К утру поднялся ветер. Он приглаживал болотные тростники и нес реденькие снежинки. Корабли не без труда подтянулись к мосту. Оказывается, стражники успели уже получить приказание герцога: новоприбывших велено было пропустить — впрочем, с условием, что все люди Эйрара в присутствии Бастарда немедленно присягнут ему на верность как своему повелителю и вождю, а сам он в свою очередь даст ту же клятву правителю Салмонессы. Эйрар видел, что подобная перспектива была поперек горла большинству рыбаков. Иные протестовали вслух, топчась по палубам шхун на утреннем холоду. И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не Эрб.
— Кому неохота присягать, — сказал долговязый рыбак, — могут взять один корабль, и счастливый путь назад на Вагей!
Тем все и решилось. Самые строптивые предпочли унять свою гордость. Никому не улыбалось предстать перед старым Рудром, не выполнив приказания…
Река Виверрида частью обтекала Салмонессу, частью бежала прямо сквозь город, отсекая что-то вроде выселок — сараи и скромные домики, в которых, по словам Висто, селились летом купцы, приезжавшие в основном из Мариаполя и Двенадцати Городов ради знаменитых герцогских ярмарок. Теперь выселки были покинуты — пустые сараи напоминали кожуру съеденных фруктов. А позади них из стоячей воды рва вздымались гигантские стены — вверх, вверх, под самые облака. Стены были чуть вогнуты и оттого казались еще выше и еще более походили на каменную волну, увенчанную кружевным гребнем башенок и зубцов. Речные ворота, устроенные в стене, выглядели настоящей пещерой, ведущей в самое сердце горы. Тяжелые опускные решетки нависали над обоими концами тоннеля. За тоннелем вновь показалась каменная стена с крохотными отверстиями бойниц. Лишь миновав этот угрюмый портал, можно было увидеть, что внутренняя стена отходила от основного кольца городских укреплений прямо в реку как раз там, где Виверрида поворачивала и устремлялась к морю. Стену завершала высокая башня. И ни души не было видно ни на верху бастионов, ни возле окошек; хотя внимательный наблюдатель, пожалуй, сумел бы подметить настороженный блеск глаз в полутьме.
Корабли понемногу продвигались дальше; тот, где был Эйрар, шел впереди. Вот они обогнули башню, и взглядам предстала Внешняя Салмонесса: сплошные причалы по берегу Виверриды, широко разливавшейся здесь и замедлявшей свой бег. Ярко раскрашенные деревянные дома над причалами, толпы народа, снующие туда и сюда… и, наконец, над кровлями домишек и людской суетой — вновь стены и башни, взбирающиеся по крутому горному склону: цитадель, неприступный Внутренний Город.
У Эйрара не было времени как следует полюбоваться открывшимся зрелищем. Его внимание сразу привлек ближайший по левому борту причал. Там выстроилось десятка два воинов исполинского роста, в полном вооружении; они глядели прямо перед собой, замерев в ожидании. У каждого была алебарда и короткий меч при бедре, а за плечом висел маленький круглый щит. Все были в кольчугах, искусно украшенных изображениями дельфина и башни — городского герба Салмонессы.
Присмотревшись к этим воинам, Эйрар невольно засмеялся, потом присвистнул и сказал хозяину судна (ибо все остальные были заняты на веслах):
— Вот это, я понимаю, молодцы так молодцы. Я и сам не из маленьких, но эти!.. Самый плюгавый и то будет повыше меня!
— Ну да, — отозвался корабельщик равнодушно. — Это же Бритоголовые, ты что, никогда не слышал о них? Телохранители его светлости Незаконнорожденного. Имеют, между прочим, право первыми грабить любой город, который возьмет его войско. Хотя я лично думаю — как бы не отстали они в бою от других воинов, помельче. Они ведь набраны с бору по сосенке, из всех племен, кроме миктонских. И живут у герцога на готовеньком… как хряки перед ярмаркой, да!
Корабль подошел к берегу, и несколько рыбаков выпрыгнули на причал — швартовать шхуну к тяжелому кольцу, вделанному в набережную. В это время мимо гигантов-стражников просеменил молодой, изысканно одетый мужчина: башмаки на нем были темно-фиолетового бархата, такой же бархат виднелся в прорезях желтого камзола. Он шел с непокрытой головой, черные волосы были гладко напомажены и завиты по концам. Левой рукой он придерживал тончайшей работы кинжал; с запястья свешивался шарик благовоний.
Заметив Эйрара, он отвесил ему глубокий поклон.
— Я — принц Урданецца… а ты, должно быть, высокочтимый господин Эйрар? — проговорил он тонким, жеманным голосом, протягивая руку для пожатия и бросая взгляд знатока на оружие на поясе Эйрара: — О, подобный кинжал поистине может носить лишь человек благородных кровей… прошу принять тысячу извинений за мерзостный запах, царящий на этих причалах! — Он поднял свой шарик и изящно понюхал. — Умоляю, отправимся же скорей во дворец: его светлость сгорает от нетерпения скорее услышать своими ушами, как это ты заставил негнущихся трескоедов Джентебби признать тебя своим повелителем. И госпожа Мелина тоже хотела бы послушать…
Он подхватил Эйрара под руку — тот едва успел пробормотать несколько слов в ответ и только надеялся, что они были в достаточной мере учтивы, — и продолжал неостановимо болтать:
— Скажу больше: его светлость склонен заранее благоволить тебе. Вот видишь, тебе выслали эскорт из двадцати одного Столпа Салмонессы — такой чести не удостоился даже епископ Морангский в его последний визит… прикажи своим людям, чтобы следовали за нами!
Он провел Эйрара мимо великанов-алебардщиков к изящно разукрашенным носилкам с роскошными драпировками, волочившимися прямо по уличной грязи. Восемь лоснящихся чернокожих — здоровенных, но все же не чета Бритоголовым
— немедля подняли носилки на плечи. Эйрар поспешно высунул голову наружу: позвать Эрба, — и гиганты-стражники, разделившись по двое, зашагали с обеих сторон носилок, оглашая улицу размеренным криком: «Эй-я! Эй-я!..»
Прохожие оборачивались, провожая взглядами шествие. Эйрар пригляделся к ним сквозь занавески и подумал, что выглядели они далеко не столь горделиво, как он ожидал, насмотревшись на выстроенные ими твердыни. Между тем носилки плыли вперед, покачиваясь в такт мерным возгласам Бритоголовых, а принц Урданецца знай себе говорил:
— …заговор, несомненно. Подумай только: этот Вальк, наглец, требует руки принцессы Аурии на том основании, что давние связи Императорского Дома с Мариолой подразумевают сюзеренитет старшей дочери его величества в этих местах. И это при том, что рука принцессы вот уже семь лет, со дня подписания капитуляции Лектиса, обещана его светлости! Случись что — и Вальк не преминет отстранить принца Аурария или попросту послать ему «черного вина», а себя провозгласить императором Вальком Первым. И будет править нами этот ужасный Бриельский Совет с его бесконечными голосованиями и законами о том, кто и сколько драгоценных камней имеет право надеть… — Он зевнул. — Однако что я тебе рассказываю? Это ведь давным-давно у всех на устах…
Эйрар не ответил, и принц Урданецца улыбнулся с таким немыслимым очарованием, что оно ощущалось подобно прикосновению:
— Скажи лучше, есть ли теперь на Вагее где провести время? Я был там однажды, проездом в Стассию, ко двору… Ах, эта рыбная вонь, стаи летучих мышей и ни одного дома, который стоило бы посетить — кроме разве что виллы, куда рыцарь Бреммери любил ездить на воды…
— Не знаю, — сказал Эйрар честно. — Я сам там пробыл всего неделю и больше имел дело с Рудром… Загребным рыбаков.
— О, сочувствую тебе, досточтимый Эйрар! Сочувствую и надеюсь, что в Салмонессе тебе не придется скучать. Его светлость никогда не садится за стол без свиты в дюжину знатнейших вельмож и стольких же дам, хоть и надо признать, что иным из них он сам даровал дворянство. А теперь скажи мне…
— Он вдруг наклонился к Эйрару, явно желая сообщить тайну, и от его движения чуть накренились носилки: — Скажи, как ты думаешь, достойны ли эти карренские Воеводы места за высоким столом? Видишь ли, двор весьма обеспокоен этим вопросом, и мнение вастманстедского дворянина для нас ценно вдвойне, ибо в ваших краях столь мало знатных людей…
Громкий рев труб избавил Эйрара от необходимости отвечать. Носилки опустили наземь, принц Урданецца выскочил первым и подал Эйрару руку. Они стояли у подножия широкой каменной лестницы, великолепно вздымавшейся к сводчатой двери, на каждой ступени лестницы стояло по трубачу, и вымпел на каждой трубе был украшен дельфином и башней. Вот Эйрар ступил на землю, и трубы вновь прокричали все разом. Оглянувшись, он увидел, как подались в стороны Столпы Салмонессы и показались его вольные рыбаки: кое-кто посмеивался, большинство благоговело. Долговязый Эрб молча страдал, не зная, куда себя деть от смущения. Висто держался лучше всех: глядел вежливо, но и достоинства не терял.
— При дворе его светлости соблюдается полный этикет, — шепнул Эйрару на ухо принц Урданецца. — Не забудь поклониться трижды, как подобает!
Наверху обнаружился большой зал с мозаичным каменным полом, битком набитый кланяющимися придворными. Зал упирался в огромные двери, распахнувшиеся настежь по сигналу труб. У порога стояли на страже все те же исполинские алебардщики; тронный зал за их спинами, казалось, простирался в бесконечность. С потолка свешивались светильники пермандосского кружевного стекла, впрочем, не заправленные, ибо солнце щедро лилось в зал сквозь многоцветные витражи. Разодетые дамы и блестящие кавалеры двигались туда и сюда в этих цветных лучах, прикрываясь веерами и разговаривая о чем-то. Вдаль — к трону, должно быть — вела ковровая дорожка; принц Урданецца обратился в ту сторону и отвесил нижайший поклон, ткнув при этом зазевавшегося Эйрара локтем. Тот поспешно склонился — и, склонившись, заметил, что пол в зале был не особенно чист.
Третий поклон они совершили уже у самого подножия трона. На троне сидел, развалясь, крупный чернобородый мужчина и подле него — женщина в платье с глубоким вырезом, почти не скрывавшим груди. У нее были пухлые губы и, если верить лицу, она была любительницей посмеяться. У него на голове поблескивала герцогская корона с зубцами в форме земляничных листов. Роджер, Салмонесский Бастард, показался Эйрару грубым и вкрадчивым одновременно.
— Приветствуем тебя в наших владениях! — проговорил герцог голосом более тонким, чем можно было ожидать. — Приветствуем от души, ибо мы слышали о тебе такое, чему трудно поверить: ты, говорят, сумел поставить под наши знамена рыбаков Джентебби, чем и подтвердил старинную дружбу между Дейларной и Домом Салма. Наши книжники недавно поведали нам, что согласно закону и по всей справедливости мы являемся государем этих островов — мы, а вовсе не потомки императора Аргентария, чьей хартии они так долго вверялись… Однако мы будем к ним милосердны. Слушайте же все и будьте свидетелями: если ты, избранный ими бароном, принесешь нам клятву вассала, мы больше не будем в претензии за прошлое. Справедливо ли это, мои благородные господа?
Краем глаза Эйрар подметил, как двое-трое сановников, стоявших у самого возвышения, склонили головы как бы в немом восхищении. Потом раздались возгласы:
— О, непостижимо!..
— Благороднейшее деяние!.. — И так далее, и тому подобное, пока волна рукоплесканий не устремилась вдаль по стенам зала. Что же до Эйрара, он никак не мог придумать ответ, понятия не имея, как еще примут все это его пятьдесят отчаянных удальцов — и уж тем более не желая перечить столь могущественному государю.
— Я не барон, — выговорил он наконец. — Я просто вождь, избранный этими людьми, решившими драться под знаменем Салма против угнетателей-валькингов…
Герцог поудобнее устроился на троне.
— В данное время, — сказал он, — мы не воюем с Вальком Бриельским. И не собираемся воевать, покуда он будет блюсти свой долг согласно закону и нашему с ним договору… — И растянул губы в улыбке, поворачиваясь к какому-то человеку с тусклыми глазами и реденькими волосами у рта — судя по его месту справа от возвышения, имперскому посланцу. — Будем говорить лишь о службе, а не о войне. А что касается баронства — имей в виду, верных слуг мы обычно вознаграждаем. Итак, мы ждем присяги.
Эйрар покосился через плечо на своих рыбаков, сгрудившихся в сторонке… Долговязый Эрб стоял самым первым, острый кадык ходил по длинной шее вверх-вниз, глаза были озадаченные. Зато Висто, не размышляя, кивнул головой и шагнул вперед:
— Я готов поклясться.
И тотчас подле них как из воздуха сгустился церемониймейстер в ливрее, сплошь затканной башнями и дельфинами.
— Встань на колени перед своим господином, — объяснил он Висто. — Вложи свои руки в его руки, вот так. Повторяй за мной…
Придворные, стоявшие вдоль стен тронного зала, вновь начали шушукаться, но Висто говорил звонко и четко до самого конца, до обещания вассала следовать в битву за господином. Тут он на мгновение запнулся, сглотнул и добавил уже от себя:
— …до тех пор, пока продлится война с валькингами.
Эйрар заметил, как герцог Роджер нахмурился и подался вперед, внимательно вслушиваясь. Но один из вельмож, стоявших за троном, что-то тихо шепнул — и герцог успокоился, а Висто поднялся с колен, и его место занял другой.
— Я, Вардомил с Вагея, клянусь…
— Я, Ове с Вагея…
— Я, Нени из Баска… — И так далее, один за другим, между тем как шепот придворных постепенно делался громче, кое-где зазвучал смех, а потом и разговоры в полный голос. Герцог молча наблюдал за церемонией, лишь изредка наклоняясь сказать что-то своей даме. Что до самого Эйрара — он видел происходившее как бы со стороны и слегка изумлялся, с ним ли все это на самом деле происходило. Он едва замечал сменявшиеся лица, как вдруг — которым по счету был этот рыбак? сороковым?.. — ему померещилось нечто знакомое в движениях опустившего голову светловолосого паренька, и голос, девичье контральто, выговорил:
— Я, Эйтор с Вагея…
Жар и холод одновременно охватили тело, Эйрар вздрогнул, невольно дернув к себе коленопреклоненного… и в самом деле глянул в глаза Гитоне, дочери Рудра.
И не было времени расспросить ее: как?.. каким образом?.. почему?.. — и звенели слова клятвы, и, наконец, она тихонько выпростала из его ладоней маленькие холодные руки и вернулась, одетая в грубую рыбацкую робу, на свое место, и герцог Роджер проводил ее глазами, потом пристально глянул на Ове Губошлепа, стоявшего подле нее, и Эйрара внезапно охватила беспричинная ярость… однако новый рыбак уже преклонил перед ним колена, произнося клятву.
В это время еще один распорядитель приблизился к герцогу и хотел что-то сказать, но Бастард лишь отмахнулся:
— Я занят! Пусть подождут!
И вот последний из полусотни принес клятву на верность; церемониймейстер подвел Эйрара к подножию трона, и он склонился точно так же, как только что — рыбаки, и успел произнести присягу до половины, когда его постигло новое неожиданное потрясение — второе по счету за столь краткое время. На одной из унизанных перстнями рук, меж которых он вложил свои ладони… недоставало двух пальцев.
Его голос сорвался, а перед глазами вмиг встала та ночь в хижине Мелибоэ и слова колдуна об удаче и неудаче трехпалого государя. Сердце сжалось в предчувствии неминуемой опасности… однако Эйрар справился с собой и договорил до конца, и герцог Роджер позволил ему поцеловать свою руку и с довольной улыбкой откинулся к спинке трона:
— Итак, ради такого случая ты сегодня с нами обедаешь. — И небрежным мановением отпустил рыбаков. — Да, это напоминает мне… а впрочем, постой! Тебе полезно будет послушать. Зовите герольда!
Принц Урданецца тронул Эйрара за локоть, отводя его на приличествующее место в зале, и какая-то темноглазая девушка с готовностью потеснилась, не забыв многообещающе ему улыбнуться. Герольд уже шел к трону по ковровой дорожке, меж двумя шеренгами придворных. Он был одет в белое, но даже и без Алого Пика Бриеллы, горевшего на белом камзоле, всякий мог без труда признать в нем валькинга по широкому плоскому лицу и ястребиному носу. Остановившись у подножия трона, он отдал поклон и, не глядя ни влево, ни вправо, громко и отчетливо проговорил:
— Властелин Салмонессы! Меня прислал мой повелитель, граф Вальк Бриельский, владыка Ос Эригу и, с санкции Совета, представитель Империи во всех провинциях Дейларны. Мне поручено передать тебе следующее. Ввиду своего положения в Империи мой повелитель граф не считает возможным, чтобы некто, к ней отнюдь не принадлежащий, присваивал себе сюзеренитет и право творить суд во вверенных ему странах, объясняя эти права единственно так называемой Привилегией Мариолы или другими документами, давно утратившими силу. Мой повелитель поступает и впредь собирается поступать с Мариаполем так, как сам сочтет нужным. Тебе же следует немедленно отозвать и войска, и всех своих разбойников из Марскхауна и иных мест в пределах Дейларны, а также возместить причиненный убыток, размеры которого предстоит установить Верховному Суду в Стассии и, в завершение, выдать предателя и изменника Рогея из Мариолы, а также прочих, ныне в твоем городе пребывающих.
Губы герцога скривились в усмешке:
— А не надлежит мне явиться в Бриеллу с кольцом в носу и лично засвидетельствовать мое почтение графу?
Огромный зал так и взорвался издевательским хохотом, но лицо герольда осталось бесстрастным. Его голос перекрыл шум:
— Властелин Салмонессы, каков будет твой ответ?
— А вот каков! — герцог Роджер наклонился с трона вперед, приподнялся и плюнул. Плевок оставил мокрое пятно на белом плаще. Вновь послышалось улюлюкание и смех, герольд же переломил свой белый жезл и швырнул обломки под ноги герцогу, крикнув:
— Это война!.. — И лишь Эйрар, да, может, еще некоторые подле него, слышали, как, стиснув обеими руками край испоганенного плаща, посланник добавил: — Мой плащ посерел, но он станет алым, когда его выполощут в твоей крови, Салм!..
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления