Онлайн чтение книги Колодец Единорога
34. ВОЗВРАЩЕНИЕ С МОРЯ

Вот так, в ожидании новостей, и проходила зима. С севера вестей было немного — разве только о том, что огромное войско валькингов расположилось в Большом Лектисе и бурно обсуждало вопрос: кому теперь быть полководцем? Рудокопы Короша голодали и злились, потому что валькинги заняли города, снабжавшие их провиантом. Поговаривали, будто кто-то из них подался к миктонцам и вместе с ними ел всякую дрянь. Потом Черный Галлиль передал из Вастманстеда, что барон Ванетт-Миллепиг убыл на север по большаку, ведущему вдоль Наара, прихватив с собой шесть деций своей терции, причем произошло это в Месяце Аиста, то есть примерно тогда же, когда их маленький флот прибыл в Хейр. Похоже, Рыжий Барон примеривался к полководческому жезлу…

А в Скогаланге обитал добрый народ. Густой лес надежно укрывал его от врагов и дарил орехи и фрукты в таком изобилии, что орехами откармливали на сало знаменитых местных свиней. Валькингам невелика была корысть с подобного края — вот почему среди всех провинций Дейларны Скогаланг подвергся, пожалуй, наименьшему гнету. И тем не менее, у скогалангских парней желваки выступали на скулах, а кулаки сжимались сами собой, когда Рогей вновь и вновь рассказывал о случившемся в Мариаполе. Тут и там люди складывали котомки и шли в Хейр — якобы в гости, на самом же деле — участвовать в войне за свободу Дейларны. Лесные охотники, без промаха бившие в цель, легко делались воинами. Когда весна вступила в полную силу и снег начал сходить, их собралось столько, что войско с трудом уместилось бы на всех четырех кораблях.

Беда только, о господине Ладомире Ладомирсоне по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Не вернулся и корабль, увезший его за море, — пришлось грузиться на маленькие рыболовецкие суда, стоявшие в гавани Хейра. Правду сказать, рыбаков в Скогаланге было немного — здесь больше привыкли пользоваться услугами Джентебби, — но те суденышки, что все же нашлись, были отданы с радостью. Странный получился боевой флот, что говорить! И притом надо было выделить места для женщин, для принцесс — золотой и серебряной, — для женоподобного принца Аурария и для их слуг. Вдобавок ко всему, войско Эйрара зиму напролет одолевала любовная лихорадка. Воины женились один за другим. Даже карренские латники влюблялись в лесных красавиц и нипочем не собирались с ними разлучаться.

— Вот пример того, как тянутся друг к другу противоположности! — сказала принцесса Аурия, на что волшебник Мелибоэ возразил:

— Это, ваше высочество, всего лишь жизнь, не изведавшая совместных трудностей и совместных трудов. Уверяю вас, две трети нынешних союзов еще до конца лета растают, как снег под солнцем.

Принцесса весьма рассердилась и не разговаривала с философом день или два.

Они отплыли из Хейра погожим днем в начале весны, когда прошлогодние одеяния сосен вдруг начали казаться поношенными. Корабли обогнули мыс Шета с его острыми сторожевыми скалами, над которыми проплывали легкие белые облачка. К вечеру облачка начали набухать, ветер заметно посвежел, поднялась качка. Лавировать было трудно, но наконец широкие мысы внешнего Скогаланга остались за кормой. Корабли повернули и пошли по ветру, который тем временем все усиливался и заходил к югу. Он упорно гнал флотилию к устью Наара: нечего было и думать о том, чтобы держать курс на Джентебби. Долговязый Эрб вконец осунулся, стоя на руле: он-то уже надеялся вскоре снова повидать свои острова… Поздно вечером, в меркнущем свете заката, они подошли к другому паруснику для короткого совещания. Решено было убрать паруса и лечь в дрейф, а малым судам — выстроиться в связку на одном длинном канате, который спустят с кормы корабля. Это защитит их, а сами они станут чем-то вроде плавучего якоря и не позволят паруснику опасно приблизиться к берегу.

Пришлось немало повозиться, прежде чем удалось воплотить эту затею.

— Нет ли у тебя заклятия, чтобы унять шторм? — обратился к Мелибоэ один из моряков. Тот ответил:

— Если бы я мог унять его, я был бы не чародеем, но Богом!

Последовала беспокойная и почти бессонная ночь. А за нею столь же безрадостный рассвет. По левому борту нырял и раскачивался второй корабль и при нем связка утлых рыбацких суденышек, на одном из которых была сломана мачта, а в борту зияла дыра. Видно, там что-то случилось. А впереди по правому борту свинцово-серые волны с грохотом разбивались обо что-то невидимое, вздымая тучи белоснежной пены. Эйрар вцепился в фальшборт, внимательно вглядываясь.

— Наше счастье, вождь, что мы не прошли на юг и не угодили в объятия этих белых красоток! — мрачно пошутил кто-то из вольных рыбаков. — Там смерть! Это знаменитые рифы в устье Наара!

Да, милосердная судьба в самом деле отвела от них весьма печальную участь. И все равно пришлось им несладко — весь день корабли и шлюпки дрейфовали с голыми мачтами, стеная под ударами волн. На «Драгге» появилась течь. Все, кого еще не свалила морская болезнь, встали к помпам или вычерпывали воду ведерками. Эйрар видел, как с одного из рыбацких судов унесло человека. Он пропал в волнах, успев только вскрикнуть. Брошенная веревка оказалась слишком коротка…

И Эйрар, казалось бы, привыкший к опасностям, почувствовал себя неуютно. Нынче они рисковали и даже жертвовали собой не по доброй воле, не ради своего дела — слепой случай грозил отнять у них жизнь. «Вот вопрос для философа Мелибоэ!» — подумалось ему к исходу второй бессонной ночи. Но Мелибоэ лежал пластом, изнемогая от качки, и Эйрар попробовал было разобраться сам, без его помощи. Однако условия для размышлений были слишком уж неподходящими. Ревел ветер, волны перехлестывали через борта, люди сновали с ведерками и хлопотали у помп в неверных бликах светильников…

К утру, мокрые, с запавшими глазами, голодные (при такой качке никто не решался разжечь огонь в очажке), люди едва держались на ногах. Тут Эйрар заметил, что корабль стал как-то странновато качаться, и встревоженно поспешил к Эрбу:

— Никак новая беда?..

— Нет! — ответил вконец измученный Эрб. — Наоборот, вождь, добрый знак! Видно, нас затащило туда, где морские волны сталкиваются с течением Наара. Может, даже удастся укрыться за западным мысом, хотя до него, верно, неблизко…

С рассветом выяснилось, что Эрб не ошибся. Далеко-далеко, у северного края небес, засинела гора Спанхавид — уж ее-то трудно было с чем-либо спутать. Да и рассвет показался людям чуть более ясным, нежели два предыдущих. Тучи начали рваться, а ветру, похоже, надоело трепать упрямые, так и не сдавшиеся корабли. Он все больше отходил к югу, и вот наконец Эрб решился поднять паруса. Это было сделано, и оживший «Драгг» вновь начал слушаться руля, хоть и мешали рыбацкие лодки, качавшиеся за кормой. Однако мало-помалу они начали удаляться от рифов и скал, таившихся в море у подножия Спанхавида. Герцог Микалегон, управлявший вторым кораблем, вновь блеснул мореходным искусством: там была сломана одна из мачт, но паруса все-таки поставили. Двум кораблям удалось даже сблизиться, и предводители перекинулись словом. Решение было единодушным:

— «Драгг» течет, рыбацкие суда сильно потрепаны, ветер южный — до Джентебби нам не добраться. Поднимемся по Наару да испытаем-ка счастья в Нааросе!

Флотилия двинулась к устью реки. Течение могучего Наара чувствовалось далеко в море. Когда оно немного пригладило неистовые волны, скогалангские лодки оставили канаты и подняли крохотные паруса. Впереди, на высокой скале, уже ясно виднелась нааросская цитадель. Две принцессы вышли на палубу.

— Какие вы прекрасные моряки: справились с таким штормом, — сказала Аргира.

— Когда наконец принесут горячую пищу? — спросила Аурия. — От холодной недолго нажить расстройство желудка…

Теперь корабли двигались быстро: им приходилось идти не столько против течения Наара, сколько поперек, потому что при устье он круто сворачивает на запад, огибая подножие горы. Тот берег Наара, где высится Спанхавид, скалист и опасен, зато на другом, ниже Наароса всего несколько бухт. Обменявшись мнениями, корабельщики направили суда в тихую прибрежную воду и спустили паруса, укрываясь от лишних глаз за деревьями. Но едва только вожди стали советоваться, как все сомнения разрешились сами собой: сверху по реке приползло сторожевое судно, похожее на водяного клопа. Алый треугольник трепетал над его кормой.

Часть катапульт на парусниках разбило волнами, на уцелевших жильные тяги намокли и были негодны в дело. Это, однако, не относилось к лучникам Скогаланга и их оружию, которое они прячут от сырости в чехлах и вообще заботятся о нем, как не всякая мать — о любимом ребенке. Лучники спрятались за фальшбортом и приготовились к бою. Всем остальным велели уйти вниз, долой с глаз. Пусть думают, что на кораблях прибыли мирные гости…

Валькинговский водяной клоп подползал все ближе и ближе. Если бы тамошний предводитель привык самостоятельно рассуждать, он бы наверняка удивился и призадумался, встретив два больших парусника, сопровождаемые тучей мелких скорлупок. Но на сторожевом корабле было не более двадцати человек — а предводители двадцаток в терциях Бриеллы не очень-то приучены думать. Итак, они приближались, ни о чем не подозревая, пока Микалегон не вскочил на ноги и не проревел боевой клич. Тогда они попытались отвернуть назад или прикрыться щитами, но поздно: смертоносный дождь стрел настиг почти всех. А кого не настиг, тех прикончили копья и короткие мечи вольных рыбаков, выскочивших из засады.

Вожди снова собрались на палубе «Драгга»… За плечами была победа; закат поджигал изорванные, быстро летевшие тучи, обещая добрую погоду назавтра.

Сперва говорили в основном мореходы — Микалегон, Эрб и кормчие Скогаланга. Все они сходились во мнении: на Джентебби идти нельзя, даже если переменится ветер. Нужно было чинить сломанную мачту, «Драггу» требовалось килевание для устранения течи, и потом, мелкие шлюпки…

— В общем, вы предлагаете пойти к валькингам в Наарос и сдаться, чтобы спасти свои шкуры! — едва дослушав моряков, взвился Плейандер. — По-моему, здесь смердит трусостью!..

Микалегон зарычал и потянулся к мечу, но Эйрар встал между ними.

— Говори что хочешь, я не буду спорить, — сказал он Плейандеру. — Во имя нашего союза, господин Звездный Воевода, — если мы надумаем поссориться с тобой, мы уж подождем более достойного повода, чем одно случайное слово, брошенное вгорячах. Государь герцог всего лишь сказал, что продолжать плавание невозможно. Можешь называть это трусостью, если больно охота. Но давайте лучше подумаем, а нельзя ли провести их, как тогда в Малом Лектисе? Если постараться?..

— Надо будет очень стараться, — буркнул Плейандер. — Вы что думаете, — они до скончания века не хватятся сторожевого корабля и стражи на нем? Клянусь Колодцем, удивительные все же люди вы, северяне! Все никак не поймете, что война — это кровь, смерть и разрушения! О чем бишь мы клялись тогда на пиру?..

— Что-то насчет карренского дворца, подметенного бородами, но причем здесь это? — сказал Рогей. — Или вы в самом деле настаиваете на том, чтобы идти в Каррену? Вам случалось называть меня опрометчивым, но предлагать такое плавание, когда мы не в силах добраться даже до Джентебби — что это, если не опрометчивость вдвойне?

— Позволь мне, Рогей, — попросил Эйрар. — Значит, Воевода Плейандер, ты считаешь, что мы не сможем войти в Наарос под каким-нибудь ложным предлогом — например, за помощью? У тебя, наверное, есть другой план?

— Есть! И в тысячу раз лучше! Скоро ночь: я думаю, они допоздна не забеспокоятся, куда делся корабль. Давайте тем временем сойдем на берег и двинемся по дороге. Нападем на город и возьмем его штурмом! Снимем с нашего корабля сломанную мачту и высадим ворота, как тараном…

Герцог Микалегон сгреб в кулак бороду:

— Он прав! Уловки, хитрости… не по-мужски как-то.

Альсандер проговорил задумчиво:

— Мы вырезали целую децию, когда нас было едва шестьдесят. Теперь нас четыреста с лишним. В городе же, я думаю, вряд ли больше четырех деций…

У Рогея загорелись глаза, а Эвименес прищелкнул пальцами:

— И ночь поможет нам застать их врасплох!

— Ну что ж, друзья, — сказал Эйрар, — кажется, все мы более или менее согласны, что настало время дерзнуть — тем паче, что иного выхода у нас, в общем, и нет!

— Именно так, клянусь Богом! — кивнул Микалегон.

— Воевода Плейандер, — улыбнулся Эйрар, — согласись, что это не есть признание в трусости!

Карренец тряхнул головой и протянул герцогу руку, морщинки у рта сложились в ухмылку. Все поднялись с мест: следовало поспешить.

Прослышав о замысле полководцев, воины забегали так, как если бы и не было нескольких дней изнурительной борьбы со штормом. Торопливо сжевав по куску холодного мяса, люди хватали оружие и выходили на берег. Никто не желал оставаться стеречь корабли — пришлось Эйрару своей властью назначать и воинов, и командира. Его выбор пал на Эрба, и Эрб едва не заплакал.

Они выбрались на каменистый берег бухточки, в которой стояли, и с немалыми трудами вытащили обломок мачты сквозь лесок на дорогу, что вела берегом из Наароса в Скогаланг. На суше шторм пролился дождем: грязь была по колено.

На дороге люди кое-как построились. Посередине, освещенная факельным светом, двигалась мачта. Тащили ее скогалангские лучники — все равно от их луков в потемках проку было бы немного. Вольные рыбаки, Эйраровы копьеносцы, смешались с пешими карренцами, похожими в своих латах на раков, выползших на сушу.

Воины долги шли по раскисшей темной дороге… Идти было нелегко, и Эйрару, шагавшему среди первых, начало уже казаться, что первоначальный запал понемногу стал пропадать, сменяясь усталостью. Но когда за очередным поворотом дороги, огибавшей рощицу, на расстоянии полета стрелы впереди показались стены Наароса — сердца вспыхнули заново.

Поодаль, на скале, маячила цитадель, а прямехонько перед ними были юго-восточные городские ворота. В цитадели горели огни, но стена и ворота тонули во тьме…

Черная людская река хлынула по дороге к воротам. Кто-то у подножия стены издал тревожный крик, и сверху тотчас послышалось:

— Кто идет?..

— Призрак Бордвина — пришел за Рыжим Бароном!.. — завалил в ответ Рогей. Воины отозвались слитным, яростным криком, и несшие мачту бегом пустились вперед. Внешний портал защищала легкая решетка; она рухнула со скрипом и звоном, и они ворвались под арку ворот. Наверху кто-то отчаянно приказывал нести факелы, звать стражу, лучников и копейщиков. Под аркой было темно, как в погребе. По сторонам едва виднелись бойницы. Эйрар сразу поставил возле них людей с копьями, наказав немедленно бить, если внутри появится свет или хоть кто-то пошевелится.

Скогалангцы с мачтой на руках сгрудились, тяжело дыша.

— Раскачивай! — крикнул Плейандер, и ворота потряс могучий удар. — Раскачивай!..

Почти невидимое в темноте, тяжелое бревно отползло назад и вновь обрушилось на доски ворот, расплющиваясь с конца и брызгая щенками. Кто-то свалился, не устояв на ногах. Крепкие ворота застонали, но выдержали. А по ту сторону уже слышались невнятные крики, откуда-то раздавалось «А-пакс!», топот бегущих ног и удар камня, брошенного сверху.

— Еще раз!.. А ну, все вместе! — заорал Плейандер что было мочи, и его голос эхом отдался под камедным сводом. — Вас что, зайчихи рожали? Раскачивай!..

Мачта с треском обрушилась на ворота. Доски и запоры вновь устояли, но вот петли не выдержали и с пронзительным визгом вырвались из дерева. Ворота перекосились и повисли. Дейлкарлы, Вольное Братство, карренцы, спотыкаясь и торопясь, друг за другом вывалились из тьмы каменного коридора в уличную темноту.

Эйрар выскочил наружу чуть ли не первым. Он не успел даже обнаружить меч, когда кто-то кинулся на него справа. Эйрар увернулся, отделавшись раной в ноге. Пожалуй, ему пришлось бы плохо, но тут рядом с ним вырос Микалегон. Огромная секира герцога коснулась правой руки нападавшего и вмиг ее отсекла. Кровь хлынула фонтаном…

— Что смотришь? — сказал герцог. — Руки нет!

И валькинг стал оседать наземь, а Эйрар кинулся дальше с боевым кличем Дейларны:

— Улла-улла!

Слева мелькнули ступени, они вели наверх, на стену — пускай Плейандер заботится о них и со своими латниками занимает надвратные башни. Большая часть нападающих, возглавляемая Эйраром, Рогеем, Микалегоном и Одделем, ринулась по городским улицам вперед. То тут, то там слышался лязг оружия: это лучники валькинговской стражи сбегались на шум. Но их было слишком мало, да и что они могли поделать против хорошо вооруженных, отчаянно смелых людей? Знамена Кошки, карренской Выдры и Морского Орла Ос Эригу плыли по улицам все дальше вперед, а в домах распахивались ставни, и на клич «Улла!» со всех сторон откликалось многословное: «Улла!»

— На главную площадь!.. — крикнул Рогей.

— А то куда же еще!.. — отозвался Эйрар.

Там возвышалась статуя короля Аргименеса: бронзовый король держал в руках старый меч, поднятый из земли его плугом. Размахивая факелами, на площадь со всех сторон стекались толпы горожан. Казалось, они еще наполовину не верили, что в Наарос пришли восставшие дейлкарлы, кто-то гадал: «А может, это валькинги придумали какую-то хитрость?..» Разложили костер, взвившееся пламя ярко осветило знамена, и сделалось ясно, что нет никакого обмана, и тут уж на площадь повалил чуть не весь город, кое-кто — даже с запрещенным при валькингах оружием, извлеченным из тайников. Люди плясали при свете костра, целовали незнакомых воинов, горланили полузабытые старинные боевые гимны:

С этою песней мы вышли в поход, с Волком Дейларны шагаем вперед.

Выше знамена! Велик наш Господь!

Трепещет язычник, узнав, что дейлкарлы вышли в поход!

Немало жестоких дел совершилось той ночью в Нааросе. Рушились взломанные двери, летело на улицу выброшенное из окон имущество — валькинговских «союзников» вытаскивали из теплых постелей и в лучшем случае нещадно секли. Не раз и не два Эйрару пришлось вмешиваться, удерживая толпу, потому что Микалегон с Рогеем, казалось, одичали и захмелели от крови, да и карренские Воеводы выглядели не лучше. Наконец, Плейандер остыл в достаточной мере, чтобы подумать о все еще не захваченной цитадели на вершине горы. Собрав сколько-то латников и вооруженных горожан, он расставил их вдоль частокола, который в обычные дни прикрывал цитадель от города, а теперь — защищал город от крепости, вдруг ставшей враждебной.

Потом отправили гонца за Черным Галлилем. Еще один гонец отправился к кораблям, где под охраной Эрба оставались женщины, с наказом привести все суда в городскую гавань, но ни в коем случае не спешить с высадкой на берег…

…Под утро Эйрар с некоторым изумлением увидел себя творящим суд и расправу у подножия статуи короля Аргименеса. По обе руки молодого вождя сидели наиболее уважаемые горожане из числа носивших Железное Кольцо. Эйрара избрали судьей после того, как он закричал; «Не сметь!» и созвал воинов на подмогу, так и не дав разъяренным нааросцам вздернуть какого-то малого прямо на статуе: люди утверждали, что это был подкупленный валькингами предатель.

Суд шел долго. Эйрар продрог и смертельно устал, и кто-то, заметив его состояние, сунул ему в руку маленькую кружку. Напиток обжег горло.

— Давайте следующего, — сказал Эйрар.

— Вот Лавен Хавальдсон по кличке Болтун. Он был в войске «союзников» в битве у дамбы, когда разбили салмонесцев.

— Кто утверждает, что Лавен — «союзник»?

— Я! — вышел вперед какой-то мужчина, но к уху Эйрара склонился один из горожан:

— Это шурин Лавена, а тот здорово не ладит с женой.

— Посадить Лавена под замок, — приговорил Эйрар. — На два дня. Пусть он предстанет перед обычным судом, если за это время найдутся свидетели.

— Я готов свидетельствовать здесь и сейчас!.. — закричал обвинитель.

— Каким это образом, интересно? — спросил Эйрар. — Ты что, сам был среди «союзников» в той битве?

Зрители засмеялись и засвистели. Лавена увели, а на его место вытолкнули другого, по виду — сущего валькинга.

— Я действительно валькинг… но я — мирный торговец шерстью из Мариаполя! Я ни в чем не виноват! — оправдывался этот человек. — Мое имя Морарден, я приехал по делу…

Кто-то крикнул:

— По шпионскому делу!

— Он действительно покупал шерсть, и притом неплохо платил, — возразил другой. Казалось, разбирательство зашло в тупик, но тут появился Рогей и пристально вгляделся в лицо обвиняемого при свете огня:

— А ведь мы встречались прежде, приятель! Только тогда ты был у виконта Изелэ дезерионом. Я видел тебя во время казней в Мариаполе! А потом — в доме у нашей общей подруги, откуда ты, помнится, сбежал без камзола и без значка, который я все еще храню… — и поднял кружку с вином: — Я пью за твою шею, ибо ей недолго осталось носить голову. Вождь Эйрар! Это валькинг и воин, а значит, несомненный шпион. Я свидетель тому!

Эйрар приказал коротко:

— Обезглавить.

— Я делал это не по своей воле! — закричал валькинг. — Я подчинялся приказу! Дайте мне по крайней мере священника…

Его поволокли прочь, и Рогей засмеялся ему вслед, Эйрару показалось, будто в толпе мелькнул один из сыновей Виклида. «Что сказал бы старый сосед, увидев меня здесь!» — пронеслось в голове. Но почти тотчас Эйрар обо всем позабыл: тыча копьями в спину, вперед вытолкнули еще двоих… стало трудно дышать, а три бессонные ночи так и навалились на плечи страшной усталостью. Перед ним стоял Эльвар Эйрарсон. Отец, зачавший, вырастивший и воспитавший его. А подле отца — Толо, его, Эйрара, дядя.

Эйрар медленно поднялся. Он качался от изнеможения, раненая нога затекала болью и казалась чужой. Понемногу светало, и он впервые заметил, что его одежда была сверху донизу измарана кровью и грязью.

— Хватит с меня на сегодня, — сказал он. — Эти двое — мок близкие родственники, а где тот судья, который способен беспристрастно судить собственную родню?» Слушайте, есть здесь в Нааросе, наконец, хоть какая-нибудь кровать?