обед иль на свадьбу.

        Часто без страха видал ты, как гибли могучие мужи

        В битве, иной одиноко, иной в многолюдстве сраженья, —

        Здесь же пришел бы ты в трепет, от страха бы обмер, увидя,

        Как меж кратер пировых, меж столами, покрытыми брашном,

420  Все на полу мы, дымящемся нашею кровью, лежали.

        Громкие крики Приамовой дочери, юной Кассандры,

        Близко услышал я: нож ей во грудь Клитемнестра вонзала

        Подле меня; полумертвый лежа на земле, попытался

        Хладную руку к мечу протянуть я: она равнодушно

425  Взор отвратила и мне, отходящему в область Аида,

        Тусклых очей и мертвеющих уст запереть не хотела.

        Нет ничего отвратительней, нет ничего ненавистней

        Дерзко-бесстыдной жены, замышляющей хитро такое

        Дело, каким навсегда осрамилась она, приготовив

430  Мужу, богами ей данному, гибель. В отечество думал

        Я возвратиться на радость возлюбленным детям и ближним —

        Злое, напротив, замысля, кровавым убийством злодейка

        Стыд на себя навлекла и на все времена посрамила

        Пол свой и даже всех жен, поведеньем своим беспорочных».

435  Так говорил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:

        «Горе! Конечно, Зевес громовержец потомству Атрея

        Быть навсегда предназначил игралищем бедственных женских

        Козней; погибло немало могучих мужей от Елены;

        Так и тебе издалека устроила смерть Клитемнестра».

440  Выслушав слово мое, мне ответствовал царь Агамемнон:

        «Слишком доверчивым быть, Одиссей, берегися с женою;

        Ей открывать простодушно всего, что ты знаешь, не должно;

        Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое. Но для тебя,

        Одиссей, от жены не опасна погибель;

445  Слишком разумна и слишком незлобна твоя Пенелопа,

        Старца Икария дочь благонравная; в самых цветущих

        Летах, едва сопряженный с ней браком, ее ты покинул,

        В Трою отплыв, и грудной, лепетать не умевший, младенец

        С ней был оставлен тогда; он, конечно, теперь заседает

450  В сонме мужей; и отец, возвратясь, с ним увидится; нежно

        К сердцу родителя сам он, как следует сыну, прижмется…

        Мне ж кознодейка жена не дала ни одним насладиться

        Взглядом на милого сына; я был во мгновенье зарезан.

        Выслушай, друг, мой совет и заметь про себя, что скажу я:

455  Скрой возвращенье свое и войди с кораблем неприметно

        В пристань Итаки: на верность жены полагаться опасно.

        Сам же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

        Мог ли ты что-нибудь сведать о сыне моем? Не слыхал ли,

        Где он живет? В Орхомене ль? В песчаном ли Пилосе? В Спарте ль

460  Светлопространной у славного дяди, царя Менелая?

        Ибо не умер еще на земле мой Орест благородный».

        Так вопросил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:

        «Царь Агамемнон, о сыне твоем ничего я не знаю;

        Где он и жив ли, сказать не могу; пустословие вредно».

465  Так мы, о многом минувшем беседуя, друг подле друга

        Грустно сидели, и слезы лилися по нашим ланитам.

        Тень Ахиллеса, Пелеева сына, потом мне явилась;

        С ним был Патрокл, Антилох беспорочный и сын Теламонов

        Бодрый Аякс, меж ахейцами мужеским видом и силой

470  После Пелеева сына великого всех превзошедший.

        Тень быстроногого внука Эакова,[264]Стих 471. Тень быстроногого внука Эакова — тень Ахиллеса. став предо мною,

        Мне, возрыдавши, крылатое бросила слово: «Зачем ты

        Здесь, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный?

        Что, дерзновенный, какое великое дело замыслил?

475  Как проникнул в пределы Аида, где мертвые только

        Тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно веют?»

        Так он спросил у меня, и, ему отвечая, сказал я:

        «О Ахиллес, сын Пелеев, меж всеми данаями первый,

        Здесь я затем, чтоб Тиресий слепец прорицатель открыл мне

480  Способ вернейший моей каменистой Итаки достигнуть;

        В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны

        Милой еще не видал; я скитаюсь и бедствую. Ты же

        Между людьми и минувших времен и грядущих был счастьем

        Первый: живого тебя мы как бога бессмертного чтили;

485  Здесь же, над мертвыми царствуя, столь же велик ты, как в жизни

        Некогда был; не ропщи же на смерть, Ахиллес богоравный».

        Так говорил я, и так он ответствовал, тяжко вздыхая:

        «О Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;

        Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,

490  Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,

        Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый.

        Ты же о сыне известием душу теперь мне порадуй.

        Был ли в сраженье мой сын? Впереди ли у всех он сражался?

        Также скажи, Одиссей, не слыхал ли о старце Пелее?

495  Все ли по-прежнему он повелитель земли мирмидонской?

        Иль уж его и в Элладе и Фтии честить перестали,

        Дряхлого старца, без рук и без ног, изнуренного в силах?

        В области дня уж защитником быть для него не могу я;

        Ныне уж я не таков, как бывало, когда в отдаленной

500  Трое губил ополченья и грудью стоял за ахеян.

        Если б таким хоть на миг я в жилище отцовом явился,

        Ужас бы сильная эта рука навела там на многих,

        Власти Пелея не чтущих и старость его оскорбивших».

        Так говорил Ахиллес, и, ему отвечая, сказал я:

505  «Сведать не мог ничего я о старце Пелее великом;

        Но о твоем благородном, возлюбленном Неоптолеме

        Все, Ахиллес, как желаешь, тебе расскажу я подробно.

        Сам я его в корабле крутобоком моем от Скироса

        Морем привез к меднолатным данаям в троянскую землю;

510  Там на советах вождей о судьбе Илиона всегда он

        Голос свой прежде других подавал и в разумных сужденьях

        Мною одним лишь и Нестором мудрым бывал побеждаем.

        В поле ж троянском широком, где гибельной медью мы бились,

        Он никогда близ дружин и в толпе не хотел оставаться;

515  Быстро вперед выбегал он один, упреждая храбрейших;

        Много врагов от него в истребительной битве погибло;

        Я ж не могу ни назвать, ни исчислить, сколь много народа

        В крае троянском побил он, где грудью стоял за аргивян.

        Так Еврипила, Телефова сына, губительной медью

520  Он ниспроверг, и кругом молодого вождя все кетейцы

        Пали его, златолюбия женского бедственной жертвой.

        После Мемнона, подобного богу, был всех он прекрасней.

        В чрево коня, сотворенного чудно Эпеосом, скрыться

        Был он с другими вождями назначен; а двери громады

525  Мне отворять, затворять и стеречь поручили ахейцы.

        Все, при вступлении в конские недра, вожди отирали

        Слезы с ланит, и у каждого руки и ноги тряслися;

        В нем же едином мои никогда не подметили очи

        Страха; не помню, чтоб он от чего побледнел, содрогнулся

530  Или заплакал. Не раз убеждал он меня из затвора

        Дать ему выйти и, стиснув одною рукою двуострый

        Меч, а другою обитое медью копье, порывался

        В бой на троян. А когда был разрушен Приамов великий

        Град, он с богатой добычей, с дарами почетными поплыл

535  В край свой, ни издали метким копьем, ни вблизи длинноострой

        Медью меча не пронзенный ни разу, как часто бывает

        В жарком бою, где убийство кипит и Арей веселится».

        Так говорил я: душа Ахиллесова с гордой осанкой

        Шагом широким, по ровному Асфодилонскому лугу[265]Стих 539. Асфодилонский луг — правильнее «луг асфоделей» — цветов, растущих, по представлениям греков, в царстве Аида.

540  Тихо пошла, веселяся великою славою сына.

        Души других знаменитых умерших явились; со мною

        Грустно они говорили о том, что тревожило сердце

        Каждому; только душа Теламонова сына Аякса

        Молча стояла вдали, одинокая, все на победу

545  Злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи

        Сына Пелеева.[266]Стихи 544–546. …на победу злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи сына Пелеева.  — Фетида велела отдать выкованные Гефестом доспехи Ахиллеса тому из героев, кто больше всех отличился, защищая тело Ахиллеса. Возник спор между Одиссеем и Аяксом. Ахейцы решили, что наиболее беспристрастным будет мнение врагов, и дали рассудить спор троянским пленным. Однако Афина внушила им решение в пользу Одиссея. Аякс от огорчения впал в безумие, а придя в себя, покончил самоубийством. Этот миф мы знаем по трагедии Софокла «Аякс». Лучшему между вождей повелела

        Дать их Фетида; судили трояне; их суд им Афина

        Тайно внушила… Зачем, о, зачем одержал я победу,

        Мужа такого низведшую в недра земные? Погиб он,

550  Бодрый Аякс, и лица красотою, и подвигов славой

        После великого сына Пелеева всех превзошедший.

        Голос возвысив, ему я сказал миротворное слово:

        «Сын Теламонов, Аякс знаменитый, не должен ты, мертвый,

        Доле со мной враждовать, сокрушаясь о гибельных, взятых

555  Мною оружиях; ими данаям жестокое боги

        Зло приключили: ты, наша твердыня, погиб; о тебе мы

        Все, как о сыне могучем Пелея, всечасно крушились,

        Раннюю смерть поминая твою; в ней никто не виновен,

        Кроме Зевеса, постигшего рать копьеносных данаев

560  Страшной бедою; тебя он судьбине безвременно предал.

        Но подойди же, Аякс; на мгновенье беседой с тобою

        Дай насладиться мне; гнев изгони из великого сердца».

        Так я сказал; не ответствовал он; за другими тенями

        Мрачно пошел; напоследок сокрылся в глубоком Эребе.

565  Может быть, стал бы и гневный со мной говорить он иль я с ним,

        Если б меня не стремило желание милого сердца

        Души других знаменитых умерших увидеть. И скоро

        В аде узрел я Зевесова мудрого сына Миноса;

        Скипетр в деснице держа золотой, там умерших судил он,

570  Сидя; они же его приговора, кто сидя, кто стоя,

        Ждали в пространном с вратами широкими доме Аида.

        После Миноса явилась гигантская тень Ориона;

        Гнал по широкому Асфодилонскому лугу зверей он —

        Их же своею железной ничем не крушимой дубиной

575  Некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.

        Тития также увидел я, сына прославленной Геи;

        Девять заняв десятин под огромное тело, недвижим

        Там он лежал; по бокам же сидели два коршуна, рвали

        Печень его и терзали когтями утробу. И руки

580  Тщетно на них подымал он. Латону, супругу Зевеса,

        Шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском.

        Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью:

        В озере светлом стоял он по горло в воде и, томимый

        Жаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался.

585  Только что голову к ней он склонял, уповая напиться,

        С шумом она убегала; внизу ж под ногами являлось

        Черное дно, и его осушал во мгновение демон.

        Много росло плодоносных дерев над его головою,

        Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,

590  Также и сладких смоковниц, и маслин, роскошно цветущих.

        Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку,

        Разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.

        Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью;

        Тяжкий камень снизу обеими влек он руками

595  В гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись,

        Камень двигал он вверх; но, едва достигал до вершины

        С тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силой,

        Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень.

        Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши,

600  Тело в поту, голова вся покрытая черною пылью.

        Видел я там, наконец, и Гераклову силу, один лишь

        Призрак воздушный; а сам он с богами[267]Стих 602… а сам он с богами…  — Здесь, очевидно, имеет место позднейшая вставка, введенная с целью примирить более раннее представление о Геракле — смертном герое с возникшим позже мифом о том, что после смерти Геракл стал богом. на светлом Олимпе

        Сладость блаженства вкушал близ супруги Гебеи, цветущей

        Дочери Зевса от златообутой владычицы Геры.

605  Мертвые шумно летали над ним, как летают в испуге

        Хищные птицы; и, темной подобяся ночи, держал он

        Лук напряженный с стрелой на тугой тетиве, и ужасно

        Вдруг озирался, как будто готовяся выстрелить; страшный

        Перевязь блеск издавала, ему поперек перерезав

610  Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством

        Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,

        Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были;

        Тот, кто свершил бы подобное чудо искусства, не мог бы,

        Сам превзошедши себя, ничего уж создать совершенней.

615  Взор на меня устремив, угадал он немедленно, кто я;

        Жалобно, тяжко вздохнул и крылатое бросил мне слово:

        «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

        Иль и тобой, злополучный, судьба непреклонно играет

        Так же, как мной под лучами всезрящего солнца играла?

620  Сын я Крониона Зевса; но тем от безмерных страданий

        Не был спасен; покориться под власть недостойного мужа

        Мне повелела судьба. И труды на меня возлагал он

        Тяжкие. Так и отсюда был пса троеглавого должен

        Я увести: уповал он, что будет мне труд не по силам.

625  Я же его совершил, и похищен был пес у Аида;

        Помощь мне подали Эрмий и дочь громовержца Афина».

        Так мне сказав, удалился в обитель Аидову призрак.

        Я ж неподвижно остался на месте и ждал, чтоб явился

        Кто из могучих героев, давно знаменитых и мертвых.

630  Видеть хотел я великих мужей, в отдаленные веки

        Славных, богами рожденных, Тесея царя, Пирифоя,

        Многих других; но, толпою бесчисленной души слетевшись,

        Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным,

        В мыслях, что хочет чудовище, голову страшной Горгоны,

635  Выслать из мрака Аидова против меня Персефона.

        Я побежал на корабль и велел, чтоб, не медля нимало,

        Люди мои на него собрались и канат отвязали.

        Все на корабль собралися и сели на лавках у весел.

        Судно спокойно пошло по течению вод Океана,

640  Прежде на веслах, потом с благовеющим ветром попутным.