Онлайн чтение книги Под брезентовым небом
НАКАНУНЕ ОТЪЕЗДА

С того осеннего дня, когда в Ленинградском цирке состоялось мое знакомство с Кио, прошло месяцев восемь. И вот еще одна встреча: на этот раз в Москве, в Союзгосцирке, или, как сами артисты называют, в главке.

Кио отправлялся в зарубежную гастрольную поездку. Событие, казалось бы, ничем не примечательное. «Главк у нас все равно, что большой вокзал, — как-то сказал мне один из артистов. — Одни прибывают, другие выезжают. Движение беспрерывное!» Однако в данном случае уезжал не кто-нибудь, а Эмиль Теодорович Кио. И уж он-то не мог упустить возможность со всей цирковой живописностью обставить свой отъезд.

Нередко мне приходилось слышать, что, при всех своих артистических достоинствах, Кио страдает одним изъяном: непомерной склонностью к рекламе. Отсюда и обилие плакатов, и всяческие анонсные листовки, и даже спичечные коробки с изображением артиста. Правильно. Кио не уставал рекламировать свой аттракцион.

Но мне черта эта нравилась. Нравилась безудержность темперамента. Уж если репетировать, то всю ночь, до утра, до того предела, когда, вконец обессиленные, ассистенты станут с ног валиться. Если выступать, то в таком сумасшедшем темпе, с таким обилием иллюзионных чудес, что у зрителя кругом идет голова. Так и с рекламой: пускай выплескивается навстречу зрителю, заинтриговывает, завораживает, пьянит.

Кио отправлялся в зарубежную поездку. Отъезд был назначен на завтра, а сегодня — ни раньше, ни позже как в середине дня, когда особенно многолюдно, — Эмиль Теодорович пришел попрощаться, пожать прощально руки. Пришел не один, со всеми ассистентами, лилипутами, закулисными помощниками. И тотчас в стенах главка, в иное время ничем не отличавшихся от любого другого советского учреждения, сделалось как-то необычно.

Переходя из отдела в отдел, из кабинета в кабинет, Кио еще с порога кидал пронзительно-острый взгляд. Он точно спрашивал: «Так чем же прикажете вас изумить? Хотите, сделаю знак — и под потолком закружит голубиная стая? Хотите, в единый миг всех поменяю местами, а желающих превращу. Скажите только! Нет для меня невозможного!»

И ведь вот что любопытно. При всей своей поднаторелости, насквозь привыкшие ко всему цирковому, работники Союзгосцирка не могли не поддаться артистическому обаянию Кио. Всегда, при любых обстоятельствах, нес он с собой яркое ощущение манежа.

Так продолжалось почти до вечера. Только теперь, отпустив, наконец, свою «свиту», Эмиль Теодорович направился к управляющему главком, видимо, чтобы окончательно попрощаться. Управляющего, однако, на месте не оказалось, и тогда, решив использовать паузу для передышки, Кио опустился в кресло бок о бок с секретаршей, хозяйствовавшей в приемной.

В это же время заглянул в приемную и я. Мне также требовалось повидаться с управляющим перед поездкой в некоторые из периферийных цирков.

—  Должен быть, но задерживается, — сообщила секретарша. — В министерстве, в коллегии заседает.

Не желая мешать отдыху Кио (он сидел, откинувшись в кресле, закрыв глаза), я намеревался тихонько покинуть приемную. Но не тут-то было.

—  Куда же вы? — остановил меня Кио. Видимо, он умел все замечать и сквозь прикрытые веки. — Во-первых, здравствуйте. А во-вторых. Кстати, пригодился ли вам снимок для служебного пропуска? Ах, вот как! Слишком велик оказался! Ладно, в следующий раз пересниму!

Говорилось это шутливо, благодушно, и я, решив воспользоваться добрым настроением артиста, собрался было порасспросить его о предыдущих зарубежных поездках. Кое-что я уже знал. Знал, например, что Международная артистическая лига удостоила Эмиля Теодоровича золотой медали — высшей своей награды. Знал и о том, что Магический клуб в Лондоне (оказывается, бывают и такие клубы) избрал Кио почетным членом и даже первой строкой записал на своей почетной доске.  Кио, однако, угадал мои намерения.

—  После, после, — сказал он. — После, когда вернусь из поездки! А сейчас потолкуем о вашей работе. Насколько помню, при прошлой встрече мы толковали о том, в каком направлении должна она пойти. Так как же, далеко ли успели продвинуться?

Я ответил, что, разумеется, время, проведенное в тесном общении с Ленинградским цирком, дало мне многое и что я смог услышать десятки рассказов о цирковых делах и событиях.

—  Не сомневаюсь, — кивнул Кио. — Если вдуматься, каждый артист не что иное, как живое собрание всевозможных рассказов, историй, происшествий, случаев.

—   Частных случаев, — заметил я.

—   Как вы сказали? Частных? — переспросил Кио. — Вы в самом деле уверены, что все эти случаи именно частные?

Я не успел ответить. На пороге приемной появился еще один посетитель — рослый и стройный. Лет сорока, чуть больше. С красивой сединой в черных волосах.

—   Эмиль Теодорович! Я думал, что вы уже попрощались с Москвой!

—   Завтра, завтра! — отозвался Кио. — Впрочем, насколько помню, и вы.

—   Да, но с одной только разницей: мне ехать значительно ближе, в Днепропетровск.

—   Что ж, тамошний цирк построен с толком, — одобрил Кио. — Ну, а как ваши отношения с Эммой — как они сложились?

—   Наладились.

—   Другими словами, снова мир и любовь?

—   О любви говорить, пожалуй, рано. Но мир восстановлен.

—   Попрошу передать нижайший мой поклон, — произнес Кио с такой церемонной учтивостью, что я на мгновение усомнился — говорится ли это всерьез. — Каковы же нынешние успехи Эммы? Помню, вы утверждали, что сделаете ее первоклассной артисткой.

—   Совершенно верно. И сейчас не зарекаюсь.

Узнав, что управляющего нет на месте, артист (я отчетливо вспомнил, что встречал на плакатах и эту улыбку, и эти глаза) не захотел задерживаться. Тепло попрощавшись с Кио, пожелав ему побольше лавровых венков, он вышел из приемной.

—  Венки! Лавровые венки! — фыркнул Кио. — Не такое уж это удовольствие. Листья-то остроконечные — колются. Имел возможность убедиться в этом в Копенгагене. Овация на прощальном представлении длилась пятнадцать минут, два десятка раз выходил на вызовы, и каждый раз с этим самым венком на плечах.

Точно острые кончики листьев продолжали его покалывать, Кио нетерпеливо помотал головой. И тут же переменил разговор:

—  Вернемся к вашей работе. Выходит, она начинается   только   теперь?   Частных    случаев   набрано с избытком, копилка полна, и потому уважаемый автор может себе позволить.

На этот раз ироничность, больше того — насмешливость, была очевидна.

—  Это не так, Эмиль Теодорович. Вы меня не поняли. Работа моя началась с первого дня, как я пришел в цирк. Но теперь я должен. Одним словом, я не хочу, чтобы моя работа ограничилась воспроизведением или повторением занимательных историй. Для меня важнее другое  — уловить решающее в характере, в поведении советского циркового артиста.

Кио помолчал. Затем, поднявшись с кресла, устремил на меня очень пристальный взгляд. «Сейчас повторит свой знаменитый пасс!» — подумалось мне. Но пасса не последовало. Переведя взгляд на часы, Кио покачал головой и опять опустился в кресло.

—  Давайте-ка познакомлю вас с одной историей. Польза двойная: когда рассказываешь, время летит быстрее. Ну и для вас послушать небесполезно. С кем, когда случилась эта история — неважно, несущественно. Да и я не уполномочен раскрывать настоящее имя. Можете считать, что произошла она с Ивановым, Сидоровым, Свиридовым, Мансуровым. Не это важно, а то, чтобы вы на досуге поразмыслили, можно ли и эту историю причислить к тому, что вы изволите называть частным случаем.

Наступил предвечерний час. Коридоры главка, день-деньской говорливые и многолюдные, наконец, умолкали. Я не подозревал, что Кио умеет так выразительно рассказывать. Даже секретарша заслушалась, позабыв о пишущей машинке.

А затем, только Кио успел закончить рассказ, явился управляющий. Принеся извинения, что заставил ждать, пригласил Эмиля Теодоровича к себе в кабинет.

Мне бы следовало дождаться очереди, но я почувствовал, что ждать не могу. Мне хотелось сейчас же, без промедления записать историю, услышанную от Кио.

—   Куда же вы? — удивилась секретарша.

—   Я лучше завтра приду. Завтра с утра! — ответил я и поспешил в гостиницу.

Вот история, которую рассказал мне Кио.