Онлайн чтение книги Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2
Звериное молоко

№202 [107]Записано в Карачевском уезде Орловской губ., очевидно, П. И. Якушкиным. Текст заимствован Афанасьевым из собрания П. В. Киреевского. AT 314 A* + 315. Эпизоды поединка Ивана-царевича с богатырь-девкой и укрощения ее на брачном ложе с помощью мужика-кулачка отчасти соответствуют сюжетному типу 519 (Слепой и безногий). Медведь железная шерсть напоминает железного волка — главного отрицательного персонажа многих восточнославянских сказок о неверной сестре, имеющих введение типа 314 A*. Действие развивается недостаточно стройно: неясно, например, откуда взялся и куда исчез мужичок-кулачок; не на месте в конце сказки эпизод с магическим, по-видимому, змеиным «мертвым зубом». В сноске Афанасьева приведен вариант начала сказки: «Жил царь с царицею, у них были дети: Иван-царевич и Елена Прекрасная. Поехал царь на охоту, они и просят его: «Привези нам волка». Сколько ни искал царь волка, нигде не нашел; воротился домой и велел сделать для своих детей железного волка. Прошло ни много, ни мало времени — ожил этот железный волк и стал людей поедать...» К словам «пустила в голову мертвый зуб» (с. 79) дан вариант: «змеиный зуб». Вариант окончания сказки: «Злая сестра стала искать в голове у брата и пустила ему в буйную голову мертвый зуб; царевич тотчас же помер. Вскочила царевна, призвала слуг, приказала запереть братнину охоту в сарай наглухо и позатыкать всем зверям уши воском, чтобы они как-нибудь не прослышали про могилу царевича. После того схоронила царевича глубоко в сырую землю. Думает царевна: взяла свое! Да не тут-то было! Хитрая лиса выковыряла из ушей воск, подслушала людские речи и, как только выпустили зверей на волю, повела их на могилу и велела разрыть ее. Вот и достали они мертвого царевича. Говорит лиса медведю: «Если ты перепрыгнешь через покойника, а сам увернешься от зуба, то и хозяин наш и ты — оба живы будете!» Косолапый Мишка прыгнул, да не успел увернуться — зуб так и впился в него! Царевич ожил, а медведь ноги протянул. Прыгнул через Мишку иной зверь и тоже не сумел увернуться: Мишка ожил, а он ноги протянул. И вот так-то прыгали звери один за другим, и дошла, наконец, очередь до лисы; она всех ловчей, всех увертливей — как прыгнула, зуб не поспел за нею и вонзился в зеленый дуб; в ту же минуту засох дуб сверху донизу!»

В некотором царстве, не в нашем государстве жил-был царь на царстве, король на королевстве, и были у него дети: сын Иван-царевич и дочь Елена Прекрасная. Появился в его царстве медведь железная шерсть и начал его подданных есть... Ест медведь людей, а царь сидит да думает, как бы ему спасти детей своих. Велел он построить высокий столб, посадил на него Ивана-царевича и Елену Прекрасную и провизии им поклал туда на пять лет.

Переел медведь всех людей, прибежал в царский дворец и стал с досады грызть веник. «Не грызи меня, медведь железная шерсть, — говорит ему веник, — а лучше ступай в поле, там увидишь ты столб, а на том столбу сидят Иван-царевич и Елена Прекрасная!» Прибежал медведь к столбу и начал его раскачивать. Испугался Иван-царевич и бросил ему пищи, а медведь наелся, да и лег спать.

Спит медведь, а Иван-царевич и Елена Прекрасная бегут без оглядки... На дороге стоит конь. «Конь, конь! Спаси нас», — говорят они. Только что сели на коня, медведь их и догнал. Коня он разорвал на части, а их взял в пасть и принес к столбу. Дали они ему пищи, он наелся и опять заснул. Спит медведь, а Иван-царевич и Елена Прекрасная бегут без оглядки... По дороге идут гуси. «Гуси, гуси, спасите нас». Сели они на гусей и полетели, а медведь проснулся, опалил гусей полымем и принес их к столбу. Дали они ему снова пищи: он наелся и опять заснул. Спит медведь, а Иван-царевич и Елена Прекрасная бегут без оглядки... На дороге стоит бычок-третьячок[108]Т. е. по третьему году.. «Бычок, бычок! Спаси нас: за нами гонится медведь железная шерсть». — «Садитесь на меня; ты, Иван-царевич, сядь задом наперед и как увидишь медведя, скажи мне». Только что догонит их медведь, бычок-третьячок др..... — да и залепит ему глаза. Три раза медведь догонял, три раза бычок залеплял ему глаза. Стали они переправляться через реку, медведь за ними — да и утонул.

Захотели они есть, вот бычок им и говорит: «Зарежьте меня и съешьте, а косточки мои соберите и ударьте; из них выйдет мужичок-кулачок — сам с ноготок, борода с локоток. Он для вас все сделает». Время идет да идет, съели они бычка и захотели опять есть; ударили легонько по косточкам, и вышел мужичок-кулачок. Вот пошли они в лес, а в том лесу стоял дом, а дом тот был разбойничий. Кулачок убил и разбойников и атамана и запер их в одной комнате; а Елене не велел туда ходить. Только она не вытерпела, посмотрела и влюбилась в голову атамана.

Попросила она Ивана-царевича достать ей живой и мертвой воды. Как только он достал воды живой и мертвой, царевна оживила атамана и сговорилась вместе с ним извести Ивана-царевича. Наперво согласились они послать его за волчьим молоком. Пошел Иван-царевич с мужичком-кулачком; находят волчицу: «Давай молока!» Она просит их взять и волчонка, потому что он б....., п....., даром хлеб ест. Взявши молоко и волчонка, пошли к Елене Прекрасной; молоко отдали Елене, а волчонка взяли себе. Этим не смогли его известь; послали за медвежьим молоком. Пошел Иван-царевич с мужичком-кулачком доставать медвежьего молока; находят медведицу: «Давай молока!» Она просит взять и медвежонка, потому что он ..., даром хлеб ест. Опять, взявши молоко и медвежонка, пошли к Елене Прекрасной; отдали ей молоко, а медвежонка взяли себе. И этим не смогли известь Ивана-царевича; послали его за львиным молоком. Иван-царевич пошел с мужичком-кулачком; находят львицу, взяли молока; она просит их взять и львенка, потому что он ..., даром хлеб ест. Воротились к Елене Прекрасной, отдали молоко, львенка взяли себе.

Потом атаман и Елена Прекрасная видят, что и этим нельзя известь Ивана-царевича; послали его достать яиц жар-птицы. Отправился Иван-царевич с мужичком-кулачком доставать яйца. Нашли они жар-птицу, хотели было взять яйца, она рассердилась и проглотила мужичка-кулачка; а Иван-царевич пошел без яиц домой. Приходит к Елене Прекрасной, рассказал ей, что не мог достать яиц и что жар-птица проглотила мужичка-кулачка. Елена Прекрасная с атаманом обрадовались и говорят, что теперь Иван-царевич без кулачка ничего не сделает; велели его убить. Иван-царевич услыхал это и попросился у сестры помыться перед смертью в бане.

Елена Прекрасная велела натопить баню. Иван-царевич пошел в баню, а Елена Прекрасная послала к нему сказать, чтобы он скорее мылся. Иван-царевич ее не послушал, все-таки мылся не спеша. Вдруг прибежали к нему волчонок, медвежонок и львенок; говорят ему, что мужичок-кулачок спасся от жар-птицы и сейчас придет к нему. Иван-царевич приказал им лечь под порог в бане; а сам все-таки мылся. Елена Прекрасная посылает опять ему сказать, чтобы он скорее мылся, а если он не скоро выйдет, то она сама придет. Иван-царевич все не слушал, не выходил из бани. Елена Прекрасная ждала-ждала, не могла дождаться и пошла с атаманом посмотреть, что он там делает. Приходит и видит, что он моется и не слушает приказания; рассердилась, дала ему плюху. Откуда не возьмись мужичок-кулачок — велел волчонку, медвежонку и львенку разорвать атамана на мелкие кусочки, а Елену взял, привязал голую к дереву, чтоб ее тело съели комары да мухи; а сам отправился с Иваном-царевичем путем-дорогою.

Завидели большие палаты; говорит мужичок-кулачок: «Не хочешь ли, Иван-царевич, жениться? Вот в этом доме живет богатырь-девка; она ищет такого молодца, чтоб ее одолел». Вот и пошли к тому дому. Не дошедчи немного, сел Иван-царевич на лошадь, а мужичок-кулачок сзади его, и начали вызывать богатырь-девку драться. Дрались-дрались; богатырь-девка ударила Ивана-царевича в грудь — Иван-царевич чуть-чуть не упал, да его кулачок удержал. Потом Иван-царевич ударил богатырь-девку копьем — и она тотчас свалилась с коня. Как сшиб Иван-царевич богатырь-девку, она и говорит ему: «Ну, Иван-царевич, ты теперь можешь меня взять замуж».

Скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается. Иван-царевич женился на богатырь-девке. «Ну, Иван-царевич, — говорит мужичок-кулачок, — если на первую ночь сделается тебе дурно, то выходи ко мне; я в беде помогу». Вот лег Иван-царевич спать с богатырь-девкою. Вдруг богатырь-девка положила ему на грудь руку, Ивану-царевичу сделалось дурно; начал он проситься выйти. Вышедчи, кликнул мужичка-кулачка, рассказал ему, что богатырь-девка его душит. Мужичок-кулачок пошел к богатырь-девке, начал ее бить да приговаривать: «Почитай мужа, почитай мужа!» С того времени стали они жить да поживать да добра наживать.

После начала́ богатырь-девка просить Ивана-царевича, чтоб отвязал Елену Прекрасную и взял бы ее к себе жить. Он сейчас послал отвязать и привесть ее к себе. Долго жила у него Елена Прекрасная. Один раз говорит она Ивану-царевичу: «Братец! Дай я тебе поищу». Начала искать ему и пустила в голову мертвый зуб; Иван-царевич начал умирать. Львенок видит, что Иван-царевич умирает, выдернул у него мертвый зуб; царевич стал оживать, а львенок умирать. Медвежонок вырвал зуб; львенок начал оживать, а медвежонок умирать. Лисица видит, что он помирает, выдернула у него мертвый зуб, и как она была хитрей всех, то, выдернувши, бросила зуб на сковороду, отчего зуб и рассыпался в куски. За это Иван-царевич велел Елену Прекрасную привязать к хвосту богатырского коня и размыкать по чистому полю. Я там был, мед пил, по усам текло, а в рот не попало.

№203 [109]Записано в Оренбургской губ. AT 315. Присказка об Антоне и Агафоне имеет литературный источник — басню А. Е. Измайлова «Два крестьянина и облако». Не только в этом, но и в ряде других восточнославянских вариантов сюжета неверная сестра или мать посылает героя не за звериным молоком, а за яблоками, растущими в саду, «где не миновать смерти» (ср. текст № 206). Троекратное связывание брата неверной сестрой тоже относится к традиционным мотивам таких восточнославянских сказок. Из не обычных для них эпизодов отметим: разбойники берут в плен царевну, она сносит саблей голову атаману разбойников. После слов «идучи по лесу, грибов наберу» (с. 80) Афанасьев указал вариант начала сказки, записанный в Архангельской области: «В некоем царстве, в некоем государстве жил-был старик; у него было два сына: Федор да Иван, а третья — дочь. Стал старик помирать, стал отказывать все свое добро старшему сыну: ему и дом, и соха, и борона. «Чем же нам с сестрой жить?» — спрашивает Иван. Старик глянул на них и сказал: «Ах, дети любезные, я про вас и забыл: только теперь все уж отказано, осталась одна старая баня; возьмите ее в наделок. Ты, Иван, на ногу скор, по сту верст в час ходишь; так своим счастьем и живи и сестру корми». Помер старик; перешли они на житье в баню. Поутру вставали ранешенько, умывались белешенько; говорит сестра Ивану: «Брат! Что мы есть будем? Видно, умирать нам с голоду — ведь у нас ни хлеба, ни денег!» — «Не тужи, сестра! Коли я буду жив, будешь и ты сыта. Вот я пойду в лес, нагну полозьев да продам в городе — у нас и хлеб будет». — «Спасибо, братец! Пока ты в лесу сходишь — я с голоду помру». — «Полно, сестра! Сегодня же я к обеду вернусь». — «Как бы не так! Самый близкий лес — верст полтораста от нас будет...» — «Правое слово, к обеду вернусь; тогда увидишь!» Пошел Иван к соседу, выпросил веревку и зашагал так скоро, что в один час сто верст отхватал, да еще половину того в полчаса. Пришел в дремучий лес и ну дубы ломать — топора-то с собой не было; который дуб возьмет за верхушку да пригнет к земле — тот и в дело готов; в короткое время столько наломал, что на трех возах не увезти; опутал веревкою, взвалил за плечи и понес в город, продал на чистые денежки и в обеденную пору домой поспел. На другой день собрался Иван в лес и говорит сестре: «Дай-ка мне бурак, пойду в лес — грибков наберу». Вариант описания первого разбойничьего дома (с. 80): «В одной комнате обрезы вина поставлены, по краям ковши навешаны. Иван увидал и давай прикладываться: всё по ковшику да по ковшику, и напился допьяна; вышел на двор, взял прут в девяносто пуд, сел на бурак и попевает песенки. Едут из Украйны разбойники — бежит сто лошадей, на каждой на лошади сидит по мо́лодцу, все с ружьями, пиками, саблями острыми. Въехали во двор, дуван раздуванили (разделили добычу), а Ивану ничего не дали. «Что ж вы меня обходите? — говорит Иван. — Вы должны гостя чествовать». — «Погоди, сейчас станем потчевать!» — отвечают разбойники; а им гость тот куда нелюб! Бегут к нему с ружьями, с пиками, с саблями острыми, хотят по частям разнести. Иван поднял прут в девяносто пуд, махнул раз, другой, третий и перебил всех разбойников; только один есаул убежал да где-то спрятался». После слов «нарвал полну котомку яблок» (с. 81) дан вариант: «Пошел дурак в лес за грибами и заблудился; плутал, плутал и выбрался, наконец, на поляну. На поляне дом стоит. «Чем в лесу ночевать, лучше в дом пойду; не ровен час — звери разорвут». Входит в дом, а там лежит старый-старый дед. «Здравствуй, старина!» — «Здравствуй, младой юноша! Что ходишь по́ лесу, али есть нужда великая!» Он ему про все рассказал. «Ну, хорошо, что ты пришел! Тебя сам бог послал. Оставайся у меня; видишь, я при смерти лежу. Как помру, похорони мои кости; а этот дом и все богатство мое возьми себе; живи да меня поминай! Да в придачу отдаю тебе трех собак; береги их пуще глаза своего; они от беды тебя выручат!» На другой день старик помер; дурак похоронил его кости, написал к сестре письмо, чтоб тотчас к нему приходила в такое-то место, и послал письмо с собакою. Собака наскоро побежала к его сестре, отдала ей письмо и привела ее самоё к брату. Стали они на новоселье жить. Раз пошел дурак на охоту, а к сестре прилетел трехголовый змей; завелись у них шуры-муры! По его наученью хитрому притворилась сестра больною, стала говорить брату: снилось-де ей во сне, что недалече от их двора есть сад, в том саду могила, на могиле сидит седой старик и продает яблоки белого налива; те яблоки всякую болесть вылечивают. Дурак тотчас собрался и пошел искать старика: приходит в сад — и впрямь, сидит на могиле старик весьма древен и держит в руках яблоки белого налива. «Продай мне свои яблоки!» — «Они не продажные, а заветные; коли хочешь, сменяй на собак». — «Нет, старик, собаки самому надобны; возьми деньгами: никакой казны не пожалею!» Старик не соглашался. «Что делать? — думает дурак. — Ведь сестра одна у меня, другой не будет!» Выменял яблоки на собак и пошел домой. А старик обернулся змеем, собак посадил в крепкую засаду и говорит: «Теперь не боюсь, пойду — съем дурака!» (Окончание то же, что в сказке под буквою «с» [то есть № 204]: дурак идет в баню мыться, а собаки его тем временем прогрызают двери, вырываются из засады и спасают своего хозяина)».

Жили-были два крестьянина: один — Антон, другой — Агафон. «Послушай, брат! — говорит Антон. — Бедовая[110]Грозная ( Ред .). туча к нам несется», — а сам как лист трясется. «Ну что ж за беда!» — «Да ведь град пойдет, весь хлеб побьет!» — «Какой град! Дождь будет». — «Ан град!» — «Ан дождь!» — «Не хочу говорить с дураком!» — сказал Антон да хвать соседа кулаком. Ни град, ни дождь нейдет, а у них из носов да ушей кровь льет. Это еще не сказка, а присказка; сказка будет впереди — завтра после обеда, поевши мягкого хлеба.

Жил мужик, у него было два сына, третья дочь; один сын — умный, другой — дурак; старший — женатый. Пришло время мужику умирать; вот он большому сыну приказывает весь дом, и скот, и землю, а дураку с сестрой ничего. Дочь и говорит: «Что же ты, батюшка, приказываешь все старшему брату, а мне с дураком ничего?» Старик взглянул на них и сказал: «А вам если даст старший брат баню, там живите, а не даст, так вон подите!» — «Ну, мы и тем довольны!» Вот помер мужик, отправили похороны, старший брат и говорит: «Дурак! Ступай с сестрой из дому вон». — «Позволь, братец, нам хоть в бане пожить». — «Ну, живите покамест!» Дурак стал ходить в лес работать, тем и кормились.

Однажды дурак говорит: «Сестра! Дай мне плетушку; идучи по́ лесу, грибов наберу». Она подала ему плетушку, он взял и пошел; ходил-бродил по́ лесу и заблудился. Стал искать дорогу, выбрался на луговину, глянул кругом: на той луговине стоит большой каменный дом, в три этажа выстроен; ворота заперты, ставни закрыты, только одно окно отворено, и к нему лестница приставлена. Дурак влез в дом, пооткрывал все окна, порастворял все двери, ходит по дому, посматривает: не видать ни единой живой души, а добра-то, добра-то! Хоть лопатой греби! Золота, серебра, ка́менья самоцветного, парчей дорогих целые вороха навалены. В одной горнице стоит кадка с вином, и плавает в ней серебряный ковшик. Дурак взял стул, присел к кадке, вино пьет да во все горло «Долинушку» поет.

Вдруг слышит шум: едут двенадцать разбойников. «Братцы!» — говорит атаман. — Чтой-то неладно у нас: все окна открыты! Верно, кто-нибудь в гости пожаловал». И посылает одного разбойника ворота отпереть. «Не трудитесь, братцы! Я вам отопру», — кричит дурак. Вот они въехали во двор, убрали награбленное добро и приходят в горницу, берут по стулу и садятся все около дошника[111]Большая кадка.; одному разбойнику недостало стула, подходит он к дураку и толкает его: «Пусти! Ты мое место занял». А тот упирается. «Беритесь-ка за него, товарищи! Как он смел в нашем доме ослушаться?» Разбойники повскакивали с своих мест и начали дурака задирать: то тот ударит, то другой прихлопнет. Тут дурак рассердился, схватил одного разбойника за ноги и начал им направо-налево помахивать, кого ни заденет — тотчас с ног долой! Атаман видит, что он шутит шутки нехорошие, припал в угол за бочки и там отсиделся. Дурак перебил всех разбойников, тела на двор выкинул; потом насыпал плетушку золотом, дом запер и пошел к сестре. Входит в баню и кричит: «Вот тебе плетушка грибов!»

На другой день сестра затопила печку, вздумала чистить грибы, взялась за плетушку — тяжела, не подымается; что такое? Открыла — а она полна денег. «Сестра, — говорит дурак, — поди-ка в город, закупи и варёно и жарено; надо по батюшке поминки сделать. А я пойду созывать в гости купцов, и мещан, и всяких крестьян». Сестра закупила, наставила на стол и пи́тья и ествы, всего вдоволь, и побежала звать старшего брата с невесткою. «Ох, вы, голыши-горемыки! Чай, у вас хлеба нет, а не только поминки справлять!» — сказал старший брат и не захотел идти. «Ну хоть ты, невестушка, приходи!» — «Да чего у вас есть-то?» — «Чем богаты, тем и рады!» — «Ну, — думает невестка, — пойду к ним, хоть посмеюся». Приходит и видит, что всего много; стала спрашивать: «Где вы взяли?» Дурак отвечает: «Вам батюшка дом и все хозяйство отказал, а нам плетушку денег оставил».

Наедались гости досыта, напивались допьяна и пошли по домам. Воротилась в избу невестка и ну ругать мужа: и сам-то он нехорош, и покойный отец его обидчик был — чтоб ему ни дна, ни покрышки! — умирал, а душой покривил: отдал дураку целую плетушку золота! «Не бранись, я пойду и золото пополам разделю». Приходит к брату: «Раздели, дурак, плетушку золота, а то нам с женой обидно!» Дурак отвечает ему: «Чем делить, бери лучше всю!» А сам взял сестру за руку и говорит: «Пойдем, сестрица, из бани вон; есть у меня свой дом».

Вот они шли-шли, пришли в тот самый дом, где дурак перебил разбойников: «Ну, сестра, живи, хозяйничай, бери — не жалей все, что надобно; а я стану на охоту ходить, птиц-зверей бить». Брат пошел на охоту, а сестра дома осталась; начала горницы осматривать, увидала атамана, влюбилась в него, и стали вдвоем думу думать, как бы дурака извести? Атаман ей советует: «Притворись больной и проси дурака, чтоб принес тебе из такого-то саду яблоков; там ему не миновать смерти!» Дурак воротился с охоты, видит — сестра лежит на кровати да охает. «Что с тобой, сестрица?» — «Больна, братец!» И начала его просить: «Видела я сон, что в таком-то саду растут яблоки; как только покушаю тех яблоков — сейчас выздоровлю».

Дурак взял плетушку и отправился в путь-дорогу лесом; идет, а лес все чаще да чаще, все гуще да гуще; дальше и ступить нельзя! Начал дурак деревья выдергивать, дорогу прокладывать; час-другой потрудился и вышел на гладкую, ровную поляну. На той на поляне стоит большой каменный дом, в пять этажей выстроен; ворота заперты, ставни затворены, только одно окно открыто. Влез он туда по лестнице, пооткрывал все ставни, порастворял все двери: куда ни посмотрит, куда ни заглянет — всюду богатства видимо-невидимо: и золота, и серебра, и ка́меньев самоцветных, и парчей, и атласов дорогих. Позади дома сад растет, яблоки так на солнышке и красуются; побежал дурак в сад, нарвал полну котомку яблоков и хотел было домой идти, но после вздумал и говорит сам себе: «Нет, подожду хозяина и заплачу ему за яблоки, чтоб не считал меня за вора».

Немного погодя послышался конский топот: едут двадцать четыре разбойника и везут с собой красну девицу красоты неописанной. Вошли в дом, стали пить-есть, к красной девице приставать да разные насмешки над ней делать. Дурак смотрел-смотрел и говорит атаману: «За что вы ее обижаете?» Атаман рассердился и закричал: «Эй, ребята! Возьмите его, свяжите да хорошенько отдуйте!» Разбойники сунулись было к дураку, а он ухватил одного из них за ноги и давай направо-налево помахивать; всех перебил до единого. Взял красну девицу за белые руки и повел к себе. Приходит домой и говорит: «Вот тебе, сестра, яблоки — ешь да выздоравливай; а ты, красная девица, будь нам названая сестрица — живи, да не скучай!»

На другой день дурак отправился на охоту; а родная сестра его побежала к атаману; жалуется ему: «Ведь мой брат пришел, да еще красну девицу привел! Что нам с ним делать?» Атаман отвечает: «Посади ты его играть в карты и сделай такой уговор: коли кто проиграет, тому назад руки вязать. Вот как он проиграет — ты притащи волосяной канат и скрути ему руки; коли один канат сорвет — вяжи другим, другой сорвет — вяжи третьим; авось с каким-нибудь да не справится! Тогда закричи мне — я прибегу с саблею и снесу ему голову». Эти злые речи подслушала названая сестрица и ждет, что-то будет.

Воротился дурак домой; родная сестра села с ним в карты играть, а названая сняла со стены острую саблю и просит: «Братец! Подари мне эту саблю». — «Возьми, коли полюбилася». Вот родная сестра обыграла брата и связала ему руки волосяным канатом; дурак потянулся — канат разорвался. Принесла она новый канат, потолще прежнего, и опять связала ему руки; дурак потянулся — каната как не бывало! Принесла она третий канат, потолще прежних двух, связала брату руки крепко-накрепко; сколько он ни силился — не мог разорвать. «Развяжи, сестра! Руки режет!» — «Сам развяжешь!» Родная сестра пошла атамана звать, а названая у дверей стала: только атаман в горницу — она размахнулась саблею и снесла ему голову. Брат страшно разгневался, изо всей силы понатужился — канат затрещал и лопнул; тут он быстро схватил саблю острую, отрубил злой сестре голову и бросил труп ее лесным зверям на съедение. Прошло ни много, ни мало времени — говорит названая сестра брату: «Братец! Поедем на мою родину». — «А где твоя родина?» — «Моя родина далеко; я царская дочь, ездили мы в иные государства; напали на нас разбойники и меня отняли». Вот приезжают они к ее отцу; царь обрадовался и выдал за того дурака свою дочь-царевну. Свадьбу сыграли, долго пировали; и я там был, мед-вино пил, по губам текло, в рот не попало. Да на окошке оставил я ложку; кто легок на ножку, тот сбегай по ложку!

№204 [112]Место записи неизвестно. AT 315 + 300 (Победитель змея. См. прим. к тексту № 171) Часто встречающаяся в восточнославянских сказках, а также в сказках других народов сюжетная контаминация. Традиционными для восточнославянских сказок о зверином молоке являются такие эпизоды, отсутствующие в предшествующих текстах: сестра посылает брата на заколдованную мельницу; Иван-царевич заточает неверную сестру в каменном столпе и приказывает ей наплакать целый чан слез. Не обычными для сюжета о победителе змея являются эпизоды умерщвления героя водовозом и оживления героя львом. К словам «притворись больною и пожелай волчьего молока» (с. 83) Афанасьевым указаны два варианта: « Вариант 1 : Сделайся больною и скажи брату: снилось-де мне во сне, что за тридевять земель, в тридесятом царстве, в чистом поле пасутся дикие свиньи с малыми поросятами; кабы достать от них молока — я бы тотчас, кажись, вылечилась! Вариант 2 : Притворись больною и пожелай молока от семи зверей: от зайца, лисы, куницы, волка, медведя, лесного кабана и льва (царевич идет добывать от них молока и от каждого зверя получает по щенку)». После слов «и осталась охота его на мельнице взаперти» (с. 85) приведен вариант: «...в том царстве есть две горы высокие, стоят они вместе, вплотную одна к другой прилегли; только раз в сутки расходятся, раздвигаются и через две-три минуты опять сходятся. Промеж тех толкучих гор хранится вода живущая и целющая. «Пусть-ка достанет той чудной водицы; тут уж наверное не сдобровать ему, добру молодцу!» Посылает царевна своего брата за водою живущею и целющею. Иван-царевич оседлал своего богатырского коня, перекрестился на все четыре стороны, сел и поехал. Близко ли, далеко ль, долго ли, коротко ль, скоро сказка сказывается — не скоро дело делается, приезжает к тем горам высоким, толкучим. Стоит, дожидается, когда станут горы расходиться; вдруг поднялась страшная буря, ударил сильный гром — и раздвинулись две горы. Иван-царевич пришпорил своего богатырского коня, пролетел промеж гор стрелою, зачерпнул два пузырька воды и тотчас назад повернул; сам-то успел выскочить, а у лошади задние ноги совсем смяло, на мелкие части раздробило. Иван-царевич взбрызнул ее целющею да живущею водою — и стала она по-прежнему ни в чем невредима. Приезжает домой...» (после того злая сестра посылает его на мельницу). После слов «твоя охота восемь дверей прогрызла» (с. 85) дан вариант: «Увидала царевна, что брат один домой воротился, не пустила его и на глаза к себе; выбросила ему из окна чистую сорочку: «Ступай, — говорит, — в баню да вымойся побелее — тебя Змей Горыныч скушает». А змей поддакивает: «Иди, иди в баню; поскорей будь готов! Я бы сейчас тебя съел — да, вишь, дорога была дальняя, ты весь пропотел и запылился». Пошел Иван-царевич баню топить, а ворон ему кричит: «Не спеши, Иван-царевич! Носи дрова мокрые, коли загорятся — водой поливай; твоя зверина уже трое дверей прогрызла»... В другой раз: «Не спеши, Иван-царевич! Не столько мойся, сколько марайся; твоя охота еще три двери прогрызла!» После слов «и я прощу» (с. 85) — вариант: «Возле поставил четверик с горячим угольем и говорит: «Тогда тебя прощу, когда это уголье съешь!» К эпизоду борьбы со змеем (с. 86) — вариант: «В другом списке Иван-царевич меняется с царевною кольцами, и впоследствии это служит знаком, что он — настоящий ее избавитель, а не водовоз. Царевич приходит на свадебный пир музыкантом; царевна наливает ему чару вина, а он бросает в эту чару кольцо».

Жил-был царь, у него были сын да дочь. В соседнем государстве случилась беда немалая — вымер весь народ; просит Иван-царевич отца: «Батюшка! Благослови меня в то государство на житье ехать». Отец не согласен. «Коли так, я и сам пойду!» Пошел Иван-царевич, а сестра не захотела от него отстать и сама пошла. Шли они несколько времени. Стоит в чистом поле избушка на куриных ножках и повертывается; Иван-царевич сказал: «Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила». Избушка остановилась, они взошли в нее, а там лежит баба-яга: в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула. «Здравствуй, Иван-царевич! Что, дела пытаешь аль от дела лытаешь?» — «Где дела пытаю, а где от дела лытаю; в таком-то царстве народ вымер, иду туда на житье». Она ему говорит: «Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает». Напоила их, накормила и спать положила.

На другой день брат с сестрой собираются в дорогу; баба-яга дает Ивану-царевичу собаку да синий клубочек: «Куда клубочек покатится, туда и иди!» Клубочек подкатился к другой избушке на куриных ножках. «Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила». Избушка остановилась, царевич с царевною взошли в нее, лежит баба-яга и спрашивает: «Что, Иван-царевич, от дела лытаешь али дела пытаешь?» Он ей сказал, куда и зачем идет. «Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает». Напоила их, накормила и спать положила. Наутро подарила Ивану-царевичу собаку и полотенце: «Будет у тебя на пути большая река — перейти нельзя; ты возьми это полотенце да махни одним концом — тотчас явится мост; а когда перейдешь на ту сторону, махни другим концом — и мост пропадет. Да смотри, махай украдкою, чтоб сестра не видела».

Пошел Иван-царевич с сестрою в путь-дорогу: куда клубок катится, туда и идут. Подошли к широкой-широкой реке. Сестра говорит: «Братец! Сядем тут отдохнуть». Села и не видала, как царевич махнул полотенцем — тотчас мост явился. «Пойдем, сестрица! Бог дал мост, чтобы перейти нам на ту сторону». Перешли за реку, царевич украдкой махнул другим концом полотенца — мост пропал, как не бывало! Приходят они в то самое царство, где народ вымер; никого нет, везде пусто! Пообжилися немножко; вздумалось брату пойти на охоту, и пошел он со своими собаками бродить по лесам, по болотам.

В это время прилетает к реке Змей Горыныч; ударился о сыру землю и сделался таким молодцом да красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Зовет к себе царевну: «Ты, — говорит, — меня измучила, тоской иссушила; я без тебя жить не могу!» Полюбился Змей Горыныч царевне, кричит ему: «Лети сюда через реку!» — «Не могу перелететь». — «А я что же сделаю?» — «У твоего брата есть полотенце, возьми его, принеси к реке и махни одним концом». — «Он мне не даст!» — «Ну, обмани его, скажи, будто вымыть хочешь». Приходит царевна во дворец; на ту пору и брат ее возвратился с охоты. Много всякой дичи принес и отдает сестре, чтоб завтра к обеду приготовила. Она спрашивает: «Братец! Нет ли у вас чего вымыть из черного белья?» — «Сходи, сестрица, в мою комнату; там найдешь», — сказал Иван-царевич и совсем забыл о полотенце, что баба-яга подарила, да не велела царевне показывать. Царевна взяла полотенце; на другой день брат на охоту, она к реке, махнула одним концом полотенца — и в ту ж минуту мост явился. Змей перешел по́ мосту. Стали они целоваться, миловаться; потом пошли во дворец. «Как бы нам, — говорит змей, — твоего брата извести?» — «Придумай сам, а я не ведаю», — отвечает царевна. «Вот что: притворись больною и пожелай волчьего молока; он пойдет молоко добывать — авось голову свернет!»

Воротился брат, сестра лежит на постели, жалуется на болезнь свою и говорит: «Братец! Во сне я видела, будто от волчьего молока поздоровею; нельзя ли где добыть? А то смерть моя приходит». Иван-царевич пошел в лес — кормит волчиха волчонков, хотел ее застрелить; она говорит ему человеческим голосом: «Иван-царевич! Не стреляй, не губи меня, не делай моих детей сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?» — «Мне нужно твоего молока». — «Изволь, надои; еще дам в придачу волчонка; он тебе станет верой-правдою служить». Царевич надоил молока, взял волчонка, идет домой. Змей увидал, сказывает царевне: «Твой брат идет, волчонка несет, скажи ему, что тебе медвежьего молока хочется». Сказал и оборотился веником. Царевич вошел в комнату; за ним следом собаки вбежали, услыхали нечистый дух и давай теребить веник — только прутья летят! «Что это такое, братец! — закричала царевна. — Уймите вашу охоту, а то завтра и подмести нечем будет!» Иван-царевич унял свою охоту и отдал ей волчье молоко.

Поутру спрашивает брат сестру: «Каково тебе, сестрица?» — «Немножко полегчило; если б ты, братец, принес еще медвежьего молока — я бы совсем выздоровела». Пошел царевич в лес, видит: медведиха детей кормит, прицелился, хотел ее застрелить; взмолилась она человеческим голосом: «Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детей сиротами; скажи: что тебе надобно?» — «Мне нужно твоего молока». — «Изволь, еще дам в придачу медвежонка». Царевич надоил молока, взял медвежонка, идет назад. Змей увидал, говорит царевне: «Твой брат идет, медвежонка несет; пожелай еще львиного молока». Вымолвил и оборотился помелом; она сунула его под печку. Вдруг прибежала охота Ивана-царевича, почуяла нечистый дух, бросилась под печку и давай тормошить помело. «Уймите, братец, вашу охоту, а то завтра нечем будет печки замести». Царевич прикрикнул на своих собак; они улеглись под стол, а сами так и рычат.

Наутро опять царевич спрашивает: «Каково тебе, сестрица?» — «Нет, не помогает, братец! А снилось мне нынешнюю ночь: если б ты добыл молока от львицы — я бы вылечилась». Пошел царевич в густой-густой лес, долго ходил — наконец увидел: кормит львица малых львенков, хотел ее застрелить; говорит она человеческим голосом: «Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детушек сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?» — «Мне нужно твоего молока». — «Изволь, еще одного львенка в придачу дам». Царевич надоил молока, взял львенка, идет домой. Змей Горыныч увидал, говорит царевне: «Твой брат идет, львенка несет», — и стал выдумывать, как бы его уморить.

Думал-думал, наконец выдумал послать его в тридесятое государство; в том царстве есть мельница за двенадцатью дверями железными, раз в год отворяется — и то на короткое время; не успеешь оглянуться, как двери захлопнутся. «Пусть-ка попробует, достанет из той мельницы мучной пыли!» Вымолвил эти речи и оборотился ухватом; царевна кинула его под печку. Иван-царевич вошел в комнату, поздоровался и отдал сестре львиное молоко; опять собаки почуяли змеиный дух, бросились под печку и начали ухват грызть. «Ах, братец, уймите вашу охоту; еще разобьют что-нибудь!» Иван-царевич закричал на собак; они улеглись под столом, а сами всё на ухват смотрят да злобно рычат.

К утру расхворалась царевна пуще прежнего, охает, стонет. «Что с тобой, сестрица? — спрашивает брат. — Али нет от молока пользы?» — «Никакой, братец!» — и стала его посылать на мельницу. Иван-царевич насушил сухарей, взял с собой и собак и зверей своих и пошел на мельницу. Долго прождал он, пока время настало и растворились двенадцать железных дверей; царевич взошел внутрь, наскоро намел мучной пыли и только что успел выйти, как вдруг двери за ним захлопнулись, и осталась охота его на мельнице взаперти. Иван-царевич заплакал: «Видно, смерть моя близко!»

Воротился домой; змей увидал, что он один, без охоты идет. «Ну, — говорит, — теперь его не боюсь!» Выскочил к нему навстречу, разинул пасть и крикнул: «Долго я до тебя добирался, царевич! Уж и ждать надоело; а вот-таки добрался же — сейчас тебя съем!» — «Погоди меня есть, лучше вели в баню сходить да наперед вымыться». Змей согласился и велел ему самому и воды натаскать, и дров нарубить, и баню истопить. Иван-царевич начал дрова рубить, воду таскать. Прилетает ворон и каркает: «Кар-кар, Иван-царевич! Руби дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла». Он что нарубит, то в воду покидает. А время идет да идет; нечего делать — надо баню топить. Ворон опять каркает: «Кар-кар, Иван-царевич! Топи баню, да не скоро; твоя охота восемь дверей прогрызла». Истопил баню, начал мыться, а на уме одно держит: «Если б моя охота да ко времени подоспела!» Вот прибегает собака; он говорит: «Ну, двоим смерть не страшна!» За той собакой и все прибежали.

Змей Горыныч долго поджидал Ивана-царевича, не вытерпел и пошел сам в баню. Выскочила на него вся охота и разорвала на мелкие кусочки. Иван-царевич собрал те кусочки в одно место, сжег их огнем, а пепел развеял по чистому полю. Идет со своею охотою во дворец, хочет сестре голову отрубить; она пала перед ним на колени, начала плакать, упрашивать. Царевич не стал ее казнить, а вывел на дорогу, посадил в каменный столб, возле положил вязанку сена да два чана поставил: один с водою, другой — порожний. И говорит: «Если ты эту воду выпьешь, это сено съешь да наплачешь полон чан слез, тогда бог тебя простит, и я прощу».

Оставил Иван-царевич сестру в каменном столбе и пошел с своею охотою за тридевять земель; шел-шел, приходит в большой, знатный город; видит — половина народа веселится да песни поет, а другая горючими слезами заливается. Попросился ночевать к одной старушке и спрашивает: «Скажи, бабушка, отчего у вас половина народа веселится, песни поет, а другая навзрыд плачет?» Отвечает ему старуха: «О-ох, батюшка! Поселился на нашем озере двенадцатиглавый змей, каждую ночь прилетает да людей поедает; для того у нас очередь положена — с какого конца в какой день на съедение давать. Вот те, которые отбыли свою очередь, веселятся, а которые — нет, те рекой разливаются». — «А теперь за кем очередь?» — «Да теперь выпал жребий на царскую дочь: только одна и есть у отца, и ту отдавать приходится. Царь объявил, что если выищется кто да убьет этого змея, так он пожалует его половиною царства и отдаст за него царевну замуж; да где нынче богатыри-то? За наши грехи все перевелись!»

Иван-царевич тотчас собрал свою охоту и пошел к озеру, а там уж стоит прекрасная царевна и горько плачет. «Не бойся, царевна, я твоя оборона!» Вдруг озеро взволновалося-всколыхалося, появился двенадцатиглавый змей. «А, Иван-царевич, русский богатырь, ты сюда зачем пришел? Драться али мириться хочешь?» — «Почто мириться? Русский богатырь не за тем ходит», — отвечал царевич и напустил на змея всю свою охоту: двух собак, волка, медведя и льва. Звери вмиг его на клочки разорвали. Иван-царевич вырезал языки изо всех двенадцати змеиных голов, положил себе в карман, охоту гулять распустил, а сам лег на колени к царевне и крепко заснул. Рано утром приехал водовоз с бочкою, смотрит — змей убит, а царевна жива, и у ней на коленях спит добрый мо́лодец. Водовоз подбежал, выхватил меч и снес Ивану-царевичу голову, а с царевны вымучил клятву, что она признает его своим избавителем. Потом собрал он змеиные головы и повез их к царю; а того и не знал, что головы-то без языков были.

Ни много, ни мало прошло времени, прибегает на то место охота Ивана-царевича; царевич без головы лежит. Лев прикрыл его травою, а сам возле сел. Налетели во́роны с воронятами мертвечины поклевать; лев изловчился, поймал вороненка и хочет его надвое разорвать. Старый ворон кричит: «Не губи моего детенка; он тебе ничего не сделал! Коли нужно что́, приказывай — все исполню». — «Мне нужно мертвой и живой воды, — отвечает лев, — принеси, тогда и вороненка отдам». Ворон полетел, и солнце еще не село — как воротился и принес два пузырька, мертвой и живой воды. Лев разорвал вороненка, спрыснул мертвой водой — куски срослися, спрыснул живой водой — вороненок ожил и полетел вслед за старым вороном. Тогда лев спрыснул мертвою и живою водой Ивана-царевича; он встал и говорит: «Как я долго спал!» — «Век бы тебе спать, кабы не я!» — отвечал ему лев и рассказал, как нашел его убитым и как воротил к жизни.

Приходит Иван-царевич в город; в городе все веселятся, обнимаются, целуются, песни поют. Спрашивает он старуху: «Скажи, бабушка, отчего у вас такое веселье?» — «Да вишь, какой случай вышел: водовоз повоевал змея и спас царевну; царь выдает теперь за него свою дочь замуж». — «А можно мне посмотреть на свадьбу?» — «Коли умеешь на чем играть, так иди; там теперь всех музыкантов примают». — «Я умею на гуслях играть». — «Ступай! Царевна до смерти любит слушать, когда ей на гуслях играют».

Иван-царевич купил себе гусли и пошел во дворец. Заиграл — все слушают, удивляются: откуда такой славный музыкант проявился? Царевна наливает рюмку вина и подносит ему из своих рук; глянула и припомнила своего избавителя; слезы из глаз так и посыпались. «О чем плачешь?» — спрашивает ее царь. Она говорит: «Вспомнила про своего избавителя». Тут Иван-царевич объявил себя царю, рассказал все, как было, а в доказательство вынул из кармана змеиные языки. Водовоза подхватили под руки, повели и расстреляли, а Иван-царевич женился на прекрасной царевне. На радостях вспомнил он про свою сестру, поехал к каменному столбу — она сено съела, воду выпила, полон чан слез наплакала. Иван-царевич простил ее и взял к себе; стали все вместе жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.

№205 [113]Записано в Курской губ. AT 315. В данном варианте сюжета, подвергшемся, видимо, литературной обработке, повествуется о неверной жене князя, что не обычно для сказок этого типа.

Слыхали вы о Змее Змеевиче? Ежели слыхали, так вы знаете, каков он и видом и делом; а если нет, так я расскажу о нем сказку, как он, скинувшись молодым молодцом, удалым удальцом, хаживал к княгине-красавице. Правда, что княгиня была красавица, черноброва, да уж некстати спесива; честным людям, бывало, слова не кинет, а простым к ней доступу не было; только с Змеем Змеевичем ши-ши-ши! О чем? Кто их ведает! А супруг ее, князь-княжевич Иван-королевич, по обычаю царскому, дворянскому, занимался охотой; и уж охота была, правду сказать, не нашим чета! Не только собаки да ястреба да сокола́ верой-правдой ему служили, но и лисицы, и зайцы, и всякие звери, и птицы свою дань приносили; кто чем мастерил, тот тем ему и служил: лисица хитростью, заяц прыткостью, орел крылом, ворон клёвом.

Словом, князь-княжевич Иван-королевич с своею охотою был неодолим, страшен даже самому Змею Змеевичу; а он ли не был горазд на все, да нет! Сколько задумывал, сколько пытался он истребить князя и так и сяк — все не удалось! Да княгиня подсобила. Завела под лоб ясные глазки, опустила белые ручки, слегла больна; муж испугался, всхлопотался: чем лечить? «Ничто меня не поднимет, — сказала она, — кроме волчьего молока; надо мне им умыться и окатиться».

Пошел муж за волчьим молоком, взял с собой охоту; попалась волчица, только что увидела князя-княжевича — в ноги ему повалилась, жалобным голосом взмолилась: «Князь-княжевич Иван-королевич, помилуй, прикажи что — все сделаю!» — «Давай своего молока!» Тотчас она молока для него надоила и в благодарность еще волчоночка подарила. Иван-королевич волчонка отдал в охоту, а молоко принес к жене; а жена было надеялась: авось муж пропадет! Пришел — и нечего делать, волчьим молоком умылась, окатилась и с постельки встала, как ничем не хворала. Муж обрадовался.

Долго ли, коротко ли, слегла опять. «Ничем, — говорит, — мне не пособишь; надо за медвежьим молоком сходить». Иван-королевич взял охоту, пошел искать медвежьего молока. Медведица зачуяла беду, в ноги повалилась, слезно взмолилась: «Помилуй, что прикажешь — все сделаю!» — «Хорошо, давай своего молока!» Тотчас она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила. Иван-королевич опять возвратился к жене цел и здоров. «Ну, мой милый! Сослужи еще службу, в последний раз докажи свою дружбу, принеси мне львиного молока — и не стану я хворать, стану песни распевать и тебя всякий день забавлять». Захотелось княжевичу видеть жену здоровою, веселою; пошел искать львицу.

Дело было не легкое, зверь-то заморский. Взял он свою охоту; волки, медведи рассыпались по горам, по долам, ястреба, сокола поднялись к небесам, разлетелись по кустам, по лесам, — и львица, как смиренная раба, припала к ногам Ивана-королевича. Иван-королевич принес львиного молока. Жена поздоровела, повеселела, а его опять просит: «Друг мой, друг любимый! Теперь я и здорова и весела, а еще бы я красовитей была, если б ты потрудился достать для меня волшебной пыли: лежит она за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, в двенадцати углах чертовой мельницы».

Князь пошел — видно, его такая доля была! Пришел к мельнице, замки сами размыкаются, двери растворяются; набрал Иван-королевич пыли, идет назад — двери запираются, замки замыкаются; он вышел, а охота вся осталась там. Рвется, шумит, дерется, кто зубами, кто когтями ломит двери. Постоял-постоял, подождал-подождал Иван-королевич и с горем воротился один домой; тошно у него было на животе, холодно на сердце, пришел домой — а в доме жена бегает и весела и молода, на дворе Змей Змеевич хозяйничает: «Здорово, Иван-королевич! Вот тебе мой привет — на шейку шелкова петля!» — «Погоди, Змей! — сказал королевич. — Я в твоей воле, а умирать горюном не хочу; слушай, скажу три песни».

Спел одну — Змей заслушался; а ворон, что мертвечину клевал, поэтому и в западню не попал, кричит: «Пой, пой, Иван-королевич! Твоя охота три двери прогрызла!» Спел другую — ворон кричит: «Пой, пой, уже твоя охота девятую дверь прогрызает!» — «Довольно, кончай! — зашипел Змей. — Протягивай шею, накидывай петлю!» — «Слушай третью, Змей Змеевич! Я пел ее перед свадьбой, спою и перед могилой». Затянул третью песню, а ворон кричит: «Пой, пой, Иван-королевич! Уже твоя охота последний замок ломает!» Иван-королевич окончил песню, протянул шею и крикнул в последний раз: «Прощай, белый свет; прощай, моя охота!» А охота тут и есть, легка на помине, летит туча тучей, бежит полк полком! Змея звери в клочки расхватали, жену птицы мигом заклевали, и остался князь-княжевич Иван-королевич один с своею охотою век доживать, один горе горевать, а стоил бы лучшей доли.

Говорят, в старину всё такие-то удальцы рожались, а нам от них только сказочки остались.