Онлайн чтение книги Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея Scum Villain's Self-Saving System
Экстра. Похождения Сян Тянь Да Фэйцзи. Часть 2

— О чём это ты замечтался, недоумок? А ну живо за дело!

Верховное Божество Сян Тянь Да Фэйцзи смачно выплюнул травинку изо рта и мысленно показал тысячу средних пальцев этому безымянному злыдню с пика Аньдин, попутно честя его весьма красочными эпитетами, преимущественно на букву «F», чтобы затем, натянув простодушную улыбку, броситься к нему:

— Уже иду!

— Эй, ты! — бросил ему этот ноунейм. — Только и знаешь, что от работы отлынивать!

Шан Цинхуа, пребывающий в теле семнадцатилетнего адепта на побегушках, тащился позади «основных ударных сил» разгружать товары на пристань, попутно глазея по сторонам.

Да-да, теперь Верховное Божество Да Фэйцзи именовался Шан Цинхуа.

Некогда он собственными руками изваял образ этого мелкого пакостника: коварный лицемерный предатель, который всю жизнь шпионил на Мобэй-цзюня, не щадя живота, лишь чтобы его холодный бездушный босс избавился от него, когда в подчинённом больше не было проку. Вот таков был кусок пушечного мяса и по совместительству гений логистики Шан Цинхуа.

Но сейчас-то он пребывал в жалком статусе адепта внешнего круга пика Аньдин, которого шпыняли все кому не лень. Ещё не выбившись в старшие ученики, он даже имя не сменил — гордое поколение «Цин» пока не приняло его.

А пик Аньдин, признаться, был одним из самых душных среди всей дюжины.

Горный лорд пика Аньдин был кем-то вроде домоправителя всего хребта Цанцюн — прямо скажем, не самое завидное положение — даже наставляя учеников, он оставался работником на почасовой оплате, так что, само собой, не особо жаловал своих подопечных. О простых адептах и говорить нечего: находясь в самом хвосте пищевой цепочки, они были презреннейшими из презренных. Само собой, все они лелеяли в душе изрядную долю озлобленности, срываясь на тех, кто послабее — в их положении это было вполне естественно.

Время от времени Шан Цинхуа выпускал пар, бормоча под нос: «Ну погодите, покуда папочка не станет главой вашего пика, тогда-то вы все у меня попляшете…»

(Папочка 老子 (lǎozǐ) — так молодые люди фамильярно говорят о самих себе, как, например, у нас «старик». Так называют себя артисты бродячего театра.)  

Однако эти тщеславные фантазии мигом вылетали у него из головы, стоило ему вспомнить о том, что на этот высокий пост его вознесёт помощь демонов — а это означало подчинение воле Мобэй-цзюня — который разделается с ним при первой же возможности, не удостоив его даже приличной смерти.

Одним словом, это того не стоило.

Если бы Шан Цинхуа мог распоряжаться своей судьбой, он бы первым делом сорвал с себя одеяния своего пика и, собрав пожитки, дёрнул бы прочь с хребта Цанцюн, да и всего заклинательского мира в целом, чтобы впредь вести беззаботную жизнь простолюдина. Тех знаний, что он обрёл при работе над книгой: как изготовить мыло, стекло и счёты — должно было с лихвой хватить на то, чтобы плыть по течению, не заботясь о пропитании — да что там, он вполне мог стать здешним блестящим и процветающим Хэ Хоухуа (в 1955 г. финансист и политик из Макао)!

Но, стоило ему хоть мельком подумать об этом…

[Нарушение правил! С вас будут сняты баллы!]

Гм, может, хоть кто-нибудь объяснит ему, что это, чёрт подери, значит?

Коли он переселился в собственный гаремный роман — на кой ляд он не главный герой?

Ну ладно, пусть он не главный герой — но к чему тут ещё и эта долбаная Система!

А ведь всему виной тот грёбаный пост на форуме: не заведись Сян Тянь Да Фэйцзи тогда, его не шибануло бы током! И этот Непревзойдённый Огурец — чтоб ему больше в жизни не воспользоваться своим огурцом!

Перетаскивая тяжеленные ящики с книгами в открытую повозку, подобно тягловой скотине, Шан Цинхуа безостановочно пережёвывал свои бесчисленные обиды.

Такую грубую работу, как перетаскивание тяжестей, в заклинательских романах обыкновенно выполняли единым мановением руки — однако тут ему оставалось лишь винить самого себя: как бы плохо ни была прописана заклинательская составляющая книги, простая физическая работа должна худо-бедно выполняться, так что, не продумав этот вопрос, он попросту выкопал яму самому себе.

Ну ладно, чего чиниться: на самом деле, всему виной долбаный пик Цинцзин, который ни во что не ставит чужой труд!

Именно эти любители чистого искусства изводят его с утра до ночи! Скажем, когда работаешь на пик Сяньшу, помогая старшим и младшим бессмертным сестрицам перетаскивать ворохи косметики, украшений, одеяний и прочих предметов обихода, то, по крайней мере, у тебя остаётся некое чувство удовлетворённости: тело изнурено — зато душа блаженствует. Но какая, спрашивается, радость батрачить в качестве носильщика на пик Цинцзин?

Всякий раз очередные их закупки оборачивались многими сотнями цзиней [6] новых книг: сперва, пыхтя, тащись вниз с горы, получай товар, а потом — пыхти вверх с грузом, в то время как адепты Цинцзин и задницу от скамьи поднять не соизволят, а пальцев — от струн своих инструментов, в ожидании того, пока их приобретения не доставят прямо к дверям.

Кого они пытаются одурачить своим возвышенным видом? Раз они настолько крутые — так почему бы им самим не спуститься за своими чёртовыми книжками?

На сей раз сотоварищи были вполне солидарны с Шан Цинхуа:

— Ни для кого не секрет, что эти зазнайки с пика Цинцзин смотрят на нас свысока — с какой радости мы на них пашем?!

— В особенности этот Шэнь Цинцю, — возмущённо добавил один из адептов. — Корчит из себя невесть что! Такое впечатление, что у него глаза на макушке!

— Хоть звание мастера Сюя значит немало, всё же он и впрямь мнит о себе слишком много!

— Хе-хе, если он осмеливается даже подначивать старшего адепта пика Байчжань Лю Цингэ — что ему за дело до безымянных подручных вроде нас?

— И как только этот Лю Цингэ с Байчжань до сих пор его не прибил, с его-то темпераментом?

— Да разве такое возможно? Думаете, шисюн Юэ не вмешается? Пока он на страже, Лю Цингэ и пальцем Шэнь Цинцю не тронет.

Один из переспелых адептов внешнего круга, слишком поздно поступивший на хребет Цанцюн, досадливо бросил:

— Вот уж не знаю, как этот Шэнь Цинцю умудрился выбиться в старшие адепты, приступив к обучению в подобном возрасте? Говорят, что причиной всему его хорошие отношения с шисюном Юэ — однако что-то я не видел, чтобы он захаживал на пик Цюндин, чтобы повидать фальшиво-благородную физиономию своего старшего братца, похожую на маску мертвеца. Впрочем, сказать, что отношения между ними плохие, тоже нельзя.

Шан Цинхуа с трудом хранил молчание, еле сдерживая рвущиеся из груди слова:

«Хэй! Если вам нужны сплетни, то предоставьте слово тому, кто сочинил их предысторию — впрочем, зарубив её потом на корню — никто не знает об этих делах давно минувших дней больше, чем этот всеведущий мастер!»

Чувствуя поддержку, все адепты принялись напропалую делиться своими горестями, словно проигрывая заезженную пластинку, и чем дальше, тем сильнее распалялись, повинуясь бурному потоку ненависти и зависти, вскипающему в их сердцах — однако что они могли поделать против того, кто порождал эту бурю гнева? Благоразумно отстранившись, Шан Цинхуа съёжился на козлах, про себя посмеиваясь над пылкой дискуссией, но так и не вставив ни слова: какими бы сплочёнными ни казались нынче его собратья, у их младшего товарища не было иллюзий по части этой мнимой солидарности — несколько дней спустя они запросто сдадут тех, с кем откровенничают нынче. Конечно, славно вволю излить негодование в обществе себе подобных, но после того, как один из них на тебя настучит, из-за чего адепты других пиков начнут посматривать на тебя косо, уж лучше сматывать удочки подобру-поздорову, расхлёбывая последствия: ради сиюминутного удовольствия не стоит забывать, насколько предвзятым и неумолимым подчас бывает общественное мнение!

Дорогу изрядно развезло после недавнего дождя, так что повозку то и дело мотало из стороны в сторону; в тот самый момент, когда она в очередной раз накренилась, Система с радостным звяканьем прислала уведомление:

[Приготовьтесь: близится новая миссия!]

При этих словах лицо Шан Цинхуа сморщилось, подобно цветку хризантемы.

«Матушка-Система, — почтительно обратился к ней заклинатель, — ты намеренно выдаёшь так мало информации в каждом послании? Не могла бы ты хоть немного прояснить, что это будет за миссия, чтобы я знал, к чему и как мне готовиться? Ну хоть намёк?»

Однако Система ограничилась скупым:

[Вы поймёте.]

Шан Цинхуа только и оставалось, что молча причитать: «Нет, ничегошеньки этот старик не понимает!»

В это мгновение открытая тележка с надрывным треском встала как вкопанная — колесо явно зацепилось за что-то, лежавшее на земле.

Восседающие на повозке старшие собратья Шан Цинхуа при этом разом подскочили, и, поскольку их без того снедала злость, тотчас накинулись на младшего адепта:

— Идиот, даже повозкой нормально править не в состоянии! Ступай разберись, в чём дело!

Не лучше них понимая, что же случилось, Шан Цинхуа соскочил с повозки, чтобы посмотреть — но, едва бросив взгляд под колёса, едва не окочурился со страху.

Они не двигались, потому что лужа, в которую повозка только что въехала, мигом замёрзла, сковав колёса.

В воздухе заметно похолодало: теперь его можно было счесть попросту ледяным — но на сердце Шан Цинхуа было ещё морознее. Сотрясаясь от неконтролируемой дрожи, адепт поднял взгляд.

К ним шествовала высокая фигура в чёрном плаще, подобная бестелесной тени — и всё же в её горделивой осанке ощущалась хрупкость юности.

Система не замедлила вмешаться, в кои-то веки расщедрившись на пояснение:

[Текущий уровень гнева вашего противника: 1000 пунктов.]

[Цель миссии: выжить.]

[Конец подсказки. Желаем удачи!]

На сём Система отключилась, оставив Шан Цинхуа в полной растерянности.

У Верховного Божества Сян Тянь Да Фэйцзи была одна дурная привычка — обрубать сюжетные линии.

Прежде чем, так сказать, воплотить их в жизнь, он, посеяв их семена на плодотворной почве романа, смотрел, куда дует ветер читательского мнения — и на основе этого производил отбор тех, что стоит развивать.

Так было и с тем самым Шэнь Цинцю, которого десятки тысяч раз заклеймили за то, что он попросту ведёт себя как мудак без каких бы то ни было на то оснований — на деле же он был одной из первейших жертв немилосердной «сюжетной кастрации».

Ну, не считая папаши Бин-гэ — он-то вообще не удостоился выхода на сцену.

(Папаша — здесь Шан Цинхуа употребляет слово 他爹 (tādiē) — таде, которым обычно жена именует мужа — «отец моих детей».)  

А всё ради того, чтобы потрафить подписчикам, в особенности новым: по крайней мере, это гарантировало, что, нырнув в эти глубокие воды, они не утопятся в них с тоски.

Само собой, неизбежными последствиями подобного подхода стали бесчисленные «невыстрелившие ружья», сюжетные нестыковки и зияющие повсюду сюжетные дыры, из-за которых мало-мальски искушённые читатели обрушивали на голову писателя нескончаемые ливни проклятий.

Сказав, что самому Сян Тянь Да Фэйцзи всё было нипочём, вы тоже погрешили бы против истины: само собой, ему подобная низкопробная писанина в сумасшедшем темпе также была не по душе — в особенности когда она выливалась в массовое побивание бесчисленных опереточных злодеев с интеллектом ниже плинтуса. Ему ведь тоже хотелось создать многогранного злодея, пушечное мясо, достойное сочувствия, чтобы доказать, что он кое-что понимает в человеческой природе и не чужд настоящей литературе.

Но разумеется, читатели на такое не купились бы, а ему нужно было как-то зарабатывать на жизнь.

А что значат литературные идеалы и человеческая природа в сравнении с рейтингом и заработком?

Однако, возвращаясь к вставшей перед ним проблеме — именно из-за этого неблаговидного обычая многие сюжетные моменты затерялись, так сказать, придушенные ещё до рождения. К примеру…

Каким образом Мобэй-цзюнь завербовал Шан Цинхуа?

Само собой, в оригинальном романе об этом не было ни слова — ведь над ним безраздельно властвовал Бин-гэ, творя месть и насилие, подчиняя своему влиянию целый мир; кому какое дело до какого-то там сволочного шпиона, который обречён на роль пушечного мяса?

Однако в этом мире все непрописанные части должны были как-то заполняться — и при этом изначально всеведущий Фэйцзи терял всякое представление о происходящем. Иными словами, обычно имея недюжинное преимущество, тут он, напротив, отставал на несколько шагов от всех прочих!

Его злобный безымянный шисюн отважно извлёк меч (который, принадлежа адепту Аньдин, надо думать, не видал белого света лет восемьсот) и, замахнувшись им, выкрикнул во весь голос, задействуя срединную ци (ци селезёнки и желудка, а также объем легких (при пении или крике)):

— Что за тварь отважилась встать на нашем пути?

Его сотоварищи поспешили подтянуться, выхватывая мечи:

— И как ты только посмел явиться пред адептами хребта Цанцюн!

Поскольку у Мобэй-цзюня в тот день без того настроение было так себе, он даже не дал им закончить традиционный монолог пушечного мяса, хрустнув пальцами.

В то же мгновение на них обрушилась целая буря ледяных стрел, разя адептов одного за другим.

Что же до Шан Цинхуа, то его сознание будто раздвоилось: в то время как одна часть вопила от ужаса, другая открыто восторгалась: «Какая мощь! И вместе с тем, какое изящество! Да ты чёртов красавчик!»

И всё же, хотя объект его восхищения своей мощью был способен сотрясти землю и заставить рыдать духов, он всё же оставался его будущим убийцей, так что Шан Цинхуа, само собой, предпочёл оставить свои восторги при себе.

Внезапно первым выхвативший меч ноунейм толкнул его в плечо:

— Чего ты ждёшь? Вперёд!

Пусть сердце Шан Цинхуа словно окунулось в кипящее масло, ум его оставался предельно трезвым. На всякий случай прилипнув к повозке ещё сильнее на манер жевательной резинки, он отозвался:

— Куда это вперёд?

— Разумеется, истребить демона, защищая устои и верша справедливость!

«Нашёл тоже дурака!» — огрызнулся про себя Шан Цинхуа, вслух же бросил:

— После вас, шисюн.

Однако у того были свои соображения на этот счёт:

— Ступай, раз велено! — тотчас разъярился он. — Хватит молоть чушь!

Разумеется, прочие тут же поддержали его начинание, принявшись отдирать Шан Цинхуа от повозки, попутно награждая его пинками: похоже, они решили попросту отвлечь внимание демона на сотоварища, тем самым получив шанс спастись. Однако он сохранял полную невозмутимость, сознавая, что его нынешняя позиция – самая безопасная из всех возможных. Намертво вцепившись в повозку, он заголосил:

— Шисюн, я не хочу! Сотоварищи припомнят тебе, что ты безжалостно сделал из меня пушечное мясо!

— Какое ещё пушечное мясо? — поневоле содрогнулся его шисюн. — Побив это демоническое отродье, ты мигом взлетишь наверх, подобно небесному скакуну Фэйхуану! (в образном значении: «сделать стремительную карьеру; быстро пойти в гору; получить важную должность, преуспеть») Лишь так могут возвыситься подобные нам адепты внешнего круга («адепты по другую сторону двери (ворот)») — вот оно, твоё прекрасное будущее, прямо перед тобой!

Чуя, что ему всё равно не удастся остаться в стороне, Шан Цинхуа проскулил с таким видом, словно его сердце рвалось на части:

— Ладно, иду я, иду!