Онлайн чтение книги Ому Omoo: A Narrative of Adventures in the South Seas
Глава LVIII. ОХОТНИЧЬЕ ПИРШЕСТВО И ПОСЕЩЕНИЕ БУХТЫ АФРЕХИТУ

Бык, корова и кабан! Неплохие трофеи за день. При свете факелов мы вступили на территорию плантации; дикий кабан покачивался на жерди, а доктор распевал старую охотничью песню «Ату его, ату!», и припев к ней заглушал вопли туземцев.

Мы решили устроить ночное пиршество. Разложив большой костер у самого дома и подвесив четверть туши теленка к суку баньяна, мы предоставили каждому отрезать и зажарить для себя такой кусок, какой ему вздумается. В ответ на наше угощение туземцы притащили корзины печеных плодов хлебного дерева, много пудинга из таро, кисти бананов и молодые кокосовые орехи.

Костер весело горел, не подпуская москитов, и в его свете все лица сверкали, как кубки с портвейном. Мясо обладало настоящим вкусом дичины, полностью насладиться которым нам отнюдь не помешал чудовищный аппетит. Зик достал несколько бутылок бренди из своих секретных запасов и пустил их вкруговую.

Моим долговязым товарищем овладело неуемное веселье. Исполнив свой репертуар анекдотов и песен, он вскочил на ноги, обхватил за талию молодую девицу из прибрежной рощи и принялся вальсировать с ней на лужайке. Но в эту ночь он натворил столько проказ, что всех не перескажешь. Туземцы, большие любители шуток, решительно заявили, что он «маитаи».

Мы разошлись лишь далеко за полночь. Но когда остальные удалились, Зик с бережливостью настоящего янки засолил оставшееся мясо.

На следующий день было воскресенье, и по моей просьбе Коротышка пошел со мной к Афрехиту — соседней бухте, расположенной почти напротив Папеэте. На ее берегу находится миссионерский поселок с большой церковью и зданием школы, пришедшими в полную ветхость. На живописном пригорке среди кустов стоит красивый дом с видом на пролив. Проходя мимо, я заметил изящную ситцевую юбку, промелькнувшую в дверях, которые вели с веранды в комнату. Здесь была резиденция миссионера.

Нарядная маленькая парусная шлюпка танцевала на якоре в нескольких ярдах от берега.

Разбросанные по близлежащим низинам, стояли туземные хижины; они были довольно невзрачные, но во всех отношениях лучше большинства таитянских.

Мы присутствовали при богослужении в церкви, где молящихся оказалось мало; после того что мне пришлось наблюдать в Папеэте, я не обнаружил здесь ничего особо интересного. Впрочем, у прихожан были какие-то странные смущенные лица; я не знал, чему это приписать, пока не понял, что произносилась проповедь на тему восьмой заповеди.[106]«Не укради». (Прим. выполнившего OCR.)

Как выяснилось, в этом районе жил один англичанин, подобно нашим друзьям-плантаторам выращивавший тумбесский картофель для продажи в Папеэте.

Несмотря на все предупреждения, туземцы завели привычку совершать ночные набеги на его огороженный участок и красть сладкий картофель. Однажды ночью англичанин выстрелил из охотничьего ружья, заряженного перцем и солью, в несколько теней, кравшихся по его владениям. Но соль и перец, как всегда, только придали вкусу, и на следующую же ночь он накрыл компанию шалопаев, которая пекла целую корзину сладкого картофеля под его собственным кухонным навесом. В конце концов англичанин пожаловался миссионеру, и тот ради блага своей паствы произнес проповедь; ее-то мы и слышали.

В Мартаирской долине воров не было, но честность ее жителей покупалась определенной ценой. Между ними и плантаторами существовало постоянное деловое соглашение. Так как они имели достаточно сладкого картофеля, «в должное время вручаемого им в оплату за работу», то воздерживались от хищений. Другой гарантией от краж было то, что их вождь Тонои все время находился на плантации.

Вернувшись во второй половине дня в Мартаир, мы застали доктора и Зика, мирно коротавшими время. Янки полулежал на земле с трубкой во рту и следил за доктором, который, сидя по-турецки перед большим чугунным котлом, резал сладкий картофель и индийскую репу или разрубал на куски кости, а затем бросал все это в котел. Он варил, по его словам, «бычий бульон».

В гастрономических делах мой приятель был артистом; под предлогом необходимости совершенствования он весь остаток дня ничего не делал, а лишь практиковался, так сказать, в экспериментальной кулинарии — жарил прямо на углях и на рашпере, тушил ломтики мяса с пряностями и подвергал их всевозможной обработке огнем. Свежую говядину мы пробовали впервые после промежутка в год с лишним.

— О, вы скоро поправитесь, Питер, — заметил Зик под вечер, когда Долговязый Дух переворачивал на углях огромную отбивную котлету. — Как вы думаете, Поль?

— По-моему, он скоро будет в порядке, — ответил я. — Нужно только, чтобы на его щеках появилось немного румянца.

По правде говоря, я обрадовался тому, что доктор теряет репутацию больного; ведь в качестве такового он рассчитывал на легкую жизнь, к тому же, весьма вероятно, за мой счет.