Древнеиранская литература

Онлайн чтение книги Поэзия и проза Древнего Востока
Древнеиранская литература

Вступительная статья, составление и перевод И. Брагинского

Произведения древнеиранской письменности являются частью культуры иранских племен и народностей, заселявших со II тыс. до н. э. обширные пространства Евразии — от Гиндукуша и до устьев Дона, от Каспия и до истоков Тигра и Евфрата. Обособление восточных иранцев от западных произошло в глубокой древности. Восточные иранцы искони заселяли Среднюю Азию (включая значительную часть нынешнего Афганистана и часть отрогов Гиндукуша), то есть земли к востоку и юго-востоку от Каспийского моря. У них были постоянные связи с населением Восточно-Европейской равнины, с тюркоязычными народностями, с Китаем и Индией. Центрами восточно-иранских народностей были области Ферганы, Хорезма, Согда, Памира и Хорасана. Западные иранцы жили к западу и югу от Каспийского моря, преимущественно на территории нынешнего Ирана (исключая Хорасан), и находились в постоянном общении главным образом со странами Междуречья и Средиземноморья. Их центрами были Мидия, Азербайджан (Атропатена), Фарс. Весьма тесные и разносторонние связи восточных и западных иранцев не прекращались веками.

О древнеиранской литературе, развивавшейся в течение почти целого тысячелетия, можно судить по таким памятникам, как «Авеста», фрагменты согдийской и парфянской литератур, по произведениям среднеперсидской письменности, развивавшейся частично на территории Хорасана, а в большей мере — Фарса.

«Авеста» — Древнейший иранский литературный памятник

«Авеста», священная книга зороастризма (парсизма), дошла до нас в двух основных редакциях (вариантах). Первая редакция представляет собою сборник молитв на так называемом авестийском языке, записанных особым, авестийским алфавитом. Эти молитвы и ныне читаются зороастрийскими (парсийскими) священниками при богослужении. Вторая редакция представляет собою в основном собрание тех же частей, что и первая, но расположенных в иной порядке, имеющем целью не чтение при богослужении, а систематическое изучение.

Авестийский текст в этой редакции, разбитый по книгам, главам и строфам, сопровождается комментированным переводом («Зенд») на среднеперсидском языке, записанным не авестийским, а «книжнопехлевийским» алфавитом.

Состав «Авесты» второй редакции таков:

1. «Вендидад» (искаженное среднеперсидское слово «Видевдат», от авестийского выражения: «Ви дэво датем», то есть «Кодекс против дэвов») представляет собою свод законов и предписаний, направленных на отвращение алых сил и демонов (дэвов), водворение праведности («аша», точнее «арта»). Содержит преимущественно в форме диалогов между Заратуштрой и верховным божеством — Ахурой Мазда предписания о поддержании ритуальной чистоты, об искуплении грехов и различные культовые указания, а наряду с этим элементы мифологии. Состоит из двадцати двух глав («фрагард»).

2. «Висперед» (среднеперсидское «Виспрат», от авестийского «Виспе ратаво» — «все владыки», то есть «покровители благих существ») содержит молитвенные песнопения, состоит обычно из двадцати четырех глав («карде»); количество глав в разных рукописях колеблется. По содержанию примыкает к «Ясне».

3. «Ясна» (от авестийского «йаз» — «почитать», «поклоняться») включает молитвы, произносимые при жертвоприношениях и богослужении, восхваления и литургические обращения к божествам. Состоит из семидесяти двух глав («ха»), в том числе семнадцати глав так называемых гат Заратуштры (таджикское «гах» — «музыкальный такт», «песня»), считающихся наиболее древней частью «Авесты».

4. «Яшт» («почитание», «восхваление», от авестийского «йаз» — «почитать») — хвалебные гимны, двадцать два песнопения, посвященные каждое одному из божеств, содержащие особенно много мифологических элементов.

5. «Малая Авеста» включает молитвенные тексты, в том числе и на среднеперсидском языке. По традиции, в «Малую Авесту» обычно зачисляют и «Яшт».

Одни ученые относят возникновение отдельных частей «Авесты» к XV–X вв. до н. э., другие — к первым векам до нашей эры. Несомненно, что в «Авесте» имеются более ранние части и более поздние, в том числе большие интерполяции. Судя по языку, по содержанию и по ряду социально-исторических моментов, значительная часть «Авесты», особенно наиболее ранние тексты (прежде всего «гатические»), сложилась хотя и позднее, чем «Ригведа» (составленная около полутора тысяч лет до нашей эры), однако до ахеменидского царствования (IX–VII вв. до н. э.). Более точные определения хронологических координат каждой из частей «Авесты», даваемые отдельными исследователями, отличаются большим филологическим остроумием, но спорны и не всегда достаточно убедительны.

При всей неодинаковой древности различных частей «Авесты», в ней, особенно в гатах и «Яште», сохранились отголоски и элементы (идейные, сюжетные) древнейших представлений иранских народов и их древней поэзии эпохи первобытнообщинного строя и его разложения, а также элементы дальнейшей переработки и развития этой поэзии уже в эпоху классового общества, когда осуществлялась первоначальная кодификация «Авесты».

* * *

Гаты Заратуштры являются основной поэтической частью «Авесты».

Распространение зороастрийского учения среди иранских племен и народностей относится к началу I тыс. до н. э., раньше всего — в Средней Азии, затем на территории нынешних Афганистана, Ирана и Азербайджана. В Средней Азии в то время происходил переход от родового строя к раннему классовому обществу. Ужо было освоено железо, внедрялось употребление железного меча, топора и сошника. Развивалось и укреплялось оседлое скотоводство и возникало пашенное земледелие. Восточноиранские народности и племена разделялись на кочевых и оседлых. Оседлые иранцы жили большими семьями-домами, объединенными сельской общиной. Происходило расслоение на три основные социальные группы: скотоводов-земледельцев во главе с родовыми старейшинами, воинов во главе с вождем-правителем и жрецов во главе со старшим жрецом. Все более росло имущественное неравенство, появлялись богатые и бедные; усиливались противоречия и конфликты между ними. На этой основе зародилась ранняя государственность, связанная с выделением богатой, хорошо вооруженной аристократии и постепенным переходом от военной демократии к аристократической олигархии.

Тогда же новоявленными пророками, а может быть, именно одним из них, наиболее величественным, по имени Заратуштра, произносились речитативом, а может быть, и распевались гаты. Они исполнялись перед слушателями, завороженными страстным словом, бесконечными повторами и мерностью речи на залитой солнцем поляне или при отблеске жертвенного пламени. Они передавались из поколения в поколение, пока не были записаны жрецами, возможно, ужо многого не понимавшими в их первоначальном смысле, который в свое время доходил до сердец иранских скотоводов и воинов глубокой древности.

Простоте социальной структуры отвечала и простота учения, выраженного в гатах. Мы не наблюдаем в них ни мистики, ни догматической сухости. Земные, а может быть, точнее, пастбищные корни этого вероучения достаточно наглядно выражены. Во всех поучениях гат внимание обращено к практической стороне, к жизненному укладу и вопросам морали. Для системы образов характерна универсальная поляризация, отражающая реальное столкновение противоположностей в природе и в обществе, и симметрия, выражавшаяся в однообразных повторах, в склонности к «триадам» разного рода и т. п.

Весь мир рассматривался как раздвоенный, разделенный на две сферы: одну — земную, реальную, телесную, «мир вещей», другую — потустороннюю, воображаемую, духовную, «мир души». Такое раздвоение мира пронизывает многие гаты. «О помощи прошу и о поддержке в обоих мирах — телесном и духовном», — часто повторяется в них этот призыв Заратуштры.

Главное внимание уделяется миру земному, и, по сути дела, содержание гат сводится к двум видам поучений: о пользе оседлого скотоводства и приумножении богатств и о необходимости справедливого распорядка и управления. Особенно же подчеркивается в гатах недопустимость кровавых жертвоприношений, приводящих к хищническому убою скота — главного богатства человека той поры.

В противовес мирной жизни оседлых скотоводов-земледельцев порицается жизнь кочевников, занимающихся грабежом и угоном скота, предаются поношению и проклятию их правители и жрецы, уничтожающие скот при оргиальных кровавых жертвоприношениях. Именно с этих позиций все люди и племена разделяются на три группы: на праведных, оседлых скотоводов-земледельцев, на их антиподов, кочевников-грабителей, и, наконец, на колеблющихся между одними и другими, то есть на тех, «у которых смешано то, что ложно, с тем, что они считают праведным» («Ясна», 33, 1).

Представления о земной жизни перенесены на всю вселенную. И там происходит постоянная поляризация сил, непрерывное столкновение добрых божеств и духов со злыми божествами и духами. Это столкновение восходит к первоначальному конфликту Духа добра и Духа зла, о котором наиболее выразительно рассказывается в «Проповеди о двух духах» («Ясна», 30):

А теперь обращусь я к тем, кто желает слушать…

Прислушайтесь ушами своими к наилучшему [учению],

Проникнитесь ясным пониманием двух верований,

Дабы каждый перед [лицом] Судного дня сам избрал одно из них:

Оба духа, которые уже изначально, в сновидении были близнецам подобны

И поныне пребывают во всех мыслях, словах и делах, суть Добро и Зло.

Из них, из обоих благомыслящие правильный выбор сделали,

Но — не зломыслящие.

Когда же встретились оба духа [друг с другом],

Они положили начало

Жизни и тленности, тому, чтоб к скончанию веков

Было бы уделом лживых — наихудшее, а праведных — наилучшее.

Из этих двух духов избрал себе Лживый — злодеяние,

Праведность — избрал для себя Дух священный,

Чье облачение — небесная твердь.

Многочисленное воинство Добра и Зла, различные духи и демоны, добрые и злые (дэвы), впоследствии толкуемые в зороастрийском каноне как абстрактные сущности, представляли собою первоначально — в гатах — анимистические существа типа внутреннего воздействующего духа, свойственного каждому предмету и именуемого у некоторых изучаемых этнографией первобытных народов «мана» и «оренда».

На небесах складывалась, по древним представлениям, троичная структура божества Добра, отражавшая расслоение на три социальные группы, происходившее у оседлых иранцев. Во главе «троицы» стоял верховный правитель — Владыка всеведущий — Ахура Мазда, опиравшийся на Духа огня (а также «Лучшего распорядка») — Арта, божественную персонификацию верховного жреца, и на Духа скота (также «Благой мысли») — Вохумана — божество общины оседлых скотоводов. Во главе же небесной троицы Зла стоял Друдж («Ложь»), впоследствии Ахриман.

Присутствует в гатах и человек — земледелец и кочевник, но именно только присутствует. В гатах человек — не действующий субъект, который стоит в центре художественного изображения, а лишь объект воздействия божеств. Им, божествам, посвящены гаты; они, божества, в центре внимания. Из людей привлекают слагателя гат лишь властители, «сверхчеловеческие» образы вождей, царей и жрецов. Если к активности призывается «слабый человек», то лишь в роли служителя богов, исполнителя воли властей небесных и земных. Человеку как таковому отводится место лишь чуть повыше того, которое занимает «благодетельный скот», также служащий божествам и ими опекаемый.

Понимание человека в гатах — это, таким образом, при всей первобытной наивности, религиозная трактовка человека как существа, призванного служить сильным мира сего и небесного, человека, не столько действующего ради блага своего, сколько (подобно скоту) опекаемого стоящей над ним властью земной и горной.

Художественные особенности гат неразрывно связаны с их содержанием, прежде всего а) с пониманием воздействующей роли изреченного Слова и б) с осознанием пророческой миссии поэта, слагателя гат.

В моральной триаде (мысль — слово — дело) центральное место занимает изреченное слово; оно воплощает мысль (дух) и, обладая магической силой, сливается, отождествляется с делом. Недаром в обеих небесных троицах: и Добра и Зла — именно верховное божество является обладателем воздействующего слова; Ахура Мазда (Владыка всеведущий) — благотворного слова, а Друдж (Ложь) — злого слова. В этом слове нет ничего мистического, это не «логос» в эллинистическом толковании, а скорее магически-шаманское заклинание. Изречение слова (приговора, приказа, заклинания) и есть проявление силы небесного владыки — Ахуры Мазда, акт слияния слова с делом. Именно таким было положение на земле, у земных владык; такова была сила приказа царя или заклинания верховного жреца. В этом снова и снова проявляются земные корни идеологических представлений, выраженных в гатах.

С одухотворенной размеренной, следовательно, поэтической речью связано понимание и пророческой миссии слагателя гат, о котором говорится: «Заратуштра — это Пророк славословящий, вздымающий свой голос во имя Арты (наилучшего распорядка, или Духа огня) и почитания. Научи меня, о Мазда, тому, чтобы языком моим указать правильный путь» («Ясна», 50,6).

Заратуштра воплощает в себе моральную триаду: мысль — слово — Дело. Поэтому он и выступает в двух функциях: пророка и жреца. Как пророк, служитель Владыки-Ахуры, он выступает в роли выразителя Слова. Как жрец — приверженец Духа огня (Арта), он выступает в роли исполнителя Дела, наилучшего распорядка. Он говорит: «Я — праведный жрец, я хочу преданно заниматься скотоводством» («Ясна», 33, 6). Заратуштра неоднократно подчеркивает, что тот, кто поддержит его, будет вознагражден, а тот, кто не поддержит, будет наказан.

Две функции Заратуштры — пророка и жреца — во многом определили жанровые особенности гат. При отсутствии четких жанровых различий между гатами можно, однако, отметить наличие двух их групп: в первой преобладает восхваление, во второй — проповедь. Первую группу можно именовать — хвалебные гаты пророка, вторую — назидательные гаты жреца.

Образцом хвалебной гаты может служить первая: «С упоеньем молюсь…» Образцом назидательной — гата, включающая проповедь «в форме вопросов» («Ясна», 44), начало которой таково:

Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!

Может ли в благодарность за мое восхваление

Такой, как ты, открыться, как друг, такому, как я?..

Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!

Как будут заложены основы наилучшей жизни?..

Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!

Кто был изначальным отцом Арты [Духа огня) при зарождении его?

Кто проложил путь Солнцу и Звездам?..

Кто заставляет Луну прибывать и убывать?..

Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!

Верно ли наставляю я?

Для кого создан скот?..

Кто научил сына почитать отца своего?

Как овладеть поучениями и словами правды?..

Сне спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!

Получу ли я благодаря Наилучшему распорядку воздаяние свое:

Десять кобылиц, и жеребца, и верблюда, которые, о Мазда,

Причитаются мне вместе со здоровьем и жизненной силой, присущими тебе…

Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!

Кто не отдает платы тому, кто заслужил ее,

И, сдержав слово свое, счел эту [плату] своей по праву, —

Какое наказание следует ему уже сейчас?

Ибо, что уготовано ему в Конце, это — известно!

* * *

Ранний, «гатический» зороастризм в процессе своего распространения и внедрения вплоть до превращения в государственную религию Ирана при династии Сасанидов (III–VII вв.) подвергался толкованию и переосмыслению, многочисленным дополнениям, включениям разнообразных иных религиозных и культовых элементов, — что завершилось канонизацией его парсийскими жрецами. Тогда и была кодифицирована — при Сасанидах — «Авеста» в двадцати одной книге, от которой до нас дошла лишь часть, сохранившаяся как священная книга современных парсов (в Индии).

Пантеон богов, по сравнению с гатическим, значительно увеличился и усложнился. Более могущественным и величественным стал Ахура Мазда, осмысление которого жречеством приблизилось к монотеистическому, что отвечало сложившемуся самодержавию восточного деспота в рабовладельческом и раннефеодальном Иране. Сонм богов (язатов), окружающих верховного бога Ахуру Мазда, включал уже не только гатических духов, ставших абстрактными «амеша спента» в смысле «Бессмертных святых», но и многих издревле, до и вне зороастризма, почитавшихся племенных богов, отвергнутых в свое время Заратуштрой, но «введенных» жрецами в пантеон на положении «младших»: прежде всего Митру, бога Солнца и Правды, Ардвисуру Анахиту — богиню Воды и Плодородия, а также Тиштрию (звезду Сириус) и других. Вместо скромного гатического «Гаронмана» («Дом песнопения») божества населяют уже свой «олимп» — гору Хара, у подножия которой клокочет море Ворукаша. Антиподом Ахуры стал «меньший» по божественному рангу Сатана — Ахриман (в «Авесте» — Ангра Манью).

Совокупность исторических, литературных и лингвистических данных довольно убедительно говорит в пользу восточноиранского, то есть среднеазиатского, происхождения не только гат и яштов, но и «Авесты» в целом. В ней нет ничего, отражающего особенности религии западных иранцев, известные по сообщениям античных авторов, нет ничего о столь характерных для Западного Ирана тесных связях с Междуречьем, нет и западноиранских географических названий. Однако в процессе кодификации «Авесты» и ее распространения в Азербайджане и Западном Иране в нее вошли многие более поздние, западноиранские элементы, в частности, на языке, приближающемся к среднеперсидскому. Также является бесспорным, что в течение веков существенные части «Авесты» сохранялись изустно. Вследствие этого в ней переплетаются элементы двух родов: чисто религиозные — плод идеологического творчества жречества, и некоторые народные представления периода первобытнообщинного строя. С одной стороны, мы встречаем восхваление божественного происхождения царя, освящение социального неравенства («Ахуре Мазда богатый любезнее бедного» — «Вендидад», 4, 47), с другой — проповедь устоев родового строя.

Народные элементы являются наиболее древним «слоем» «Авесты». Они покрыты мощными пластами более поздних, жреческих идей, отражающих попытку внести весьма тенденциозную систематизацию в древние представления, подчинить их канонизированному учению, придать наивным анимистическим представлениям завершенную форму абстрактного религиозного мировоззрения, освятить власть царей как носителей божественного сияния (нимба) — Хварно. Жреческую линию в «Авесте» и в зороастризме, кроме культа Хварно, составляет также разработка вопросов демонологии (демонов зла и добра, которых множество) и эсхатологии, загробной жизни, конца мира и Воскресения, Страшного суда и др. Отсюда и религиозная нетерпимость в «Авесте», проявляющаяся по-разному: проповедь распространения зороастризма силой оружия уже в гатах («Ясна», 53, 8, 9); резкое выступление против «кровосмесительства» при браках с представителями чужого племени, против тех, «кто смешивает семя [родичей] праведных с семенем нечестивых [чужеродцев], семя почитателей дэвов с семенами [людей], их отвергающих… об этом говорю я тебе, о Заратуштра, что их убивать важнее, чем извивающихся змей и крадущихся волков» («Вендидад», 18, 62, 65).

При кодификации «Авесты» приспособление народных представлений к жреческим шло двумя путями: включением народных мифологических элементов в молитвенные тексты или изображением некоторых абстрактных божеств в привычных народных конкретных образах.

Нашла отражение в «Авесте» и зародившаяся на заре классового общества народная мечта о справедливом, добром вожде, правителе. Впоследствии она превратилась в крестьянскую утопию о «хорошем царе», столь распространенную в средние века. В гатах говорится о добрых правителях, которые должны изгонять врагов, совершающих набеги на оседлые оазисы, и «нести мир для радостных селений» («Ясна», 48, 5; 53, 8 и др.), о приходе мессии — Сошианта для установления справедливости на земле. Сохранились в «Авесте» и отголоски социальной утопии о счастливом веке, о земле, где не бывает «ни мороза и ни зноя, ни болезней и ни смерти, ни зависти, порожденной дэвами» (свидетельство разложившего общину имущественного неравенства) («Ясна», 9, 5).

В немногих поэтических фрагментах, часто затерянных, словно оазисы, в пустыне жреческих текстов, но передающих народные сюжеты и мотивы, отражающих живое восприятие природы и бытовых реалий, язык «Авесты» весьма красочен, образен и ярок.

Наиболее характерным для поэтики «Авесты» является последовательная антитетичность всего изложения и стиля (вплоть до различной лексики для благих, «ахурийских», и злых, «дэвовских», существ), что вытекает из всего характера зороастризма (парсизма). В «Авесте» чрезвычайно широко распространены эпитеты, особенно, как и в устной народной поэзии, постоянные эпитеты, употребительны также плеоназмы («огни красные, пылающие» и т. п.). Находят в «Авесте» применение также такие стилистические фигуры, как анафора, рефрен, параллелизм, риторические вопросы, аллитерация, хиазм (например: «…избрал Лживый злодеяние, праведность избрал Священный дух») и т. п. Многочисленные анафорические введения характерны для многих яштов: в «Ардвисур-яште»: «Ты можешь восславить ради меня Ардвисуру Анахиту» (стихи 10, 12, 14, 16, 20, 24, 28 и т. д.); в «Михр-яште»: «Митру славим мы, обладающего широкими пастбищами…» и др. Анафора — наиболее распространенная фигура в «Авесте».

Значительная часть «Авесты» (преимущественно гаты и яшты) метризирована. Некоторые исследователи довольно убедительно доказали, что старый текст «Авесты» (дошедший до нас в искаженном виде) был весь метризирован, подобно «Ведам», и (кроме гат) состоял из стихов в восемь слогов (иногда 10–12), то есть составлял в двустишии подобие шлоки в «Ведах».

В поэтических фрагментах «Авесты» нет квантитативности (мерного чередования коротких и долгих слов), которая свойственна метрике стиха на языке фарой. Однако, кроме силлабики, следует в этих фрагментах отметить элементы тоники из-за ударений (повышений голоса) внутри строк, соответствующих грамматическому ударению (каждое слово — одно ударение).

Памятники периода перехода о древности к средним векам

Закономерный процесс перехода от древности к средним векам и последующего развития литературы средневекового типа длился в ираноязычных литературах примерно шесть веков (III–VIII вв.) и имел следующие основные особенности: а) переход от античности к средневековью, в отличие от того, что происходило в культуре Запада, не сопровождался коренной сменой религиозной системы, а лишь изменениями внутри древнеиранской, зороастрийской религии в двух направлениях — догматическом (превращение в государственную религию Ирана) и еретическом (преимущественно в форме первоначального манихейства); б) в отличие от древней литературы, представленной лишь в виде литературно-художественных элементов в единственном памятнике письменности, «Авесте», написанной одним древнеиранским языком (авестийским), литература раннего средневековья является разножанровой и разноязычной (различные среднеиранские языки: среднеперсидский, парфянский, согдийский и др.). Дошедшие, в большинстве своем во фрагментарном виде, переводы произведений буддийской и христианской литературы не входят в понятие «древнеиранская литература».

Все произведения литературы иранского средневековья пронизаны религиозной идеологией (так или иначе связанной с зороастризмом). Даже в немногочисленных произведениях светского характера весьма значителен религиозный элемент. Однако по степени выражения в литературных памятниках аристократически-жреческой или народной тенденций можно довольно определенно сгруппировать эти памятники в «две литературы»: «книжно-пехлевийскую», освященную авторитетом официальной, зороастрийской церкви, и «манихейскую» во многом выражавшую, в еретической форме, народные представления и чаяния. До нас дошла лишь часть многочисленных литературных памятников пехлевийской литературы, причем в основном в поздней редакции IX века (когда зороастризм, уступив место победившему исламу, стал религией гонимой), а из манихейской литературы — только фрагменты произведений (частично восстанавливаемых по переводам и изложениям на других, неиранских, языках).

* * *

Пехлевийской («книжно-пехлевийской») литературой называется совокупность произведений письменности на языке, неточно именуемом «пехлевийским», — ибо на самом деле язык этой литературы не «пехлевийский» (каким можно именовать парфянский), а среднеперсидский.

По существу, оба среднеиранских языка — среднеперсидский и парфянский — являются довольно близкими друг другу диалектами: первый — юго-западным (области Фарса), второй — северо-восточным — (области Хорасана). Следует отметить, что некоторые памятники пехлевийской литературы были действительно первоначально составлены на «пехлевийском» (парфянском) языке, но последующими переписчиками «отредактированы» в нормах среднеперсидского языка и в таком именно виде дошли до нас.

Произведения пехлевийской литературы, связанные еще с устной традицией, — жреческой, зороастрийской и народной, фольклорной, — творились авторами, выступавшими анонимно, как передатчики традиций, в период III–VII веков в мощном, относительно централизованном Сасанидском государстве, в двух центрах — Фарсе и Хорасане. После завоевания Ирана и Средней Азии войсками Арабского халифата, в период VIII–IX веков, составлялись компилятивные произведения, вобравшие в себя многие элементы предшествующего творчества и существенно переработанные зороастрийскими (парсийскими) жрецами с апологетическими целями. Некоторые произведения пехлевийской литературы, в частности, такие выдающиеся, как знаменитая обрамленная повесть «Калилак и Димнак» (среднеперсидский переработанный перевод «Панчатантры») и «Хватай-намак» («Книга о царях»), не дошли до нас в подлиннике, а лишь в переводах и изложениях на арабском языке. Первая из этих книг благодаря переводу стала источником мирового письменного басенного творчества (вплоть до басен Лафонтена и Крылова). Вторая книга стала важнейшим источником различных новоперсидских «Шах-наме» («Книга царей»), в том числе и бессмертной эпопеи Фирдоуси.

В эпоху своего создания эта литература понималась в гораздо более расширительном смысле, чем позже, и отнюдь не сводилась к совокупности только литературно-художественных произведений.

Феодальная идеология нашла свое наиболее полное выражение в таких памятниках, как «Денкард», этой энциклопедии позднего, канонизированного при Сасанидах, зороастризма. Резюме этой книги хорошо выражено в двух афоризмах: «Ты должен соблюдать нищенство, которое является лучшим из богатств для великих людей»; «Столбовая дорога — это религиозность, а обителью [будет] — рай». Важнейшим сводом, кроме «Денкарда», является сага «Бундахишн» («Первотворение»), сохранившаяся в двух вариантах: более полном «иранском» («Большой Бундахишн») и кратком «индийском». Это сочинение содержит изложение космогонических мифов и различных преданий и легенд, значительно дополняющих и поясняющих многие имена и обрывки упоминаний, встречающихся в «Авесте». Знакомое уже по гатам учение о жизненных эпохах приняло здесь форму догмата о четырех эрах по три тысячи лет в каждой, в течение которых происходит борьба Ормузда и Ахримана, заканчивающаяся к концу III эры разгромом Ахримана, очищением мира в расплавленном металле от скверны и наступлением IV эры — вечного блаженства для всех истинноверующих (то есть зороастрийцев). Мотивы бренности земного мира и упования на царство небесное пронизывают многочисленные дидактические произведения, например, «Советы Ануширвана»: «О люди, остерегайтесь грешить и будьте усердны в благодеяниях и презирайте мирские блага»; «Будьте приверженцами хорошей веры, за это вы удостоитесь рая».

Художественный характер носят в полной мере произведения: как написанные первоначально на парфянском языке поэмы «Ядгар Зареран» и «Драхт асурик», так и на среднеперсидском — «Карнамаки Артахшери Папакан» («Книга деяний Ардашира, сына Папака») и поэма о шахматах («Шатранг»).

Первая поэма, «Ядгар Зареран» («Поэма о сыне Зарера»), по своему содержанию посвящена борьбе за веру, аа торжество зороастрийской религии. Однако это религиозное содержание передано в формах героического эпоса (в переработанном виде ее сюжет входит в эпопею «Шах-наме»).

Поэма «Драхт асурик» («Ассирийское дерево») в большей мере, чем «Ядгар Зареран», сохранила следы фольклорного произведения.

Отражает реальные исторические события «Книга деяний Ардашира (Артахшера), сына Папака» об основателе Сасанидской империи, заполненная приключениями, авантюрами и тайнами, многим напоминающая, особенно в любовной линии, античный (эллинистический) роман.

* * *

Манихейская литература связана с религией манихейства. Среди религий, в наибольшей мере претендовавших с начала нашей эры на роль мировых, универсальных, занимает свое значительное место наряду с христианством и буддизмом также манихейство. Его основоположником и был Мани (Манихей).

Суть проповедуемой Мани универсальной религии, которая должна была, по его замыслу, заменить все остальные, состояла в признании того, что мир — это арена вечной борьбы светлого и темного начал, а назначением человека является помощь светлому началу для окончательного одоления зла. Манихейство вобрало в себя элементы гностицизма зороастризма, христианства и буддизма.

Канон манихейской церкви включает в себя семь произведений, составленных самим Мани на арамейском (сирийском) языке, и тексты традиционной передачи его учения учениками. Из сирийских подлинников семи произведений Мани ничего не сохранилось, а выдержки, приводимые из них мусульманскими и христианскими авторами, обрывочны и кратки.

Первое из этих семи произведений — «Евангелие Мани», состоит из двадцати двух глав, отрывки из которых сохранились на иранских языках (среднеперсидский и согдийский). Вторая книга — в персидской передаче названия известна как «Нийани зиндаган» («Сокровищница жизни»). Третья книга известна по китайскому названию как «Книга тайн», по восточноиранским источникам она также называлась «Разан» («Тайны»). Наконец, «Книга о гигантах» («Каван»). Остальные — это «Эпистолы», «Книга псалмов». Сообщение о семи великих произведениях всегда сопровождается сведениями об их богатом иллюстрировании рисунками (миниатюрами), известными под названием свода «Ардаханг» («Арджанг»). Традиция манихейства изложена в произведении, именуемом «Кефалая», дошедшем на коптском языке и — фрагментарно — на иранских языках. Вне канона известна книга учения, изложенная Мани для Шапура I Сасанида: «Шапухракан».

Произведениям Мани присуща энциклопедическая ученость, и чтение их нуждается в комментариях. Он пытался охватить мифологические и научные, исторические и философские познания своего времени (космогония, география, алхимия, астрология, математика, ботаника, медицина и др.) и в буквальном смысле слова осветить их своей натурфилософией Света и приблизить к жизни человеческих масс своей практической этикой добра и человеколюбия: «Там, где нет любви, все деяния несовершенны», — гласит дошедший до нас на согдийском языке афоризм пророка.

Проповеди и молитвы Мани судя по дошедшим отрывкам глубоко лиричны, живописны и пересыпаны фольклорной мудростью. Часто поводом для них было какое-либо природное явление: восход солнца, гроза, покрытое облаками небо, набухание почек на деревьях, благодатный дождь. Это придает им привлекательную интимность и, в отличие от его трактатов, делает легко понятными и доходчивыми. Нередко прибегал он к поэтической форме.

Несмотря на жестокие гонения со стороны зороастрийской и христианской церквей, манихейская религия широко распространялась сторонниками Мани, рассеявшимися по восточно-римским владениям, Средней Азии, Китаю, Палестине и др. На западе манихейские идеи оказались настолько живучими, что сохранились в антиклерикальных народных сектах средневековья: павликиане и мондракиты в Армении, богомилы в Болгарии, альбигойцы в Западной Европе. На востоке манихейство особенно распространялось среди согдийцев и в их колониях в Синьцзяне (Китайский Туркестан), а с VIII века стало государственной религией Уйгурской державы. Сочинения, созданные Мани, а также приписываемые ему, переводились на разные языки и сохранились фрагментарно на сирийском и мандейском, среднеперсидском и парфянском, согдийском, коптском, китайском и уйгурском языках.

Свойственное манихейской проповеди не только Мани, но и его апостолов обильное уснащение фольклорными элементами — притчами, афоризмами, новеллами — говорит о том, что это были излюбленные жанры эпохи.

Любил Мани и разные искусства (музыку, каллиграфию, живопись). По преданию, он сам был выдающимся художником и каллиграфом, как называли его, «чинским», то есть «китайским», точнее, «синьцзянским». Действительно, при раскопках в Синьцзяне обнаружена интересная манихейская живопись, стенная и миниатюрная. Название одного из упомянутых выше произведений Мани, «Арджанг», разукрашенного, по преданию, удивительными красочными иллюстрациями, стало в Иране и на всем Ближнем Востоке нарицательным именем для обозначения шедевра живописи.

И. Брагинский

Из «Авесты»[815]Переводы из «Авесты» даются по критическому изданию: К. F. Gеldnеr, Avesta, die heiligen Bücher der Parsen, Bd. I–III, Stuttgart, 1883–1886.

Га́ты Заратуштры[816]При переводе учтены следующие издания: «Die Gatha's des Avesta. Zarathustra's Verspredigten». Ubersäkt von Ch. Bartholomae, Strassburg, 1905; J. Duchen-Guillemin, Zoroastre. Etude critique avec une traduction commentée des Gâthâ, Paris, 1948; B. Anklesâria, The holy Gâthâs of Zarathushtra, Bombay, 1953. H. W. Humbасh, Die Gathas des Zarathustra, I–II, Heidelberg, 1959.

«Ясна», 28. Моление о слове

¹ С упоением молюсь,

простираю к Ма́зде руки я,

Чтобы Добрый дух [817] Добрый дух — Имеется в виду Ахура Мазда, окруженный сонмом благих духов, составляющих вместе с ним божественную семерицу «Амеша спента» («Бессмертно воздействующие», «Дарители», впоследствии «Святые»); здесь упоминаются: Арта, Вохумана , а также мать — Арматай (или Армаити) — «Благодетельная преданность». В настоящей гате сохранились отголоски распределения «обязанностей» между высшей троицей: у Ахуры Мазда — Слово, у Вохуманы — Мысль, у Арты — Дело. сперва

принял все, что приготовил я.

С А́ртой радуются пусть

Вохума́на и Душа быка! [818] Душа быка (Дух быка или коровы) — благое существо, покровительствуемое Ахурой Мазда.

² Мазда, Мудрый Властелин,

Вохумане верно я служу,

Дай мне оба мира в дар —

мир вещей и также мир души!

За служенье Арте дай

все, что праведному следует!

³ Вохумана, Дух скота [819] Дух скота — то есть Вохумана.,

славлю рассудительность твою,

Мазду с Артою пою,

мать Арматай пусть придаст вам сил,

Всех молю Вас об одном,

чтоб на зов мой приходили вы!

⁴ В Доме песнопения [820] Дом песнопения («Гаронмана») — место собрания божественной семерицы.

Вохумане жизнь отдать готов,

Пусть за все мои дела

сам Ахура мне воздаст сполна.

А пока я жив, путем

Арты — Правды поведу людей.

⁵ Арта — Правда, Дух огня, [821] Арта — Правда, Дух огня — В ор. — только «Арта»; перевод воспроизводит то, что у древнего слушателя ассоциировалось с именем «Арта».

разве в силах я постичь, понять

Вохуману и тебя,

хоть и ведаю, где к Мазде путь.

Заклинанием твоим,

языком склоним врагов к добру!

⁶ Вохумана! Вразуми,

пусть прибавит Арта силы мне!

Мазда, Зарату́штре дай

Слово чудодейственное то,

Что поможет наконец

одолеть всех злобных недругов!

⁷ Арта — Правда! За дела

дай мне щедрый, Вохуманы дар!

Мать Арма́тай, укрепи меня

и вождя Вишта́спу [822] Виштаспа — князь (царь) из полулегендарной династии Кавайидов, первым признавший Заратуштру и покровительствовавший его учению (далее Кавай Виштаспа). утверди!

Мазда, помоги певцу

сделать всех послушными тебе!

⁸ О, хороший, лучший друг

Арты и порядка доброго,

Мазда, милость окажи

мне и Фрашао́штре [823] Фрашаоштра — один из воинов Виштаспы, друг Заратуштры, впоследствии его зять. смелому!

И тем людям, что всегда

мысли Вохуманы берегут.

⁹ Мы вас не прогневаем,

хоть бы и десятой долею

Той хвалы, что воздадим

Арте с Вохуманою,

Мазда, не наскучим Вам,

О, хранитель царства нашего!

¹⁰ А затем, кто заслужил

Арты дар и Вохуманин дар,

Если Мазда их признал,

пожеланья их да сбудутся,

Чтоб постичь успех хвалы,

в стройных песнях, обращенных к вам.

¹¹В них я сохранил навек

облик Арты с Вохуманою,

Мазда, я воспел тебя,

передай ты мне из уст в уста

Слово мудрое о том,

как впервые появилась жизнь!

«Ясна», 29. Моление о поддержке скотоводства

¹Молит вас Душа быка:

«Кто создал меня и для чего?

Э́шма [824] Э́шма — божество Зла и грабежа из сонма верховного божества Зла — «Дру́джа» («Ложь»); в иудейской передаче — Ашмадай, в древнегреческой — «Асмодей» (Сатана); иногда «эшма» означает и сами функции этого божества — «грабеж», «ненависть» и т. п. злой гнетет меня,

угоняют воры и грабители,

Кроме Вас — защиты нет,

селянин пусть пестует меня!»

² И спросил Творец быка [825] Творец быка — то есть Ахура Мазда.

Арту: «Кто же защитит быка?

Дай хозяина ему,

скотовода с добрым пастбищем,

Мужем осчастливь таким,

чтоб злодейства Ошмы отвратил!»

³ Отвечала Арта: «Нет

господина, чтоб пасти быка.

Я не знаю никого,

кто б за ним ходил как следует.

Нет достойного нигде,

чтобы люди шли на зов его».

⁴ Мазда знает обо всем:

о свершившихся намереньях

Равно — дэвов и людей,

о делах, что лишь задуманы,

Проницателен лишь он, —

пусть Ахуры воля сбудется!

⁵ Простирая руки ввысь,

о Ахура, умоляю я —

И коровы стельной Дух —

Мазду просим о двояком мы:

«Чистый скот чтоб не пошиб,

скотовод — чтоб Друджу не служил»,

⁶ Мазда так сказал тогда,

он, Ачура, что мудрее всех:

«На земле и в небесах

мужа нет, кто Арте по душе.

Но ведь скот я сотворил

ради человека, пастуха,

⁷ Я, Ахура, Арты друг,

также Слово — Ма́нтру [826] Ма́нтра (или Мантра Спента) — воздействующее, благодетельное (позже — святое) Слово, которым обладает Ахура Мазда. сотворил,

Чтобы скот тучнел и корм

преумножился. А Мантру ту,

Вохумана, лишь в уста

истинного друга стад вложи!

⁸ На земле есть лишь один,

кто Мои заветы свято чтит;

Заратуштра, —

верен Мазде, как и Арте, он,

Он всегда прославит нас,

если Словом одарю его»,

⁹ Вскрикнула Душа быка:

«Разве слабосильный нужен мне

Человек, чье слово — пыль?

Всемогущего желаю я!

Пусть грядет он наконец

и десницей скот оборонит!»

¹⁰ О Ахура, дай скоту

силу Арты и величие,

И пусть Вохумана даст

дар покоя и веселия,

Разве я не ведаю,

что лишь Мазда превосходит всех.

¹¹ Если сила Арты мне

передастся Вохуманою,

Если вдохновит меня

Мазда сам реченьем магии,

То, Ахура, снизойдут

к нам щедроты, вас достойные!

Книга «Яшт»[827]Учтен перевод Вольфа (сделанный на основании словаря Бартоломэ): Fr. Wolff, Avesta, die neiligen Bücher der Parsen, Strassburg, 1910. Частично «Яшты» переводились на русский язык Е. Бертельсом: «Отрывки из «Авесты». — «Восток», 1924, № 4.

Гимн Ардвису́ре Анахи́те («Ардвису́р-Яшт»)

I

¹ И сказал Ахура Мазда — Спитами́ду Заратуштре: [828] Спитами́д Зарату́штра — сын Пуруша́спы, потомок Спитама.

Ты можешь восславить ради меня, о Спитамид

Заратуштра,

Ее, Ардвисуру Анахиту,

Широко разлившуюся, целительную,

Дэвам враждебную, вере Ахуры преданную,

Достойную, чтоб мир телесный [829] Мир телесный — См. предисловие и «Ясна» 28 строфа 2. почитал ее,

Достойную, чтоб мир телесный восхвалял ее, —

Страсть вызывающую, Артой освященную,

Стад покровительницу, Артой освященную,

Дома и усадьбы покровительницу, Артой освященную,

Имущества покровительницу, Артой освященную,

Страны покровительницу, Артой освященную. [830]Строфа 1 со слов: «Ты можешь восславить ради меня…» — до последней строки включительно составляет рефрен, именуемый ниже: «Рефрен 1».

²Она творит семя всех мужей,

Уготавливает для родов

Материнское лоно всех жен,

Делает легкими роды всех жен,

Наполняет в урочное время

Молоком материнскую грудь;

³ Бескрайняя, славная именем,

Длиною равная всем водам,

Здесь, по земле, текущим,

Мощная, сходящая с вершины Хука́рйа [831] Хука́рйа — горная вершина в обители божеств. к морю Ворука́ша.

⁴ Все берега Ворукаша [832] Ворукаша — огромное озеро (море) у подножья этой обители (предполагают, что это мифологическое осмысление Аральского моря).

Приходят в волненье,

Вся средина его восстает волнами,

Когда к ним притекает,

Когда к ним устремляется

Ардвисура Анахита,

У которой заливов тысяча,

У которой притоков тысяча,

И вдоль каждого из заливов

И вдоль каждого из притоков

Лишь за четыре десятка дней

Проскачет искусный наездник.

⁵ И один приток этой воды моей

Простирается на семь кишваров,

И приток этой воды моей

Непрестанно струится зимой и летом.

Она для меня делает благом и воду,

И семя мужей, и утробу жен,

И молоко женской груди, —

⁶ Это Я, Ахура Мазда, их произвел:

Чтоб дом и селенье,

Округ и страна процветали,

Чтоб защищать и охранять их,

Оборонять и оберегать их.

⁷ И вот, о Заратуштра, она пришла к нам,

Ардвисура Анахита,

От Мазды, творца своего.

О, воистину хороши ее руки, —

Белые, мощнее бедер коней,

Величьем своим красуется,

Дивная, потоком текущая,

Выше сажени вышиной.

Думой одной занята она:

⁸ «Кто восславит меня,

Кто почтит молоком, заключающим Хо́му, [833] Хо́ма — (хаома) — священное растение (ведический Сома), из которого выжимают сок для обрядовых целей. По древнейшим партиципационным представлениям (часть вместо целого), Хома — это и дух, божество растения, и само растение, и сок его.

Очищенным, процеженным Зао́трой? [834] Зао́тра — священный, обрядовый сок.

Чье удовольствую я желание? —

Верных мне и послушных мне,

Чтобы дать им веселья и бодрости?»

⁹ За великолепие, за величие

Внятной молитвой хочу восславить,

Доброй молитвою и Заотрой хочу восславить

Ардвисуру Анахиту, Артой освященную.

Да воззовут к тебе все,

Да чтят тебя еще больше,

О Ардвисура Анахита,

Молоком, заключающим Хому,

Очищенным, процеженным Заотрой.

Чье удовольствую я желание? —

Верных мне и послушных мне,

Чтобы дать им веселья и бодрости? [835]Строфа 9 составляет рефрен, именуемый ниже: «Рефрен 2».

II

¹⁰ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹¹ Передний — правит ее колесницей,

Держит поводья у колесницы,

В ней мчится она, Ардвисура,

Тоскуя по богатырю.

Думой одной занята она:

«Кто восславит меня?

(Рефрен 2. За великолепие…)

III

¹² (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня..)

¹³ Четыре коня у нее в упряжке,

Все четыре единой белой масти,

Единой породы, высокие,

Оборающие зломышление всех врагов,

И дэвов и людей,

Волшебников и пэри,

Кави́йских и карапа́нских властителей. [836] Кави́йские властители — добрые правители, последователи Заратуштры; карапа́нские властители — злые правители, служители Друджа.

(Рефрен 2. За великолепие…)

IV

¹⁴ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹⁵ Она, могучая, светлая, высокая, стройная,

Чьи воды несутся, ниспадая и днем и ночью,

Обилием равные всем водам,

Здесь, по земле, текущим,

Она вперед устремляется, полная силы.

(Рефрен 2. За великолепие…)

V

¹⁶ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня..)

¹⁷ Ей жертву приносил творец, Ахура Мазда,

В Арйа́не Вэ́джа [837] Арйана Вэджа («Арийский простор») — мифическая прародина арийцев (иранцев), первая страна, созданная Ахурой Мазда. у доброй Даи́тйи [838]Мифическая река Даитйа п омещается учеными в Хорезме либо в бассейне среднеазиатских рек Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи.

Молоком, заключающим Хому,

Барсма́ном, [839] Барсма́н — пучек ветвей, употребляемый с обрядовой целью. готовностью помочь языком своим,

И мыслью, и словом, и делом,

Заотрой и уместными изречениями.

¹⁸ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтоб сына Пуруша́спы я,

Заратуштру, что в Арту верует,

Беспрерывно пестовал, научая

Мыслить согласно вере,

Молвить согласно вере,

Делать согласно вере».

¹⁹ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

Шахиншах на охоте.

Изображение Шапура II Сасанида, охотящегося на диких ослов.

Серебряное блюдо. IV в. Государственный Эрмитаж. Ленинград.

VI

²⁰ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

²¹ Ей жертву приносил Хошйа́нгха Парада́та [840] Хошйа́нгха Парада́та — один из царей-первозаконников.

На вершине Ха́ра [841] Ха́ра — священная гора, обитель богов. —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

²² И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы стал я наивысшим властителем

Над всеми кишва́рами, [842] Кишва́р — область земли в телесном мире, состоящем из семи кишваров.

Над дэвами и людьми,

Над волшебниками и пэри,

Над кавийскими и карапанскими властителями,

Чтобы две трети мазанских дэвов [843] Мазанскиу дэвы — злые демоны из Мазендарана (Прикаспийской области), особенно густо ими «заселенной».

И служителей Дру́джа в Ва́рне [844] Ва́рна — по «Географической поэме» («Вендидад», глава I), четырнадцатая страна, созданная Ахурой Мазда: «Ва́рна четырехугольная, где родился Трэ́тона, победитель дракона Даха́ка» (см. строфы 29, 33). Ахриман создал в качестве бича этой страны болезни и чужеземных, неарийских владык. я в прах поверг»,

²³ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

VII

²⁴ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

²⁵ Ей жертву приносил

Блестящий, богатый стадами Йи́ма [845] Йи́ма (и в д. Яма) — герой архаического мифа; выполнил роль библейского Ноя, сохранив во время потопа семена скота и людей. Но Йима согрешил, научив людей есть говядину, и был наказан за то, что возгордился.

На вершине горы Хукарйя, —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

²⁶ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы стал я наивысшим властителем

Над всеми кишварами,

Над дэвами и людьми,

Над волшебниками и пэри,

Над кавийскими и карапанскими властителями;

Чтобы от дэвов я спас

И имущество, и припасы,

И урожай, и стада,

И покой, и почет».

²⁷ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

VIII

²⁸ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

²⁹ Ей жертву приносил трехпастый Ажи́ Даха́ка

В стране Бавра́й [846] Страна Бавра́й — мифическая страна зла (предположительно: Вавилон). —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

³⁰ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтоб обезлюдил я все семь кишваров».

³¹ Не даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита.

(Рефрен 2. За великолепие…)

IX

³² (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

³³ Ей жертву приносил сын из рода Атвйа́, [847]Атвйа́ — О нем говорится в «Ясне», 9: «Атвйа был вторым человеком, который выжимал мой сок Хомы для телесного мира».

Из богатырского дома Трэто́ны,

В Варне, четвероугольной стране, —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

³⁴ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я победителем стал

Над чудовищем Ажи Дахака,

Трехпастым, трехглавым, шестиоким,

Владетелем тысячи сил,

Миру Арты на гибель созданным,

Чтобы я его жен обеих похитил,

Обеих — Сангхава́к и Арнава́к, —

Их материнское лоно прекрасно,

Их проворство в домашней работе прекрасно».

³⁵ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

X

³⁶ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

³⁷ Ей жертву приносил могучий Керса́спа [848] Керса́спа — О нем говорится в «Ясне», 9: «…его отец Три́та, из Самов наилучший, был третьим человеком, который выжимал мой сок для телесного мира». Вторым сыном Триты и был Керасаспа — «Высокий ростом, юноша кудрявый, палиценосец, убивший чудовище Срувар…».

Перед лицом озера Пиши́на, [849] Пиши́на — название мифического озера. —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

³⁸ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я победителем стал

Над златопятым Ганда́рвой [850] Ганда́рва — злой демон, дэв «с золотыми пятками», один из убитых Керсаспой.

У берега Ворукаша, волнами омываемого,

Чтоб я, могучий, служителей Друджа

Здесь настиг и схватил,

На этой земле широкой, выпуклой и бескрайней».

³⁹ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XI

⁴⁰ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня..)

⁴¹ Ей жертву приносил злодей туранец Франграсйа́н [851] Туранец Франграсйа́н — Туранцами в дневнеиранской традиции именовались кочевые иранские племена, совершавшие набеги на оседлые иранские поселения и резко осуждаемые зороастрийцами.

У края пропасти, —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

⁴² И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

Добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы достиг я царственного Хва́рно,

Который среди Ворукаша сияет,

Который причастен арийским странам, нынешним и грядущим,

И Заратуштре причастен, что в Арту верует»,

⁴³ Не даровала ему эту удачу Ардвисура Анахита.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XII

⁴⁴ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁴⁵ Ей жертву приносил мужественный,

Деятельный Кава́й Уса́н [852] Кава́й Уса́н — один из царей Кавайидов.

На горе Эрзифйя, [853] Эрзифйа — мифическая гора. —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

⁴⁶ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы стал я наивысшим властителем

Над всеми кишварами,

Над дэвами и людьми,

Над волшебниками и пэри,

Над кавийскими и карапанскими властителями».

⁴⁷ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XIII

⁴⁸ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁴⁹ Ей жертву приносил

Богатырь стран арийских,

Хосра́ва, [854] Хосра́ва (Каваи Хосрава) — один из Кавайидов, который убил Франграсйана, отомстив ему за убийство отца. опора державы,

Перед лицом озера Чеча́́ста, [855] Чеча́́ста — мифическое название озера.

Глубокого и широкого, —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

⁵⁰ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы стал я наивысшим властителем

Над всеми кишварами,

Над дэвами и людьми,

Над волшебниками и пэри,

Над кавийскими и карапанскими властителями;

Чтобы я из всех колесниц переднею правил

Во все время ристания,

Чтобы я избежал западни, злодеем вырытой,

Если он, злоумышленник, верх одержит в конном бою».

⁵¹ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему…

(Рефрен 2. За великолепие…)

XIV

⁵² (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁵³ Ей жертву приносил мощный воин Ту́са, [856] Ту́са — богатырь царственного рода.

Искусный наездник,

И просил он даровать ему силу

Колесницами править

И телесное здоровье,

Врага издали высмотреть,

Ненавистника одолеть,

Недруга сразить единым ударом.

⁵⁴ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я победителем стал над богатырями,

Отпрысками Вэса́ка,

У горной теснины Хшатросу́ка,

У самой высокой, надо всеми возвышенной

Крепости Ка́нгха, Артою освященной,

Чтобы я наголову разбил воинство земель туранских

Пятьдесят раз сотней ударов,

Сто раз тысячью ударов,

Тысячу раз десятью тысячами ударов,

Десять тысяч раз ста тысячами ударов».

⁵⁵ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XV

⁵⁶ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁵⁷ Ей жертву приносили смелые

Отпрыски Вэса́ка [857] Вэса́ка — туранский богатырь.

У горной теснины Хшатросука, [858] Хшатросука — мифическое название горного прохода.

У самой высокой, надо всеми возвышенной

Крепости Кангха, [859] Кангха — мифическое название страны, отождествляемой с Хорезмом. Артою освященной, —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

⁵⁸ И просили они ее:

«Даруй нам такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы мы одолели мощного воина Тусу,

Чтоб мы наголову разбили воинство земель арийских:

Пятьдесят раз сотней ударов,

Сто раз тысячью ударов,

Тысячу раз десятью тысячами ударов,

Десять тысяч раз ста тысячами ударов».

⁵⁹ Не даровала им этой удачи

Ардвисура Анахита.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XVI

⁶⁰ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁶¹ Ей жертву приносил Пау́рва, [860] Пау́рва — персонаж древней сказки.

Бывалый лодочник,

Когда по воле Трэтона, победоносного воина,

Взлетел он в небо в образе коршуна.

⁶² Без отдыха он носился

Три дня и три ночи,

Стремясь к своему жилищу,

И не мог вернуться к себе.

На скончании третьей ночи

К утренней заре поспел он,

К восхождению Ардвисуры.

И на утренней заре он

Воззвал к Ардвисуре Анахите:

⁶³ «О Ардвисура Анахита!

Приди ко мне на подмогу,

Подай мне помощь!

Если я опущусь успешно

На землю, сотворенную Ахурой,

К своему жилищу,

То воздам тебе

Тысячью жертвенных возлияний

Молоком, заключающим Хому,

Очищенным по обычаю и отцеженным Заотрой

В водах Рангха».

⁶⁴ И стекла к нему Ардвисура Анахита

В образе прекрасной девушки,

Сильной, стройной,

Прямой, высоко подпоясанной,

Знатного рода, именитого.

До самых лодыжек была она

Обута в сияющие сандалии,

Золотыми лентами схваченные.

⁶⁵ Она крепко взяла его за руки,

И тут же совершилось это — в единый миг! —

Он, усердный, проворный в работе,

Очутился на земле, сотворенной Ахурой,

В своем жилище, здоров и силен,

Невредим и цел, как и прежде!

⁶⁶ Так, даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие..)

XVII

⁶⁷ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁶⁸ Ей жертву приносил Джама́спа, [861] Джама́спа — ранний последователь Заратуштры из окружения Виштаспы.

Когда он увидел, что войско дэвопоклонников,

Приспешников Друджа,

Боевым строем подходит издали, —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

⁶⁹ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я одержал такую великую победу,

Какую другие арийцы все вместе одержат».

⁷⁰ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XVIII

⁷¹ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня..)

⁷² Ей жертву приносили Ашава́зда, сын Пурудахшта́я,

И Ашавазда, и Трита, [862] Ашава́зда, Трита — легендарные иранские богатыри, выступающие на бой с туранскими богатырями «Данавами», отпрысками Асанба́на, Ка́ра и Ва́ра , а также с Дурэкэ́той. сыновья Санйуждры,

У места, посвященного высокому богу,

Сияющему повелителю,

Обладателю быстрых коней, Апам Напату, [863] Апам Напат — благое водяное божество, ныряющее за царственным нимбом хварно при битве за него. —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

⁷³ И просили они ее:

«Даруй нам такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы стали мы победителями

Над туранскими Данавами,

И над отпрыском Асанба́на, Ка́ра,

И над отпрыском Асанба́на, Ва́ра,

И над доблестным Дурэкэ́та,

В сраженье за их добро и богатства».

⁷⁴ И даровала им эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XIX

⁷⁵ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁷⁶ Ей жертву приносил Вистара́в,

Он, Нотари́д, [864] Вистара́в Нотари́д — иранский богатырь из окружения Кавайидов.

У воды Витангуха́ити, [865] Витангуха́ити — мифическое название реки.

Когда он сказал такое

Правдивое слово:

⁷⁷ «Говорю правду, высказываю истину,

О Ардвисура Анахита!

Я во прах поверг столько дэвопоклонников.

Сколько волос у меня на голове.

Открой же мне ныне,

О Ардвисура Анахита,

Сухой путь через добрую Витангухаити!»

⁷⁸ И стекла к нему Ардвисура Анахита

В образе прекрасной девушки,

Сильной, стройной,

Прямой, высоко подпоясанной,

Знатного рода, именитого.

Обута она в золотые сандалии,

Изукрашенные, сияющие.

И одни воды остановила она,

Другие принудила течь дальше;

Так освободила она сухой путь

Через добрую Витангухаити.

⁷⁹ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие..)

XX

⁸⁰ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁸¹ Ей жертву приносил Йои́шта из дома Фрйанов [866] Йои́шта из дома Фрйанов — персонаж из сказки на сюжет «Разгаданные загадки сфинкса» (здесь: кудесник Ахтйа). В одном из произведений на среднеперсидском языке рассказывается, как могучий колдун Ахт задает каверзные вопросы. Девять тысяч жрецов гибнут из-за неудачного ответа; Ахт спросил их: «Какой рай лучше, земной или небесный?» — «Небесный», — ответили жрецы, и Ахт тут же их туда отправил. Юный Йоишта сумел ответить на все вопросы Ахта и тем одолел его.

На неопалимом острове Ра́нгха, [867] Ра́нгха — мифический остров. —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

⁸² И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая и мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы стал я победителем

Над злейшим, ослепляющим А́хтйа,

Чтоб сумел ответить на вопросы его,

На девяносто и девять

Запутанных и коварных вопросов,

Злейшего, ослепляющего Ахтйа».

⁸³ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XXI

⁸⁴ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁸⁵ Он благодетельный Ахура Мазда, возгласил:

«Снизойди, снова вернись к нам,

О Ардвисура Анахита,

Со звезд на землю, сотворенную Ахурой,

Пусть смелые правители, властители страны,

Пусть сыновья властителей восславят тебя.

⁸⁶ Пусть мощные наездники

Просят тебя о владении резвыми конями

И об увеличении славы своей,

Пусть в моленьях своих жрецы

[…] просят тебя о знании, о достижении святости,

О победе, ниспосылаемой Ахурой,

О победоносном его превосходстве;

⁸⁷ Пусть готовые к браку усердные девушки […]

Просят тебя […] о преуспеянии

И о мужественном хозяине дома,

Пусть молодые жены, пусть роженицы

Просят тебя о легких родах:

Ты, ты подашь им все это,

Ибо все это в твоей власти,

О Ардвисура Анахита!»

⁸⁸ И вот, о Заратуштра, пришла она,

Ардвисура Анахита,

Со звезд на землю, сотворенную Ахурой,

И сказала Ардвисура Анахита:

⁸⁹ «Воистину, о Спитамид, в Арту верующий,

Тебя Ахура Мазда назвал

Рата́вой [868] Рата́ва — добрый гений телесного мира. — Покровителем мира телесного,

Меня же Ахура Мазда назвал Покровительницей

Всего творения в Арту верующих.

Под кровом моего великолепия и величия

Мелкий скот и крупный скот

И двуногие люди умножились на земле:

Я, поистине, охраняю все доброе,

Маздой сотворенное, от Арты исходящее,

Словно как хлев охраняет овец».

⁹⁰ И спросил ее Заратуштра,

Ардвисуру Анахиту:

«О Ардвисура Анахита!

Какою жертвой мне восславить тебя?

Какою жертвой мне почтить тебя,

Чтобы Мазда раскрыл тебе

Путь не по эту сторону,

А по ту сторону шара солнечного,

Чтобы и малого зла не причинили тебе

Змеи, и всякие А́ртны, и Вавжа́ки,

И Варна́вы, и Варнавави́ши», [869] А́ртны, Вавжа́ки, Варна́вы, Варнавави́ши — злые духи гадов и иной ползучей нечисти.

⁹¹ Отвечала на это Ардвисура Анахита:

«Воистину, о Спитамид, в Арту верующий!

Вот какой жертвой ты должен почитать меня,

Вот какой жертвой ты должен прославлять меня

От восхода солнца и до захода солнца.

Вот Заотра моя, ею должен ты наслаждаться.

Жрецы, что просили святых изречений,

Жрецы, что просили святых заповедей,

И мудрый посланец, которому внятно святое слово,

Пусть наслаждаются ею!

⁹² Но не должны Заотрой моей наслаждаться:

Ни один […], ни болеющий горячкой,

Ни обремененный грыжею […],

Ни одна женщина,

Ни один общинник,

Что гат не произносят,

Ни прокаженный, от остальных отторгнутый.

⁹³ Не приму я Заотры

От слепых, и глухих, и от карликов,

От слабоумных, и […], и припадочных,

От помеченных метой, какою, с общего гласа,

Умалишенных метят;

Не должны одарять Заотрой

Ни горбатые спереди,

Ни горбатые сзади,

Ни кривозубые карлики!»

⁹⁴ И спросил Заратуштра Ардвисуру Анахиту:

«О Ардвисура Анахита!

Что бывает с твоею Заотрой,

Если тебе ее после захода солнца

В дар приносят

Дэвопоклонники, служители Друджа?»

⁹⁵ Отвечала на это Ардвисура Анахита:

«Воистину, о Спитамид Заратуштра, в Арту верующий!

Ужасные, паршой покрытые, язвой изрытые,

Мерзкие, — шестьсот и тысяча, [870] Шестьсот и тысяча — Вероятно, в смысле: «великое множество». —

Они за спиною моей

Заотры касаются […],

И служат они лишь прославлению дэвов».

⁹⁶ Я хочу почтенную всеми

Золотую вершину Хукарйя восславить, —

С высоты ее, равной росту тысячи мужей,

Ниспадает Ардвисура Анахита,

Высотою равная всем водам,

Здесь, по земле, текущим,

И вперед устремляется, полная силы.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XXII

⁹⁷ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

⁹⁸ Вокруг нее собираются поклонники Мазды.

С барсма́ном в руках;

Ей жертву приносили Хво́вы, [871] Хво́вы — иранский богатырский род из окружения Кавайидов.

Ей жертву приносили Нотари́ды;

Богатства просили Хвовы,

Резвых коней просили Нотариды.

И вскоре Хвовы

Возобладали богатством и мощью,

И вскоре свершилось

Желание Нотаридов:

Виштаспа возобладал табунами

Самых резвых коней

Этих стран.

⁹⁹ И даровала им эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие..)

XXIII

¹⁰⁰ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹⁰¹ Ее заливов тысячу

И притоков тысячу,

И вдоль каждого из заливов

И вдоль каждого из притоков

Лишь за четыре десятка дней

Проскачет искусный наездник.

У притока в каждый залив

Построен добротный дом,

Стооконный, блестящий,

Тысячеколонный, прекрасный статью,

Могучий дом, он покоится

На десяти тысячах прочных опор.

¹⁰² У каждого в доме

Гость может возлечь на ложе

С покрывалом прекрасным, благоуханным,

На мягких подушках.

Ниспадает, о Заратуштра, Ардвисура Анахита

С высоты, равной росту тысячи мужей,

Высотою равная всем водам,

Здесь, по земле, текущим,

И вперед устремляется, полная силы.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XXIV

¹⁰³ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹⁰⁴ Ей жертву приносил Заратуштра, в Арту верующий,

В Арйана Вэджа у доброй Даитйи

Молоком, заключающим Хому,

Барсманом, готовностью

Помочь языком своим,

И мыслью, и словом, и делом,

Заотрой и уместными изречениями.

¹⁰⁵ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я сына Аурватаспы

Богатырского Кава́й Вишта́спу

Беспрерывно пестовал, науча

Мыслить согласно вере,

Молвить согласно вере,

Делать согласно вере».

¹⁰⁶ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XXV

¹⁰⁷ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹⁰⁸ Ей жертву приносил,

Высокий разумом Кавай Виштаспа

Перед лицом моря Фраздана́в, [872] Море Фраздана́в — мифическое название. —

Сотню коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

¹⁰⁹ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я победителем стал

Над Тантрйва́нтом,

Наделенным злой сутью,

И над служителем дэвов — Пеша́на,

И над служителем Друджа — Арджата́спой, [873] Тантрйва́нт, Пеша́на, Арджата́спа — злые туранские богатыри, служители Друджа.

В сраженье за его добро и богатства».

¹¹⁰ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XXVI

¹¹¹ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹¹² Ей жертву приносил

Смелый конник Зариварай [874] Зари́варай — богатырь, полководец Виштаспы (в «Поэме о сыне Зарера» зовется Зарер).

Перед лицом воды Даитйи —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец,

¹¹³ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я победителем стал

Над служителем дэвов — Хумайака [875] Хумайа́ка — богатырь, сражающийся на стороне Арджатаспы.

С длинными когтями,

Обитающим в восьми адских пещерах,

И над служителем Друджа — Арджатаспой,

В сраженье за его добро и богатства».

¹¹⁴ И даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита,

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XXVII

¹¹⁵ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹¹⁶ Ей в жертву приносил

Вандарманиш, брат Арджатаспы,

У вод Ворукаша, —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

¹¹⁷ И просил он ее:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я победителем стал

Над доблестным Кавай Виштаспой

И над смелым конником Зариварай,

Чтобы я наголову разбил воинство земель арийских

Пятьдесят раз сотней ударов,

Сто раз тысячью ударами,

Тысячу раз десятью тысячами ударов,

Десять тысяч раз ста тысячами ударов»,

¹¹⁸ Не даровала ему эту удачу

Ардвисура Анахита.

(Рефрен 2. За великолепие..)

XXVIII

¹¹⁹ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹²⁰ Ахура Мазда четырех жеребцов сотворил:

Ветер и дождь, облако и град.

Всегда, о Спитамид Заратуштра,

Четыре жеребца заставляют

Дождь лить, и снег идти,

И источать воды, и градом бить,

Ардвисуре же на долю выпали девять сотен и тысяча капель.

¹²¹ Я хочу почтенную всеми

Золотую вершину Хукарйя восславить!

С высоты ее, равной росту тысячи мужей,

Ниспадает Ардвисура Анахита,

Мощью равная всем водам,

Здесь, по земле, текущим,

И вперед устремляется, полная сил.

(Рефрен 2. За великолепие…)

XXIX

¹²² (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹²³ Плащ золотой на груди придерживая,

Здесь стоит она, добрая

Ардвисура Анахита,

Тоскуя по голосу Зао́тара. [876] Зао́тар — жрец, священнослужитель.

Думой одной занята она:

¹²⁴ «Кто восславит меня,

Кто почтит молоком, заключающим Хому,

Очищенным, процеженным Заотрой!

Чье исполню я желание? —

Верных мне и послушных мне,

Чтобы дать им веселья и бодрости?»

(Рефрен 2. За великолепие…)

XXX

¹²⁵ (Рефрен 1. Ты можешь восславить ради меня…)

¹²⁶ Всякий может увидеть ее,

Ардвисуру Анахиту,

В образе прекрасной девушки,

Сильной, стройной,

Прямой, высоко подпоясанной,

Знатного рода, именитого,

В нарядном плаще

С обильными складками, златопрядном.

¹²⁷ Барсман в руках у нее должной меры,

Красуется она серьгами,

Четырехгранными, златоковными;

Ожерельем обвила благородная

Ардвисура Анахита

Прекрасную шею.

Стягивает она стан свой,

Чтобы дивные груди ее восстали,

Чтобы влеклись к ней людские взгляды.

¹²⁸ Чело увенчала свое

Ардвисура Анахита прекрасным обручем,

Сотнями самоцветов украшенным, златоковным,

Осьмичастным, словно бы колесница,

Перевитым лентами, чудесным,

С кольцом посредине, искусно сделанным.

¹²⁹ В бобровой шубе она,

Ардвисура Анахита,

Из трехсот бобров […],

Сделанной в должное время;

Меха ослепляют очи смотрящего

Блеском золотым и серебряным.

¹³⁰ И ныне, добрая, мощная

Ардвисура Анахита,

О милости прошу я тебя, —

Да обрету я, любимый тобой,

Обширные царства,

Где варят обильную пищу, наделяют большими кусками,

Где фыркают кони, грохочут колеса,

Где взмахивают плетью, где много жуют,

Где припрятаны яства,

Где благоухания,

Где каждый волен хранить в кладовых,

Сколько захочет, дабы жить в довольстве.

¹³¹ Ныне, о добрая, мощная

Ардвисура Анахита,

Ниспошли мне двух богатырей,

Одного — двуногого и одного — четырехногого.

Одного такого,

Что быстр в походных сборах

И в сраженье искусно умеет

На врага пустить колесницу;

И такого четырехногого, что оба крыла

Вражьего войска, широким строем идущего,

Заставляет назад повернуть.

Левый и правый, правый и левый. [877] Правый и левый — Здесь: фланги противника.

¹³² Ради этих моих молитв,

Ради этих моих восхвалений,

Ради этого мира

Низойди к нам,

О Ардвисура Анахита,

Со звезд на землю, сотворенную Ахурой.

К дарующему Заотру,

К ладони, дающей жертвенную влагу,

Обильную, бескрайнюю,

[Низойди же, чтобы помочь нам!

О Ардвисура Анахита],

Которая всегда дарует удачу просящему,

Заотру в дар приносящему,

Благочестиво жертвующему,

Дабы все богатыри с победой к семье вернулись,

Подобно воинам Кавай Виштаспы.

(Рефрен 2. За великолепие…)

Произведения на среднеиранских языках

Ассирийское дерево[878]Перевод по книге: J. M. Unvalla, Draxti asurik. — «Bulletin of the School of Oriental Studies», II, London, 1921, p. 637. Написано это произведение первоначально в III–IV вв. на парфянском языке, но позже, при включении в книжно-пехлевийскую литературу, «отредактировано» переписчиками с приближением к нормам среднеперсидского языка. Поэма представляет собою ранний образец «муназира» (стихотворного состязания). Вместе с тем поэма включает в себя загадку. Разгадка ее: «финиковая пальма». Это и есть «ассирийское дерево», или, вернее, «вавилонское дерево». В состязании золотоветвистого дерева с простой козой симпатии сказителя явно на стороне козы, которая доказывает, что от нее больше пользы людям. В этом нашла свое отражение народная идея о превосходстве простого труженика над надменными аристократами.

¹ Дерево произросло в ассирийской земле.

Ствол его сух, купа его свежа,

Словно сахарный тростник, корни его,

Словно бы виноград, плоды его,

Сладкие ягоды дает нам дерево.

² Справедливые! Вот — мое высокое дерево,

Состязаясь с козой, говорит оно:

«Сколь много я тебя превосходней,

³ Нет в земле Хванира́с [879] Хванира́с — один из семи кишваров. дерева, равного мне,

Ибо царь вкушает мои ягоды,

Когда я вновь приношу плоды,

⁴ Я — настил для ладьи.

⁵ Я — ткань для ветрила,

⁶ Из меня метелку делают

И двор и дом подметают.

⁷ Из меня ступу делают,

И рис и ячмень толкут в ней.

⁸ Из меня поддувало делают

И им огонь раздувают.

⁹ Я — прочная обувь земледельца:

¹⁰ Я — пара сандалий для босоногого,

¹¹ Из меня веревку делают

И ею ногу твою держат на привязи.

¹² Из меня палку делают

И ею шею твою целуют.

¹³ Из меня кол вытесывают

И на нем головою вниз тебя подвешивают,

¹⁴ Я — хворост в огне,

Когда на вертел тебя нанизывают.

¹⁵ Я — летняя сень над главою правителя.

¹⁶ Я — сахар земледельца и мед азата. [880] Аза́т — свободнорожденный, благородный, аристократ.

Из меня оружие делают.

¹⁷ Я — короб знатока целебных снадобий,

Что из города в город носят от лекаря к лекарю.

¹⁸ Я — птичье гнездо.

¹⁹ Я — прохладу даю усталым работникам,

Ведь выросло я на влажной земле;

Люди узнали мне цену и не погрешают против меня.

²⁰ Пусть прольются златые мои потоки,

Пусть те, кто лишен вина и хлеба,

Вкушают гроздья моих плодов!»

²¹ Так сказало ассирийское дерево, —

И коза моя отвечала дереву моему:

«Долго слушали тут, как ты споришь со мной,

Как ты в состязание входишь со мной.

Но едва о делах моих будет услышано,

И ты устыдишься глупых речей.

²² Возношусь я по воле царя высокого:

Да пребудет царственность, что у Джамшеда [881] Джамше́д — легендарный мудрый царь, авестийский Йима, одаривший иранцев благами культуры, разделивший их на четыре сословия. столь долго

В пору счастья его пребывала дэвам на муку.

²³ О люди! Ведь сухое дерево — целебно,

А у этого — [никчемная] золотая верхушка!

²⁴ А тебя сотворили на пользу лишь малым детям,

Твои золотые плоды лишь детям в радость!

Мудрый тот, кто чуток слухом.

²⁵ Если ты скажешь: плодов у меня

Больше и они полезней твоих, —

²⁶ А я отвечу тебе, то лишь себя опозорю,

Ибо твоя похвальба не стоит моих возражений.

²⁷ Парсийские люди [882] Парсийские люди — то есть исповедующие зороастрийскую веру, позднее именуемую «парсизм». меня зовут на празднованья свои,

А ты дичок бесполезный, никчемней прочих деревьев.

²⁸ Да если бы ты [полезный] плод приносило,

Люди праведные [883] Люди праведные — зороастрийцы, приверженцы парсизма. пустили б тебя пастись

На пастбище, подобно корове.

²⁹ Разве спесива я и глупа, словно бы незаконнорожденный?

³⁰ Послушай! Я всегда побеждаю А́за, [884]А́з — дэв жадности (авестийский Азай). высокого дэва,

С тех пор, как творец, щедрый Ормузд, господь преславный,

Научил поклонников Мазды чистой вере.

³¹ Не подобает служить Ормузду щедрому

Иначе, как через меня, иже есмь коза,

Ибо джев [885] Джев — обрядовый напиток из козьего молока. из меня сотворяют!

³² Вот служат богам и Гошуру́ну, [886] Гошуру́н — божество скота. богу четвероногих, —

И я придаю силу быстрому Хоме.

³³ Кто другой способен носить

Груз одежды, что я на спине ношу,

Из кого она, как не из меня, иже есмь коза!

³⁴ Из меня пояс делают,

Унизанный жемчугами.

³⁵ Я — обувь азатов, я перчатка царей

³⁶ И наперсников их.

Из меня бурдюки делают и водяные мешки, —

В знойный день посреди пустыни ледяная вода — от меня!

³⁷ Из меня кожу для барабана делают, —

С барабаном готовятся бодро к празднованию,

Празднованье великое мной снаряжают.

Из меня мускус делают,

³⁸ И праведные правители, владетели областей —

Уснащают им голову и бороду, —

Объемлют они скромность и величие,

³⁹ Из меня пергамент делают,

Книги писцов и важные списки […] пишут на мне.

⁴⁰ Из меня бутыли делают,

Их привязывают и […],

Из меня мешки делают кожаные

И прекрасные вяжут одежды из козьей шерсти;

Азаты и вельможи носят их на плече.

⁴¹ Из меня ремешок делают и приторачивают седла, —

А в них восседали Рустам [887] Рустам — центральный герой иранских богатырских сказаний, которому посвящена значительная часть «Шах-наме». и Исфандия́р [888] Исфандия́р — иранский богатырь, трагически павший из-за козней его отца от руки своего друга — Рустама.

На большом слоне и на боевом слоне.

Я — прочный пояс, что пользу приносит в сражениях,

Наилучшие пояса из меня, иже есмь коза!

Отменная бечева для слонов и […]

Из меня [..] для мулов,

Вот каковы богатства мои!

Из кого, как не из меня, иже есмь коза,

Сделать можно подобное?!

⁴² Из меня суму делают праведные торговцы,

А в ней и хлеб, и фисташки, и сыр, и баранье сало,

И камфора, и черный мускус, и шелк-сырец из Тохара,

И много дивных одежд для юных девушек носят они

⁴³ Вплоть до Ирана.

Из меня кусти́к [889] кусти́к — обрядовый ременный пояс. делают,

Белый пада́м, прекрасный ташку́к [890] Белый пада́м, ташку́к — обрядовые одежды. и одеяние вельмож.

Сравненьем со мною восхваляют

Девичью стать, и шею, и грудь!

Вот какова я и все мои сородичи!

Мы прикоснемся, и тело уже источает благой аромат,

Словно бы роза мира.

Два рога […]

⁴⁴ […] у меня на спине […]

С горы и на гору идут по земле, к большой стране,

От берегов Инда к озеру Варка́ш, [891] Озеро Варка́ш — авестийское Ворукаша (см. выше).

К людям многих племен,

Что остаются на другой земле в […]

И зовутся они «варчашм» — грудоглазые,

Ибо они словно люди, что листья едят и доят молоко козы,

Ибо убранство этих людей — от меня.

⁴⁵ Из меня халву делают, бессмертное яство,

Что вкушает правитель, и горный вождь, и азат.

Я — единственная на свете!

Да превзойду я тебя, о ассирийское дерево!

⁴⁶ Из меня — молоко и сыр.

Из меня дети и взрослые делают творог и сыворотку.

⁴⁷ Поклонники Мазды праведные, свершая службу,

Хранят патияб в моей коже.

⁴⁸ Когда играют в чанг, и вини́г,

И в гиджа́к, и в барба́т, и в тамбу́р, [892] Чанг, вини́г, гиджа́к, барба́т, тамбу́р — музыкальные инструменты, ударные, щипковые и струнные.

Со мною поют.

Я единственная на свете.

Да превзойду я тебя, о ассирийское дерево!

⁴⁹ Вот козу на базар приводят и называют ей цену,

И тот, кто не имеет десяти драхм, [893] Дра́хма — мелкая серебряная монета.

Не подходит и близко к козе, —

Тебя же всего за два гроша купит ребенок!

Обида и мука в сердце твоем.

Тебя выбрасывают из […].

⁵⁰ Такова моя польза, таковы благие дела мои,

Мои дары и воздаяния, исходящие от меня, иже есмь коза, —

И здесь, и по ту сторону шири земной.

⁵¹ Таковы мои золотые слова, и я их слагаю перед тобой,

Так мечут бисер перед свиньей или боровом,

Так играют на чанге перед верблюдом бешеным.

⁵² Было так изначала,

От сотворения гор […].

Я вкушаю душистую, свежую, горную траву

И упиваюсь водою ручья прохладного!

⁵³ Тебя же любой вырвет с корнем,

Кто сильно проголодался».

⁵⁴ И коза удалилась с победою.

Из «Поэмы о сыне Заре́ра»

Плач Баствара над трупом отца[894]Перевод дается по тексту: Е. Веnveniste, Le Memorial de Zarêr, роèmе pehlevic, mazdéen. — «Journal asiatique», 1932, CCXXIX. Краткое содержание поэмы таково: царь хионитов (туранцев) посылает в Иран к царю Виштаспу, верному поклоннику Мазды и Заратуштры, колдуна Видарафша. В своем послании Арджасп предлагает Виштаспу отречься от веры Мазды, в противном случае угрожает войной. Брат Виштаспа полководец Зарер с разрешения Виштаспа отвечает послам твердым отказом. Происходит битва. Зарер громит вражеские войска. Арджас посылает против него колдуна Видарафша, который хитростью, из-за угла, убивает Зарера и похищает его коня. Виштасп потрясен гибелью Зарера и призывает богатырей отомстить за него. Семилетний сын Зарера, Баствар , вызывается сделать это. Виштасп не соглашается, но Баствар тайком уговаривает конюха дать ему боевого коня и выезжает на поле битвы. Он пробивается сквозь строй врагов и достигает тела отца. Баствар оплакивает гибель отца и, прокладывая мечом дорогу, возвращается к ставке Виштаспа, который, видя его героизм, разрешает ему отомстить за отца. Поэма была создана в III–IV вв. на парфянском языке и «отредактирована» согласно нормам среднеперсидского языка.

Опора жизни моей!

Кто твою силу похитил?!

Доблестный мой отец!

Кто твою кровь пролил?!

Кто Симургу подобного

Коня твоего похитил?!

Ты хотел сражаться

Рядом со мною, —

Теперь убитым лежишь,

Лишенным дыханья.

Твои волосы и бороду

Теребит ветер,

И твое чистое тело топчут,

И пыль села на твой затылок.

Что же мне делать сейчас?

Если я опущусь на землю

И обниму твою голову,

О отец мой,

И пыль оботру с затылка,

Ведь тогда на коня

Я вскочить не успею!

Согдийский фрагмент о Рустаме[895]Возникновение согдийской письменности (на основе арамейской) относится к началу нашей эры. С IV в. на согдийском языке существовало много письменных памятников, из которых дошли лишь незначительные фрагменты. Художественных среди них почти нет. Большинство фрагментов содержит тексты либо делового характера, либо — наиболее полно сохранившиеся — религиозного: буддийские, манихейские, несторианско-христианские. Тем ценнее сохранившийся отрывок об излюбленном иранском богатыре Рустаме, которому посвящена значительная часть «Шах-наме». Отрывок «Согдийского сказания» (III–IV вв.) передает эпизод борьбы Рустама, восседающего на своем чудо-коне Рахше, с божествами зла — дэвами, то есть содержит прометеевский мотив богоборчества (дэвоборчества). Перевод дается по изданию: Е. Benveniste, Textes sogdiens, Paris, 1940. Фрагмент дошел в двух разрозненных отрывках, но В. Хеннинг убедительно доказал, что оба отрывка представляют собой единое целое: второй — (после отметки [30]) продолжение первого, что передано и в переводе. Вопросы, отточия принадлежат Э. Бенвенисту, в квадратных скобках — нумерация строк.

[1] […] Так Рустам преследовал их до самых ворот города. Многие нашли погибель свою под его ногами. Тысячи обратились в бегство. Вбежав в город, заперли они ворота. Рустам вернулся обратно с великой славой. Он дошел до прекрасного пастбища, остановился, расседлал коня и пустил его пастись. Сам он снял доспехи, поел, насытился и сложил доспехи на землю, потом лег и уснул. Дэвы толпой [?] подошли […] и сказали друг другу: «Какое великое зло нам и [10] великий позор для нас, что нас запер в городе один-единственный всадник. Как быть? Или мы все умрем и забудем позор, или отомстим за царей». Дэвы начали приготовляться, те, что, кроме того [?] были […] большие и тяжелые приготовления. [15]. Всею мощью своей, сильными ударами [?] они отворили ворота города. Множество дэвов […] одни — на колесницах, другие на слонах, многие на […], многие на свиньях, многие на лисицах, многие на собаках, многие на змеях и ящерицах, одни шли, другие [20] летели, как коршуны, иные же [?] шли головою вниз и ногами кверху […] долгое время. Они подняли дождь, снег, град и сильный гром; они издавали вопли; они испускали огонь, пламя и дым. Все они искали доблестного Рустама […] [25] Рахш с пламенным дыханием [?] пришел и разбудил Рустама. Рустам проснулся [?], он быстро снова надел свою одежду из пантеровой шкуры, приторочил колчан [?], вскочил на Рахша и ринулся на дэвов. Когда Рустам издали увидел воинство дэвов, он сказал Рахшу: [30] «[…] не страшись» [……] «Господин, если дэвы у луга» […] Рахш согласился. И Рустам повернул вспять; дэвы его увидели [5] и устремили вперед боевых коней. В тот же час пехотинцы сказали друг другу: «Теперь храбрость военачальника Рустама сломлена. Он уж больше не в силах вступить в бой с нами. Ни в коем случае не давайте ему бежать и не пожрите его, но захватите живьем, чтобы мы подвергли [10] его жесточайшей казни». Дэвы хорошо друг друга ободрили [?], они дружно завопили и погнались за Рустамом. Тогда Рустам обернулся. Он бросился на дэвов, как яростный лев на добычу, как доблестный […] на стадо […], как сокол на […] [15].

Из манихейской литературы

Притча о хозяине и работнике[896]Текст на согдийском языке. Перевод дается по изданию: W. Неnning, Sogdian Tales. — «Bulletin of the School of Oriental and African Studies», London, t. XI. Сюжет притчи известен из «Калилы и Димны» (глава о враче Барзуе). До нас дошла лишь последняя часть притчи, но по «Калиле и Димне» можно восстановить начало: купец пригласил сверлильщика драгоценных камней и договорился, что тот просверлит их за плату в сто динаров в день. Когда работник пришел в дом купца и сел за работу, он увидел стоявшую в углу арфу. Купец, узнав, что работник умеет играть на арфе, предложил ему показать свое искусство. Работник «был искусный игрок и до вечера беспрерывно извлекал прекрасные и поразительные звуки, а потом снова принялся за игру и забаву, оставив ящик с драгоценностями открытым» («Калила и Димна», перевод с арабского И. Ю. Крачковского и Н. П. Кузьмина, «Academia», М. — Л. 1934, стр. 79). К вечеру работник потребовал деньги за день работы. Купец отказался платить.

…И вот произошел спор, который они не могли уладить. На следующий день они предстали перед судьей. Владелец жемчуга сказал:

— Господин, я нанял этого человека на один день за сто золотых динаров, чтобы он сверлил мой жемчуг. Он не сверлил жемчуга, а теперь требует у меня оплаты.

Работник сказал:

— Господин, когда сей благородный человек увидел меня на базаре, он меня спросил. «Эй, какую работу ты можешь делать?» Я ответил: «Господин, какую бы работу вы мне ни приказали делать, я ее выполню». Когда же он привел меня в свой дом, то приказал мне играть на чанге. До наступления ночи я играл на чанге по приказу хозяина.

Судья решил:

— Ты нанял этого человека на работу, почему же ты не приказал ему сверлить жемчуг? Почему же ты вместо этого приказал ему играть на чанге? Работнику следует уплатить сполна. Если же тебе нужно сверлить жемчуг, дай ему других сто золотых динаров, и он будет сверлить твой жемчуг в другой день.

Итак, владелец жемчуга должен был уплатить работнику сто золотых динаров, жемчуг остался несверленным до другого дня, а сам он преисполнился стыда и сокрушения.

Мудрец истолковал рассказ этот так: сведущий в искусствах и ремеслах есть [тело]. Сверлильщик жемчуга — это тело. Сто динаров означает жизнь длиною в сто лет. Владелец жемчуга — это душа, а сверление [?] жемчуга означает благочестие.

Из «Притчи об обманчивости пяти чувств»[897]Текст на среднеперсидском языке. Перевод дается по изданию: F. С. Andreas, Mitteliranische Manichaica [1].— «Sitzungberichte der Königlichen Preussischen Akademie der Wissenschaften, philologisch-historische Klasse», Berlin, 1932, XVI.

Вот врата глаз, когда видением обманчивым они ошибаются. Как человек, что в пустыне видит и город, и деревья, и воду, и еще многое. А это дэв ему показывает все это и губит его.

Или как замок на скале, к которому враги и подступиться не в силах. Тогда они устраивают зрелище: песен не поют и пляшут. И вот те, что внутри замка, зрелищем этим прельстились, а враги уж подходят с тыла — и замок захвачен.

Вот врата ушей. Как человек, что шел столбовою дорогой со множеством сокровищ. Тогда два вора стали у его уха и завлекали его красивыми речами. Они отвели его в укромное место, убили его и сокровище унесли.

Или как девушка красивая, что в замке была заперта, и — человек лживый у подножия стены столь красивую песню пел, что девушка та умерла от горя.

Вот врата обоняющего носа. Это как слон, что с вершины горы по запаху цветов учуял шахский сад и ночью с горы свалился и погиб.

Фрагмент о Древе света[898]Текст на парфянском языке: С. Sаlemann, Manichaica I. «Известия Императорской Академии наук», СПб. 1908, VIII, № 10. Приводимый фрагмент о чудесном Древе света (весьма характерен для манихейского учения о роли Светлого начала) написан одиннадцатисловником, сохраненным в русском переводе, и представляет собою, по характеристике К. Залемана, образец ранней пейзажной поэзии, прототип лирического введения в оде-касыде в классической поэзии на фарси.

Солнце яркое и луна светла

Блестя сверкают от ствола Древа,

Птицы на заре играют радостно,

Играет голубь, с ним птицы разные,

Голоса поют, [и хоры] девичьи.

Фрагмент о Земле света[899]Текст на согдийском языке. Перевод дается по изданию: W. Henning, Textes sogdiens, Paris, 1940. Вероятно, текст, переводимый здесь прозой, представляет собою стихотворение или вид ритмизованной прозы. В сохранившемся китайском переводе (в стихотворной форме) содержится свидетельство о проповеди манихейством уравнительного передела имущества. В этом, извращая суть проповеди, обвиняли манихейство зороастрийские жрецы: «Мани проповедовал, что люди должны на этом свете непрерывно заниматься грабежом (?!) чужой собственности и доброго скота и таким образом погубить человеческий род (?!)». На самом деле это, конечно, клевета. Вот что говорится об этом в китайском переводе: «Драгоценная Страна света — беспредельна, // Искать ее края и брега — бесполезно, // Поистине, свободна она от малейшего гнета, // Нет в ней ни нужды, ни ущерба, // Здесь каждый движется как хочет и живет по вольной воле своей».

Земля света — самосущая, вечная, чудотворная; высота ее непостижна, глубина ее неподвластна взгляду. Никакому врагу, никакому злоумышленнику по этой земле не пройти. Ее божественная поверхность — из алмазного вещества, которое никогда не разрушится. Все прекрасное порождено землею: холмы, нарядные, красивые, сплошь покрытые цветами обильными; деревья, плоды которых не падают, не гниют и не знают червоточины; ключи, вечно точащие божественную влагу, исполняющую все царство света, луга и рощи; бесчисленные дома и дворцы, троны и ложа, которые существуют бесконечно, от века и до века.

Фрагмент о вознесении Мани[900]Текст на парфянском языке. Перевод дается по изданию: F. С. Andreas, Mitteliranische Manihaica (I). — «Sitzungberichte der Königlichen Preussischen Akademie der Wissenschaften, philologisch-historische Klasse», Berlin, 1934, XVIII.

[4] Подобно властелину, который оружие и одежду снимает и другую царскую одежду надевает, так и [5] Апостол света[901] Апостол света — то есть Мани. снял нательные боевые доспехи, и воссел в корабль Света, и воспринял божественное одеяние, диадему [10] Света и прекрасный венец, и с великой радостью, вместе с божествами Света, что сопровождали его справа и слева, при звуках чанга и [15] радостной песни полетел с божественной мощью, словно молния быстрая и видение блестящее, спеша к Столпу восхода [20] Света и Луносфере, к месту божественного сборища, и остался у отца Ормузда-бога.[902] Ормузд — верховное божество у древних иранцев, признанное манихейцами за единого бога.

Древнеиранская литература

Обсудить

	У истоков художественного слова	01.04.13
Древнеегипетская литература
	Древнеегипетская литература	01.04.13
	Сказка потерпевшего кораблекрушение	01.04.13
	Рассказ Синухе	01.04.13
	Правда и Кривда	01.04.13
	Два брата	01.04.13
	Обречённый царевич	01.04.13
	Взятие Юпы	01.04.13
	Гимн богу Атону	01.04.13
	125 Глава «Книги мертвых»	01.04.13
	Поэзия Древнего Египта	01.04.13
Литература Шумера и Вавилонии
	3 - 1	01.04.13
	Литература Шумера	01.04.13
	Литература Вавилонии	01.04.13
	Хеттская литература	01.04.13
Литература Древнего Китая
	5 - 1	01.04.13
	Поэзия и изящная словесность	01.04.13
	Философская проза	01.04.13
	Историческая и повествовательная проза	01.04.13
Древнеиндийская литература
	6 - 1	01.04.13
	Из «Ригведы»	01.04.13
	Из «Атхарваведы»	01.04.13
	Из «Брахман»	01.04.13
	Из «Упанишад»	01.04.13
	Из «Дхаммапады»	01.04.13
	Из «Сутта-нипаты»	01.04.13
	Из «Тхерагатхи» и «Тхеригатхи»	01.04.13
	Из «Джатак»	01.04.13
	Древнеиранская литература	01.04.13
Древнееврейская литература
	8 - 1	01.04.13
	Из «Книги Бытия» (главы 6–8). Потоп	01.04.13
	Книга Ионы	01.04.13
	Книга Руфь	01.04.13
	Книга Иова	01.04.13
	Песнь песней	01.04.13
	Книга Экклесиаст	01.04.13

Онлайн чтение книги Поэзия и проза Древнего Востока Древнеиранская литература

«Авеста» — Древнейший иранский литературный памятник

* * *

* * *

Памятники периода перехода о древности к средним векам

* * *

* * *

Из «Авесты»[815]Переводы из «Авесты» даются по критическому изданию: К. F. Gеldnеr, Avesta, die heiligen Bücher der Parsen, Bd. I–III, Stuttgart, 1883–1886.

«Ясна», 28. Моление о слове

«Ясна», 29. Моление о поддержке скотоводства

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

XXX

Произведения на среднеиранских языках

Из манихейской литературы

Отзывы и комментарии

Онлайн чтение книги Поэзия и проза Древнего Востока
Древнеиранская литература