Онлайн чтение книги Грубая обработка Rough Treatment
– 25 —

Неизвестно, кто начинал ремонтировать эту комнату. Но, кто бы это ни был, ему не хватило или краски или терпения, чтобы докрасить оставшуюся треть стены. Картонные перегородки были синие, но разного оттенка. На полу и на потолке оставались синие отпечатки чьих-то пальцев. Пол покрывали три куска различных по цвету и рисунку ковров.

У диванчика с гобеленовым покрытием стоял мужчина, имевший фунтов пятнадцать лишнего веса. Он смотрел передачу по математике для подростков. Другой мужчина сидел на полу около окна, скрестив ноги, и читал книгу. Норман Манн стоял у опущенных жалюзи с биноклем в руке. В комнату вошел Резник и кивнул в знак приветствия.

– Не слишком рано для вас, Чарли? – спросил Норман Манн почтительно.

Резник покачал головой. Он не спал с половины пятого, когда Диззи начал мародерствовать под окном его спальни. Он снова лег, но знал, что это пустая трата времени. Окончательно он поднялся около шести и стал дожидаться, когда наступит рассвет и поднимется туманное солнце.

Он подошел к окну, и Норман Манн любезно оттянул вниз одну из пластин шторы. Перед Резником открылся вид на квартал невысоких жилых домов, подобных тому, в котором они находились сейчас. Когда-то белые деревянные боковые стенки проулка были покрыты различными надписями и рисунками. Проулок заканчивался покрытой асфальтом площадкой, замусоренной собачьими испражнениями и коробками, выброшенными посетителями трактиров, расположенных вдоль Альфертон-роуд.

Манн передал Резнику бинокль и указал на одну из дверей.

– Это не совсем «Наркогород», но можно назвать то, что там, местным маленьким вкладом в это дело. – Его эдинбургский выговор все еще был заметен, правда, не очень сильно, подобно тому, как проявляют себя затемнения на рентгеновских снимках.

– Фабрика? – спросил Резник. Манн покачал головой.

– Сомнительно. Скорее кустари, не связанные с каким-либо крупным производством наркотиков. Нас преследуют вернувшиеся из прошлого ремесленные производства. Кокаин смешивают с мукой, растирают в небольшом количестве воды, сажают в печь и затем дают возможность высохнуть. Просто, как испечь пирог. Только вместо пирога вы получаете кусок «крэка», который затем будет переходить из рук в руки за двадцать пять, тридцать, сорок фунтов.

– Вы не собираетесь накрыть их?

– Нет, пока мы не узнаем точнее, кто там находится. Нет.

Отойдя от окна, он передал бинокль офицеру, смотревшему телевизор.

– Вы знаете, есть такая шутка, Чарли: долго и утомительно ждешь, а затем раз – и там.

Два человека засмеялись, один сменил сержанта у окна, другой перевернул страницу книги, затем вернулся к предыдущей странице, потому что не мог вспомнить, читал он ее или нет.

Норман провел Резника в крошечную продолговатую кухню. Газовая плита выглядела так, как будто ее оторвали от стенки и так оставили. Она загораживала проход к раковине. В углу находилось что-то бесформенное, завернутое в мокрую газету. Лучше было не спрашивать, что это.

– Кто-нибудь живет здесь?

– Теперь никто. Последними были скваттеры, то есть люди, не имеющие жилья и занимающие землю или помещение незаконно. Лучше здесь, чем без крыши на улице. Однако неделю назад или что-то в этом роде кто-то выгнал их отсюда. Вероятно, полицейские, желавшие угодить местным властям. Для нас же это оказалось очень кстати. – Он вытащил пачку сигарет и, когда Резник отклонил предложение, прикурил от зажигалки, которую достал из заднего кармана джинсов. – Значит, Чарли, что-то весьма срочное?

– Алан Стаффорд.

Норман Манн медленно откинул назад голову, сигаретный дым струйками выходил из уголков его рта.

– Несколько более высокий уровень, чем это.

– Насколько выше?

– Связи кругом. Ньюкасл, Саутгемптон, Дувр, Ливерпуль. В основном посредник, но самая высокая прибыль при минимальном риске. Я думаю, что он держит некоторых клиентов сам, вероятно, для того, чтобы знать действительную обстановку на этом рынке. Кроме того, это дает ему возможность управлять со знанием дела теми, кто внизу.

– А на телевидении есть что-нибудь? – с надеждой спросил Резник.

– Мелюзга! – фыркнул Манн. – Все, что им нужно, это несколько стаканов шампанского, чтобы перевернуться от радости и броситься в объятия друг друга. Я говорю о деньгах, Чарли, о больших деньгах. Власть и влияние. Они не зря называют кокаин шампанским без похмелья.

– Значит, вы держите его под наблюдением? Норман Манн посмотрел на него с лукавой улыбкой.

– Иногда.

– Если он такая важная птица…

– Кажется, он обеспечивает себя на будущее, припрятывает денежки, предвидя неизбежность черного дня. Никуда он от нас не денется, будьте спокойны. Мне нравится этот ублюдок. А те, которые сейчас здесь, это мелкие торговцы, продающие школьникам порцию на двухминутный кайф. Давайте смотреть в лицо фактам, Чарли. Скорее всего мы захватим одного-двух из них и все.

– Это не означает, что вы не заинтересованы в этом деле?

– Нет, отнюдь не означает.

Резник кивнул, разогнал рукой табачный дым, который образовал под низким потолком серо-синее облако.

– Я хожу по краю чего-то очень странного. Есть несколько вещей, которые никак не удается связать вместе, чтобы посмотреть, что же получается. Но я где-то рядом, готов поручиться.

– Шеф, – позвал один из полицейских из другой комнаты, – там что-то движется.

Манн сжал кулан и ткнул им в руну Резника.

– Сделаем все, что сможем, Чарли.

– Хорошо. Я буду держать вас в курсе. Манн вернулся к окну и выглянул.

– Продолжайте наблюдать. Да, Чарли… проверьте Стаффорда в Национальной разведывательной наркотической службе. Там о нем самая свежая информация.

– Спасибо. – Резник помахал рукой.

– Будьте осторожны при выходе, – предупредил Норман Манн. – Никто не примет вас за обычного скваттера. – Он ухмыльнулся. – Во всяком случае, со второго взгляда.

Сев в машину, Резник связался с участком. Ничего не было такого, что заставило бы его изменить намеченные планы. Утром он уже переговорил с главным инспектором, и тот обещал направить запрос в Национальную разведывательную наркотическую службу.

– Еще одна вещь, – сказал тогда Том Паркер. – Речь идет о Джеффе Харрисоне. Я полагал, что у вас с ним произошла какая-то история?

– Да нет, ничего не было.

– Что-то выводит его из себя, и он, по-видимому, считает, что за этим стоите вы. – Резник ничего не ответил и ждал. – Он говорит, что хотел поговорить с вами, но вы не отвечаете на его звонки. Говорит, что двое ваших парней что-то вынюхивают за его спиной.

– Я вначале пришел к вам, сэр, – напомнил ему Резник.

– Может быть, мне было не совсем ясно, чего вы хотите.

– Того, о чем я и говорил. Я пытаюсь проверить, нет ли какой-либо связи между этим ограблением и другими делами, которые расследуются. Ничего больше.

– А если бы не было ничего другого, кроме этого? Вы что, действительно думаете, что Харрисон стал бы дергаться, как синяя муха в паутине? Стал бы?

– Может быть, сэр.

– Это ваше любимое выражение, не так ли, Чарли? Может быть?

Говоря про себя «может быть», Резник улыбнулся.

– Вы чувствуете: в этом деле что-то не так и хотите выяснить, что именно, верно? И не говорите «может быть». Не говорите ничего. Ничего, пока не разберетесь сами. И тогда вы расскажете мне все, Чарли. Все до конца. И я решу, как быть с этим делом дальше, решу так, как сочту нужным. Тем более если это хоть в какой-то степени касается Харрисона. Вам понятно?

– Да, сэр, – кивнул Резник.

Это происходило утром, до его встречи с Норманом Манном. Теперь же Резник сбавил скорость, чтобы завернуть в ворота телевизионной компании «Мидленд». Он показал удостоверение охраннику и проехал через ворота.

Сюзанна Олдс выводила свою бежевую «хонду» со стоянки для гостей. Увидев Резника, она остановилась.

– Ваш клиент очень помог, – сообщил Резник, затормозив и наклонившись к ней. – Вы оказали нам услугу.

– За вами обед.

– Хорошо, только не китайский.

– Тогда польский. Должен же быть хороший польский ресторан в городе?

– Там, где одеваются в традиционные костюмы и еда начинается с полного стакана водки? Да, есть такой.

– Я воспользуюсь вашим приглашением.

– Что вы делаете здесь? – спросил Резник. – Еще один клиент?

Сюзанна Олдс сняла на мгновение свои очки с затемненными линзами.

– Маккензи – нетерпеливый человек. Он беспокоится, что вы не принимаете всерьез его жалобу. Теперь, когда вы здесь, я вижу, что его опасения беспочвенны.

– Я удивлен, что компания разрешает ему настаивать на рассмотрении его жалобы. Я думал, что они предпочтут замять это дело.

Сюзанна Олдс подумала, прежде чем сказать что-либо. При этом она постукивала концом оправы по углублению в верхней губе.

– Я не знаю точно, но не думаю, что удар по носу…

– По зубам.

– Куда бы ни было. Я не думаю, что это их беспокоит. Думаю, они используют это.

– Для чего?

– Навалиться на Гарольда Роя. Оказать давление. Я только делаю предположения.

– Звучит тан, что вашим клиентом должен быть он, а не Маккензи.

Она водрузила свои очки на место, включила зажигание.

– Не забудьте, – напомнила она, – Готабски, правильно?

– Готабки, – поправил Резник. – Фаршированная капуста с чесночным и томатным соусами.

Но Сюзанна Олдс уже проехала через ворота и включила сигнал левого поворота.

«Мистер Маккензи находится в редакторской вместе с мистером Фриманом Дэвисом и дал строгие указания, чтобы его никто не беспокоил. Согласно имеющейся в приемной информации, мистера Роя в здании нет. Что касается мисс Вулф, то можно попытаться посмотреть, нет ли ее в столовой».

Дайаны Вулф там не оказалось, но Резник узнал одного из посетителей столовой. В углу в одиночестве сидел Роберт Делевал. Он смотрел в окно и считал ворон.

«Вероятно, – подумал Резник, – он ищет вдохновение. Разве не этим обычно занимаются писатели?»

– Вы не возражаете, если я присяду к вам? Делевал небрежно махнул рукой в сторону свободных стульев. Всем своим обликом он напоминал человека, который только что закончил писать «Великого Гэтсби» и обнаружил, что единственный экземпляр рукописи был утерян при пересылке почтой.

– Это не самые лучшие дни в вашей жизни? Делевал отрезал кусок от солидной порции пирога с творогом, затем еще один и еще. «Не играй со своей едой, – наставляла мать Резника, – это не игрушка».

– Вы знаете, как обычно говорят, – начал Делевал, продолжая уничтожать пирог, – про что-либо гинекологическое, что-либо ниже женского пояса? «Женские проблемы». Что случилось с тетушкой Софи? «Женские проблемы». Вот тан и со мной.

Резник посмотрел на него с новым интересом.

– Женские проблемы?

– Писательские проблемы.

– Что, это одно и то же?

– Нет, просто они столь же непостижимы для всякого, кто не страдает от них.

Резник понял, что этот разговор обещает стать одним из таких, которые не только не воодушевляют, но дают обратный результат. Почему-то он всегда считал, что писатели – это такие люди, с которыми интересно побеседовать.

– Значит, вы пришли, чтобы арестовать его?

– Кого арестовать? – спросил Резник. Где-то в его голове промелькнула мысль, «а правильно ли он сказал, не было ли более правильно спросить «арестовать кого?» Что же это такое: вы посидели с писателем пять минут, будь хоть он разнесчастным ублюдком, и этого уже достаточно, чтобы вы ставили под сомнение свое знание грамматики?

Во всяком случае Делевал, очевидно, не обратил на это никакого внимания.

– Нашего уважаемого режиссера, конечно.

– За то, что он ударил Маккензи?

– Врезал прямо в точку. В его поганый рот. – Делевал заметно оживился. – Швы в форме бабочки, болеутоляющие лекарства, законченная картина. – Затем он снова скис. – Только, пожалуй, он должен был ударить посильнее. И не один раз, а побольше. Чего не хватало в этом маленьком сценарии, так это парочки хороших ударов снизу.

– Последний раз, когда мы говорили, – напомнил ему Резник, – вы произносили смертельные угрозы в адрес Роя, а не Маккензи.

– Это было до того, как Гарольд стал героем неофициальной конфедерации писателей, работающих на телевидение.

– Продюсер погубил ваш сценарий? Делевал взял еще кусок своего пирога.

– Скорее украл его. – Он уронил нож на край тарелки. – Пару лет тому назад я обратился к Маккензи с идеей создать сериал о простой семье, которая выигрывает большую сумму денег в карты, лотерею, делая ставки на футбольные команды или еще каким-то образом, безразлично каким. Маккензи заинтересовался, даже пришел в возбуждение. Мы работали все время, включая завтраки, обеды, сидя в кожаных креслах с рюмкой в руке после обеда, то есть до того времени, когда такси развозили нас по домам. Идеи набрасывались на салфетках, меню, пачках сигарет. «Дайте мне общий набросок, – заявил Маккензи, – и мы все решим окончательно». Прошел месяц, и я приготовил черновой вариант сценария. К нему проявил интерес четвертый канал. Маккензи и я создаем компанию. Финансирование обещано. «Продолжайте в том же духе, – распорядился он, – я контролирую ситуацию». Он также сказал: «Вы развивайте этот сценарий так, как считаете нужным. Это ваш ребенок».

Делевал посмотрел вокруг себя, осознав внезапно, что он сильно повысил голос и что другие посетители начинают обращать на него внимание.

– Почти год я работал над сценарием, – продолжал он, понизив голос. – Четвертый канал вылетел в трубу. Заинтересовалась Би-би-си, действительно заинтересовалась. Если бы была возможность так переделать сценарий, чтобы его можно было показать Фелисити Кендал, у них потекли бы слюнки. Так, ладно. Все еще нет денег, и ничего не светит впереди. Но я продолжаю работать. В конце концов, как сказал этот человек, это мой ребенок, и вы не дадите вашему ребенку умереть от голода лишь потому, что вы не предпринимаете должных усилий, так ведь? В это время все серии и сам департамент по сериалам засасывается в один конец пылесоса Би-би-си и выбрасывается через другой конец. Кажется, никто из них не знает, стоят ли они на головах или же на ногах. Их сценарии прикрыты, нет больше и Фелисити Кендал. Маккензи приносит нашего обожаемого, но немного постаревшего младенца сюда, в этот центр драмы независимого телевидения. Внезапно моя идея становится чем-то другим, идеей кого-то другого. Даже идеями. Теперь это какая-то гидра со многими головами, пытающаяся бежать одновременно в шести различных направлениях и отчаянно стремящаяся быть всем для всех людей. От того, что я имел в виду в самом начале, почти ничего не осталось.

– Но, – отметил Резник, – это ваша идея. Роберт Делевал откинул назад голову и рассмеялся.

– Подписано, запечатано и доставлено, продано тому, кто больше заплатил. Да, даже писатели должны есть. Ваш ребенок? А вот документы об усыновлении. Конечно, мы воспитаем его правильно. О, нам, может, придется пошлепать его иногда, чтобы слушался. Несколько грубое обращение, но вы же знаете: тот, кто это делает, сам испытывает боль!

Резник осмотрел столовую, надеясь увидеть Дайану Вулф. То, что началось так интересно, перешло в смесь злобы и жалости к себе.

– Вы знаете, что нужно автору для того, чтобы добиться успеха в своем деле? – спросил Делевал.

Резник пожал плечами. Пора было извиниться и уйти.

– Вы знаете?

Делевал теперь почти гремел, и сидевшие за ближними столиками перестали делать безразличный вид и открыто уставились на него.

– Что ему нужно, – Делевал был уже на ногах и повернулся к сидящим в зале, – кроме ножи носорога и постоянно кивающей в знак согласия головы, кроме чрезвычайно длинного языка, который не грубеет по краям?

Он схватил тарелку со стола и поднес ее к лицу.

– Что любой уважающий себя писатель должен уметь делать… – он собрал руной остатки пирога и стал засовывать их в рот, продолжая кричать, – …есть дерьмо и делать вид, что получаешь удовольствие.

После такой тирады Резник чуть не пропустил появление Дайаны Вулф. Она постучала его по плечу пальцем, когда он проходил мимо. Женщина стояла почти в начале очереди, балансируя подносом с тарелкой салата, йогуртом с низким содержанием жиров и банановым вкусом и черным кофе.

– Вы можете съесть это в другом месте?

– Пожалуйста.

Он проследовал за ней через двери, вдоль широкого коридора, вверх на один этаж по лестнице и в маленькую комнату с окнами, выходящими на площадку для парковки машин. В комнате находилось кое-какое оборудование для работы над фильмом, два монитора и двойная стопка видеокассет, которые Резник сдвинул вдоль стола с тем, чтобы Дайана могла поставить свою еду. Он решил, что это ее второй завтрак.

– Пожалуйста, – предложила она, придвинув к нему кофе. – Он черный. Хотите?

– Он ваш.

Она покачала своей прекрасной головой с рыжими волосами.

– Я пью слишком много этой штуки. Мне проще купить его и затем вылить в горшок с цветами, чем пройти спокойно мимо места, где стоит горячий кофе. Тан что, если вы его выпьете, мне не надо будет продолжать убийство домашних растений, которые так предусмотрительно расставила здесь компания.

Резник взглянул на нее.

– Ну, зато она не предоставляет посудин для отвергнутого кофе.

В его взгляде не было удивления по поводу выливаемого в цветы кофе. Она явно интересовала Резника и знала это. Аккуратно, двумя пальцами, большим и указательным, она взяла несколько ростков люцерны и поднесла их к своему рту. Дайана сидела, закинув одну длинную ногу за другую. Ее белый комбинезон был свободен на бедрах и не так широк там, где поверх атласной, цвета электрик, блузки был подвязан нагрудник.

– Я полагаю, что у Роберта был один из его маленьких припадков.

– Это случалось раньше?

– Как по расписанию. У Роберта бывает больше предменструальных периодов, чем у меня и любой дюжины моих подруг вместе взятых. У него просто не бывает кровотечений, только и всего.

– Не так, как у Маккензи.

– А-а, так это не просто визит вежливости!

Желая, чтобы это было именно так, он с сожалением покачал головой.

– Увы. Вы видели, что тогда произошло? Я имею в виду – хорошо видели?

– Сидела около самого ринга.

– Была какая-то провокация?

– Когда ветер дует в правильном направлении, Мак может спровоцировать даже Будду на десять раундов.

– Какой ветер был на этот раз?

– Северо-северо-западный.

– Силой в девять баллов?

– Да уж, не меньше.

– Тогда, выходит, он напрашивался на то, что получил?

– Он постоянно на это напрашивается.

– Вы сделаете подобное заявление, если потребуется?

– Я должна думать о своей зарплате. – Дайана слегка сморщила губы. – Поддерживать свою страсть к дорогой обуви. – На этот раз на ней были кроссовки «Найк» – белые с желтой полосой. Очевидно, другую обувь она держала в стеклянной витрине, закрыв на ключ.

– Я надеюсь, что до этого дело все же не дойдет.

– Вы не выдвинете против него обвинения?

– Еще слишком рано говорить, но…

– Знаете, что главное во всем этом?

– Что же? – Резник поднял кружку с кофе, но пить не стал.

– Мак хочет избавиться от Гарольда.

– Отстранить от работы?

– От работы, студии, сотрудников, всего другого.

– Разве не он нанимал его?

– «Нанять и прогнать – так и надо играть». Гарольд давно в этом бизнесе и должен знать связанный с ним риск. Они заплатят ему все, что положено, дадут ему какие-то обещания, чтобы умаслить. Его имя останется в титрах, он не потеряет права на получение денег от последующих прокатов.

– Каких прокатов?

– Повторных, от продаж за рубеж. Сериалы пользуются спросом, например, у австралийцев.

Резнику нравился ее рот, ее нижняя губа, которая казалась немного припухшей.

Она медленно жевала лист сельдерея.

– Вы всегда так нежно поглядываете на своих свидетелей?

Резник был почти готов сказать что-либо остроумное и приятное, например: только тогда, когда они выглядят, как вы. Но, к счастью, не сказал ничего такого. Вместо этого он слегка покраснел.

– Не хотите? – спросила она, придвигая к нему тарелку.

Резник покачал головой.

– Вы должны. – Она улыбнулась. – Вы действительно должны думать об углеводах.

Прежде чем Резник успел втянуть в себя живот и распрямить спину, их разговор был прерван чьим-то громким криком.

В конце короткого коридора Гарольд Рой прижал к двери Маккензи и засыпал его обвинениями. Большая часть их касалась того, что происходило за дверью, у которой они сцепились.

– Уходите к черту с моего пути и дайте мне посмотреть, что там происходит, – вопил Гарольд.

– То, что там происходит, не ваше дело, Гарольд.

– Черта с два не мое!

– Гарольд…

– Прочь с моей дороги! Вы, куриный помет!

– Гарольд…

Рой схватил Маккензи за плечо и ухитрился развернуть его в сторону так, что смог дотянуться до дверной ручки. Она повернулась, но дверь не открылась.

– Она заперта!

– Конечно. Вы тут бегаете как сумасшедший и еще ждете, что для вас будут распахнуты все двери? Вам вообще не положено даже находиться в этом здании.

– Единственное, что вы без меня можете сделать, это выпускать примитивные, убогие штучки для пятилетних сопляков.

– Гарольд, вы мелочны и мстительны.

– Если уж речь зашла о мстительности…

– Знаю, знаю, – перебил его Маккензи, всем своим видом показывая, что ему все это надоело. – Итак, я сделал сценарий…

– Нет, Мак, – ответил Гарольд, – вы украли сценарий.

– Хватит, Гарольд!

Это могло продолжаться до бесконечности, как пошлая перебранка между примадоннами бальзаковского возраста, которым нечем больше заняться во время перерыва на обед, если бы в этот момент Фриман Дэвис не открыл дверь и не высунулся посмотреть, о чем шум.

Гарольд проскочил мимо Дэвиса, не обратив на него никакого внимания. Через несколько секунд он снова был в коридоре и с еще большей яростью набросился на продюсера.

– Не могли подождать, не терпелось, Мак? Не терпелось, чтобы этот вонючий выскочка начал заново редактировать – да что там – переделывать то, что я заснял. Резать все на проклятые кусочки!

Если бы Резник быстро не вмешался, кулак Гарольда Роя мог нанести еще больше ущерба Маккензи, чем в прошлый раз.

– Ну-ну, Гарольд, – обратился к режиссеру Резник, сжав правой рукой его запястье, а левой рукой парировав удар с другой стороны, – не совсем хорошая идея при данных обстоятельствах. На этот раз было бы гораздо труднее доказать, что вы были спровоцированы.

– Дайте ему ударить, – заявил Маккензи, но без особой уверенности. – Он не сможет ударить меня дважды и не получить наказания за это.

Резник упорно смотрел в лицо Гарольда Роя, пока тот не отвернулся в сторону и не расслабился.

– Мы должны поговорить, Гарольд и я, – обратился Резник к Маккензи. – Если бы вы смогли предоставить нам место…

– Конечно, – отозвался продюсер примирительно. – Безусловно. Что-нибудь еще?

Резник покачал головой. Дальше по коридору Дайана доедала салат, прислонившись к стене. В ее глазах и даже в уголках рта сверкала улыбка. «Как она может стоять там в одежде маляра, – думал Резник, – и выглядеть такой женственной?»

Сама Дайана Вулф все еще размышляла над тем, как быстро для такого крупного мужчины он движется. Может быть, в нем все-таки есть что-то большее, чем эти его глаза, которые не хотели, чтобы она уходила.