Онлайн чтение книги Маска Цирцеи
12. СРАЖАЮЩИЕСЯ ЖИВОТНЫЕ

Я смутно различил Панира, стоявшего на балконе под темнеющим небом. Казалось, он слушает. Мгновением позже фавн поднес бараний рог к губам и принялся раз за разом извлекать из него звуки, разлетавшиеся по окрестности звучным эхом.

Они созывали, но кого?

Рог Панира звал, но мне показалось, что Геката тоже произнесла приказ, и ее голос дошел до таких ушей, которых не мог достичь звук рога. Воздух насыщался темнотой, зато факела в святилище горели все ярче по мере того, как затмение накрывало землю. «Золотой город угасает, — подумал я, чтобы никогда больше не вспыхнуть под солнцем Аполлиона!»

Зов Панира летел все дальше, голос Гекаты несся по горным вершинам и лесам. Из пещер и рощ, из своих лесных логов вокруг Гелиополиса кентавры Гекаты галопом мчались на золотой город!

Я вновь чувствовал твердую почву под ногами. Зеленые огни задрожали, опали и исчезли. Вместе со старой жрицей я стоял на лесистом склоне холма, посреди круга поросших мхом камней. Один из них, больше прочих, лежал в центре круга, и над ним поднималось изумрудное свечение.

Через Маску Цирцея сказала мне:

— Это древний алтарь Гекаты, он по-прежнему служит вратами из одного мира в другой, вратами, которые она может открыть.

«И это тоже не колдовство, — сказал я себе, пытаясь охватить разумом реальность этого кошмара, нарастающего как буря. — Механическое устройство… не обязательно сложная система рычагов, поршней и ламп, а что-то более простое — глыба радиоактивной материи, укрытая в каменном алтаре, возможно, усилитель или якорь для поддержания здесь сил Гекаты».

Однако холодная логика науки бледнела перед лицом этого сборища образов из древних легенд. Над ними в углубляющейся темноте раскачивались и шелестели кронами дубы. Солнце было уже наполовину закрыто, и нас со всех сторон окружали гулкие, нечеловеческие звуки: смех, стук копыт. Со всех сторон глядели тупые, чуждые глаза животных. По ветру летели резкие призывы Панира.

Маска Цирцеи повернулась ко мне, старая жрица повела рукой, отдавая приказ. Мощные руки подхватили меня и усадили на широкую спину кентавра.

Жрица прокричала другой приказ.

Армию диких зверей охватило возбуждение, и они двинулись, словно многотысячный табун лошадей, выбегающих из ворот гигантской конюшни. Кроны дубов мелькали, над моей головой, я видел, как кривые руки протягиваются вверх, обламывая ветви на дубины. Весь лес дрожал от безумного смеха этих созданий.

Становилось все темнее, чернота неумолимо вгрызалась в солнечный диск.

Мне в руку сунули меч, такой тяжелый, что орудовать им можно было только обеими руками. Я отчаянно пытался удержаться на своем скакуне и одновременно не выронить меч. Я видел, что некоторые кентавры вооружены так же, как и я, другие держали что-то вроде серпов со сверкающими лезвиями, но большинство сжимало в руках собственноручно выломанные дубины.

Мы вырвались из леса и двинулись вниз по пологому склону. Вдали раскинулось море с туманными силуэтами золотых кораблей Гелиополиса, стоящих за мраморным молом. Чужие звезды зажигались на темном небе, а под нами лежал Гелиополис.

Нечеловеческий рев кентавров мешался с громом их копыт, когда орда лавиной обрушилась на крепость Аполлиона.

Развернувшись по другую сторону широкого мощеного тракта, мы помчались вдоль него через поле льна, серебристого, словно озерная гладь, сверкавшего перед нами. Ветер сменил направление, и теперь доносил до нас причитания жителей города. Волны ветра несли также эхо рога Панира, бездумное и ничего не выражающее, как голос самого бога Пана, зов которого разжигал огонь в моих жилах, первобытный древний огонь, пробуждающийся к жизни под действием зова Панира.

Язон, сын Эзона, дай мне свою силу!

Она пришла неведомо откуда, может, из утраченных воспоминаний Язона, или от рога фавна, а может, перетекла в меня из огромного тела, которое я стискивал коленями. Резкий запах табуна дразнил мое обоняние. Холодный ветер подул с моря, и стонущий плач Гелиополиса заглушил рев кентавров. Уже не сверкающий, подобно солнцу, не поражающий божественным сиянием, Гелиополис стоял серый и неподвижный под темным небом.

С оглушительным грохотом промчались мы мимо гигантских ворот, уже запертых, но более высоких, чем шестеро рослых мужчин. Плотной массой подбежали мы к самой стене, уходящей ввысь. Мы больше не могли видеть внутренность города, однако мы все слышали. Слышали пение:

— Отверни от нас свое лицо, великий Аполлион…

— Уведи от Гелиополиса ужас твоего темного лица…

— Не ходи по нашим улицам и не склоняйся над нашей святыней…

— Не приходи к нам, о Аполлион, в Час твоего Затмения!

Кентавры остановились; в нескольких десятках метрах от нас вздымались к небу золотистые стены домов. Я огляделся, ища Цирцею, и увидел ее: она уже не ехала на кентавре, а шла пешком. Уверенными шагами направлялась она к городу.

Я хотел спрыгнуть, но могучая рука остановила меня.

— Подожди, — хрипло сказал кентавр голосом дикого зверя. — Подожди.

— Цирцея! — позвал я.

Она не оглянулась, и внезапно я понял, что она собирается делать. Только мощь Гекаты могла теперь открыть нам Гелиополис, а эта старая жрица не могла призвать богиню и сохранить при этом жизнь.

Стало темно. Кентавры забеспокоились, голоса их смолкли. Я видел лишь белую тень, постепенно удалявшуюся во мрак; вокруг головы в Маске мерцало зеленоватое свечение.

Из погруженного во тьму Гелиополиса непрерывно кричал рог Панира. Потом он замолк, и слышны стали только слова бесконечной песни:

Белая фигура Цирцеи взметнула руки вверх, и в тишине на плач, доносящийся из храма, наложился чужой, пронзительный звук. Он становился все выше и выше, пока не перешел предел слышимости. Это был звук, которого не могло издать горло смертного, но я знал, откуда он шел — из нечеловеческого горла Цирцеи, из ее красных губ.

Этот звук рвал нервы и расщеплял кости — это был голос не человека, а самой Гекаты!

Золотые стены во мраке внезапно задрожали той дрожью, которую я ощущал в своих костях. И с каждой секундой она становилась все резче.

Стрела темной молнии пронзила золото, и на стене Гелиополиса появилась черта. Еще одна черная молния легла поперек первой, потом еще одна. Высокие стены города Аполлиона дрожали, разваливаясь, а голос продолжал терзать воздух пронзительным звуком. От земли до самого верха стены, казалось, ползла толстая черная змея, потом прокатился подземный гром. На ультразвуковой писк наложился сильный звук глубокого вздоха. Вибрация, подумал я. Никакое не колдовство, а просто вибрация. Она может разбивать стаканы или ломать мосты, если подобрать нужную частоту. Как трубы Иерихона!

С ужасным грохотом стена рухнула, в воздух взметнулись клубы золотистой пыли.

Один из кентавров бросился вперед и на полном галопе подхватил жрицу с земли. Она неподвижно лежала на его руках; черные локоны Маски развевались на ветру.

Грохот постепенно прекращался, переходя в затихающее ворчание, напоминавшее ленивые раскаты грома.

Кентавры помчались к стене, переставшей быть преградой. Разрушенная от основания до вершины, она открыла нам широкий проход в золотой город.

Сквозь пролом в стене нас звал рог Панира. Дикой, разъяренной волной бросились мы к городу и ворвались на улицу, наполненную причитающей толпой. Однако тела этих людей не могли остановить убийственных копыт кентавров. Я заметил блеклые огоньки золотых доспехов. Во всю ширину улицы к нам сомкнутым строем шагали солдаты Гелиополиса, надвигались фаланга за фалангой. Эта люди были очень дисциплинированы, но какие доспехи могли устоять против копыт кентавров?

Непрерывно опускались сучковатые дубины, серпы кентавров собирали свой кровавый урожай. Большие мечи молотили, как огромный цепы, а кентавры бились еще и по-лошадиному: становились на дыбы и лягались, разбивая доспехи и шлемы.

Мы продвигались не без потерь. Золотые мечи тоже наносили удары, и нередко я слышал дикие вскрики кентавров, падающих среди полудюжины солдат, но продолжающих отчаянно драться, пока мечи Гелиополиса не наносили последний удар.

Мой кентавр тоже сражался, а на его спине сражался и я, ослепленный, задыхающийся, не видящий ничего, кроме очередного лица в шлеме, которое нужно было рубануть, очередного солдата, который валился с ног, и человека за его спиной, занимавшего место в строю.

Наконец мы оказались на ступенях храма, неудержимо напирая на золотые ряды, преграждавшие нам дорогу. Но теперь это была битва в темноте только мерцающий кружок солнечной короны остался от сияющего диска.

Мы были внутри ворот и штурмовали высокую лестницу, ведущую к башне, когда я заметил бородатое лицо Панира, смотревшее на нас из-за выступа на стене. Я окликнул его, а он поднял свой рог в знак того, что узнал меня.

— Сюда! — крикнул он, едва слышно в этом грохоте. — Сюда, ко мне!

Мой кентавр услышал его, я почувствовал, как мощное тело напрягает мускулы, и мы буквально полетели вверх по лестнице сквозь неожиданно расступившиеся перед окровавленным мечом кентавра ряды защитников в золотых кольчугах. Я с его спины занимался теми, кого он пропускал. Панир маячил рукой, указывая на основание выступа, где стоял.

— Здесь, внизу есть проход! — закричал он. — Хорошо охраняемый, но если вы сумеете пройти, мы встретимся внутри. О Зевс, что за битва! — Он улыбнулся, скаля зубы, и исчез.

Мне незачем было подгонять моего кентавра. Следуя изгибу стены, мы вдруг оказались перед зарешеченным проходом, в глубине которого сверкали золотые кольчуги защитников. Мой кентавр рассмеялся — это больше напоминало ржание — и встал на дыбы. Я прижался к его потной человеческой спине и ощутил сильный удар, потрясший нас обоих, когда передние копыта врезались в решетку.

Она прогнулась, а кентавр отскочил назад, опустился на все четыре ноги и вновь поднялся на дыбы. Я услышал очередной взрыв его нечеловеческого смеха, ощутил еще более сильный удар, и решетка перед, нами была выломана.

Прежде чем я успел спешиться, четверо людей лежали на полу, умирая, а копыта и меч кентавра омылись свежей кровью. Он смеялся как безумный; истерия и дикость смешивались друг с другом в ужасном дуэте.

Вдруг застучали копыта Панира, он появился в глубине коридора и позвал нас. Кентавр проревел что-то на нечеловеческом языке, Панир ответил ему, нервно смеясь и тяжело дыша, и снова поманил за собой.

Трижды натыкались мы на охранников, и каждый раз торжествовал мой меч и страшный арсенал кентавра. Сам Панир не принимал участия в схватках. Он стоял сбоку, смотрел и ждал, пока мы пожнем свой кровавый урожай. Потом мы снова шли вперед.

Так мы и добрались до сада, в котором Пифон охранял Золотое Руно, принадлежавшее Аполлиону.