Онлайн чтение книги Луд-Туманный
Глава 8. Эндимион Хитровэн испугался, а в старой дружбе пробита брешь

Мастер Амброзий очень надеялся застать дома одного из посланных за Лунолюбой грумов, который благополучно вернулся бы вместе с его дочерью.

Но этого не произошло. Более того, он столкнулся еще с одним непредвиденным обстоятельством. Лунолюба бежала с невероятной, непостижимой скоростью и направлялась при этом на Запад.

А что, если ее целью были Горы Раздора? Если она пересечет их, ее никогда больше не увидят в Доримаре.

Нужно немедленно сообщить обо всем Мамшансу и поднять тревогу. Поисковые группы должны срочно отправиться на западную границу и прочесать каждый метр.

Когда он выходил, его остановила госпожа Жасмина. Она была в том капризном настроении, которое всегда так раздражало мужа.

– Где ты был, Амброзий? – спросила она ворчливо. – Сначала Лунолюба орет, как сумасшедший попугай, а потом ты убегаешь сразу после обеда и бросаешь меня, когда мне было так плохо, что я чуть не упала в обморок! Куда ты ходил, Амброзий? – Ее голос становился все пронзительнее. – Я очень хочу, чтобы ты пошел к мисс Примрозе и сказал ей, что она не должна позволять Лунолюбе вести себя, как мальчишка, и разыгрывать подобные шутки со своими родителями… Прибегать домой среди бела дня и нести такую несусветную чепуху. Несносная девчонка, так нас напугала! Я почти сама готова немедленно пойти в Академию и хорошенько ее отругать!

– Прекрати болтовню, Жасмина, и не задерживай меня, – взорвался мастер Амброзий. – Лунолюбы нет в Академии.

И он испытал какое-то дикое удовольствие, когда, поспешно выходя из комнаты, бросил через плечо:

– Очень боюсь, что ты больше никогда не увидишь свою дочь, Жасмина.

Через полчаса он вернулся домой еще более подавленным, ибо узнал от Мамшанса, что за последнее время в городе участились случаи употребления злополучных фруктов.

В гостиной он застал Эндимиона Хитровэна, сидевшего в обществе его жены.

Последние слова мужа вызвали у нее приступ бурной истерики, и, опасаясь припадка, перепуганные слуги на свой страх и риск вызвали единственного врача в Луде, которому доверяли, – Эндимиона Хитровэна. И безмятежная улыбка госпожи Жасмины свидетельствовала о том, что врачу действительно удалось сгладить впечатление, произведенное последними словами Амброзия, и восстановить то, что она называла нормальным состоянием ума, а именно – со стояние чайника, в котором достаточно воды, чтобы он мог благополучно кипеть на медленном огне.

Она встретила мастера Амброзия на удивление приветливо.

– Ох, Амброзий! – воскликнула она – Мы так приятно поговорили с доктором Хитровэном. Он говорит, что девочки в ее возрасте часто делают глупости и бывают в возбужденном состоянии. Я, конечно, уверена, что со мной такого никогда не случалось, но волноваться нечего, Лунолюбу наверняка приведут домой до наступления ночи. Я считаю, что нам следует забрать ее от мисс Примрозы. Она, по крайней мере, научилась там хотя бы одному – красиво нарезать масло. Поэтому думаю, что нам нужно устроить ей бал до прихода зимы. Вы уж извините меня, доктор Хитровэн, я должна еще проверить кое-что. – И Жасмина поспешила уйти, чтобы произвести ревизию сундука с приданым Лунолюбы. Согласно традиции доримарских матерей, она с самого рождения дочери складывала в него кружева, бархат и парчу.

Госпожу Жасмину не без основания считали самой глупой женщиной в Луде-Туманном. Свойственное всем гражданам этого города отсутствие воображения и неспособность испытывать глубокие чувства были особенно ей присущи и дошли до полного идиотизма.

Итак, мастер Амброзий остался наедине с Эндимионом Хитровэном. Этот человек никогда ему не нравился, но в данный момент он даже был рад представившемуся случаю проконсультироваться с ним. Мастер Амброзий знал, что доктор, несомненно, был лучшим в стране специалистом и к тому же умным человеком.

– Хитровэн, – мрачно сказал он, когда госпожа Жасмина вышла из комнаты. – В Академии происходят очень странные вещи… очень странные.

– В самом деле? – удивился Эндимион Хитровэн, – И что же там происходит?

Мастер Амброзий хмыкнул:

– Не то, о чем можно говорить даже в мужской компании. Но могу сказать вам, Хитровэн, что я, не будучи впечатлительным человеком, кажется, совсем бы потерял голову, если бы остался в заведении мисс Примрозы подольше. Там везде витает… Не знаю, как бы это назвать…

Эндимион Хитровэн заинтересовался.

– И что же вы видели? – спросил он.

– О, не стоит вспоминать об этом. Ну разве, как пример того, что фантазии глупых нервных женщин иногда могут быть заразительными. Мне там почудилось, будто я вижу портрет герцога Обри, отраженный в окне. А уж если мне что-то мерещится, значит, действительно происходит нечто подозрительное.

Выражение лица у Эндимиона Хитровэна стало непроницаемым.

– Оптические иллюзии были известны и раньше, мастер Амброзий, – ответил он спокойно. – Оптические иллюзии – это вполне узаконенный обман, таков уж этот мир.

Мастер Амброзий заворчал. Он терпеть не мог отвратительную манеру говорить, свойственную этому типу.

Но на сердце у него лежал тяжелый камень, гнетущее чувство беспокойства вынуждало его либо подтвердить, либо развеять собственные страхи. Поэтому, проигнорировав насмешку, он, тяжело вздохнув, сказал:

– Впрочем, это сущий пустяк. У меня есть серьезные опасения, что моя дочь… Моя дочь… Ну, в общем, говоря напрямик, я боюсь, что моя дочь отведала волшебных фруктов.

Эндимион Хитровэн в ужасе всплеснул рука ми, но потом недоверчиво засмеялся:

– Невозможно, мой дорогой сэр, невозможно! Ваша уважаемая супруга говорила мне, что вы чем-то глубоко обеспокоены, но позвольте мне уверить вас, что ваше подозрение вызвано только болезненной впечатлительностью. Это невозможно.

– В самом деле? – угрюмо переспросил мастер Амброзий и, вытащив из кармана вышивку, протянул ее врачу со словами: – А что вы на это скажете? Я обнаружил это рукоделие в гостиной у мисс Крабьяблонс. Я не очень разбираюсь в ботанике, но я никогда не видел пурпурной земляники в Доримаре… Клянусь Жареным Сыром! Да что с вами?

В этот момент Эндимион Хитровэн смертельно побледнел и уставился на вышивку с таким ужасом, словно увидел домового.

Мастер Амброзий воспринял его поведение как подтверждение своей теории и проворчал:

– Ну что, не так уж и невозможно, а? – И мрачно добавил: – Да, я очень боюсь, что именно эту штуку и дали попробовать моей девочке.

Тут его глаза сверкнули и, сжав кулаки, он закричал:

– Но это не ее вина! Не пройдет и нескольких дней, как я выкурю это осиное гнездо! Я выброшу эту жеманную старую идиотку из ее собственного дома. Клянусь Золотыми Яблоками Запада, я…

К этому времени Эндимион Хитровэн уже успокоился, по крайней мере, внешне.

– Вы имеете в виду мисс Крабьяблонс? – спросил он своим обычным тоном.

– Да, мисс Примрозу Крабьяблонс! – прогремел мастер Амброзий. – Эту глупую, бесстыдную, старую…

– Да, да, – с добродушным нетерпением перебил его Эндимион Хитровэн. – Смею сказать, что она действительно стоит всего того, что вы о ней сказали, и даже больше, но все равно я не верю, что она способна дать вашей дочери то, что вы думаете. Признаюсь, когда вы мне показали эту вышивку, я сначала испугался. В отличие от вас я немного разбираюсь в ботанике и, конечно же, никогда не видел подобных ягод в Доримаре. Но это не доказывает того, что они растут… за горами. Много необычных фруктов произрастает на Коричных островах или в оазисах Янтарной пустыни… Да ваши собственные корабли привозят их иногда. У дам Луда нет недостатка в экзотических цветах и фруктах, служащих им образцом для вышивания. Нет, нет, вы немного взвинчены, мастер Амброзий, иначе бы вы не позволили себе высказывать подобные мысли.

Мастер Амброзий застонал и довольно жестко сказал:

– Доктор Хитровэн, иногда много зла происходит от нежелания смотреть фактам в лицо. Как объяснить то, что моя дочь, словно одержимая, убежала на Запад? Кроме того, Черносливка Шантиклер почти сказала мне, что она… съела определенную вещь… и… и… я достаточно хорошо помню Великую засуху и знаю, как пахнет зло.

– Вы говорите, Черносливка Шантиклер? – осведомился Эндимион Хитровэн, делая ударение на последнем слове. В глазах его загорелся опасный огонек.

Мастер Амброзий удивился.

– Да, – ответил он. – Черносливка Шантиклер, одноклассница Лунолюбы и ее близкая подруга.

Эндимион Хитровэн пожал плечами.

– Эти Шантиклеры… довольно неприятные люди, – заметил он сухо. – А знаете ли вы, что Ранульф Шантиклер сделал именно то, что, по вашему предположению, совершила ваша дочь?

Мастер Амброзий уставился на него, открыв рот от удивления. Ранульф, конечно, всегда был странным и довольно угрюмым мальчиком, но… чтобы он и в самом деле съел волшебный фрукт!

– Вы имеете в виду?.. Вы имеете в виду, что… – задохнулся он.

Эндимион Хитровэн многозначительно кивнул головой.

– Один из самых тяжелых случаев в моей практике.

– А Натаниэль знает?

И снова Эндимион Хитровэн кивнул.

Мастера Амброзия захлестнула волна праведного гнева. Род Жимолостей был ничуть не менее древним и уважаемым, чем Шантиклеров. Но он, Амброзий Жимолость, готов навсегда запятнать свою репутацию и честь, готов, если надо, объявить о своем позоре с рыночной площади на весь город, пожертвовать деньгами, положением, семейной гордостью – словом, всем ради блага общины. А единственное о чем позаботился Натаниэль, – мэр города! – о благополучном сокрытии своего позора!

– Мастер Амброзий, – продолжал Эндимион Хитровэн очень торжественно, – если ваши опасения относительно дочери подтвердятся, то виновник этого – мастер Натаниэль. Нет, нет, выслушайте меня, – остановил он мастера Амброзия, протестующе поднявшего руку. – Мне довелось узнать, что несколько месяцев назад Мамшанс предупреждал мэра об участившихся за последнее время случаях потребления… определенного товара в Луде-Туманном, которое может принять угрожающие размеры. И я знаю по своей практике в менее аристократических районах города, что это правда. Поверьте мне, мастер Амброзий, вы, сенаторы, совершаете большую ошибку, не обращая внимания на происходящее в этих трущобах. У неприятностей есть свойство не оставаться все время на дне: вы же знаете – взмутишь водоем, и вся грязь поднимется наверх. В любом случае мастера Натаниэля предупредили, но он не принял никаких мер.

На несколько секунд Хитровэн умолк, а по том, не отрывая пристального взгляда от мастера Амброзия, спросил:

– Вам никогда не казалось, что Натаниэль Шантиклер довольно… странный человек?

– Никогда, – холодно ответил мастер Амброзии. – На что вы намекаете, Хитровэн?

Тот пожал плечами:

– Ну что ж, вы сами прибегаете в разговоре к намекам. Мастер Натаниэль – человек неспокойный, а это свидетельствует о том, что совесть его нечиста. Если человек хоть однажды отведал волшебных фруктов, он уже никогда не будет таким, как прежде. Я иногда размышляю о том, что, возможно, давным-давно, когда он был еще юношей…

– Попридержите язык, Хитровэн, – в ярости закричал мастер Амброзий. – Шантиклер – мой старый друг, и, более того, он мой троюродный брат. С Натаниэлем все в порядке.

Полно, так ли это? Еще несколько часов назад он бы посмеялся над этими словами. Но теперь, когда его собственная дочь…

Да, Натаниэль, конечно, всегда был неуравновешенным, обидчивым, вспыльчивым, капризным.

Воспоминания о тысяче вещей, которым он раньше не придавал никакого значения, роились в голове мастера Амброзия… Иррациональные поступки, двусмысленные замечания. И главное: однажды вечером, много лет назад, когда они были еще мальчишками… лицо Натаниэля при звуке старой лютни… Выражение его глаз было похоже на выражение глаз Лунолюбы сегодня.

«Нет, нет. Я никогда не буду подозревать всех и каждого, а особенно старых друзей», – решил Амброзий и прекратил разговор о мастере Натаниэле. Он стал расспрашивать Эндимиона Хитровэна о воздействии волшебных фруктов на организм и о возможности найти противоядие.

И тут доктор рассказал о своем знаменитом бальзаме, дозу которого варьировал в зависимости от состояния каждого пациента.

В большинстве случаев, конечно же, всякое лечение бесполезно. Но если пострадавший был из рода Жимолостей, а значит, человеком от рождения здоровым и наделенным здравым умом, то есть все основания надеяться, что никакой яд не сможет разрушить такую прочную основу.

– А что, если дочь уже пересекла границу? – встревожено спросил мастер Амброзий.

Доктор пожал плечами:

– В таком случае ничего нельзя поделать. Мастер Амброзий глубоко вздохнул и устало откинулся на спинку стула. Несколько минут они сидели в полном молчании.

Мастер Амброзий тоскливо и безнадежно вспоминал о событиях этого злосчастного дня. Наконец его мысли остановились на самом незначительном из них – на красной жидкости, капавшей из гроба, которую он заметил сквозь окно катафалка.

– А у покойников может идти кровь, Хитровэн? – неожиданно спросил он.

Эндимион Хитровэн вскочил со стула как ужаленный. Сначала он побледнел, потом его лицо стало багровым.

– Что… что… – заикался он. – Что вы имеете в виду, мастер Амброзий?

Он явно был не в себе.

– Послушайте! – воскликнул мастер Амброзии в раздражении. – Что, во имя Урожая Душ, на вас нашло в этот раз, Хитровэн? Может, это и глупый вопрос, но, по-моему, совершенно безобидный. Сегодня днем, когда мы вынуждены были остановиться у Западных ворот из-за похоронной процессии, мне показалось, что из гроба капала какая-то красная жидкость. Но, клянусь Белоснежными Дамами Полей, я видел сегодня так много необычного, что перестал верить собственным глазам.

При этих словах к Эндимиону Хитровэну сразу же вернулось хорошее настроение. Откинув голову, он начал смеяться, да так, что слезы вы ступили у него на глазах.

– Ох, мастер Амброзий, – еле выговорил он, – это был такой скверный вопрос, что у меня внутри прямо все перевернулось. Благодаря дремучему невежеству населения этой страны я привык, что мои пациенты задают мне удивительные вопросы… Но вы побили все рекорды. «Может ли у покойника идти кровь?» Могут ли свиньи летать? Ха-ха-ха!

Увидя, что мастер Амброзий напрягся и уже готов обидеться, он подавил неуместное веселье и добавил:

– Ну что ж, для человека, перенесшего такое тяжелое испытание, как вы сегодня, мастер Амброзий, вполне простительны галлюцинации… Просто удивительно, что только нам не мерещится, когда мы находимся во власти сильных эмоций. А теперь мне пора идти. Рождение и смерть никого не ждут – даже сенаторов. Поэтому мне нужно идти, чтобы помочь маленьким жителям города появиться в этот мир, а престарелым – уйти из него. А вы тем временем не теряйте надежды. В любой момент один из всадников Мамшанса может прискакать с нашей юной леди на луке седла. И знайте – даже если она отведала того, чего вы опасаетесь, – я уверен, мисс Жимолость при хорошем уходе со временем справится с действием этой отравы и станет такой же здравомыслящей женщиной, как ее мать.

И с этими, такими характерными для него словами утешения, Эндимион Хитровэн заспешил по своим делам.

Мастер Амброзий провел ужаснейший вечер, прислушиваясь к каждому стуку копыт за окном, к каждому шороху у входной двери, в надежде услышать новости о Лунолюбе, пытаясь не слушать болтовню госпожи Жасмины.

– Амброзий, ты бы напомнил клеркам, чтобы они, входя, вытирали ноги. Ты уже забыл, что обещал мне сделать отдельный ход для прислуги? Я не успокоюсь, пока ты этого не сделаешь.

– Как приятно, что с Лунолюбой не случилось ничего серьезного, правда? Но я просто не знаю, что бы я делала сегодня днем, если бы этот добрый доктор Хитровэн не объяснил мне все как следует. Как ты мог, Амброзий, убежать во второй раз и оставить меня в таком состоянии, даже не предложив нюхательной соли? Ах, вы, мужчины, такие бессердечные!

– Что за вредная девчонка эта Лунолюба, взять и убежать! Хотелось бы мне знать, когда они ее найдут и привезут обратно. Было бы так славно, если бы она вернулась домой до зимы, правда? Как жаль, что Ранульф Шантиклер не много младше ее, они бы так подходили друг другу, ты не находишь? Но, я думаю, Флориан Храброштанный будет таким же богатым, а он почти ее возраста.

– Как ты думаешь, Златорада, Сладкосон и все остальные будут шокированы тем, что Лунолюба убежала? – перебил поток ее речи мастер Амброзий, – Но ведь доктор Хитровэн говорит, что девочки есть девочки.

– Ох, милый, а ты помнишь мою тафту, вышитую незабудками и звездами? Я получила ее в приданое. Так вот, я думаю пошить из нее что-нибудь для Лунолюбы. Старые шелка – самые лучшие, и старые краски – тоже, в них нет ни дубильных веществ, ни химикатов. Ты же помнишь мою тафту, не правда ли?

Но мастер Амброзий не мог больше сдерживаться. Он вскочил на ноги и грубо закричал:

– Я тебе отсыплю пригоршню «да» и «нет», Жасмина, а ты весь оставшийся вечер будешь развлекать себя тем, что выбирать и подставлять их к своим вопросам. Я ухожу.

«Надо пойти к Нату… Он мой самый старый друг». Жимолость испытывал сейчас необходимость в обществе Натаниэля.

– Если… если будут какие-нибудь новости о Лунолюбе, то я – у Шантиклеров. Сразу же сообщи, – бросил он через плечо, поспешно покидая комнату.

Да, ему очень хотелось поговорить с Натом. Нельзя сказать, чтобы он очень прислушивался к его мнению, но, поговорив с ним, он сможет лучше разобраться во всем и решить, что делать.

Кроме всего прочего, приятно поговорить с человеком, находящимся в таком же положении, – если, так сказать, сплетня, распространяемая Эндимионом Хитровэном окажется правдой. Но правда это или нет, ясно, что Хитровэн – бесстыжий тип, он не имеет права разглашать профессиональную тайну.

События дня настолько подействовали на мастера Амброзия, что он был уверен: их тень коснулась и Шантиклеров. Он готов был проявить великодушие и успокоить мучившегося угрызениями совести мастера Натаниэля: хотя тот, по твердому убеждению Амброзия, плохо справлялся со своими обязанностями мэра, но справедливости ради его нельзя обвинять в ужасных событиях, которые произошли в Луде.

Он забыл о пропасти, разделяющей магистрат и остальное население города. Вполне вероятно, что в тот вечер единственной темой разговора в каждой кухне, в каждой таверне, в гостиной каждого торговца был побег маленькой мисс Жимолость. Народ прикидывал, в какую кругленькую сумму обойдутся ее уважаемому отцу поисковые группы всадников, прочесывающие страну, не говоря уже об ужасном подозрении о при чине ее побега, которым мастер Амброзий поделился только с Мамшансом. Но ни слова из подобных разговоров не дошло до ушей членов магистрата.

Итак, перед мастером Амброзием открылась парадная дверь Шантиклеров, и до его слуха донеслись дружные раскаты смеха из гостиной.

У них в гостях было семейство Виджил, и вся компания увлеченно ловила моль. Они размахивали носовыми платками, натыкались на мебель и подзадоривали друг друга, употребляя при этом старинные термины оленьей охоты.

– Заходи и присоединяйся к веселью, Амброзий, – крикнул пунцовый от возбуждения и смеха мастер Натаниэль.

Но вместо того, чтобы последовать приглашению, мастер Амброзий взорвался от гнева.

– Вы… вы… бездушные, лепечущие идиоты! – взревел он.

Охотники на моль застыли в изумлении.

– Дохлые Кошки! Что это на тебя нашло, Брози! – изумился мастер Натаниэль – Оленья охота, говорят, была королевской забавой.

– Считается ли моль оленем? – засмеялся мастер Полидор Виджил.

Но в этот вечер старые шутки, кажется, уже не действовали.

– Нат, – угрюмо сказал мастер Амброзий, – проклятие нашей страны пало на тебя и на меня… А ты тут за молью охотишься!

Так вот, «проклятие» было одним из тех слов, которые всегда пугали мастера Натаниэля. Оно так ему не нравилось, что он избегал даже слов, хоть отдаленно напоминавших его по звучанию. Однажды он заставил госпожу Златораду уволить посудомойку только за то, что ее звали Проклита.

Поэтому слова старого друга его взбесили.

– Возьми свои слова обратно, Амброзий! Возьми их обратно! – рычал он – Говори о себе. Никакого… Никакого… пр… ничего такого на мне нет!

– Это неправда, Нат, – возразил мастер Амброзии твердо. – У меня есть более чем серьезные основания опасаться, что Лунолюбу поразила та же болезнь, что и Ранульфа…

– Ты лжешь! – заорал мастер Натаниэль.

– И в обоих случаях, – невозмутимо продол жал мастер Амброзий, – причиной болезни были… волшебные фрукты.

Госпожа Сладкосон Виджил сдавленно вскрикнула, госпожа Златорада залилась краской, а мастер Полидор в глубоком возмущении воскликнул:

– Клянусь Млечным Путем, Амброзий, ты слишком далеко зашел, к тому же здесь дамы.

– Нет, Полидор. Пришло время, когда даже Дамам нужно посмотреть фактам в лицо. Перед тобой два обесчещенных человека – Нат и я. В одном из наших законов говорится, что в Доримаре каждый член семьи – хозяин своей собственности, и ничто не должно считаться общим, кроме позора. И может случиться так, что не пройдет и нескольких дней, Полидор, как твоя семья тоже вступит во владение этой собственностью. Каждому из вас угрожает то, к чему мы сейчас подошли ближе всех, а оказывается, самые уважаемые граждане города охотятся за молью! Нет, нет, Нат, – продолжал он все громче с нарастающей злостью в голосе, – не стоит смотреть на меня так яростно и скрежетать зубами! Я считаю, что ты, будучи мэром города, несешь ответственность за то, что произошло сегодня, и…

– Клянусь Солнцем, Луной и Звездами! – взревел мастер Натаниэль – Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Что произошло сегодня? Но что бы это ни было, я убежден в своей невиновности и не несу за это никакой ответственности. А ты был виноват в прошлом году, когда такса матушки Пайпаудер погрызла любимые подтяжки старого Мэта, которые вышила его первая любовь, и когда…

– Ты несчастный слабоумный фигляр! Ты – преступник, говорю тебе! – С каждым словом мастер Амброзий кричал все громче. – Кто знал о распространении этого зла и не предпринял никаких мер, чтобы остановить его? Чей сын отведал эти фрукты? Клянусь Урожаем Душ, да ты и сам, наверное, их ел, как мне кажется!..

– Молчи! Ты, надутый, сумасшедший пустомеля! Ты, ты… грязный подонок и мать твоя – фея! – выпалил мастер Натаниэль.

Так они орали друг на друга, изо всех сил стараясь разрушить в несколько минут то, что создавалось годами дружбы и взаимного доверия.

Наконец мастер Натаниэль, указав на дверь, дрожащим от ярости голосом приказал мастеру Амброзию покинуть его дом и никогда больше не переступать его порог.