Онлайн чтение книги Смерть на выбор
7

Малый за рулем на вид был типичным головорезом. На затылке у него вздулся здоровенный карбункул. Лишь однажды, когда я залезал на заднее сиденье, он окинул меня безразличным взглядом и больше не обращал на меня внимания. Когда он включил фары, я заметил, что у машины бронированное ветровое стекло — оно имело характерный зеленовато-желтый оттенок.

— К Даузеру? — хрипло спросил водитель.

— Угадал, — ответил мой провожатый.

Длинный черный автомобиль катился мощно и быстро. Мой спутник сидел в противоположном углу кабины, держа руку с пистолетом на колене. Сидя в своем углу, я вспомнил одного бригадного генерала, с которым я познакомился в Колоне во время войны. У него было хобби — охота на акул в открытом море, причем без всякого снаряжения, только с маской и ножом. Я иногда сопровождал его в этих экспедициях, сидя за рулем его катера. Никто в штабе не мог понять, зачем ему это нужно. Я спросил его об этом однажды, когда он едва не погиб и мне пришлось броситься в море на помощь. Он ответил, что приемы обращения с акулами помогают выжить среди людей. Для генерала он был очень застенчивым человеком.

Мы достигли вершины холма между Санта-Моникой и Пасифик-Палисейдс. К ней вела петляющая по крутому склону частная дорога, на которой не смогли бы разъехаться две машины. Мы остановились перед зелеными железными воротами; за ними начиналась подъездная аллея. Водитель нажал на клаксон. Как по команде, на телеграфных столбах по обе стороны ворот зажглись два прожектора, осветившие фасад дома. Это была большая приземистая постройка, что-то вроде ранчо. Выкрашенная в серый цвет, она напоминала бетонный дзот, несмотря на красную черепичную крышу. Появившийся из будки человек дополнил сходство: с дробовиком наперевес он стал у ворот, словно часовой. Потом, приставив ружье к стойке ворот, он распахнул створки и махнул рукой, чтобы мы проезжали.

Во входной двери имелось смотровое отверстие, похожее на щель почтового ящика. Под ним был дверной молоток — почему-то в виде совокупляющихся лошадей. Дверь открыл человек, который, наверное, уже успел как следует разглядеть нас в глазок. Похожий на ирландца, он был курчав, с довольно красивым, но сильно помятым лицом. В своем черном костюме и засаленной «бабочке» он смахивал на метрдотеля из дешевого ресторана.

Мой бледнолицый спутник держался позади меня и человека в «бабочке», пока мы пересекали холл, оклеенный красными, черными и золотыми в полоску обоями. Автор этого интерьера, похоже, находился под сильным влиянием эстетики ярмарочных балаганов. В дальнем конце холла была дверь, за которой оказалась ярко освещенная комната с высоким потолком. «Метрдотель» отступил в сторону, пропуская нас вперед.

— С Даузером будь повежливее, — сказал бледнолицый и для убедительности снова ткнул меня в спину пистолетом.

У стойки бара футов двадцать длиной, которая занимала почти всю противоположную стену комнаты, я увидел человека в темно-синем костюме. Поставив ногу на медную подножку, он стоял спиной ко мне. Выждав, он с расчетливой медлительностью стал поворачивать голову в мою сторону, словно давая понять, что я в его власти и ему некуда спешить. На дубовой стене за стойкой бара висело большое зеркало в украшенной позолоченными завитушками раме. В нем отражалась вся обстановка комнаты: телевизор, вделанный в старинные часы, игральные автоматы, большой бильярдный стол, музыкальный автомат с подсветкой, ряд двустворчатых окон в левой стене и плавательный бассейн за ними — словом, все, что нужно джентльмену, чтобы развлечь друзей, если таковые у него имеются. Я увидел в зеркале и себя — в измятом спортивном пиджаке, с двумя гангстерами по бокам, застывшими в ожидании своего босса, который не спеша шел через комнату по сияющему паркету. Меня охватил гнев. Со стены над зеркалом на меня издевательски скалилась кабанья голова. Я оскалился в ответ.

— Что-нибудь случилось, Блэйни?

— Я поймал его в квартире Тарантини, — почтительно сообщил бледнолицый. — Говорит, что Джо должен ему деньги.

— Ему и всем на свете. Ты не сглупил, привезя его сюда, а?

— Вы сами сказали, мистер Даузер, — если кто-нибудь появится...

— Хорошо, — тихо промолвил Даузер.

Мы смерили друг друга взглядом. Он был на голову ниже меня, почти так же широк в плечах и шире в бедрах. Двубортный синий костюм делал его фигуру почти квадратной. Над большим квадратом был квадрат поменьше — его лицо, — увенчанный коротким ежиком рыжеватых волос. Ему было около сорока, но он старался казаться на десяток лет моложе, и это ему почти удавалось. Кожа у него была гладкая, почти юношеская, но с глазами было что-то не так. Карие, сильно навыкате, они влажно поблескивали, точно их окунули в грязную воду и налепили на лицо подсушиться.

— Кто ты такой? — спросил он.

Решив, что терять мне все равно нечего, я сказал правду.

— А мне он другое пел, — пожаловался Блэйни. — Будто он боксеров держит в Пасифик-Пойнте.

— Ты слишком меня разволновал. Когда меня берут на мушку, у меня путается в голове.

— Разговорчивый попался, — заметил Даузер. — Так ты из Пасифик-Пойнта? — Он отхлебнул из чеканной оловянной кружки, которую держал в правой руке. Жидкость в кружке смахивала на снятое молоко.

— Придется заглянуть в твой бумажник, — сказал Даузер с деланным сожалением.

Я достал бумажник и, вытащив из него деньги, чтобы уязвить Даузера, протянул ему. Еще сильнее выпучив грязно-карие глаза и медленно шевеля губами, он уставился на мое удостоверение. Я заметил, что одно ухо у него неестественно загнуто наружу, словно шляпка гриба-уродца.

— Может быть, вам прочесть, что там написано, мистер Даузер? — спросил я с издевкой.

Он слегка побагровел, но не дал волю гневу. Он держался с достоинством актера, подкрепленным сознанием важности собственной персоны. В лице и фигуре его была какая-то нездоровая одутловатость, точно он разжирел, питаясь падалью.

— Значит, ищешь Джо Тарантини. На кого ты работаешь, Арчер? Или только на себя? — Он неожиданно швырнул мне бумажник. Движения его были быстры и натренированны.

Я поймал бумажник на лету, засунул деньги обратно и положил его в карман.

— Я работаю на некую миссис Лоуренс. Ее дочь, должно быть, уехала с Джо. Она за нее беспокоится.

Даузер рассмеялся, не разжимая губ.

— С чего это ей беспокоиться за свою дочь? Джо славный малый. Все любят старину Джо.

— Я очень люблю старину Джо, — осклабился Блэйни.

— И я, я тоже люблю Джо, — подхватил «метрдотель». Босс пошутил, и они спешили ему подыграть.

— И что ты собираешься делать с девчонкой, если найдешь?

— Отвезти ее домой к матери.

— Веселое дело.

— Что еще за девчонка? — неожиданно спросил женский голос.

Я не спускал глаз с Даузера и сначала не заметил ее. В этом человеке ощущалась скрытая разрушительная сила, которая приковывала внимание. Теперь я увидел в зеркале женщину. Она стояла в дверях справа от меня, являя собой чье-то представление о греческих богинях. Возможно, свое собственное. Она вступила в комнату в сверкающем одеянии из белого шелка (вероятно, вечернем халате), полощущемся вокруг ее лодыжек. Ее волосы и кожа были настолько бесцветны, что ее можно было принять за альбиноску. Только глаза были темно-синие. Они холодно скользнули по мне.

— Что за девчонка, Дэнни?

— Занимайся своим делом.

— Галли Лоуренс, — сказал я. — Не знаете такой?

— Заткнись, ты! — рявкнул Даузер.

Женщина картинно оперлась на бильярдный стол.

— Еще бы не знать. — Голос у нее был глухой и хриплый. Он не вязался с ее обликом, как визгливый крик павлина не вяжется с его роскошным оперением.

— Я слышала, она сейчас в Палм-Спрингс. Почему ты никогда не свозишь меня в Палм-Спрингс, Дэнни?

Он неслышно подошел к ней и сказал еще тише, чем раньше:

— Что ты сказала, Айрини? Ты слышала от кого-то о Галли Лоуренс?

— От Сандры в Бич-Клубе. Она говорила, что вчера вечером видела Галли в Палм-Спрингс.

— Где?

— В каком-то баре, она не сказала.

— С кем? — Его правая рука была вытянута вдоль бедра, пальцы сжимались и разжимались.

— Не с Джо. Я знаю, что вы ищете Джо, и спросила ее. С каким-то другим мужчиной. Сандра решила, что это какой-то актер. Сказала, очень симпатичный.

— Ах, симпатичный? Что же ты мне раньше не рассказала, симпатичная моя? А? — Он внезапно вытянул руку и крепко ухватил ее за подбородок. Но Айрини оттолкнула его руку.

— Не трогай меня, ты, обезьяна! Я занималась своим делом, как ты велел.

Его пальцы продолжали сжиматься и разжиматься.

— И вылезла со своим делом перед этим ублюдком.

— Он тоже симпатичный, — заныла она с выражением смертельной скуки на лице и, переведя взгляд на меня, пожаловалась: — А Дэнни несимпатичный, он всегда говорит гадости.

— Ну почему же, — возразил я. — По-моему, он очень даже симпатичный. — Мне тоже становилось скучно.

Выпученные глаза Даузера зыркнули на меня и снова остановились на Айрини, которая уселась на бильярдный стол, обняв руками колени. Она выдержала его взгляд, не опустив глаз.

Неожиданно рука Даузера, сжимавшая кружку, дернулась вверх, и молоко плеснуло ей в лицо.

— Тебе это дорого обойдется, — прошипела она. С подбородка ее падали водянисто-белые капли. — Купишь мне новое платье — нет, два новых платья, и сегодня же вечером повезешь ужинать в Чиро. А завтра — в салон красоты.

— Я тебе сам красоту наведу, этими вот руками, а потом с моста скину!

Однако, когда она спрыгнула со стола, он посторонился. Вскинув голову, она вышла из комнаты, сердито простучав высокими каблуками по паркету. Даузер поплелся следом за ней на некотором расстоянии. Он был ниже ростом, гораздо старше и, не в пример своей любовнице, красотой не блистал.

— Присядем, что ли, — пробормотал Блэйни. — Это у них всю дорогу. — Перед лицом стихии, имя которой женщина, между нами возникло что-то похожее на солидарность.

«Метрдотель» ретировался, и мы остались сидеть вдвоем за стойкой бара, разделенные пустым табуретом и пистолетом бледнолицего. Разговаривать он не хотел, и я от скуки стал разглядывать этикетки на бутылках. У Даузера было все, что душе угодно, — вплоть до данцигской «Золотой водки» и двадцатилетнего бургундского.

Минут через десять он вернулся, переодевшись в другой костюм. Губы у него были красными и слегка припухшими, точно их кто-то жевал.

— Красивая женщина, — заметил я, чтобы его подколоть.

Но он был в слишком хорошем расположении духа, чтобы обращать внимание на колкости.

— Арчер, у меня есть к тебе предложение. — Он даже положил руку мне на плечо. — Чисто деловое предложение.

Я встал, освобождая плечо от его руки.

— У вас очень странная манера вести дела.

— Забудем об этом, — сказал он, как будто я перед ним извинялся. — Блэйни, спрячь свой пугач. Ты сказал, значит, что работаешь на старуху Лоуренс. Так вот, вместо этого я предлагаю тебе поработать на меня. Что скажешь?

— А что надо делать? Вспарывать матрацы?

Он проглотил это без звука.

— То же, что и делал. Ты ищешь Галли Лоуренс? Ну и валяй ищи. Поезжай в Палм-Спрингс. Найдешь — получишь тысячу. За Джо — пять.

— Зачем они вам?

— Люблю я их, как родных. И еще хочу показать им мой новый телевизор.

— Почему бы вам самому за ними не съездить?

Он помедлил, но потом все же признался:

— Они уже не на моей территории. Не люблю залезать на чужую землю. И потом, ты ведь все равно сделаешь это для меня, верно?

— Ладно, если вам так хочется. — Я решил, что легко отделался, и не спорил.

— Вот это другой разговор, — сказал он. — Ты мне — малыша Джо, а я тебе — пять штук на бочку.

— Джо живого или мертвого?

— Живого, если получится. Если мертвого — договор остается в силе. Условия — лучше некуда. — Он повернулся к Блэйни. — Пистолет нашего друга у тебя?

— У меня, — ответил Блэйни, вскочив перед боссом.

— Ладно, отдашь ему на выходе. — Даузер снова повернулся ко мне, улыбаясь с волчьим обаянием. — Не обижайся на нас, старина. Каждый за себя, такая у меня философия. Разве не правильно?

— По поводу «каждого за себя» должен заметить, что я всегда беру задаток. — Я не хотел брать деньги у Даузера, но другого выхода не было. Ибо давать и получать деньги, требовать денег и отказывать в них было для Даузера основной формой общения с людьми. Помимо угроз, побоев, запугивания и пыток.

Он хмыкнул и сунул мне стодолларовую бумажку. Деньги впитывают в себя что-то от характера людей, которые к ним прикасаются. И мне показалось, что полученная от Даузера бумажка извивается у меня в руке, словно жирный зеленый червяк.