Онлайн чтение книги Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов
ULALUME

Небеса были хмуро бесстрастны,

листья дрогли на ветке сухой,

листья вяли на ветке сухой,

в октябре октябрем безучастным

эта ночь залегла надо мной…

Это было в Уире ненастном,

в заколдованной чаще лесной,

где белеют в просвете неясном

воды Обера мертвой волной.

Там шел я аллеей Титана

в кипарисах с душою вдвоем,

я с моею Психеей вдвоем.

А в груди словно пламя вулкана

разливалось сернистым огнем,

словно лава катилась ручьем,

как в странах снегов и тумана,

где солнце не греет лучом,

где Янек во льдах океана

застыл, не согретый лучом.

Мы шли в разговоре бесстрастном,

думы о прошлом одна за другой

увядали, как листья на ветке сухой.

Нам был чужд в октябре безучастном

холод ночи, дышавшей зимой,

этой ночи ночей над землей.

Были чужды в Уире ненастном

чары мрачные чащи лесной

и Обер, в просвете неясном

мелькавший мертвою волной.

И вот уж ночь побледнела,

намекнула на утро звезда,

наутро, наутро склонилась звезда,

вдали полоса забелела:

забелела рассветом, — тогда

роговидный, бледнея, несмело

полумесяц взошел, как всегда,

полумесяц Астарты несмело

двуалмазный поднялся тогда.

Я сказал: он нежнее Дианы,

он плывет в волнах вечной тоски,

упивается вздохом тоски, —

он увидел слезой неустанной

орошенную бледность щеки

и вышел, как вестник желанный,

и шепчет: «Те дни далеки,

в могиле не знают тоски».

За созвездием Льва он, желанный,

возвещает забвенье тоски.

Но, закрывшись в смущеньи рукою,

Психея вскричала: «Страшна

мне звезда, что несменно бледна…

Не медли, не медли! Со мною

улетим, улетим… Я должна!»

И, рыдая, в пыли за собою

перья крыльев влачила она,

так плачевно влачила она!

Я воскликнул: «К чему колебанье?

Мы пойдем в этот трепетный свет,

мы вдохнем этот трепетный свет, —

в сибиллическом блеске сиянья

возрожденной надежды привет…

Мы смело доверим сиянью,

что сквозь тьму нас выводит на свет,

что сквозь тьму шлет далекий привет».

Утешал я Психею, лаская,

отгонял рой сомнений и дум,

побеждал рой сомнений и дум,

и шли мы, аллею кончая, —

вдруг пред нами — печален, угрюм,

склеп могильный… Исполненный дум,

я спросил: «Скажи, дорогая,

что за надпись смущает мой ум?»

И услышал в ответ: «Ulalume! —

Вот гробница твоей Ulalume…»

Сердце стало хмуро, бесстрастно,

как лист истомленный, сухой,

как лист пожелтевший, сухой…

«Это точно Октябрь безучастный! —

я вскричал, — здесь минувшей зимой

проходил я аллеей глухой,

проносил бремя скорби глухой…

Что за демон коварный и властный

управляет моею стопой

в эту ночь из ночей над землей?

Я узнал тебя, Уир ненастный,

я узнал тебя, Обер лесной,

как обитель волшебницы властной,

заслоненный болотною мглой!»