Онлайн чтение книги Красный корсар The Red Rover
Глава XVI

Все эти зловещие предзнаменования не ускользнули от нашего бдительного героя. Едва он заметил странный туман, окутавший таинственное видение, от которого он почти не отрывал глаз, как раздался его громкий, властный, предупреждающий голос:

— Приготовиться к урагану! Убрать лиселя! — И не успели его первые слова долететь до матросов, как он скомандовал: — Убрать все паруса, каждый лоскуток от носа до кормы! Веселей за дело, ребята!

Этот язык был понятен команде «Каролины», и она особенно радостно встретила распоряжение капитана, так как даже самый последний матрос давно уже считал, что этот неизвестно откуда взявшийся командир весьма беззаботно обращается с «Каролиной», пренебрегая признаками надвигающейся непогоды. Однако матросы недооценивали острый глаз и наблюдательность Уайлдера. Правда, он вел судно со скоростью, какой экипаж еще не знавал, но до сих пор сами факты свидетельствовали в пользу Уайлдера, ибо то, что все считали безрассудной смелостью, не повлекло за собой никаких повреждений. Во всяком случае, в ответ на внезапную команду все судно пришло в движение. Со всех концов его перекликались матросы, стараясь заглушить своими голосами рокот бушующих валов. Уайлдер отдавал приказания со спокойствием, которое направляло общие силы в нужную сторону. Огромные полотнища парусов, казавшиеся легкими облачками в сумрачном грозном небе, вскоре отчаянно затрепетали, подтягиваемые к реям, на которые их быстро укладывали, и через несколько минут единственной движущей силой на «Каролине» остались ее нижние, самые тяжелые и прочные паруса. Для достижения этой цели каждый матрос напрягал все свои силы, повинуясь уверенным, быстрым распоряжениям командира. Затем последовала краткая, настороженная пауза. Все глаза обратились к той стороне горизонта, где появились угрожающие признаки непогоды.

Смутные очертания неизвестного судна растворились в мутноватом свете, который постепенно охватывал все море, как расползающийся туман, — полупрозрачный, неестественный и как бы осязаемый. Сам океан, казалось, понимал, что предстоит быстрая и резкая перемена. Волны уже не закипали белоснежными пенистыми гребнями, мрачные громады валов закрывали своими черными головами восточную сторону горизонта, и от них уже не исходило характерное странное излучение. Ветер, еще недавно свежий и порою налетавший с почти штормовой мощью, становился неровным и даже затихал, словно робея перед более грозной силой, собиравшейся у горизонта в направлении близлежащего материка. Затем воцарилась устрашающая, зловещая тишина, блеснула неожиданная вспышка света, словно вырвавшаяся из недр мрачного океана, и над водой прокатился грохот, подобный внезапному удару грома. Моряки изумленно переглянулись и в ужасе застыли на месте, как будто услышали грозное предостережение самого неба. Но их спокойный и более прозорливый командир расценил этот сигнал совсем по-иному. Губы его скривила гордая усмешка уверенного в себе моряка, и он презрительно прошептал:

— Уж не думает ли он, будто мы спим? Он уже сам попал в переделку и теперь оповещает о том, что нас ждет! А что же мы, по его мнению, делали с начала ночной вахты?

Уайлдер раза два быстро прошелся взад и вперед по шканцам, переводя беглый взгляд с одной стороны горизонта на другую, с черной, почти неподвижной воды — на паруса, с молчаливой и настороженной команды — на смутные очертания реев, которые колыхались над его головой, словно карандаши, чертящие странные рисунки на плотном темном фоне громоздившихся вверху туч.

— Убрать нижние паруса! — приказал Уайлдер с красноречивым спокойствием. Потом, еще раз взглянув на угрожающий горизонт, он медленно, но выразительно добавил: — Убрать оба. Все на марсы, к нижним парусам! — закричал он затем. — Убрать их, ребята, да живо!

Матросы хорошо понимали, что от них требуется, и, подбодренные тоном своего капитана, горячо принялись за работу. В одно мгновение двадцать темных фигур уже поднимались по вантам с ловкостью обезьян. Еще через минуту широкие, мощные полотнища парусов уже перестали угрожать опасностью, ибо были туго свернуты и основательно закреплены на своих реях; затем наступило новое затишье.

«Каролина», уже не подгоняемая ветром, тяжело двигалась по волнам, опадавшим с каждой секундой, как будто взбудораженная стихия принимала в свое широкое лоно на отдых те частицы своего существа, которые еще так недавно бешено плясали на ее поверхности. Вода уныло плескалась о борта судна, а когда оно с трудом выкарабкивалось из пучины на гребни волн, искристым водопадом стекала с палубы в океан. Каждый оттенок неба, каждый всплеск моря, каждое человеческое лицо с печатью сумрачной тревоги на нем подчеркивали напряженность минуты. В этот краткий промежуток вынужденного бездействия и ожидания помощники опять подошли к командиру.

— Ужасная ночь, капитан Уайлдер! — произнес Иринг, которому по праву старшинства подобало заговорить первому.

— Мне случалось наблюдать, как ветер менялся еще внезапнее.

— Правда, сэр, нам удалось вовремя убрать паруса, но такая перемена ветра влечет за собой весьма угрожающие признаки, и их приходится опасаться даже самым старым и опытным морякам!

— Да, — подхватил Найтхед хриплым голосом, звучавшим зычно даже среди грозных явлений природы, — да, не по пустякам появляются в море те, кого я и называть не хочу, да еще в такую ночь. Вот в такую же погоду я видел, как «Везувий» пошел ко дну, да так глубоко, что оттуда не долетела бы на вольный воздух ни одна бомба из его мортиры, даже если бы на нем оставались руки, чтобы поджечь фитиль!

— Да, и такая же была погода, когда гренландское судно разбилось у Оркнейских островов, — самый что ни на есть мертвый штиль, какой когда-либо бывал на море.

— Господа, — сказал Уайлдер, нарочно и, может быть, даже несколько иронически подчеркивая это обращение, — чего вы хотите? В воздухе нет ни малейшего дуновения.

На это трудно было бы что-либо возразить. Обоих помощников тайно мучил загадочный суеверный страх, для которого реальные явления этой ночи казались достаточным основанием. Но ни один из них не утратил мужества настолько, чтобы обнаружить свою слабость в момент, когда настоятельно требовалось проявить и самообладание и твердость. Однако владевшее ими чувство выдало себя, хотя и в косвенной, скрытой форме, в ответе Иринга.

— Да, судно теперь в полном порядке, — сказал он, — хотя мы сейчас наглядно убедились, что нелегко вести груженое торговое судно по морю так же быстро, как корабль-летун, про который даже и сказать нельзя, кто там стоит у руля, каким курсом он идет и какая у него осадка!

— Да, согласился Найтхед, — я сказал бы, что для торгового судна «Каролина» очень быстроходна. Мало есть судов с прямым вооружением, не плавающих под королевским вымпелом 88То есть не военных, которые могли бы перенять у нее ветер на крутом курсе или заставить ее идти у них в кильватере, когда у нее поставлены лиселя. Но в такую погоду и в такой час моряк поневоле задумывается. Поглядите-ка на этот тусклый свет вон там, в направлении берега, что так быстро приближается к нам, и скажите, идет он от берегов Америки или же его распространяет то неизвестное судно, что так долго шло у нас под ветром, а теперь наконец начинает догонять нас, хотя никто здесь не может сказать, как оно это делает и зачем? Одно могу сказать: уж если за мной идет судно, так пусть это будет корабль, где командует капитан, которого я знаю!

— Таков ваш вкус, мистер Найтхед, — холодно сказал Уайлдер, — я могу его и не разделять.

— Да, да, — заметил более осторожный и дипломатичный Иринг, — в военное время да еще с каперским свидетельством 89Каперское свидетельство — свидетельство, выдававшееся вооруженным торговым судам на право захвата неприятельских судов каждый может пожелать, чтобы встречное судно оказалось неизвестным ему: иначе он никогда и не встретится с неприятелем. Но хоть я сам и природный англичанин, а от этого судна предпочел бы скрыться в тумане, поскольку не знаю, ни какой оно национальности, ни куда идет. Ах, капитан Уайлдер, ужасное это зрелище для утренней вахты! Сколько раз видел я, как встает солнце на востоке, и никакой беды не случалось; но плох тот день, когда светает на западе. Я бы с радостью отдал владельцам «Каролины» мое месячное жалованье, хотя и заработал его нелегким трудом, чтобы только узнать, под каким флагом плавает этот неизвестный.

— Будь то француз, испанец или хоть сам дьявол, но он приближается! — закричал Уайлдер. Потом, повернувшись к настороженной команде, он крикнул голосом, в котором странная сила и грозное предостережение: — Трави бизань-фал! Тяни ходом фор-марсбрасы! Ходом!

Встревоженные матросы отлично понимали смысл этих слов. Все мускулы и нервы напряглись, чтобы выполнить приказ и хорошо подготовиться к надвигающейся буре. Никто не произнес ни слова, но каждый напрягал все свое умение и силы. И в самом деле, нельзя было терять ни мгновения, так что на «Каролине» не было ни одной пары рук, для которой не нашлось бы неотложного дела.

Тускло светившийся зловещий туман, уже с четверть часа собиравшийся на северо-западе, летел на них теперь со стремительностью скаковой лошади. Воздух совсем утратил характерный влажный привкус восточного ветра, но между мачтами стал посвистывать легкий ветерок — предвестье надвигающегося шквала. Затем мощный раскатистый рокот прошел по всему океану, и поверхность его сперва покрылась рябью, потом вспучилась и наконец вся растянулась сплошной пеленой белой кипящей пены. В следующее мгновение ураган со всей силой обрушился па бессильную, измученную «Каролину».

«Каролина» была судном крепким и отлично державшимся на воде: она стойко перенесла удар, но накренилась под ним так низко, что борт ее оказался почти под водой; затем, словно осознав опасность, испуганное судно подняло свои склонившиеся мачты и снова стало пробиваться вперед наперекор волне.

— Держи руль под ветер! Жми под ветер, а не то конец! — закричал Уайлдер среди шума бури.

Старый моряк у руля точно выполнил приказ, но тщетно не спускал он глаз с края переднего паруса, чтобы проверить, подчинится ли ему «Каролина». Дважды высокие мачты, словно охваченные головокружением, склонились к горизонту и дважды изящно выпрямились, но затем все же уступили мощному напору ветра, и обессиленное судно отдалось на волю волн.

— Спокойно! — сказал Уайлдер, схватив за руку ошеломленного Иринга, когда тот, словно обезумев, ринулся по палубе вверх. — Наш долг — соблюдать хладнокровие. Принесите топор.

В мгновение ока помощник повиновался, прыгнув на бизань-руслени, чтобы собственноручно выполнить распоряжение, которое, как он хорошо знал, должно было затем последовать.

— Рубить? — спросил он, занеся руки для удара; голос его звучал с силой и твердостью, словно помощник хотел загладить свою минутную растерянность.

— Постойте! Судно хоть немного слушается руля?

— Ни на дюйм, сэр.

— Тогда рубите, — спокойно и отчетливо произнес Уайлдер.

Одного удара оказалось достаточно, чтобы совершить эту важную операцию. Перерубленная Ирингом ванта была до предела натянута поддерживаемой ею тяжестью, и потому тотчас же вслед за нею полопались все другие. Теперь мачта и все сложное переплетение такелажа и реев, которые она на себе несла, остались без поддержки, раздался характерный треск, и мачта обрушилась, как дерево, подрубленное у корня.

— Судно поднимается? — крикнул Уайлдер.

— Немного поднялось, сэр, но новый шквал опять укладывает его.

— Рубить? — крикнул Иринг; теперь он был у грот-мачты, к которой бросился, словно тигр на свою добычу.

— Рубите!

Раздался еще более громкий и грозный треск, — но теперь для этого потребовалось нанести сперва несколько сильных ударов по самой мачте. Морская пучина снова приняла рухнувшую в нее бесформенную массу дерева, снастей, парусов. В то же мгновение «Каролина» поднялась на волну и с трудом двинулась по ветру.

— Выпрямляется, выпрямляется, — закричали разом двадцать голосов, которые были немы, пока длилась пауза, решавшая вопрос о жизни и смерти.

— Пусть спускается под ветер! — раздался спокойный, властный голос молодого командира. — Очистить палубу от обломков! Рубите, рубите, живей, ребята, — топорами, ножами, рубите все подряд всем, чем угодно!

Надежда придала людям энергии, и вскоре ванты и другие снасти, еще связывавшие срубленные мачты с кораблем, были перерезаны. «Каролина» поднялась теперь так высоко, что едва касалась пены, покрывавшей море. Ветер проносился над водной пустыней мощными порывами с такой силой, что, казалось, угрожал поднять судно в воздух. Единственный не убранный еще парус фор-марсель раздувался так, что последняя мачта грозила сломаться и рухнуть. Уайлдер подозвал Иринга, обратил его внимание на опасность и отдал необходимый приказ.

— Мачта не выдержит больше этих ужасных толчков, — закончил он, — и если она полетит за борт, то может нанести «Каролине» такой удар, что при скорости, с какой ее швыряет из стороны в сторону, он может оказаться роковым. Надо послать наверх людей, чтобы отрезать парус от рея.

— Рей гнется, словно ивовый прутик, — ответил помощник, — а колонна мачты дала трещину. Очень опасно посылать человека наверх, пока свирепствует такой шквал.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Уайлдер. — Оставайтесь здесь. Если со мной что-нибудь случится, постарайтесь довести судно до какого-либо порта не севернее Мысов Виргинии, но ни в коем случае не пытайтесь достичь Гаттераса при теперешнем состоянии…

— Что вы намереваетесь делать, капитан Уайлдер? — прервал его помощник, положив руку на плечо начальника, который уже бросил свою треуголку на палубу и собирался скинуть плащ.

— Я хочу отрубить этот марсель, иначе мы потеряем мачту и, может быть, погубим «Каролину».

— Это я вижу, сэр. Но слыханное ли дело, чтобы кто-нибудь выполнял за Эдварда Иринга его долг? Ваша обязанность довести судно до Мысов Виргинии, моя — обрубить марсель. Если со мной случится несчастье, — что ж, запишите это в судовой журнал да добавьте два слова о том, как я сделал то, что мне полагалось. Вот самая подходящая эпитафия для моряка.

Уайлдер не стал спорить и снова принялся за наблюдения. Между тем Иринг пошел на шкафут, выбрал подходящий топорик и, не сказав ни слова молчаливым, но внимательно наблюдавшим за ним матросам, прыгнул на фок-ванты, где каждая ванта натянута была напором ветра до того, что грозила вот-вот лопнуть. Все на судне отлично понимали, что именно он намеревается делать, и четыре или пять старших матросов, повинуясь тому же гордому сознанию долга, которое заставило помощника взяться за столь опасное дело, прыгнули на выбленки 90Выбленки — ступени веревочной лестницы, которые вяжутся на вантах, чтобы подняться к небу, готовому, казалось, обрушить на них сотни ураганов.

— Прочь с фок-вантов! — закричал Уайлдер в рупор. — Прочь все до одного, кроме помощника!

Слова его донеслись до слуха возбужденных и пристыженных моряков, устремившихся за Ирингом, но на этот раз команда не возымела действия. Не прошло и минуты, как все онн были уже на рее, готовые действовать по первому сигналу офицера. Помощник огляделся по сторонам: убедившись, что буря свирепствует не так сильно, он ударил топориком по шкоту, крепящему рею одного из нижних углов растянутого и почти разрывающегося от напряжения паруса. Раздался звук, подобный взрыву, и парус, сорванный порывом ветра, на мгновение поднялся в воздух, раздуваясь перед носом судна, словно его поддерживали крылья. Моряки на рее все еще глядели туда, где, как маленькое облачко, исчез парус, и в этот миг с треском, долетевшим до Уайлдера, лопнула одна из фок-вант

— Спускайтесь! — отчаянно закричал он в рупор. — Спускайтесь по бакштагам ради спасения своей жизни, все до одного спускайтесь!

Только один из матросов успел воспользоваться этим предупреждением и с быстротой ветра соскользнуть на палубу. Ванта лопалась за вантой, потом раздался роковой треск дерева. Мгновение мачта со всей паутиной снастей словно колебалась, какую сторону горизонта ей вы брать, затем, повинуясь движениям корпуса, с тяжким грохотом рухнула в море.

За катастрофой последовало затишье — немое, но красноречивое; сами стихии, казалось, умиротворились после того, что было ими содеяно. Уайлдер бросился к борту судна и отчетливо увидел жертв катастрофы, еще цеплявшихся за свою утлую опору — рухнувшую мачту и реи. Он различил даже, как Иринг на прощанье махнул ему рукой с мужеством моряка, который не только понимает безнадежность своего положения, но и умеет смело принять неизбежное. Затем обломки мачты со всем, что за них цеплялось, поглотил страшный, сверхъестественный туман, обступивший судно со всех сторон и заполнивший все пространство от моря до самых туч.

— Скорей спускайте шлюпку! — закричал Уайлдер, даже не подумав, что при таком сокрушительном урагане погибающие не в состоянии плыть, а оставшиеся на борту бессильны оказать им помощь.

Но потрясенным и растерянным морякам бесполезно было отдавать эту команду. Никто не шевельнулся, не проявил ни малейшей готовности выполнить приказ. Матросы испуганно оглядывались кругом, и каждый пытался прочесть на мрачных лицах товарищей, как велика, по их мнению, постигшая всех беда.

— Поздно… слишком поздно! — прошептал Уайлдер. — Никакое человеческое умение, никакие человеческие усилия их не спасут!

— Парус! — крикнул вдруг Найтхед; голос его дрожал от суеверного ужаса.

— Пусть проходит, — ответил с горечью молодой капитан.

— Будь это настоящее судно, мы обязаны были бы и перед владельцами «Каролины», и перед пассажирками окликнуть его, если бы, конечно, кто-нибудь из нас мог перекричать бурю, — продолжал второй помощник, указывая на нечто, неясно, но уже близко видневшееся сквозь туман.

— Окликнуть его? А пассажирки? .. — пробормотал Уайлдер, невольно повторяя его слова. — Нет, все, что угодно, только не окликать его. Видишь ты судно, что так быстро приближается к нам? — строго спросил он наблюдателя, все еще стоявшего, вцепившись в штурвал «Каролины».

— Так точно, сэр.

— Держись от него подальше. Лево на борт. Может быть, он не заметил нас в темноте — ведь мы сидим в воде почти по самую палубу. Держись от него как можно дальше!

Последовал обычный краткий ответ, и затем на несколько мгновений «Каролина» немного отклонилась от пути, по которому шло неизвестное судно. Но, вторично взглянув в его сторону, Уайлдер убедился, что попытка уйти оказалась тщетной. Странное судно (на «Каролине» все до одного уверены были, что это то самое, которое так долго виднелось на северо-западе) проходило сквозь туман с быстротой, почти равнявшейся быстроте ураганного ветра. На нем не видно было ни одного паруса. Каждая мачта, вплоть до тонкой брам-стеньги, стояла на своем месте, благодаря чему судно сохраняло всю свою красоту, но нигде ураганному ветру не подставился даже самый ничтожный клочок парусины. Под его носом вскипал целый водопад пены, различимый даже среди пенящегося кругом океана, и, когда оно подошло достаточно близко, глухой шум взбудораженной им воды можно было сравнить с рокотом водопада. Сперва матросы «Каролины» думали, что их не замечают, и кое-кто отчаянно завопил, что надо зажечь фонари, чтобы все бедствия этой ночи не завершились еще и столкновением.

— Они видят нас слишком хорошо, — сказал Уайлдер.

— Да, да, — пробормотал Найтхед, — нас, конечно, видят, да притом еще такие глаза, каких не бывает у человека!

Моряк смолк. В следующее мгновение таинственное судно очутилось в какой-нибудь сотне футов от них. На борту его не заметно было ни малейшего признака жизни. Если кто-нибудь и смотрел на израненный, истерзанный остров бристольского купца, то смотрел скрытно, прячась во мраке, таком же черном, как буря, которая подгоняла это судно. Уайлдер затаил дыхание, напряженно ожидая, что же сейчас произойдет. Но, не уловив и признаков того, что их заметили, не обнаружив ни одной человеческой фигуры, ни малейшего поползновения остановить стремительный бег незнакомца, он улыбнулся, и губы его быстро зашевелились, словно его радовало, что «Каролину» оставили в беде. Неизвестное судно пронеслось мимо, как темное видение, и еще через минуту очертания его стали тускнеть среди брызг и пены с подветренной стороны.

— Он исчезает в тумане! — вскричал Уайлдер, облегченно переведя дух после мучительного ожидания.

— Да, в тумане, а может, и в облаках, — ответил Найтхед, упорно не отходивший от Уайлдера и с подозрением и недоверием следивший за каждым движением командира.

— В небе он исчез или в море — мне все равно, лишь бы исчез.

— Моряки обычно счастливы, если видят парус, когда они находятся на голом остове судна, без всякой оснастки.

— Люди часто гибнут оттого, что не понимают своих истинных интересов. Пусть себе уходит! Говорю вам, я бога молю об этом! У него скорость четыре фута против нашего одного, и я просил бы у неба одной только милости: чтобы этот ураган продолжался до восхода солнца.

Найтхед вздрогнул и бросил на собеседника взгляд, похожий на молчаливое обвинение. Его суеверному уму казалось богохульством призывать бурю в момент, когда ветер свирепствовал, казалось, с самой неистовой силой.

— Верно, буря сейчас жестокая, — сказал он. — Моряку случается целую жизнь прожить, не видя такой бури, но мало знает о море человек, который думает, что там, откуда дует этот ветер, нет ветров еще посильнее.

— Пусть же они налетают! — вскричал Уайлдер, яростно сжав кулаки.

— Молю небо о ветре!

Если у Найтхеда и оставались еще сомнения насчет истинной природы того, кто столь неожиданным образом занял место Николаса Никольса, то теперь они совершенно рассеялись. Он отошел к группе молчаливых, погруженных в невеселые думы матросов с видом человека, у которого создалось некое вполне определенное мнение. Впрочем, Уайлдер не обратил на своего подчиненного ни малейшего внимания. Он продолжал расхаживать взад и вперед по палубе, то устремляя глаза к небу, то бросая частые, тревожные взгляды на затянутый тучами горизонт, а между тем «Королевская Каролина» — обезображенный, оголенный обломок крушения — продолжала свой дрейф, гонимая ветром.