Онлайн чтение книги В паутине греха Penny Plain
Глава 10

Ночью погода переменилась, и снова вернулось лето — таким же чудесным образом, как здоровье, вернувшееся к Флайту, думала Эмма, с радостью наблюдая, как пес на глазах возвращается к жизни. Он все еще хромал, но рана зажила безукоризненно, шкура лоснилась, и он начал прибавлять в весе.

— Умница, Эмма! — сказала Мэриан, наблюдая, как пес бегает по лужайке. — Твоя забота определенно сделала свое дело, Грейнджер говорит мне об этом всякий раз, когда появляется. Вы что, поссорились?

— Нет, — ответила Эмма, — но я вряд ли имею право рассчитывать на похвалы только потому, что выполняю свою работу.

— Ты так думаешь? А я было решила… что у тебя хватило ума понять, что проходящий интерес мужчины к своей особе лучше всего проигнорировать. Он ведь крепкий орешек, наш загадочный ветеринар? Я сама пыталась его завлечь, и, могу теперь признаться, без всякого успеха.

— Почему именно теперь?

— Потому что ты, моя дорогая, тоже оставила эту надежду, если вообще у тебя когда-либо было намерение бороться за него, а отставку всегда легче принять, когда ты не одинока в своих чувствах.

— Я никогда и не думала… — с возмущением начала было Эмма, но, заметив на лице Мэриан самодовольную недоверчивую улыбочку, не договорила. Какой смысл протестовать? Было бы странно, если бы Мэриан признала свое поражение, не предполагая, что кто-то еще находится в таком же положении.

— Вы бы вышли за него замуж? — спросила Эмма, припомнив намеки Мэриан на возможные намерения Макса, но Мэриан рассмеялась резким смешком.

— Выйти замуж за местного ветеринара?! — воскликнула она. — Ты неисправимый романтик, дорогая. Грейнджера неплохо бы приручить, ведь он так любит играть роль неприступного мужчины, но неужели ты можешь представить себе меня в роли жены ветеринара? Вернемся к Флайту. Как ты думаешь, он скоро сможет двигаться как следует? Хромота пройдет к Чоудской выставке?

— Все возможно. Теперь, когда он уже может бегать, постоянные тренировки должны сделать свое дело.

— А как насчет темперамента?

— Будет видно. Он пока еще довольно нервный, но, возможно, на ринге все станет на свои места.

Эмма не особенно верила в то, что говорила, прекрасно зная, что для того, чтобы темперамент такой собаки снова стал нормальным, нужно время, а теперь, когда она начала заниматься с ним, стало ясно, что за оставшиеся до выставки две недели придется изрядно потрудиться, чтобы вернуть псу былую уверенность в себе. При виде проезжавших машин он съеживался и дрожал, а от любого звука шарахался в сторону.

— Какое разочарование, — сказала Эмма Максу во время одного из его обычных визитов, — так быстро поправился, после того как едва не умер, а теперь все снова разваливается.

— Хм-м… ну-ка, проведите его по кругу, — попросил Макс. — Да, хромота не исчезает, как я и предполагал, — сказал он, когда Эмма снова подошла к нему. — Нога совершенно зажила, и ригидность должна бы уже исчезнуть. Думаю, надо сделать рентген. Вы сможете привезти его в Чоуд?

Она посмотрела на него испуганными глазами.

— Вы хотите сказать, что хромота может остаться навсегда?

— Без рентгена трудно сказать, но мне пришлось при операции затронуть связку, когда я очищал инфицированный участок, возможно, она стала короче, когда срослась.

— Но ведь это означает, что он может остаться хромым на всю жизнь?

— Возможно, но в любом случае лучше знать наверняка. Вы сможете привезти его в клинику завтра?

— Конечно. Когда нам приехать?

— Ровно в двенадцать, пожалуйста… По-прежнему идете задрав нос через лес недоразумений, а, Эмма Пенелопа? — вдруг спросил он. Эмма даже вздрогнула от такого неожиданного поворота темы и не нашлась что ответить, а лишь стояла и смотрела на него.

— Так как же? — спросил он таким тоном, словно ожидал разумного ответа на этот далеко не разумный вопрос.

— Никуда я не иду, — только и смогла она выдавить, и на мгновение в его глазах промелькнул отблеск былой нежности.

— Разве не идете? Вам надо быть очень осторожной, чтобы не споткнуться, — сказал он, повернулся и поспешно ушел.

Однако Флайта в Чоуд на другой день повезла Мэриан, сказав, что совершенно не обязательно, чтобы Эмма тратила время, которое можно с большей пользой употребить на работу в питомнике, так что будет гораздо лучше, если она отвезет собаку сама, а кроме того, у нее появится предлог поболтать с Грейнджером, который в последнее время совершенно недосягаем. Эмма тоже находила его неприступным, но подозревала, что Мэриан, несмотря на свои уверения в полнейшей незаинтересованности, решила возобновить попытки приручить упрямого ветеринара.

Эмма поливала площадку для выгула щенков, когда услышала, как подъехала машина, а спустя несколько минут Мэриан почти бегом выбежала из гаража, поскольку ее тащил за собой Флайт, жаждавший поскорее снова увидеть Эмму. Пес едва не сбил Мэриан с ног, и она отпустила поводок, закричав Эмме:

— Забирай его! Ты испортила его во всех отношениях, так что можешь попрощаться с ним, и скажи спасибо, что я не подаю на тебя в суд за пренебрежение своими обязанностями!

Эмма побелела при виде перекошенного лица Мэриан. Значит, новости плохие. Макс был прав и сам объяснил ей все.

— Значит, Макс не ошибся. Снимки показали, что повреждение неизлечимо, — медленно сказала она, стараясь охладить чересчур бурное проявление собачьих чувств и прекрасно сознавая, что сейчас совершенно неподходящий момент для проявления нежности, столь бестактно указывающей на то, кому собака отдает предпочтение.

Мэриан заговорила визгливым, истерическим голосом, выплевывая обрывки фраз, — лицо бледное, глаза горят злым огнем.

— Он останется хромым на всю жизнь… у него одна нога короче другой, и ничего нельзя поделать… не удивлюсь, если Макс допустил ошибку при операции, а в первую очередь ты выполняла свои обязанности как попало… триста фунтов выброшено на помойку, и никакой надежды на получение третьего диплома… можешь гордиться!

Эмма позвала Айрин, чтобы та увела собаку, и попыталась найти подходящие слова, чтобы объясниться с Мэриан, но слова не находились.

— Что вы имели в виду, когда предложили мне с ним попрощаться? — решительно спросила она, прекрасно сознавая, что не стоило привлекать излишнее внимание к реплике, возможно случайно оброненной в порыве негодования, но ответ Мэриан прозвучал вполне осознанно, хотя она продолжала говорить истерическим тоном:

— Именно то, что сказала. Неужели ты думаешь, что я захочу держать здесь собаку, которая была бы живым напоминанием о моей неудаче и твоей беспечности? Думаю, что в душе ты даже рада тому, что его теперь нельзя продать, и, возможно, надеешься, что сможешь заполучить его. Этого удовольствия я тебе не доставлю. Его усыпят.

— Прекрасно, — сказала Эмма, ощущая, что ее трясет так, что вот-вот начнут стучать зубы, — но если вы убьете Флайта, то, предупреждаю вас, я уйду. Думаю, что такая угроза вас не особенно испугает, но я также должна добавить, что вам будет очень трудно найти мне замену — не из-за того, что я страдаю избытком самомнения в связи с репутацией моего отца, а потому, что то, как вы ведете дела в своем питомнике, вряд ли привлечет опытных работников.

Она закончила на одном дыхании и лишь тогда осознала всю безрассудность своих слов, ведь она все-таки позволила себе столь резкие высказывания в разговоре со своей хозяйкой, с человеком, все еще дававшим ей средства к существованию; вдруг девушка с удивлением увидела, как лицо Мэриан морщится, словно лицо ребенка, внезапно лишенного уверенности в себе.

— Как ты можешь, Эмма, когда рухнули все мои надежды, рухнули из-за твоей нерадивости и… и из-за зависти других участников выставки?.. Разве я не вправе распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению? Раз я плачу, то разве я не имею права заказывать музыку? Сначала Макс высказывает свое мнение, теперь еще ты… Ты же не можешь на самом деле уйти сейчас, когда от меня отвернулась удача и мне действительно нужен друг!..

— Это зависит от вас, — вежливо ответила Эмма, в который раз поражаясь, насколько внимание Мэриан поглощено собственной персоной.

Теперь Мэриан с колебанием смотрела на Эмму, словно взвешивая свои возможности, но, очевидно, уверенный взгляд обезоруживающе честных глаз девушки удержал ее от искушения утешить свое оскорбленное самолюбие упоминанием о другом предмете.

— Когда успокоишься, зайди ко мне в кабинет, — сказала Мэриан, старательно играя роль недовольной хозяйки, которая, однако, готова простить мелкие оплошности при условии, если будет выказано достаточное смирение, и Эмма, несмотря на то что чувствовала себя очень скверно, не смогла удержаться от ухмылки, на которую оскорбленное самолюбие Мэриан отреагировало немедленно.

— Ты по-другому заулыбаешься, когда Грейнджер явится за твоим драгоценным Флайтом! — злобно выкрикнула Мэриан и быстрым шагом продефилировала через лужайку к дому.

Эмма вернулась к вольеру, чувствуя, как ноет у нее сердце. Макс отказался выполнить требование Мэриан, но через несколько дней приедет. Мэриан уже как-то намекала, что его компаньоны скорее уговорят его изменить свое решение, чем позволят себе потерять состоятельную клиентку. Но Макс человек непроницаемый, думала она, вновь возвращаясь к этому не вполне понятному определению, которое, ей казалось, точно соответствовало его личности. Его убеждения непоколебимы… разве он не сумел противостоять собственному отцу… даже когда дело коснулось девушки, на которой он собирался жениться? И все же Макс Грейнджер непредсказуем… а может быть, лишь кажется ей таким, потому что она никогда не могла понять ни его изменчивого настроения, ни смутных намерений?..

Вечер прошел менее скованно, чем предполагала Эмма. Мэриан явно решила на время забыть обо всех проблемах и беззаботно болтала, но глаза ее подозрительно припухли, и она частенько бросала на отца обиженные взгляды. О Флайте не упоминали, но, когда они вышли из столовой, Мэриан сказала:

— Я собираюсь позвонить Фрэнку. Хочу, чтобы он купил для меня у Холли того молодого пса. У него очень хорошие шансы получить диплом в Чоуде, как мне говорили, особенно теперь, когда Флайт сошел с дистанции.

Она прошла в кабинет, чтобы провести деловые переговоры по телефону в соответствующей обстановке, а Эмма грустно посмотрела на мистера Миллза.

— Ее даже не волнует, что Флайт вышел из игры. Единственное, что ее интересует, это заполучить нечто, чем можно похвастаться, потому что она уже организовала банкет и освещение в прессе, и, что бы ни случилось, она жаждет славы в Чоуде, потому что она местная знаменитость в области собаководства, — с горечью сказала девушка, а старик бесцеремонно втолкнул ее в свой кабинет и закрыл за собой дверь.

— Сядь и не сходи с ума, — сказал он, силой усаживая ее в кресло. — Мне уже и без тебя хватило этих собачьих глупостей, пока я говорил с Мэриан. Так что остынь и послушай, что я тебе скажу. Когда речь заходит о делах — не только с собаками, а вообще, — тут фокус в том, что все события происходят только в том случае, когда ты допускаешь, чтобы они происходили.

Эмма хотела было попросить мистера Миллза пояснить эту мысль, но их разговор прервало появление Мэриан. Как видно, звонок Доусону ее вполне удовлетворил.

— Он собирается начать обрабатывать старушку немедленно, а завтра приедет сам, — объявила она и, уловив ошеломленное выражение на лице Эммы, бодро добавила:

— Ну что ты так смотришь, Эмма? Фрэнк выразил искреннее соболезнование по поводу разрушенной карьеры Флайта, но он вполне со мной согласен, что если поискать, то в этом море можно постараться поймать и другую рыбку.

Доусон прибыл на другой день к ленчу, но Эмма нашла предлог и устроила себе нечто вроде пикника на собачьей кухне, не желая быть втянутой в обсуждение планов на будущее, которые были ей неприятны. Дело не в том, что она не хотела встречаться с Доусоном, памятуя о прошлом; но он был чересчур деловым человеком, чтобы предаваться сентиментальным мыслям о животных, потерявших коммерческую ценность, поэтому Эмма была вовсе не в восторге, когда он после ленча заявился в питомник один и попросил показать ему Флайта.

Она вывела пса на площадку и с неохотой согласилась провести его по кругу.

Доусон смотрел внимательно, от его опытного взгляда ничто не могло ускользнуть. Опытными руками эксперта он ощупал поврежденную переднюю ногу и скорчил недовольную гримасу, когда пес испуганно отскочил от него.

— Жаль, — сказал он. — У него такие прекрасные данные. Если бы только не эта травма и проблемы с темпераментом…

— Темперамент войдет в норму, нужно только терпение, — уверенно сказала Эмма.

— К сожалению, с ногой уже ничего не поделать. Я видел снимки, нет никакого сомнения, что эта хромота неизлечима. Страшное невезение, но ничего не поделаешь.

Следующий день начался скверно. Айрин опоздала на работу и к тому же забыла выполнить в деревне какое-то поручение, данное ей Мэриан. Ее позвали в кабинет и принялись поджаривать на медленном огне. Девчонка совершенно забылась, вины не признавала, вела себя вызывающе; дело кончилось тем, что она тут же, на месте, получила расчет и уже после этого высказала все, что она думает.

— Ну, вот и все! Меня выгнали, и я нисколько об этом не жалею, — непривычно весело сказала она Эмме, вернувшись после разговора с Мэриан, все еще переполненная мятежным восторгом. — Но я ей тоже кое-что высказала. «Стерва ты, — сказала я ей, — расчетливая стерва, ничем не лучше убийцы, ты убиваешь бессловесных животных, которые ничего тебе не сделали, просто из скупости… Все, о чем ты печешься, — так это о том, что лучше для тебя, для капризной мисс Миллз, — сказала я. — Ты отняла у меня бедного Корри, а теперь хочешь отнять у Эммы Флайта, которого сама же ей и отдала, хотя, конечно, все это было вранье… О твоей жестокости надо сообщить в комитет защиты животных, — говорю я, — и у тебя никогда ничего не выйдет, ни за что на свете, если ты будешь вести так дела и дальше» — вот что я ей сказала.

Айрин остановилась, чтобы перевести дух, а Эмма, на которую по молодости все еще производило сильное впечатление проявление столь безрассудной смелости, нетерпеливо спросила:

— А что было потом?

— Ну, потом пришел мистер Миллз и велел мне заткнуться, но мне показалось, что он готов был рассмеяться. Мисс Миллз разревелась, когда увидела его, и сказала, чтобы он ее защитил, и он сказал: «Выметайтесь», и я ушла, так что, думаю, сейчас он гладит ее по головке и утирает ей слезы. Ух, слышала бы ты нас! У меня никогда не творилось ничего похожего в голове, с тех пор как у меня была корь и я бредила, как говорила моя мама.

Какое облегчение, когда можно хохотать до слез, подумала Эмма, утирая глаза. Смеяться вообще-то, наверное, не следовало бы, подумала она, дело все-таки серьезное; впрочем, ее смех был скорее истерическим, нежели веселым.

— Знаете, мне будет жаль расставаться с вами, мисс, — уже совершенно осмысленно добавила Айрин. — Вы ко мне всегда хорошо относились и покрывали мои оплошности. Я про это тоже хозяйке сказала, после того как она попыталась обвинить вас.

— Ну, теперь это не важно, — сказала Эмма. — Пожалуй, надо нам заняться работой, а то у нас обеих будут неприятности, если нас застанут сплетничающими за чаем.

Но в питомник больше никто не пришел, и на этот раз Эмма была даже благодарна Доусону за его присутствие. Он, по крайней мере, держал Мэриан на расстоянии, и у него имелся в запасе набор комплиментов и утешительных фраз. Доусон собирался уехать вечером, и Эмма снова, извинившись, взяла ленч с собой в питомник. Айрин, которой, по правде говоря, следовало бы убраться немедленно, как только она получила расчет, как обычно пошла перекусить на кухню, и Эмма, оставшись с Флай-том, который улегся у ее ног, принялась обдумывать свое собственное положение.

Ожидая, когда вернется Айрин, Эмма, похоже, просидела в размышлении довольно долго, потому что сейчас было уже полтретьего, а девушка собиралась успеть на трехчасовой автобус. Эмма начала было мыть посуду, когда на кухню влетела Айрин, которую явно распирало от свежих новостей.

— Никогда не знаешь, что случится! — невнятно проговорила она, и ее толстая, невыразительная физиономия от возбуждения покрылась испариной. — Мистер Грейнджер тут! Приехал к ленчу, и что там творится!

Эмма уронила тарелку и медленно повернулась спиной к раковине. Если Макс приехал, то для этого есть только одна причина.

— Он приехал за Флайтом, — отстраненно сказала она.

— Уж не знаю, зачем он приехал, во всяком случае, выполнять ее указания он не собирается, — заявила Айрин. — После ленча она позвала его в кабинет, а дверь была приоткрыта, я пробралась в коридор из кухни и подслушала. Она, похоже, его уговаривала увезти Флайта, а он говорит таким ледяным голосом: «Я не обязан выполнять указания, которые идут вразрез с моими убеждениями. Для подобного решения нет оснований, поэтому я отказываюсь в этом участвовать». А она говорит таким прямо шелковым голосом: «Если ты так щепетилен, Макс, предоставь это своим компаньонам — они знают, что им выгодно». А он так высокомерно ей: «Мои партнеры со мной согласятся. Мы не лишаем животных жизни в том случае, когда имеется возможность найти для них другой дом». Тогда она говорит таким противным голосом: «Найдутся и другие ветеринары, которые не будут так жестоки со мной, но если я обращусь к кому-нибудь другому один раз, то буду и дальше обращаться к нему, ты бы лучше об этом подумал!» Ну, тогда он ей задал! «Да нам наплевать на твое покровительство, Мэриан!» — говорит он, горячо так и в то же время спокойно. Я больше слушать не могла. Мне уже надо бежать, а то я опоздаю на автобус. Пока, не вешайте нос — мистер Грейнджер не собирается забирать вашего драгоценного Флайта сегодня.

Но это все-таки произошло. Айрин уже убежала, стараясь успеть на автобус, когда Эмма увидела, что через лужайку к ней идет Макс. Она радостно поприветствовала его, будучи абсолютно уверена, что он пришел с добрыми намерениями — поддержать ее, прежде чем уехать.

— Привет, Макс! Ну и дела творятся вокруг! Вы хотите повидать Флайта?

— Я пришел забрать его, — ответил он, и Эмма застыла на месте, озадаченная, но еще не обеспокоенная таким двусмысленным ответом.

— Но вам не нужно теперь забирать его, — сказала она, а его ответ показался Эмме неуклюжей шуткой:

— У меня есть на то указания.

— Указания? Но я поняла…

— Дорогая Эмма Пенелопа, не смотрите на меня так! Уверяю вас, я совершенно не намерен нанести вред вашей чувствительной натуре. Если бы вы доверяли мне, вместо того чтобы становиться в позу, нам обоим было бы гораздо удобнее.

Он стоял и смотрел на нее — высокий, темноволосый и снова совсем чужой; черные брови приподняты, придавая лицу слегка укоризненное выражение, руки небрежно засунуты в карманы брюк. Волна протеста и разочарования внезапно захлестнула Эмму, и она уже почти не сознавала, что говорит.

— Значит, контракт с семейством Миллзов — слишком лакомый кусок, чтобы от него отказаться из-за никому не нужной жизни несчастной собаки… Кто же посмеет упрекнуть вас в неэтичности, если животное умертвят таким безболезненным, почти научным способом? Меня просто тошнит от вас! Вы так же, как и Мэриан, ни в грош не ставите справедливость, когда затронуты вопросы политики!

— Вы закончили? — Слова холодными льдинками падали в уже и без того ледяную тишину, наступившую, когда Эмма наконец остановилась. Это отрезвило ее. Он смотрел на нее сейчас так, как смотрел тогда, в машине, по дороге из Уилчестера, с едва сдерживаемым гневом, но в этом взгляде было что-то еще, что-то неуловимое, чего она не могла понять. Если бы не высокомерно задранный подбородок и не предательски побелевшие от гнева крылья носа, на какое-то мгновение она готова была поверить, что в его глазах промелькнула боль.

— Макс, — начала она, не вполне представляя себе, что сказать дальше, но он не дал ей возможности продолжать.

— Давайте не будем продлевать агонию. Если вы так чувствительны, что не в состоянии привести собаку, я пойду и заберу ее сам. А вы тем временем можете запереться на кухне и хорошенько выплакаться самым старомодным образом, — произнес он столь саркастически, что Эмма вспыхнула.

— Не надо, я сама его приведу, — сказала она и пошла взять поводок. Она вывела пса из вольера и передала поводок Максу.

— Вы сейчас прямо в Чоуд? — спросила она, приблизившись на максимально возможное для себя расстояние к волновавшей ее теме, не решаясь задать более точный вопрос.

— Да, я должен сменить на дежурстве Уайта.

— Понятно. Ну, прощай, старый дурашка, будь умницей, — сказала она, похлопав пса по спине, а потом долго смотрела им вслед. Флайт обернулся один раз, тихонько поскулил, удивляясь, что Эмма не идет с ними, но Макс ободряюще потрепал его за ушами, и пес, который Макса тоже любил, весело пошел за ним. Эмма смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду, потом услышала, как завелся мотор машины, и только когда звук удаляющегося автомобиля затих, повернулась, закрыла дверь вольера и заперла его на засов.

Потом она плакала, и не только из-за Флайта, которому отдала свое сердце, но и из-за Макса, которому тоже отдала сердце, но от которого, в отличие от собаки, ничего не получила взамен. Флайта она больше никогда не увидит, и ей не остается ничего, кроме как печалиться, но по Максу она плакать не станет. Ей остается только, как большинству других девушек, переживших подобные чувства, найти другую работу где-нибудь подальше от тех мест, где прошло ее детство, подальше от губительных соблазнов…

Когда вечером ей все-таки пришлось встретиться с Мэриан, Доусона уже не было, а Мэриан готовила в гостиной коктейли.

Вскоре к ним присоединился мистер Миллз, и, хотя разговор вертелся вокруг событий истекшего дня, о Флайте, к облегчению Эммы, не упоминали. Мэриан, однако, не удержалась от нескольких язвительных замечаний о том, что некоторые ветеринары считают свои собственные убеждения чересчур непогрешимыми и слишком много о себе воображают.

— У тебя усталый вид, Эмма, — продолжила она с необычной участливостью. — Надеюсь, тебе не придется работать чересчур много из-за того, что ушла эта кошмарная девчонка.

Неужели Мэриан забыла, на каких условиях она согласна продолжать работу, подумала Эмма.

— Думаю, что я должна сказать вам прямо, Мэриан, что надолго я не останусь, — сказала она, начиная слегка нервничать. — Я, разумеется, не оставлю вас так сразу одну и подожду, пока вы найдете мне замену, но я хотела бы уйти как можно скорее.

Она ожидала, что это вызовет протесты, возможно, даже посыплются полные негодования обвинения в неблагодарности, но вид у Мэриан был слегка самодовольный и не особенно удивленный.

— Ну конечно, мы, в общем-то, этого ожидали, да, папа? — сказала она. — Нам, конечно, будет жаль расстаться с тобой, но дела складываются так, что мне, по-видимому, в любом случае придется произвести некоторые перемены.

— О! — только и смогла выдавить Эмма, а потом поспешно добавила: — Что ж, я рада, что мой уход не доставит вам неудобств.

— Ты, похоже, разочарована, — сказала Мэриан с намеком на свою обычную язвительность. — Думала, ты незаменима?

— Нет, конечно, нет.

— Дорогая, не начинай все сначала! — примирительно сказал мистер Миллз. — Господи, достаточно огорчений на сегодня, давай не будем затевать новую ссору.

— Я ничего не затеваю, — сказала Мэриан, выпячивая нижнюю губу и напуская на себя обиженный вид. — Я только подумала, что Эмма должна быть довольна тем, как сложились обстоятельства.

— Довольна! Вы предполагали, что я должна быть довольна? — воскликнула Эмма, все добрые намерения которой мгновенно испарились от подобного чудовищного предположения.

Мистер Миллз многозначительно откашлялся.

— Ты разве не разговаривала с мистером Грейнджером, когда он пришел за Флайтом? — спросил он.

Бестактно было с его стороны упоминать о собаке, в то время как все они так старались не говорить на эту тему, подумала Эмма.

— Конечно. Но светского разговора у нас не вышло, поскольку он сразу изложил цель своей миссии, — сказала она с глубоким вздохом.

— Проще говоря, вы поссорились, — нетерпеливо сказал старик.

— Ничего подобного! Но для милой беседы случай тоже был неподходящий.

— А… понятно. Ну, Мэриан, девочку нельзя винить за то, что у нее возникли именно такие чувства, так что давайте оставим это. Пора перестать спорить, и пусть дела идут своим чередом. Не пора ли нам поесть?

— Когда будет готово, позвонят в гонг, — рассеянно ответила Мэриан, а потом несколько лукаво посмотрела на Эмму.

— Дорогая Эмма, ты не слишком поспешно делаешь выводы? Между прочим, мы с отцом завтра уезжаем в Лондон, так что можешь здесь распоряжаться сама и размышлять сколько душе угодно.

Видеть питомник без Айрин было как-то странно, и еще более странное ощущение создавалось при виде пустого дома. Мэриан с отцом уехали сразу после завтрака.

Эмма написала длинное письмо Холли и отнесла его к ближайшему почтовому ящику на перекрестке дорог, одна из которых вела вниз, к Плоуверс Фарм. Она не поддалась искушению спуститься с холма, но, перебравшись через ограду, чтобы сократить себе путь, присела отдохнуть на стерню. Никогда больше не пойду этой дорогой, думала она, раздраженно потирая руку, ощутив зуд на месте затянувшейся раны, и вдруг краем глаза увидела Макса, перелезавшего через ограду.

Она смотрела, как он ленивой походкой идет к ней и, несмотря на злость, которую питала к нему вчера, ощутила предательски болезненное чувство тоски.

— Привет… — сказала она несколько отчужденно, когда он наконец остановился и некоторое время постоял, глядя на нее.

— Вы про руку совсем забыли. Надо бы вам снять швы, а не то они могут доставить вам немало неприятностей, — осторожно заметил он, а она ответила первой же глупостью, которая пришла ей на ум:

— Но вы же не можете сделать это прямо посреди поля!

— Нет, конечно. Вам бы лучше пройти со мной в дом.

— В ваш дом?

— Естественно. Вряд ли будет разумно, если я пойду за своим саквояжем, а потом мы отправимся в Эрмина-Корт, так ведь?

— Думаю, так.

— Вы существо не особенно разумное, сами говорили, а, Эмма Пенелопа? Пойдемте.

Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, и она не протестовала. По крайней мере, то, что он называет ее Эмма Пенелопа, уже хороший знак, подумала Эмма.

По дороге он не пытался завязать разговор, и она шла рядом с ним, грустно думая о том, что, наверное, это будет ее последний визит в Плоуверс-Фарм.

— Я ухожу от Мэриан сразу же, как только она найдет мне замену, — вдруг заявила она.

— Да? — сказал он, но, похоже, не особенно удивился, а когда она пошла по тропинке к дому впереди него, вдруг спросил: — По-моему, я видел на вас это платье раньше? Теперь вспомнил: оно было на вас, когда вы отправились на поиски своего старого дома и были не в восторге от того, что обнаружили в нем нового владельца.

— Неправда! Я просто была удивлена, всякий бы на моем месте удивился, и вы были очень добры, когда я к вам вломилась, точнее, это был бедняга Флайт, он загнал курицу на вашу клумбу. — Ее голос слегка задрожал, когда она вспомнила о собаке в самом расцвете сил, а Макс провел ее в маленькую комнатку за кухней, которую использовал под амбулаторию, и строго велел сесть и не болтать, пока он не закончит работу.

Эмма сидела молча, пока он быстро и умело выполнял все манипуляции, явно обиженная его предположением, что она может устроить ему сцену. Было немного больно, потому что рана зажила довольно быстро, а швы оставались в теле чересчур долго. Он вытер маленькое пятнышко крови и вдруг наклонился и дотронулся до шрама губами.

— Зачем вы это сделали? — спросила она, но если и рассчитывала услышать в ответ что-то романтичное, то была разочарована.

— Безотказная примета еще с детства: «Поцелуй — и станет легче», — сказал он, улыбаясь, и пригласил ее в дом выпить стаканчик шерри.

— Так вы считаете, что я еще ребенок, Макс? — спросила она, глядя на него поверх бокала грустными, несчастными глазами, а он вдруг отбросил свою обычную небрежно заинтересованную манеру, словно специально дожидался подходящего случая.

— Нет, Эмма, не считаю, хотя вы очень старательно пытаетесь убедить меня в обратном… Ваши колючки и зазнайство, все эти нелепые идеи о своем служебном положении; вас кидает то в жар, то в холод, вы неверно истолковываете поведение людей и ведете себя так, как это никогда не пришло бы в голову взрослому человеку.

— Ну, знаете! — выдохнула Эмма. — В конце-то концов! Это же вы швыряете меня то вверх, то вниз так, что я уже не знаю, на каком я свете, а потом меня же и обвиняете в том, что я неправильно истолковываю… что-то там!

Он откинулся на спинку стула и пристально смотрел на нее, а улыбка сначала медленно коснулась его рта, а потом наконец засветилась в его глазах.

— Да, наверное… наверное, я тоже был чуточку, слеп. Я не привык к методам защиты очень молоденьких девушек, точно так же как вы были не в состоянии распознать обыкновенную ревность, столкнувшись с ней однажды! — сказал он. — Мое не слишком примерное поведение тогда, в машине, могло бы показать вам, что я не такой уж стойкий или неприступный и что я вообще не похож на тот образ, который вы себе нарисовали.

— Ну, я, конечно, видела, что вы чем-то огорчены, но думала, что это из-за Мэриан и вы просто пытаетесь на мне отыграться.

— Мэриан? Так вы не поверили, когда я сказал, что приехал на эту проклятую выставку только из-за вас? Вы так отчетливо дали понять, что предпочитаете чье угодно общество моему, не считая того, может быть, маленького эпизода, когда рухнул шатер, что я, к сожалению, утратил и разум и осмотрительность. Видите ли, я льстил себя мыслью, что на мое ухаживание вы отвечаете взаимностью, но, когда вы обвинили меня в том, что я ничем не лучше других мужчин, строивших планы относительно кажущихся им доступными девушек, я испытал потрясение.

— Ухаживания? — как эхо, повторила Эмма.

— Хорошее старое слово, хотя, возможно, и немодное. Как иначе определить это состояние надежды и ожидания? — сказал он, но Эмма теперь стала слишком осторожной, чтобы верить в чудеса, как бы этого ни хотелось, и ответила, стараясь говорить спокойно:

— Не знаю. По дороге на выставку Мэриан предупреждала, что у меня могли возникнуть ошибочные идеи. Она указала на то, что, если мелким знакам внимания придавать слишком большое значение, могут возникнуть досадные недоразумения, и напомнила мне о том, с какой легкостью глупенькие молоденькие девчонки теряют голову.

— А если это перевести на нормальный язык?

— Это значит, что она сказала, будто я вас преследую, завлекаю, если можно так выразиться, и что я не первая, впрочем, в последнем я и сама уверена, — выпалила Эмма, снова становясь самой собой, и добавила, снова переходя в оборону: — Извините, что я вас расстроила, мистер Грейнджер, но я и не знала, что вы станете жаловаться.

— Ради всего святого! — воскликнул он, вскакивая со стула и рывком поставив на ноги и ее. — Неужели мы опять начинаем все сначала? Мистер Грейнджер, черт побери! И какого черта вы имели в виду, когда сказали, что я жалуюсь? Неужели вы до сих пор не уразумели, что я пытаюсь сделать вам предложение, идиотка вы этакая? Что вы хотите, чтобы я сделал? Мне что, упасть на колени и просить прощения за то, что я подвел вас с собакой? Вы этого хотите?

— Нет, не сейчас, — в смущении ответила она, во-первых, потому, что не была уверена в том, что поняла его правильно, а во-вторых, потому, что даже не сознавала, насколько устала от треволнений прошедших дней. Ей так хотелось поплакать, хотелось, чтобы ее утешили, хотелось забыть все свои переживания, хотелось, чтобы он хоть как-то искупил свою вину.

— Я должна извиниться за свое вчерашнее поведение, Макс, — сказала она. — Мне не следовало так говорить, вы просто выполняли свою работу, но я была так уверена, понимаете… не важно, все равно извините. Я, наверное, вас обидела.

— Да, вы меня обидели своими необоснованными намеками, но это, я полагаю, вполне объяснимо. А вот за что вам следовало бы извиниться, так это за недостаток доверия, — сказал он, а Эмма, вновь задетая за живое, с горечью ответила:

— Дело не в том, что я не доверяла, а в том, что я поняла, что обманулась, и это было как пощечина.

В его глазах внезапно вспыхнули нежность и терпение.

— Нам всем достается время от времени, — мягко сказал он, и в глубине его глаз сверкнул слабый огонек. — Ну а теперь, может быть, перестанете задирать нос, мисс Клей? А не то, предупреждаю вас, я готов сам сбить с вас спесь, если вы будете говорить глупости.

Эмма заплакала, отчасти от беззащитности, отчасти оттого, что на этот раз выражение его лица было совершенно понятным, а он обнял ее, бормоча что-то успокоительное.

— Не такой уж я непроницаемый, как видите, — сказал он мягко, когда она обвила руками его шею, — совсем не непроницаемый, когда дело доходит до того, чтобы влюбиться в том возрасте, когда человек давно уже должен был бы устроить свою жизнь… Ваш старый дом с радостью примет вас обратно, Эмма Пенелопа, а я, после долгого сражения, получу наконец свою награду, если вы меня не отвергнете…

Сеттер нетерпеливо залаял в вольере, и она, словно проснувшись, сказала, поднимая голову с плеча Макса:

— Можно Расти войдет? Он вряд ли захочет признать во мне хозяйку, если его запирать где-нибудь вдалеке.

— Снова хотите отдать свое нежное сердечко первой же встречной собаке? Предупреждаю, я не разделяю вашей любви к Расти, так что умерьте ваши порывы. Я пойду впущу этого типа.

Эмма наполнила оба их бокала, пока Макса не было в комнате, а потом остановилась у старого зеркала, с застенчивым интересом вглядываясь в свое отражение. На мгновение она не сразу узнала лицо, смотревшее на нее с зеркальной поверхности: таким оно показалось ей незнакомым, красивым и словно светящимся. «Простушка Пенни…», — пробормотала она, внезапно на нее нахлынули обрывки самых разных воспоминаний, и она снова села и стала ждать возвращения Макса.

Эмма услышала голос Макса и нетерпеливое постукивание собачьих лап по коридору, но Макс, похоже, запретил псу стремительно на нее наскакивать, и Эмма ободряюще позвала собаку. При звуке ее голоса дверь распахнулась, неистовый золотистый живой снаряд пронесся по комнате и оказался в руках Эммы.

На мгновение она окаменела, не веря своим глазам, а потом, с ответным возгласом, обвила шею Флайта, лепеча что-то бессвязное, ощущая тепло его тела, чувствуя, как он мокрым языком слизывает слезы, которые потоком текли у нее по щекам.

— Ну, стоило слегка ввести вас в заблуждение, чтобы устроить эту встречу, — сказал Макс с порога, и Эмма осознала, что он наблюдает за ними уже некоторое время. Она вскочила на ноги и побежала к нему, плача и смеясь одновременно.

— Но я не понимаю! Что случилось? Неужели вы привезли его сюда тайком, притворившись, будто выполнили распоряжение Мэриан? Но как же вы собираетесь все это уладить? Ой, Макс, мне так хочется обнять вас, обнять и больше не отпускать!

— Ну и кто же вам мешает? — мягко сказал он, взял ее руки и сел на ближайший стул, держа ее на коленях. — Я тебе все объясню, если ты постараешься быть благоразумной и не попытаешься немедленно от меня сбежать, чтобы расточать льстивые речи своему первому возлюбленному, но для начала я должен призвать тебя к ответу за те несправедливые обвинения, которые были выдвинуты в мой адрес, когда я пришел забрать то, что принадлежит мне по праву.

— Но откуда же мне было знать? Почему ты мне не объяснил? — запротестовала Эмма, припоминая обрывки тех самых обвинений.

— Я попытался тебе это объяснить, но, полагаю, что из-за твоей вечной привычки все ставить с ног на голову ты так меня и не поняла. А потом я был слишком сердит и обижен, чтобы вдаваться в объяснения.

— Но как я могла подумать что-нибудь другое? Ты же сказал, что выполняешь указание.

— Ну да — указание забрать собаку и прислать утром чек по почте.

— Так ты его купил? Но как тебе удалось убедить Мэриан?

— Знаешь, главным образом ее уговорил наш приятель Доусон. Мне этот малый никогда не нравился, но он умеет обращаться с капризными красавицами. Он будет ей хорошим мужем.

— Ты хочешь сказать, что она собирается за него замуж?

— Не удивлюсь, если это произойдет. Идея о собачьем «доме отдыха», как я понимаю, будет развиваться, если юристы дадут «добро». Неплохая идея — стать не только деловыми партнерами, не так ли? Мне представляется, что капризная мисс Миллз, при всех своих привычках расточать благосклонность и взамен пополнять коллекцию скальпов, строго говоря, молодая дама с высокими моральными устоями.

— Да, мне кажется, так оно и есть. Макс, я не умею играть в игры Мэриан. Я никогда никого раньше не любила, я не могу притворяться…

Он посмотрел на Эмму, но не увидел ее лица, прижатого к его плечу и прикрытого прядью волос, и обнял ее еще крепче.

— Кто заставляет тебя притворяться, глупенькая моя любовь? — мягко сказал он. — Мое сердце покорила именно твоя правдивость и нежная простота… Никогда не притворяйся, когда ты со мной, Эмма… можешь забыть о своих колючках и заносчивости… они уже сослужили свою службу…

— Да, они сослужили свою службу, — эхом откликнулась она со вздохом удовлетворения и подставила ему губы.

Когда гораздо позднее вернулись к более прозаичным вопросам, она с легким беспокойством сказала:

— Надеюсь, ты не очень много заплатил за Флайта. Для меня он, конечно, сокровище, но вряд ли теперь дорого стоит.

— Он стоит ровно столько, сколько я за него заплатил. Он был моей козырной картой.

— Твоей козырной картой?

— Ну, мне же надо было чем-то тебя подкупить. Собака, этот дом… все то, что ты уже успела полюбить… Я без колебаний использовал бы их, если бы ты имела что-нибудь против меня.

— Дорогой мой Макс… разве ты не знаешь, что я никогда ничего не имела против тебя? Я давно включила тебя в число тех недосягаемых идолов, которым отдано мое сердце, — нежно сказала она, а потом соскользнула с его колен и подошла к открытому окну посмотреть на сад, залитый вечерним солнцем, стараясь восстановить в памяти настроение, охватившее ее тогда, когда она, незваная, в первый раз явилась в этот дом… в дом, который много лет назад был ее домом и войти в который ей предлагали снова… «Я влюбилась в ваш дом», — сказала она тогда, прощаясь, а он ответил, что она, похоже, очень легко влюбляется… Может быть, тогда она влюбилась не в дом, а в него?

Он тоже встал и подошел к ней, с деликатностью, которой она раньше в нем не замечала, признавая, что ей на какое-то время необходимо погрузиться в себя, а потом осторожно повернул ее к себе, взял одной рукой за подбородок и долго всматривался в ее лицо. Он понял, что она думает о чем-то, чего он не знает, и требовательно посмотрел на нее.

— Что такое? — чуть резко спросил он. — Снова запираешься от меня?

Она протянула руки и разгладила набежавшие было в уголках рта напряженные морщинки. Она вдруг обнаружила, что и у него, так же как у нее, бывают моменты болезненной нерешительности, и это показалось ей ответом на все сомнения и вопросы.

— Я никогда не запираюсь от тебя, дорогой мой, — с нежностью сказала она. — Всегда было наоборот, только теперь, мне кажется, я смогу понять… Ты так и будешь меня осаживать, когда мы поженимся?

— Скорее всего, если ты меня до этого доведешь. Кстати, мне с вами еще предстоит посчитаться, юная дама, — сказал он, а она улыбнулась, зная, что ему становилось легче, когда он мог моментально спрятаться под той маской, которую давно выбрал для себя, когда разговаривал с ней. Должно пройти время, со вновь обретенной мудростью подумала Эмма, чтобы он смог постоянно быть самим собой, не прячась за эту искусственную броню.

— Интересно, зачем Доусону понадобилось вмешиваться? — с деланным безразличием спросила она, но он лишь понимающе улыбнулся и сказал:

— Не знаешь? Он сказал мне потом, что обязан тебе тем, что изменился к лучшему. Мне кажется, он по-своему попытался нейтрализовать причиненное зло. Он просил передать тебе… что ты поймешь.

— О! — Она тихо вздохнула. — Я очень многое неправильно поняла, да?

— Ну, в большинстве случаев тебя нельзя за это винить, мне кажется, но… — в его голосе зазвучали бескомпромиссные нотки, таким тоном он обычно говорил о профессиональных вещах, — если ты снова начнешь задирать нос передо мной или отвешивать мне оплеухи из-за недостатка самоконтроля, я тебя так проучу, что век будешь помнить, так что я вас предупредил, мисс Эмма Пенелопа Клей.

— Да, мистер Грейнджер, — ответила она с притворным смирением, — постараюсь полностью соответствовать вашим требованиям, но, боюсь, вы не учли один факт, и он будет не в вашу пользу, если я все-таки оступлюсь.

— И какой же?

— Вы не сможете меня уволить!

КОНЕЦ

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.