Онлайн чтение книги Остров Разочарования
X

- Прежде всего я считаю необходимым пригласить сюда Смита, - сказал Егорычев.

- Стоит ли? - протянул Цератод с видимым неудовольствием. Он предпочел бы, чтобы «эта грязная кухня дипломатии» осталась неизвестной Смиту.

- Стоит, - сказал Егорычев. - Я не вижу причин, почему такой важный вопрос должен и может решаться в отсутствии полноправного члена нашей группы.

- Пожалуй, и я тоже сейчас не вижу таких причин, - присоединился к Егорычеву Фламмери. Как трезвый политик, он учитывал, что капитан-лейтенант все равно будет настаивать на своем и что, главное, Цератоду явно не по душе присутствие Смита. - Демократия всегда требует известных жертв, и я согласен на них пойти.

- И я тоже, - сказал Мообс.

- Может создаться представление, что я против приглашения Смита, - поспешил Цератод с разъяснением. - Просто я не уверен, что нужно забивать голову этого простого и славного парня такими серьезными и, в сущности, отвлеченными вопросами.

- Нужно, - сказал Егорычев. - Он не глупее любого из нас, не хуже любого из нас может разобраться в политике и не менее любого из нас заинтересован в том, чтобы она была правильной. Я уже не говорю о том, что он сыграл решающую роль в освобождении острова от эсэсовской банды.

- Я отнюдь не против приглашения Смита! Боже мой, какое может быть сомнение в этом вопросе! - с жаром повторил Цератод и замахал своими короткими толстыми ручками: - Смит! Смит! Идите, дружище, сюда! Тут заварился очень интересный разговор!.. Ну, идите же, не дичитесь!..

Так у Смита было создано впечатление, будто его пригласили не вопреки желанию его земляка и коллеги по профсоюзу, а по его настоянию.

Он не спеша приблизился, с каменным лицом глубоко уязвленного человека, небрежно оперся о дерево и приготовился слушать. Теперь все глаза были устремлены на Егорычева.

- Мистер Цератод, - начал Егорычев, - привел тут очень убедительные факты и цифры о положении негров несамоуправляющихся территорий Британского содружества наций. Эти факты и цифры в высшей степени трагичны и убедительны.

Цератод, не ожидавший поддержки Егорычева, был приятно удивлен.

- С другой стороны, - продолжал Егорычев, - трудно отрицать, что для негров, не имеющих мужества бороться за свои права, более чем достаточно оснований, чтобы очертя голову бежать и из Соединенных Штатов Америки. Я не знаю, нужно ли мне более подробно высказывать свое отношение к вопросу о положении негров, прочих так называемых «цветных» и «неполноценных расовых и национальных групп» в Соединенных Штатах и Британской империи? Я советский человек, коммунист, и этим, надеюсь, все сказано.

- Бесспорно! - быстро согласился Цератод. - Точка зрения коммунистов нам вполне известна.

- Очень рад, - сказал Егорычев. - Итак, если исходить из того, что остров и его население должны принадлежать тому государству, из которого сбежали от рабского бесправия и голода предки нынешнего населения, то на остров Разочарования, на мой взгляд, имеют в равной степени права и Соединенные Штаты Америки и Соединенное королевство.

- Он слишком мал, чтобы делить его на две половины! - перебил Егорычева Мообс.

- А я и не считаю, что его нужно делить на две половины, ни на три, четыре, или сколько там угодно частей. Я вообще полагаю, что делить его не к чему... Был такой писатель. Его звали Сервантес. Он написал «Дон-Кихота»...

- Уж не будете ли вы пересказывать нам содержание этого фильма? - снова перебил Егорычева Мообс, подбодренный кислым выражением лица своего покровителя.

- Не мешайте оратору! - одернул его Фламмери. - Где вы воспитывались?..

- Сервантес не то семь, не то десять лет был рабом у мавров. Значит ли это, что... Впрочем, зачем ходить так далеко! Мой прадед был рабом, крепостным графов Шереметьевых...

Фламмери не смог скрыть, что это известие его сильно покоробило.

Смит посмотрел на Егорычева с живейшим любопытством.

«Прекрасная деталь для моей будущей книги! Правнук раба - советский морской офицер! - подумал Мообс. - Эту деталь можно будет отлично обыграть!»

- Где-то за границей, чуть ли не в Лондоне, доживает свои дни в качестве тапера в публичном доме один из последних Шереметьевых. Значит ли это, что он имеет основания предъявить права собственника на меня и на моих детей? (Егорычев собирался обзавестись детьми, лишь только кончится война.)

- Мы уклоняемся от темы, мистер Егорычев, - заметил Цератод.

- Нисколько.

- Крепостное право давно отменено в России, и, следовательно, всякие претензии, основанные на этом отмененном праве, лишены каких бы то ни было оснований.

- А разве рабство не отменено в Соединенных Штатах и Соединенном королевстве?

- Вы страшно упрощаете, - сказал Фламмери.

- Вот именно, - поддержал его Мообс.

- Сразу видно, что у капитан-лейтенанта Егорычева нет навыков дипломатической деятельности, - тонко улыбнулся Цератод.

- Очень может быть. Я на них и не претендую. Зато у меня имеются серьезные навыки в справедливости и здравом смысле.

- Мне грустно отмечать это, но капитан-лейтенант Егорычев, кажется, начинает горячиться, - снова улыбнулся Цератод.

- Нисколько. Итак, будем считать, что раз рабство отменено и официально, по крайней мере в его неприкрытой форме, преследуется законом и в Англии и в Америке, то незаконны и самые ссылки на то, откуда бежали, если действительно бежали, предки современного населения острова. Имеются ли какие-нибудь другие, более реальные, я уже не говорю более законные, доказательства принадлежности острова Америке, Англии или другой державе? Ровным счетом никаких. Остров не иголка. Его не потеряешь. На географических картах в нынешние времена отмечаются острова куда мельче нашего. Остров Разочарования на картах не значится.

- Нужно быть реальными политиками, сэр! - не выдержал Фламмери. - Есть остров, не отмеченный на карте и занятый представителями цивилизованных стран. Если у него нет государственной принадлежности, наше дело определить ее.

- Даже остановившиеся часы дважды в сутки показывают правильное время, - усмехнулся Егорычев. - Сегодня майор Цератод высказал мысль, под которой я обеими руками подписываюсь: Он сказал примерно следующее: «Прежде всего нам надлежало бы установить, не делим ли мы собственность, которая уже давно имеет хозяина». Я правильно передаю вашу мысль, мистер Цератод?

- Что-то в этом роде, - буркнул Цератод.

- И не сказали ли вы, что позволяете себе обратить наше внимание на местное негритянское население?

- Что-то в этом роде, - снова буркнул Цератод. - Только вы лишаете мою мысль развития.

- Наоборот, я очищаю ее от бездоказательной и неправомерной шелухи и сохраняю ее рациональное зерно. У острова есть единственный и законный хозяин. Это его население.

- Оно не способно к самостоятельной политической жизни! - перебил его Цератод. - Это ясно любому нетенденциозному человеку.

- Считайте меня, если вам угодно, тенденциозным...

- Коммунисты все тенденциозны! - крикнул Мообс и впервые за всю дискуссию удостоился благосклонной улыбки мистера Фламмери.

- ...Считайте меня хоть тысячу раз тенденциозным, но я все же не пойму, почему народ, самостоятельно просуществовавший, по всей вероятности, весьма значительное время без всяких заморских наставников, вдруг оказывается неспособным к самостоятельной политической жизни, и почему он оказывается в таком беспомощном состоянии, лишь только по соседству с ним оказываются один или несколько американских, или английских джентльменов, склонных округлить колониальные владения их государств.

Фламмери вне себя от негодования вскочил на ноги.

- Вы материалист, сэр! Вас научили видеть в поступках других лишь корыстные побуждения. И это вам всегда будет мешать в жизни, сэр!

- Следует ли это мне понимать в том смысле, что вы печетесь прежде всего о пользе ближних?

- Разве я давал вам, мистер Егорычев, основания предполагать обратное?

- Так почему бы вам не осведомиться у самих ближних, нуждаются ли они в вашем служении, пусть даже и бескорыстном?

- Что ж, не исключено, что и спросим, - ответил Фламмери и вдруг, совершенно успокоившись, опять полуприлег на высокую и душистую траву.

Снова вступил в бой Цератод:

- Очень трудно обсуждать серьезные вопросы с человеком, которого с детства воспитывали в материалистическом духе...

- Не помню где, кажется в какой-то английской книге, я читал, что есть идеалисты, которые идеализируют только реально существующее, и есть материалисты, которые реализуют идеальное, - прервал его Егорычев.

- И я не помню, - сухо заметил Цератод. - Вам не кажется, что вы меня перебили?

- Прошу прощения, - сказал Егорычев. - Это в первый и последний раз. Меня сегодня перебивали раз десять... Вспомнил! Это в книге Вудворда. Она называется «Вздор».

- Очень может быть. Но мне некогда читать разный вздор! - отпарировал Цератод. - Все свое время я без остатка посвящал и посвящаю защите интересов транспортников и неквалифицированных рабочих. Чтение романов - недоступная для меня роскошь.

Фламмери понравилось, как Цератод «отбрил этого мальчишку Егорычева». Он одобрительно улыбнулся.

- Здорово сказано! - крикнул Мообс, изменяя по этому случаю своей давней антипатии к англичанам.

Улыбнулся и Смит. Ответ Цератода показался ему полным достоинства.

- Я поздравляю мистера Цератода с признанием его заслуг такими проверенными друзьями рабочего класса, как мистер Фламмери и Джон Бойнтон Мообс, - сказал Егорычев, и Смит подумал, что одобрение со стороны этих двух джентльменов и в самом деле не такая уж лестная оценка для деятеля профсоюзного движения.

- Вы мне разрешите продолжать, мистер Егорычев? - раздраженно осведомился Цератод.

- Прошу прощения.

- В таком случае я позволю себе прежде всего выразить свое глубокое убеждение, что туземцам острова Разочарования нужно эффективное и работоспособное правительство, способное установить внутренний порядок, безопасность и справедливость. То, что мистер Егорычев склонен считать самоуправлением здешнего населения и порядком, на самом деле, то есть с точки зрения человека западной цивилизации, является беспорядком и анархией. Да, впрочем, откуда здесь было взяться подлинному самоуправлению? Я имею в виду самоуправление на базе представительных институтов, то, которое может быть установлено в итоге постепенного, длительного и на некоторых своих этапах небезболезненного процесса под постоянным и строгим присмотром и при непрерывной помощи старших братьев этого народа. Я подразумеваю в данном случае ведущие народы цивилизованного мира.

Вторично за последние два дня Цератод объявлял себя старшим братом островитян.

- Теперь предположим, что мы согласились с доводами мистера Егорычева. Допустим, что люди на острове явились не из английских колоний и не из Соединенных Штатов и что по этой причине ни Англия, ни Америка не могут предъявить права на этот остров как на свою исконную землю. Но у нас ведь имеются и приобретенные права. Остров отобран у эсэсовцев. Следовательно, он военный трофей. Что ж, давайте распорядимся им в строгом соответствии с нормами международного права, как с военным трофеем...

- Боюсь, что вы толкаете меня на не совсем тактичный разговор, - сказал Егорычев.

- Настоящий джентльмен никогда не опустится до бестактного разговора.

- Во-первых, военные трофеи, если их нужно делить, делятся между теми, кто их добыл... Может быть, все-таки лучше не продолжать?..

- Нет, почему же, - проговорил Цератод с кислой улыбкой, - продолжайте. Очень любопытно.

- Я бы никогда не напомнил об этом, если бы речь не шла о дележе независимого острова и населяющего его свободного народа на основании трофейного права. Но раз вы настаиваете, я принужден заявить, что остров освобождали от эсэсовцев только двое из присутствующих здесь...

- Ваша коммунистическая программа запрещает вам иметь колонии, - поспешно напомнил ему Мообс.

- Наша программа обязывает нас вести самую решительную борьбу против колониальных захватов... Повторяю, только двое из присутствующих здесь освободили остров от эсэсовцев. И я, как один из этих двоих, заявляю, что я рисковал своей жизнью и вовлекал в это опасное предприятие моего друга Сэмюэля Смита совсем не для того, чтобы остров из эсэсовской кабалы попал в скорбный список американских или английских колоний.

- Вы, кажется, собираетесь лишить голоса и Смита? - ядовито осведомился Цератод.

- Можно подумать, что не я, а вы настояли на том, чтобы пригласить мистера Смита принять участие в нашем разговоре, - холодно промолвил Егорычев.

Это был удар прямо в солнечное сплетение.

Что бы Цератоду промолчать! Но ему изменила обычная осторожность, и он не придумал ничего лучшего, как представиться, будто ему непонятно, о чем говорит Егорычев.

- Простите, - промямлил он, - я не совсем разобрал, что вам угодно было сказать.

- Мне угодно было сказать, что со стороны могло показаться, будто не я, а именно вы настояли на приглашении мистера Смита сюда на собеседование. Между тем именно вы возражали против моего предложения. Именно вы сомневались, стоит ли «забивать голову этому простому парню такими серьезными вопросами». Надеюсь, я не переврал ваши слова, мистер Цератод?

Вот сейчас, когда многое зависело от того, что скажет Цератод, он промолчал.

Лицо Смита снова приняло непроницаемое выражение.

Спасать положение взялся сам мистер Фламмери. Он быстренько вскочил на ноги и голосом, стоящим вне споров земных, возвестил:

- Все наши помыслы и дела, джентльмены, в руках господних. Мистер Смит, очевидно, хочет еще поразмыслить. Не будем его торопить... Кстати, к нам снова поднимаются какие-то чернокожие. Пойдемте же и встретим их. А когда проводим, наступит время выводить на прогулку пленных. Что же до основного вопроса нашего обсуждения, то мы оставляем за собой, сэр, право вести некоторые подготовительные разработки...

Егорычев то ли не слышал, то ли не счел нужным ответить. Между тем ссора с ним покуда еще не входила в расчеты Фламмери, Егорычев единственный изо всей группы мог поддерживать радиосвязь с внешним миром.

- Я горячо надеюсь, - сказал Фламмери, - что случайные и нерешающие разногласия никак не отразятся на нашей сердечной дружбе и взаимном уважении.

Егорычев утвердительно мотнул головой и направился к перемычке, откуда уже доносились громкие голоса новых гостей.

Цератод и Фламмери нарочно поотстали. Когда расстояние между ними и Егорычевым стало достаточно большим, Цератод в великой ярости прошипел на ухо все еще благостному мистеру Фламмери:

- Он меня ни во что не ставит, этот наглый монгол!

На что Фламмери с не менее великой скорбью ответствовал:

- Увы, я в полном отчаянии. Наши отношения с капитан-лейтенантом Егорычевым роковым образом ухудшаются с каждым днем, с каждым часом!