Онлайн чтение книги Мароны
Глава IX. ЮДИФЬ ДЖЕСЮРОН

Работорговец ехал по широкой, обсаженной пальмами и тамариндами аллее в самом скверном расположении духа. Он был так рассержен неудачным исходом переговоров, что забыл раскрыть зонт, хотя солнце уже сильно пекло. Вместо этого он то и дело принимался колотить им по бокам мула, словно желая выместить досаду на ни в чем не повинном животном. Всю дорогу старик не переставал поносить человека, чей кров он только что покинул. Не пощадил он и дочери плантатора, и брань его перемежалась угрозами:

— Чтоб тебе провалиться! Будь ты трижды проклят! Было время, когда ты с радостью ухватился бы за эти двести фунтов. «Ни за какие деньги»! Ну, погоди! Какая, подумаешь, важная особа твоя мисс Воган! «Мисс Воган»! Как бы не так! Мисс Квашеба — вот она кто! Я кое-что знаю, кое-что знаю… Когда-нибудь эта гордячка будет рада, если за нее самое дадут такую цену! Ха-ха-ха! Я заплатил бы и вдвое за то, чтобы увидеть это. Нет, Лофтус Воган, ноги моей больше у тебя в доме не будет! А ведь стоило мне только намекнуть кое на что, и ты бы даром отдал мне девчонку. Ну, подожди, придет еще мое время!

Он приподнялся в стременах и, полуобернувшись, мстительно погрозил зонтом в сторону дома Вогана, сопровождая свой жест злобным взглядом.

Едва Джесюрон снова погнал мула, как на дороге показалась всадница, которая быстрой рысью ехала ему навстречу. Поравнявшись со стариком, она повернула коня и поехала обратно бок о бок с ним.

Всадница, молодая женщина редкой красоты, казалась ангелом рядом с похожим на самого дьявола старым работорговцем.

Очевидно, она ожидала его за поворотом, так как непринужденность, с которой они заговорили, доказывала, что в это утро они уже виделись.

Кто же была эта прекрасная амазонка?

Посторонний наблюдатель не преминул бы задать себе такой вопрос, глядя на нее со смешанным чувством: восхищаясь ее редкой красотой и удивляясь странному обществу, в котором она оказалась. И в самом деле, она была поразительно красива. Высокий, благородный лоб, черные дуги бровей, сверкающие темно-карие глаза, нос с легкой горбинкой, изящные раздувающиеся ноздри — поистине полный контраст с безобразным стариком, который ехал рядом. Так несходны меж собой колючий терновник и роза, на кусте которого она цветет. И эта прекрасная роза, эта красавица была дочерью старого Джесюрона. Грустно признаться, но разница между ними ограничивалась внешностью. В отношении духовного их облика можно было бы сказать: «Яблочко от яблоньки недалеко падает». По виду сущий ангел, душой Юдифь Джесюрон была достойной дочерью своего отца.

— Не выгорело? — тотчас осведомилась красавица. — Да нечего и спрашивать, по лицу видно. Хотя, надо заметить, твоя прекрасная физиономия не очень-то выдает мысли. Ну, так как же отнесся к твоему предложению чванливый Воган? Согласен продать рабыню?

— Нет, отказался наотрез.

— Так я и думала. Сколько же ты ему предложил?

— Мне даже совестно тебе признаться, Юдифь.

— Ну-ну, старый плут, от меня тебе таиться нечего. Сколько же?

— Двести фунтов.

— Двести фунтов? Да, сумма изрядная. Если верить тому, что ты мне рассказывал, так его собственная дочь столько не стоит. Ха-ха-ха!

— Тише, Юдифь, тише! Умоляю тебя, молчи об этом. Ты можешь расстроить все мои планы.

— Не бойся, почтенный мой родитель. Я, кажется, еще ни разу не расстраивала твоих планов.

— Да-да, ты всегда была хорошей дочерью.

— Ну, говори же, почему судья не пожелал продать рабыню? Он любит деньги не меньше, чем ты. Двести фунтов — высокая цена за медно-красную девчонку. Вдвое больше того, что она стоит.

— От них отказался не Лофтус Воган, а его дочь.

— Как! Она? — воскликнула Юдифь, скривив губы и раздувая ноздри, от чего ее лицо сразу стало отталкивающим. — Она, ты говоришь? Этого еще недоставало! Возомнившая о себе метиска! Сама-то она не лучше рабыни!

— Тише, тише, Юдифь! — остановил ее отец, беспокойно оглядываясь. — Помолчи об этом до поры до времени. Даже у деревьев могут быть уши.

Приступ неудержимой злобы помешал красавице возразить отцу, и некоторое время они ехали молча.

Первой снова заговорила дочь:

— Ты простофиля, отец, ты старый простофиля! Тебе вовсе незачем покупать эту девчонку.

— Бог ты мой! Как это — незачем?

— Что с тобой, почтенный мой родитель? Обычно ты бываешь понятливей. Ну, скажи, на что она тебе понадобилась?

— Ты сама знаешь. Принц отдаст мне за нее двадцать мандингов. Она его сестра, это несомненно. Два десятка сильных, здоровых мандингов стоят две тысячи фунтов. Бог ты мой! Целое состояние!

— Разумеется, целое состояние. Ну, и что же?

— Как «ну и что же»? Ты рассуждаешь о двух тысячах фунтов, как будто это сор.

— Достойный мой родитель, ты меня плохо понял. Я ценю две тысячи фунтов больше, чем ты полагаешь. Поэтому-то я и хочу, чтобы ты непременно их получил.

— Но ведь именно этого я и добиваюсь!

— Да, а сам повел дело так глупо, что рискуешь упустить их.

— А как бы ты поступила на моем месте?

— Просто взяла бы их.

Старик дернул за уздечку, остановил мула и бросил на дочь недоумевающий взгляд. Юдифь тоже придержала коня.

— Отец, ты становишься бестолковым. Пока я дожидалась тебя у ворот этого надутого плантатора, я задавала себе вопрос: чего ради, собственно, ты к нему поехал? И ответ на это очень прост: ты поехал попусту.

— Да, ты права. Дело не вышло. Двадцать мандингов — ты только подумай!

— Чепуха!

— Чепуха? Что ты только говоришь, Юдифь!

— Я говорю, что ты мог бы завладеть мандингами без малейших хлопот. Полагаю, возможность эта еще и теперь не упущена. А в придачу нам достанется еще и сам принц.

— Объясни, Юдифь, я ничего не понимаю.

— Сейчас поймешь. Ты ведь сам говорил, что капитан Джоулер имеет причины не появляться на берегу — не так ли?

— Капитан Джоулер? Да он скорее высадится на Каннибальских островах, чем в бухте Монтего! Ну и что?

— Отец, у меня скоро лопнет терпение! Подумай — принц уже на берегу, а капитан Джоулер боится сойти на берег.

— Да-да, — сказал старик. Он начинал догадываться, куда клонит дочь.

— Так кто же, скажи на милость, помешает тебе распорядиться и принцем и его мандингами как тебе заблагорассудится?

— Бесценная дочь моя! — воскликнул старик, вскинув вверх руки и восхищенно глядя на Юдифь. — Бесценная дочь моя! Ну конечно! А мне это и в голову не пришло.

— К счастью, отец, пока еще не поздно наверстать упущенное. Я все обдумала. Я заранее знала, что Кэт Воган ни за что не отпустит Йолу. Я ведь тебя предупреждала. Кстати, надеюсь, ты не выболтал, зачем тебе понадобилась Йола? Если ты проговорился, то…

— Нет, нет, ни словом, ни намеком.

— Смотри же, не проболтайся. А что касается капитана Джоулера…

— Джоулер не осмелится и носа показать на берег. Вот почему он разгружал товар в море. А кроме того, мы с ним отлично понимаем друг друга. Ему наплевать, что случится с принцем, раз тот сошел с корабля. Да и корабль-то через сутки уйдет в море.

— Значит, через сутки мандинги будут твоими и владетельный принц со всей своей свитой — тоже. Но времени терять нельзя. Поспешим домой: надо общипать пышные перья с его высочества, пока их еще не успели высмотреть наши не в меру любопытные соседи. Ты понимаешь, могут пойти слухи… Что касается нашего управляющего…

— Ах да, Рэвнер! Ему все известно. Пришлось рассказать, когда мы перевозили товар на берег.

— Ну конечно. Тебе придется поступиться одним, а та и двумя мандингами, чтобы Рэвнер держал язык за зубами. Остальное нетрудно. А что скажут эти дикари — неважно. Кто станет слушать, что болтает какой-то черномазый!

— Дорогая моя дочь! — восклицал отец. — Тебе просто цены нет, ты — чистое золото! Получить даром двадцать пять рабов! И еще при этом один из них — чистокровный принц! Две тысячи фунтов стерлингов! Вот это доход! За год столько не заработаешь! Боже ты мой!

С этим благочестивым восклицанием старый работорговец, погоняя мула, последовал за своей «бесценной» дочерью, которая, хлестнув коня, быстрой рысью направилась к дому.