Онлайн чтение книги Король Иоанн
АКТ IV

Прут раскалите докрасна и стойте

Там, за коврами. Как ногою топну

Скорей сюда: хватайте мальчугана,

Которого увидите со мной,

И привяжите к стулу. Прочь - и ждите!

Надеюсь, есть распоряженье свыше?

Вопрос пустой! Не бойся, будь готов.

Поди сюда, малец, поговорим.

День добрый, Хьюберт.

Маленькому принцу

Привет.

Да, маленькому, - меньше нет;

Но он по праву мог бы стать большим.

Ты что грустишь?

Да, веселей бывал я.

О господи, а я-то ведь считал,

Что только мне пристало быть печальным.

Во Франции у молодых дворян

Я помню - как-то прихоть появилась

Ходить угрюмыми, как ночь. Клянусь,

Будь я на воле даже пастухом,

Я был бы весел целый день. И здесь

Я не грустил бы, если б новых козней

Не ожидал от дяди моего.

Его боюсь я, он меня боится.

Моя ль вина, что Готфридом рожден я?

При чем тут я? О, если б был ты, Хьюберт,

Моим отцом! Меня бы ты любил.

Молчать я должен. Болтовня ребячья

Во мне пробудит дремлющую жалость;

Пора кончать.

А ты не болен, Хьюберт?

Ты что-то бледен. Я бы и хотел,

Чтоб ты немного прихворнул, и мог я

С тобой пробыть всю ночь. Наверно, крепче

Тебя я полюбил, чем ты меня.

Его слова мне в сердце проникают.

(Протягивает ему бумагу.)

Прочти, Артур. (В сторону.)

Дурацкой влагой глаз

Выносится наружу боль души.

Скорей кончать, не то совсем по-бабьи

Моя решимость изойдет слезами.

(Громко.)

Не разбираешь? Плохо написали?

Для дела злого - слишком хорошо.

Железом ты глаза мне должен выжечь?

Да, мальчик, должен.

И решишься?

Да.

И хватит духу у тебя? А помнишь,

Как мучился ты головною болью

И лоб тебе я повязал платком

(То был мой самый лучший; мне его

Принцесса вышила), и я обратно

Его не взял? Я голову тебе

Держал всю ночь; как верно служат часу

Минуты быстрые, так я старался,

Чтоб время для тебя текло быстрей.

Я спрашивал: «Где больно? Что ты хочешь?

Чем я могу помочь тебе, мой милый?»

Иной бы сын простолюдина спал

И ласкового слова не промолвил,

Но принц оберегал тебя в ночи.

Ты можешь думать, что моя любовь

Притворство, ложь; когда угодно року,

Что ж, думай так и поступай жестоко!

Ты хочешь зренье у меня отнять,

Глаза мои, что на тебя ни разу

Не поглядели гневно?

Я поклялся,

Что выжгу их железом раскаленным.

Возможно только в наш железный век

Такое дело! Ведь само железо,

Хоть докрасна его ты раскалишь

И поднесешь к глазам моим, напьется

Моих невинных слез, погасит ими

Свой жаркий гнев и пощадит меня.

И ржавчиной покроется оно,

Стыдясь того, что мне огнем грозило.

О, если бы явился ангел с вестью,

Что Хьюберт ослепит меня, - ему

Я не поверил бы. Пусть скажет Хьюберт.

Сюда!

Входят палачи с веревками, железными прутьями и т. д.

Исполнить мой приказ!

Спаси меня, мой Хьюберт! Слепну я

От одного их зверского обличья!

Подайте прут, а мальчика свяжите.

Зачем, зачем? Вязать меня не надо!

Не стану я ни рваться, ни бороться.

О, бога ради, Хьюберт! Не вяжи!

Послушай, Хьюберт, пусть они уйдут,

И буду я с тобой смирней ягненка,

Не вымолвлю ни слова, не моргну,

Не шелохнусь, не погляжу со злобой

На страшное железо. Прогони их

И все мученья я тебе прощу.

Оставьте нас одних. За дверью ждите.

Я рад уйти: подальше от злодейства.

О горе! Значит, друга я прогнал!

Сурово он глядит, но сердцем добр.

Пусть он вернется, жалостью своей

Твою пробудит...

Мальчик, приготовься!

Спасенья нет?

Нет; ты лишишься глаз.

О боже! Если бы в глаза тебе попала

Соринка, мошка, волос иль песчинка

Ты понял бы, как может эта малость

Измучить нас, - и замысел лихой

Чудовищным тебе бы показался.

А обещанье? Придержи язык.

Мой Хьюберт, чтоб молить о паре глаз,

Двух языков, пожалуй, не хватило б.

Не затыкай мне рта, не надо, Хьюберт.

А то уж лучше вырви мне язык,

Но пощади глаза, чтоб мог я видеть,

Чтоб на тебя хотя бы мог смотреть.

Клянусь душой, железо ведь остыло,

И глаз не выжжет.

Раскалю опять.

Не сможешь, нет. Огонь погас от горя,

Что им хотят невинного пытать,

Им, созданным на благо людям. Хьюберт,

Ты видишь: угли не пылают злобой,

Дыханье неба охладило жар

И пеплом покаянья их покрыло.

Мое дыханье оживит огонь.

И угли, Хьюберт, тотчас покраснеют,

Но от стыда за то, что ты творить.

Пожалуй, стыд в глазах твоих зажжется.

Когда хозяин псу кричит: «Куси!»

Порою пес в него вцепиться может.

Все, чем ты мне хочешь повредить,

Откажется служить: огонь, железо,

Хотя и не привычны к милосердью,

Способны сжалиться; лишь ты - жесток!

Пусть будет так! Отрады жизни, глаз,

Я не лишу тебя за все богатства,

Что мне сулил твой дядя! Все же знай:

Я клятву дал, что выжгу их железом.

Теперь ты снова Хьюберт, и снята

С тебя личина!

Хватит слов. Прощай.

Известье ложное, что ты погиб,

От псов-шпионов дядя твой получит.

Спи, милое дитя, не зная страха:

За все сокровища земные Хьюберт

Тебе вреда не причинит.

Мой бог!

Спасибо, Хьюберт!

Тише! Замолчи.

Иди за мной неслышно. Нынче я

В большой опасности из-за тебя.

Вновь мы воссели здесь и вновь - в короне;

И вы, надеюсь, рады видеть нас.

Не будь на то высокой вашей воли,

И нужды не было бы в повторенье:

Вы были коронованы, и с вас

Достоинство монаршее не снято...

Народной верности не оскверняли

Мятежные порывы, и страна

Не волновалась жаждой перемен.

Торжественный обряд свершить вторично,

Еще украсить полный блеска сан,

Позолотить червонец золотой,

И навести на лилию белила,

И лоск на лед, и надушить фиалку,

И радуге прибавить лишний цвет,

И пламенем свечи усилить пламя

Небесного сияющего ока

Напрасный труд, излишество пустое.

Мы не перечим воле короля,

Но все ж похоже это на рассказ,

Без нужды пересказанный вторично

И скуку нагоняющий на всех.

Здесь, государь, немало искажен

Привычный лик обычаев старинных.

Как с переменой ветра изменяет

Свой путь корабль, решенье ваше так же

С пути сбивает мысли, смутный страх

Вселяет в души, здравому сужденью

Препоны ставит: трудно верить правде,

Одетой в столь диковинный наряд.

Когда себя стремится превзойти

Ремесленник умелый, - губит он

Свое искусство тщетною потугой.

Бывает, неуместным извиненьем

Себе мы портим дело. Так заплата

На небольшой прорехе нам в глаза

Бросается сильней самой прорехи.

Вот почему считали мы ненужным

Коронованье новое. Но вы

Нам, государь, не вняли, - и прекрасно:

Всегда, везде, во всем желанья наши

Смиренно воле вашей уступают.

Я кое-что открыл вам из причин

Решенья своего: довольно вески,

По-моему, они. А о других

Скажу потом: все спасенья наши

Ничто пред ними. А теперь скажите,

Каких бы вы желали улучшений?

Увидите - готов я слушать вас

И все, что захотите вы, исполнить.

От имени присутствующих я

Тогда вам выскажу желанье наше:

Прошу и ради них, и для себя,

И, что всего важней, для вашей пользы,

О чем забота главная у нас

Освободить Артура. Ропщут люди,

И принца длительное заключенье

Наводит на недобрые сомненья:

Раз вам по праву то принадлежит,

Чем мирно вы владеете, - зачем

Ненужный страх, который, говорят,

С неправдой неразлучен, - вас заставил

Племянника, совсем еще ребенка,

Держать в тюрьме, невежеству обречь,

Лишить потребных детству развлечений?

Чтоб не могли воспользоваться этим

Враги престола, ныне молим вас

Внять просьбе нашей - дать свободу принцу.

Нам для себя не нужно ничего:

Ко благу общему - его свобода

И к вашему же благу, государь.

Согласен я, и воспитанье принца

Вам поручить готов.

Что скажешь, Хьюберт?

Вот тот, кто должен совершить злодейство:

Полученный им письменный приказ

Показывал он другу моему.

В глазах его я гнусный вижу грех,

А сумрачный, угрюмый лик скрывает

Жестокое смятение души.

Не выполнил ли он уже того,

На что имел, как видно, полномочье?

Король наш то бледнеет, то краснеет.

С желаньем совесть борется, гоня

По жилам кровь, как вестника меж ратей.

В нем страсть созрела и сейчас прорвется.

Когда ж прорвется, - брызнет страшный гной:

Лихая гибель милого ребенка.

Мы руку смерти удержать не властны!

Хоть воля добрая во мне жива,

Но смерть не даст исполнить вашу просьбу:

Он сообщил мне, что Артур скончался.

Да, видно, был недуг неизлечим.

Сдыхали мы, что смерть его близка,

Когда он и не чувствовал, что болен.

Виновников за это ждет расплата

Здесь или там.

Что ж на меня так мрачно

Глядите вы? Иль ножницы судьбы

В моих руках? Иль я над жизнью властен?

Нечисто это дело. Тяжкий стыд,

Что до него унизилось величье!

Желаю вам успеха - и прощайте!

Стой, Солсбери. Вдвоем пойдем туда,

Где вотчина несчастного ребенка,

Где королевство малое - могила,

В которую насильем он уложен.

Была его наследьем вся страна

Три фута получил он. Подлый мир!

Но этого нельзя терпеть. И скоро

Спадет с нас бремя скорби и позора.

Они горят негодованьем. Каюсь!

Непрочно то, что строишь на крови!

Чужая смерть для жизни не спасенье.

Как сумрачен твой взор! А где румянец,

Что на лице твоем всегда играл?

В тяжелых тучах небо: грянет буря.

Будь вестником ее. Ну, как дела

Во Франции?

Вся Франция идет

На Англию. Таких огромных сил

Еще не собирали для вторженья.

Вы научили их не мешкать с делом,

И вместо вести о военных сборах

Приходит весть, что враг уж тут как тут.

Ну, а лазутчики-то наши, что ж?

Валялись пьяные? А мать моя?

Не слышала она, что столько войска

Собрал француз?

Мой государь, земля

Ей слух закрыла. Первого апреля

Скончалась ваша царственная мать.

А за три дня до этого, как будто,

Констанция, я слышал, умерла,

Лишившись разума. Но, может быть,

Известье это - болтовня пустая.

Повремени, коварная судьба!

Вступи со мной в союз, чтоб успокоил

Я пэров недовольных! Мать скончалась!

Во Франции дела сложились худо.

А кто ведет французские войска,

Которые к нам вторглись, говоришь ты?

Дофин.

От всех вестей, что ты принес,

Мутится ум.

Ну, расскажи, какая

О действиях твоих идет молва?

Ты только помни: голова моя

Полным-полна худыми новостями.

Когда о худшем слышать не хотите,

Оно на вас обрушится неслышно.

Прости, племянник. Опрокинут был

Я грозным валом бед. Но вот опять

Я всплыл, могу дышать, готов услышать

Все, что угодно, и от всех на свете.

Каких я дел наделал у попов,

Увидите вы, деньги подсчитав.

Но возвращаясь, сразу я заметил,

Что в страшном возбужденье весь народ,

Повсюду бредни дикие и слухи,

Чего-то все боятся, а чего

Не знают сами. Вот, со мной пророк:

Я в Помфрете схватил его, - за ним

По улицам ходили толпы сброда.

Он им вещал нескладными стихами,

Что до полудня в праздник Вознесенья

Вы, государь, утратите венец.

Зачем ты это все болтал, бездельник?

Предвидел я, что так оно и будет.

Бери его, мой Хьюберт, и в тюрьму!

А в день и час, когда по предсказанью

Я должен пасть, - пускай его повесят.

Отдашь под стражу - и скорей назад:

Ты нужен будешь мне.

Племянник милый!

Слыхал ты, кто пожаловал к нам в гости?

Французы, государь. Все это знают.

Я встретил Бигота и Солсбери.

Глаза у них пылали, точно угли,

Раздутые сейчас. А с ними вместе

Другие шли разыскивать могилу

Артура - будто бы он в эту ночь

Был умерщвлен по вашему приказу.

Мой милый родич, отправляйся к ним,

Уговори их возвратиться, знаю

Я средство, чтобы их сердца привлечь.

Я разыщу их.

Торопись - пускай

Одна нога другую обгоняет.

О, только б подданный не стал врагом,

Когда страну пугает чужеземец

Блистательно удавшимся вторженьем!

Меркурию подобно, окрыли

Свои стопы и с быстротою мысли

Лети и к пэрам и назад ко мне.

Дух времени научит быстроте.

Вот речи подлинного дворянина!

(Гонцу.)

Ступай за ним: ему, быть может, нужен

В переговорах с пэрами гонец.

Ты будешь им.

Охотно, государь.

Скончалась мать моя!

Болтают, государь, что нынче ночью

Пять лун светили в небе и кружилась

Одна из них диковинно вокруг

Недвижных четырех.

Пять лун?

Безумцы

И старики на улицах вещают

О судьбах злых, без устали твердя

Про смерть Артура, головой качая

И что-то на ухо шепча друг другу.

Рассказчик слушателя своего

Хватает за руку; тот хмурит брови,

Кивает мрачно, в ужасе глазами

Вращает. Видел я: стоит кузнец,

Над наковальней молот занеся,

Но, позабыв о стынущем железе,

Глотает он, разинув рот, слова

Приятеля-портного, тот же с меркой

И ножницами, в шлепанцах (причем

Он в спешке перепутал их) болтает,

Что в Кенте тысячи солдат французских

Уже стоят в порядке боевом.

Но тут же перебив его, другой

Почтенный мастер, тощий и немытый,

Заводит речь о гибели Артура.

Скажи, ты хочешь в страх меня вогнать,

Без устали твердя про смерть Артура?

Твоей рукой убит он. Пусть желал я

Его кончины - что тебе-то в ней?

Что, государь? А ваше повеленье?

Проклятье королей, что служат им

Рабы, которым их любая прихоть

Указ на беспощадное вторженье

В обитель жизни. Мы едва моргнем

Они закон в глазах у нас читают.

Беда величья - что случайный взгляд

Возможно счесть обдуманным решеньем.

Вот подпись ваша и печать под ней.

Да, в страшный час последнего расчета

Меж небом и землей - печать и подпись

На нас проклятье божье навлекут.

Как часто мы свершаем злое дело

Лишь потому, что так доступны средства!

Случайно оказался ты при мне,

Отмеченный рукой самой природы,

Назначенный для гнусного деянья,

Вот мне на ум убийство и пришло.

Мне подсказал ужасный облик твой,

Что ты легко пойдешь на преступленье,

Что ты годишься для опасных дел

И бросил я намек на смерть Артура.

А ты, подлаживаясь к королю,

Не побоялся принца погубить.

Мой государь...

Ты только покачал бы головой,

Ты притворился б только, что не понял,

Ты б с удивленьем на меня взглянул,

Как будто ожидая пояснений,

И тяжкий стыд сковал бы мне уста,

И ужас твой во мне родил бы ужас.

Но как легко схватил ты мой намек,

Греховным замыслам ответив ловко!

Без колебаний согласилось сердце

И поднялась жестокая рука,

Свершая то, что мы назвать не смели.

Прочь! На глаза не попадайся мне!

Дворянством я покинут, силы вражьи

Почти что вламываются в ворота,

И даже существо мое - страну

Моей живой и полной силы плоти

Усобица терзает: это совесть

С убийством родича не примирилась.

Идите в бой на внешнего врага,

А с совестью я сразу примирю вас.

Племянник ваш живет: рука моя,

Как девушка, чиста, и нет на ней

Кровавых пятен. Сердца моего

Смутить не мог соблазн смертоубийства.

В моем обличье оскорбили вы

Саму природу: как оно ни грубо,

В нем есть душа, и стать она не в силах

Невинного ребенка палачом.

Артур живет? Беги скорее к пэрам

И этой вестью ярость их залей,

Чтоб, укротив, вернуть к повиновенью.

Прости мне то, что я в сердцах сказал

Про облик твой. Ведь я ослеп от гнева:

В кровавой дымке мне твое лицо

Страшней казалось, чем оно на деле.

Не отвечай - я раздраженных лордов

Жду с нетерпеньем в комнате своей.

Беги за ними слов моих быстрей.

Да, высока стена, а прыгнуть надо.

Будь милосердна, добрая земля.

Меня здесь мало знают, и притом

На мне одежда юнги. О, как страшно!

И все ж я попытаюсь. Если, спрыгнув,

Не разобьюсь, - дорогу на свободу

Найду я без труда - и не одну:

Уж лучше в бегстве смерть, чем смерть в плену.

(Прыгает вниз.)

Ах, камни с дядей заодно. Господь,

Мой дух - тебе; земле английской - плоть!

В Сент-Эдмондсбери я с ним встречусь, лорды.

Спасенье в этом: отвергать нельзя

Любезных предложений в час суровый.

А кто привез письмо от кардинала?

Французский рыцарь, граф Мелен. В беседе

Он больше рассказал мне, чем письмо,

О добрых чувствах юного дофина.

На завтра утром встречу мы назначим.

Не медля надо ехать: ведь к нему

Никак не менее двух дней пути.

Вновь мы сошлись, разгневанные лорды!

Король вас просит поскорей прийти.

Он сделал все, чтоб мы порвали с ним.

Мы честью нашей не хотим латать

Истасканной, запятнанной порфиры

И не пойдем за ним: его нога

Повсюду след кровавый оставляет.

Нам худшее известно, - так ему

И передай.

Решайте, как хотите.

По мне - ответить лучше добрым словом.

Сильнее всех приличий - наша скорбь.

Сейчас для скорби нет у вас причин,

И, значит, нет причин забыть приличье.

Сэр, сэр! В права вступает нетерпенье!

В права - на вас одних навлечь беду.

Темница - здесь.

(Заметив тело Артура.)

А это кто лежит?

Как царственен и чист твой облик, смерть!

Земля не схоронила злодеянье!

Убийца ужаснулся и не скрыл

К возмездию взывающее дело.

Могиле обрекая красоту,

В могилу не посмел ее упрятать.

Сэр Ричард, вы что скажете? Случалось

Вам это видеть, слышать, иль читать,

Иль думать о подобном? Видя это,

Глазам вы верите? Могла бы мысль

Возникнуть о таком, когда б глаза

Не увидали? Вот предел, вершина,

Венец, корона рыцарского шлема

В гербе убийцы! Самый злой позор,

Свирепейшее зверство и подлейший

Из всех ударов, что могли нанесть

Слепая злоба или ярый гнев,

Чтоб состраданье слезы проливало.

Убийства дней былых - ничто пред этим,

И беспримерностью своей оно

Должно придать и чистоту и святость

Злодействам нерожденных поколений.

Нет зрелища страшнее; рядом с ним

Покажется любая бойня шуткой.

Кровавое и мерзкое деянье!

Жестокая рука его свершила,

Когда виновна чья-нибудь рука.

«Когда виновна чья-нибудь рука»?

Мы этого, пожалуй, ожидали.

Свершилось Хьюберта рукою гнусной,

Задумал же и повелел король.

От верности ему я отрекаюсь,

Склонясь над этим мертвым нежным- телом.

Над бездыханной прелестью его

Мой вздох да вознесется фимиамом

Священного и страшного обета

Не ведать больше радостей мирских,

Не осквернить веселием души,

Чуждаться лени и бежать покоя,

Покуда славой не покрою руку,

Которую я мщенью посвятил.

Твои слова мы свято подтверждаем!

Я, право, сбился с ног, ища вас, лорды.

Живет Артур! Король вас ждет к себе.

Какая дерзость! Он не покраснел

Пред ликом смерти! - Прочь отсюда, изверг!

Не изверг я!

Пора мне заменить

Судью и палача.

Блестит ваш меч,

Но лучше вы в ножны его вложите.

Убийцы шкура - вот ему ножны!

Лорд Солсбери, ни с места, говорю вам!

Мой меч наверно не тупей, чем ваш.

Я не хотел бы, чтоб к защите правой,

Забывшись, вы принудили меня,

И я бы сам, такую видя ярость,

Забыл ваш ранг, величие и честь!

Смердящий пес! Грозишь ты дворянину?

Нет, но своей безвинной жизни ради

И против цезаря я поднимусь!

Убийца ты!

О нет, и вы меня

Не делайте убийцей. Кто клевещет

Неправду говорит, а где неправда

Там ложь.

Руби его!

Ни с места, лорды!

Прочь, Фоконбридж! Не то тебя ударю!

Ударь-ка лучше черта, Солсбери!

Ты только шевельнись, нахмурься грозно,

Худое слово, не сдержавшись, брось,

Прикончу мигом! И бери-ка меч,

Не то тебя я с вертелом твоим

Так двину, что подумаешь: из ада

Сам черт пришел.

Как, славный Фоконбридж!

Ты защищаешь изверга, убийцу?

Не убивал я.

Кем же принц убит?

Когда я час назад его оставил,

Он был здоров. Я чтил его, любил,

Оплакивать до самой смерти буду

Утрату этой жизни.

Нет, не верьте

Слезам коварным. Увлажнять глаза

Умеют и злодеи. Уж поверьте

Он мастер изливать из глаз своих

Невинности и жалости потоки.

Скорей за мною все, кому противен

Тошнотный запах бойни. Здесь меня

Удушит преступленья тяжкий смрад.

Скорее в Бери. Встретимся с дофином!

Скажите королю: пусть ищет нас.

Хорош же мир! Об этом славном деле

Ты знал? А если гнусное убийство

Совершено тобой, ты проклят, Хьюберт,

Как ни безмерна милость божья...

Сэр,

Послушайте!

Сначала доскажу:

Как черный... нет, всего черней твой грех!

Как Люцифер, владыка зла, ты проклят.

Нет мерзостнее грешника в аду,

Чем будешь ты, раз ты убийца принца.

Клянусь душой...

А если допустил ты

Деянье зверское - умри в тоске.

Нужна тебе веревка? Хватит нити,

Которую паук прядет. Повиснешь

Ты на тростинке хрупкой, как на балке.

Пойдешь топиться? В ложку влей воды

И ложка превратится в океан,

Чтоб гнусного злодея поглотить.

Ты у меня на тяжком подозреньи.

О, если я согласьем, мыслью, делом

Помог исхитить душу, что жила,

Прекрасная, в прекрасном этом прахе,

Пусть для меня в аду не хватит мук.

Когда расстались мы, он был здоров.

Возьми его и унеси отсюда.

Я потрясен, я словно заблудился

В колючих, страшных чащах этой жизни.

О, как легко вся Англия восстала!

С последним вздохом умершего принца

Жизнь, и права, и правда всей страны

Исчезли в небе. Англии осталось

Зубами и когтями раздирать

Наследье королей в борьбе за власть.

Вот, на обглоданную кость величья,

Как пес, уже щетинится война

И миру кроткому рычит в лицо.

Вот, чужеземный враг и свой мятежник

Соединили силы; смута ждет,

Как ворон над полуиздохшим зверем,

Чтоб сгинула неправедная власть.

Счастливцы те, кого их плащ и пояс

В ненастье защитят. - Возьми ребенка;

Иди скорей за мной. Я - к королю.

Забот и дел кругом несметный рой,

И взор небес мрачнеет над страной.