Онлайн чтение книги Красный корсар The Red Rover
Глава XXIX

Смущенный лейтенант не успел ответить, как они уже вышли на шканцы. Уайлдер сразу отыскал глазами соседний корабль. Судно Корсара было на виду, радуя глаз красотой линий и совершенством пропорций. Но оно уже не стояло на месте: реи были повернуты, паруса надуты ветром, стройный, величественный корпус медленно и грациозно разворачивался. Однако в его движениях незаметно было торопливости: он, видно, вовсе не собирался обращаться в бегство. Наоборот, верхние паруса были свернуты на реях, и матросы спускали на палубу лисель-спирты. Уайлдер отвернулся, внутри у него все похолодело: он хорошо знал, что все эти приготовления делаются перед жестокой битвой.

— Я вижу, что наш сейнт-джеймсский моряк поднял три марселя и убрал бизань, — недовольно проворчал Бигнал. — Видно, он уже запамятовал, что обедает у меня и что в списке офицеров нашего флота мое имя стоит в начале, а его — в конце. Но, надеюсь, его аппетит напомнит ему о нас в обеденное время. Между прочим, ему не мешало бы вывесить флаги из уважения к старшему по званию; это ничуть не унизило бы его дворянскую честь. Но, клянусь богом, Генри Арк, он прекрасно справляется со своими реями! Уверяю вас, у него на борту есть какой-то настоящий парень, приставленный к нему нянькой в качестве первого помощника; увидите, как он начнет хвастать во время обеда: «мое судно то, да мое судно се», «у меня такого не бывает»… Ну что, прав я? Его помощник — бывалый моряк?

— Капитан этого судна знает морское дело как никто, — возразил Уайлдер.

— Как бы не так! Вы, наверно, толковали с ним на эту тему, и он перенял некоторые маневры «Стрелы». Я не глупее других и сразу вижу, в чем секрет!

— Уверяю вас, капитан Бигнал, считать этого удивительного человека невежественным просто опасно.

— Да, теперь я тоже начинаю его понимать! Молокосос, видно, шутник и вздумал позабавиться над моряком, как он считает, старой школы. Не правда ли, сэр? Ему, видно, не впервой пробовать соленой водички.

— Он настоящий сын моря и уже более тридцати лет плавает по волнам.

— Вот тут-то, Генри Арк, вы дали себя провести! Он сам сказал мне, что ему только завтра исполнится двадцать три года.

— Он обманул вас, сударь, даю вам в этом слово.

— Сомневаюсь, мистер Арк, это не так-то просто в мои годы. Шесть десятков лет прибавляют человеку мозгов. Может, я и недооценил знания этого молодца, но что касается его возраста, тут ошибки быть не может… Однако куда, к чертям, его несет? Или для обеда на военном корабле необходимо, чтобы благородная матушка повязала ему слюнявчик?

— Смотрите! Он и вправду уходит! — радостно вскричал Уайлдер.

— Если я еще отличаю корму от носа, то вы правы. Послушайте, Арк, я хочу дать урок этому вертопраху и научить его уважать старших; пусть нагуляет аппетит к обеду. Видит бог, я заставлю их попрыгать! Пусть сообщит об этом маневре в очередных донесениях по начальству… Брасопьте задние реи, сударь! Если юному вельможе пришла охота затеять морские гонки, то пусть не обижается, что мы согласились в них участвовать.

Начальник вахты исполнил приказание, и минуту спустя «Стрела» тоже двинулась вперед, в направлении, прямо противоположном «Дельфину». Старик был в восторге от принятого решения и шумно изъявлял свое удовольствие, то и дело разражаясь веселым, громким смехом. Он был так доволен своей шуткой, что совершенно позабыл о самом главном, что занимало его, и вспомнил о продолжении разговора лишь тогда, когда быстро бегущие, каждый своим курсом, суда значительно отдалились друг от друга.

— Пусть запишет это в свой судовой журнал, — кипятился старик, возвратившись на то место, где все еще стоял Арк. — Мой кок не умеет приготовлять лягушек, но кто хоть раз отведал его стряпни, знает, что такого повара поискать! Клянусь богом, теперь им придется попыхтеть, чтобы нас догнать. Но как вы-то попали на его судно? Ведь я еще ничего об этом не знаю.

— После моего последнего к вам письма я потерпел кораблекрушение.

— Как! Неужели этот красный джентльмен угодил-таки наконец в лапы Дэви Джонса 110Дэви Джонс — шуточное название бога морей Нептуна у английских моряков?!

— Несчастье произошло с бристольским кораблем, на котором я служил чем-то вроде агента пиратов… Смотрите, он медленно, но верно продолжает идти к северу.

— Не обращайте внимания па повесу, пусть нагуливает аппетит! Значит, вас подобрал крейсер его величества «Антилопа». Теперь все понятно: старому моряку только дайте курс и компас, он и в самую темную ночь найдет свой порт. Но почему этот мистер Хауард сделал вид, что не знает вашего имени, увидев его в списке моих офицеров?

— Не знает? Сделал вид, что не знает? Может быть…

— Не продолжайте, мой храбрый друг, не продолжайте, — прервал Уайлдера его заботливый, но желчный начальник. — Мне самому доводилось переносить унижения; но мы выше этого. Тот, кто заслужил офицерский патент тем, что честно трудился, не должен этого стыдиться. Черт возьми, я однажды целую неделю кормил такого же выскочку, а когда встретил его в Лондоне, он отвел глаза в сторону и стал пялиться на какую-то церковь — можно было подумать, что щенок что-нибудь смыслит в архитектуре. Забудьте об этом, Гарри! Уверяю вас, мне приходилось бывать в худших переделках.

— На его судне меня знали под вымышленным именем, — с трудом выговорил Уайлдер. — Даже дамы, спасшиеся вместе со мной с затонувшего судна, не знают, кто я такой.

— Вы предусмотрительны! Значит, не дворянская спесь помешала юному вертопраху узнать вас… А, вот и мистер Фид! Рад вас видеть снова на «Стреле».

— Я, ваша честь, позволил себе эту смелость и уже поздравил самого себя, — ответил марсовый. — Хороша та посудина, и капитан храбрец, и команда крепкая, но на мой вкус, если уж речь идет о моем добром имени, лучше плавать на судне, где не боятся предъявить судовые документы, коли понадобится.

Краска то приливала, то отливала на лице Уайлдера, глаза его бегали по сторонам, стараясь не встречаться с недоумевающим взглядом его старого друга.

— Я, кажется, не совсем понял, о чем он говорит. На королевском флоте каждый офицер, от капитана до боцмана, непременно берет в море патент, удостоверяющий его звание, иначе он рискует оказаться в неловком положении: его могут принять за пирата.

— Вот-вот, сэр, это я и хотел сказать. Но ваша честь — человек образованный и более привычны подбирать слова; мы с Гвинеей часто обсуждали это дело и не раз сильно призадумывались, капитан. «Представь, — говорю я, бывало, — что ихнее судно сталкивается с фрегатом его величества и дело доходит до драки; что же, — говорю, — нам делать при таком везении? „ — «Как что? — отвечает негр. — Будем, говорит, стоять у пушек подле мистера Гарри“. Я не спорю, конечно, но, не в обиду мистеру Гарри и вашей чести, осмелюсь добавить, что, по моему слабому разумению, куда сподручнее быть убитым на честном фрегате, нежели на палубе разбойничьего судна.

— Разбойничьего? — воскликнул командир, выпучив глаза и раскрыв рот.

— Капитан Бигнал, — начал Уайлдер, — я очень виноват перед вами за то, что так долго молчал, но, когда вы услышите мой рассказ, вы, может быть, поймете и простите меня. Судно там, на горизонте, принадлежит знаменитому Красному Корсару… Нет, погодите, заклинаю вас добрым расположением, которое вы всегда мне выказывали, не судите меня, не выслушав до конца…

Проникновенные слова Уайлдера, сказанные мужественным и серьезным тоном, заставили все более распалявшегося вспыльчивого старика сдержать свой гнев. Он молча и внимательно выслушал краткую, но ясную повесть о приключениях своего лейтенанта, и не успел еще наш герой закончить свой рассказ, как бравый моряк уже почти разделял признательность юноши и те истинно благородные чувства, которые помешали тому предать человека, поступившего с ним так великодушно. Во время рассказа с уст Бигнала изредка срывались крепкие словечки, но большей частью ему удавалось сдерживать свои чувства.

— Это поистине замечательно! — воскликнул он, когда Уайлдер кончил рассказ. — Чертовски жаль, что этот главный парень такой ужасный негодяй. Но, Гарри, мы все равно не можем дать ему уйти: наш моральный долг и преданность закону запрещают это. Необходимо повернуть судно и пуститься за ним в погоню. Если слова убеждения не помогут, то я не вижу иного лекарства, чем хорошая взбучка.

— Боюсь, что это наш долг, сэр, — со вздохом ответил молодой человек.

— Это вопрос принципа. Значит, болтливый щенок, которого он прислал ко мне, — вовсе не капитан? Но видом и манерами он похож на джентльмена, тут уж меня не обманешь. Я убежден, что бездельник из хорошей семьи, иначе он бы не сумел так ловко играть роль шалопая. Надо скрыть его имя, чтобы не повредить его друзьям. Столпы аристократического общества, хоть они и обветшали и потрескались, все же опора трона, и нам негоже выставлять напоказ черни их слабости и недостатки.

— «Стрелу» посетил сам Корсар, собственной персоной.

— Красный Корсар — на моем судне, рядом со мной! — в ужасе завопил старый моряк. — Вам угодно смеяться надо мной, пользуясь моею добротой!

— Я вам слишком обязан, чтобы позволить себе такую дерзость. Но клянусь, сударь, это был он сам.

— Это поразительно! Необыкновенно! Просто чудо! Признаюсь, маскарад его был удачен, раз он сумел обмануть такого физиономиста, как я. Где же косматые бакенбарды и громовой голос? Я вовсе не видел перед собой безобразное чудовище, каким его изображают.

— Все это лишь слухи, приукрашенные молвой. Боюсь, сэр, что самые страшные из наших пороков слишком часто скрываются под приятнейшей внешностью.

— Он и ростом-то не очень велик.

— Да, но в этом стройном теле таится душа исполина.

— И вы считаете, что это то самое судно, которое атаковало нас на мартовское равноденствие?

— Я уверен в этом.

— Послушайте, Гарри, ради вас я готов проявить великодушие к этому негодяю. Однажды ему удалось ускользнуть, когда в бурю мы потеряли грот-мачту, но сейчас море спокойно и дует свежий попутный ветер, — погоде можно довериться. Он в моих руках, стоит только захотеть. Да, сказать по правде, я не замечаю, чтобы он так уж стремился уйти.

— Боюсь, что вы правы, — подтвердил Уайлдер, невольно выдавая свои тайные мысли.

— Сражаться он не может, так как не имеет ни малейших шансов на победу, но, если он действительно не таков, каким я его считал, попробуем вступить в переговоры. Согласны ли вы сообщить ему мои условия? Или он может пожалеть о своем великодушии?

— О, я ручаюсь, слово его твердо! — с жаром воскликнул Уайлдер. — Прикажите дать пушечный выстрел с подветренной стороны. Пусть сигналы будут дружественными — поднимите флаг перемирия: я готов идти на любой риск, лишь бы снова вернуть его людям.

— Клянусь богом, это истинно христианский поступок, — сказал капитан после короткого раздумья. — И хотя за этот подвиг нам теперь не получить дворянства здесь, на земле, но, пожалуй, на небесах мы обеспечим себе лучшие места.

Великодушный капитан может показаться кое-кому нерасчетливым мечтателем, но, как бы то ни было, приняв решение, он вместе с лейтенантом ревностно взялся за его выполнение. Руль был повернут по ветру, и, когда судно разворачивалось, из подветренного носового порта вырвался столб пламени, сигнализируя о дружественных намерениях и извещая встречное судно, что командование хочет вступить с ним в переговоры. В ту же минуту эмблема Англии была спущена, и на верхушке мачты появился небольшой белый флаг. После подачи сигналов наступило тревожное ожидание, но не надолго. По борту пиратского корабля расплылось облако дыма, и затем до слуха офицеров донесся глухой звук ответного выстрела. Высоко над кораблем, словно крыло голубки, затрепетал такой же белый четырехугольник. Но там, где обыкновенно вывешивают национальный флаг военного корабля, не было никакого флага.

— У парня хватило скромности встретить нас пустым флагштоком, — заметил Бигнал, считая это признаком, предвещающим успех переговоров.

— Мы подойдем поближе и спустим для вас шлюпку.

«Стрелу» повернули на другой галс и подняли добавочные паруса для ускорения хода. Когда судно приблизилось меньше чем на пушечный выстрел, Уайлдер предложил остановиться, чтобы их действия не были истолкованы как враждебные. На море спустили шлюпку, на носу укрепили белый флаг парламентера и доложили лейтенанту, что все готово для отправления.

— Сообщите ему о превосходстве наших сил, мистер Арк, ибо он человек разумный и сам увидит, насколько мы сильнее, — заключил капитан, в сотый раз повторив пространные наставления. — Если он примет мои условия, можете обещать ему, что прошлое будет забыто; во всяком случае, скажите, что я употреблю все усилия, чтобы добиться полного помилования, хотя бы для него лично… Ну, с богом, мой мальчик! Смотрите не проговоритесь о том, как нас потрепало в мартовской стычке… Право, все дело в этом ужасном ветре… Ну, до свиданья, желаю успеха.

Не успел он кончить, как шлюпка отвалила, и последних наставлений Уайлдер уже не слышал.

Наш герой имел достаточно времени, чтобы поразмыслить над необычным поручением, ибо судно находилось довольно далеко и путешествие оказалось продолжительным. Порой его охватывала легкая тревога и неуверенность в разумности своего поступка, но эти мысли всякий раз отступали при воспоминании о благородстве и возвышенных чувствах человека, которому он вручал свою судьбу. Несмотря на сложность и опасность положения, он, как истый моряк, влюбленный в свое дело, невольно залюбовался судном Корсара. Идеальная правильность рангоута, благородная чистота линий судна, когда оно, точно морская птица, грациозно неслось по волнам, послушное ровному дыханию пассатов, стройные мачты на фоне синего неба, оплетенные причудливым кружевом снастей, — все это не укрылось от взора человека, который не только умел оценить порядок на корабле, но и восхищался его красотой.

Подобно художнику, привыкшему близко и пристально созерцать лучшие памятники древнего искусства, моряк, который сжился со своим кораблем, приобретает вкус тонкий и совершенный; этот вкус позволяет ему видеть недостатки, неприметные для менее острого глаза, и усиливает наслаждение от зрелища плывущего корабля, ибо разум и чувства сливаются здесь воедино. Вот в чем секрет непонятной для жителей суши могучей и таинственной связи моряка с его кораблем, который он любит, как близкого друга, и гордится его стройными мачтами, словно красотой возлюбленной. Это его дом, его святая святых, предмет его гордости и преклонения. Быстроходностью и маневренностью в сражениях, среди бурь и опасных мелей судно может оправдать или, наоборот, обмануть ожидания моряка, и так создаются легенды о счастливых или несчастливых кораблях, хотя свойства эти чаще объясняются искусством тех, кто ими командует, чем особенностями конструкции. Но в глазах моряков лавры победы и позор поражения принадлежат одному лишь кораблю; и если рейс оказывается неудачным, то это объявляют случайностью, не свойственной данному судну, как будто у машины есть своя воля и она управляется сама собой.

Уайлдер был далек от слепого суеверия простых матросов, но в полной мере разделял их любовь к морю и кораблю. И сейчас, когда перед ним предстало прекрасное судно, по чести достойное быть названным жемчужиной океана, это чувство возникло в душе его с такой силой, что на мгновение он позабыл о своем щекотливом и рискованном поручении.

— Стоп, ребята! — скомандовал он, делая знак остановить шлюпку. — Суши весла! 111Суши весла! — команда, по которой весла ставятся в положение, параллельное воде и перпендикулярное борту Мистер Фид, ты когда-нибудь видел более стройные мачты и лучше пригнанные паруса?

Фид, который был загребным, взглянул через плечо, сунул за щеку порцию жвачки размером с орудийный пыж и, как всегда, бойко ответил:

— Готов сказать кому угодно, — начал он, — бандиты они или честные люди, но я, как вернулся на «Стрелу», сразу объявил товарищам, что такого легкого да податливого рулевого колеса, как у этого «Дельфина», не найдешь ни на одном корабле, хоть месяц торчи в Спитхеде. Снасти на нем затянуты, как корсет на девичьей талии, блоки аккуратные и сидят на своих мачтах, словно глазки на хорошеньком личике. Вон те снасти продернуты через фор-брас-блок рукой некоего Ричарда Фида, а Гвинея уже позаботился о грот-мачте; хоть он и негр, но скажу, что сделано все в лучшем виде.

— Чудесное судно! Всем хорошо… — с глубоким вздохом сказал Уайлдер. — А ну, навались на весла, ребята! Дружней! Ведь мы не затем здесь, чтобы мерять глубину океана!

При этом напоминании люди взялись за весла, и минуту спустя шлюпка подлетела к судну. Ступив на палубу, наш герой приостановился, не решаясь идти дальше под злобными и угрожающими взглядами матросов; однако присутствие самого Корсара, с обычным для него надменным и повелительным видом стоявшего на корме, подбодрило Уайлдера; он двинулся вперед, и заминка была настолько мгновенной, что ее никто не заметил. Но не успел он открыть рот, как Корсар знаком предложил ему молчать и пригласил следовать за ним в каюту.

— Команда начинает кое-что подозревать, мистер Арк. — Корсар сделал ударение на имени гостя. — Подозрения эти усиливаются, но пока они еще очень смутны. Люди недовольны маневрами обоих судов, и есть голоса, которые втихомолку распускают слухи, не слишком для нас благоприятные. Вы поступили неосторожно, возвратившись к нам, сэр.

— Я пришел по приказу своего командира, под защитой белого флага.

— Мы не очень-то считаемся с общепринятыми законами и обычаями и можем не признать ваших прав в этой новой роли парламентера; но если вы явились с поручением, то, полагаю, оно адресовано мне.

— Конечно. Однако мы не одни, капитан Хайдегер.

— Мальчик в счет не идет, он мне слепо предан.

— Но мое поручение я хотел бы сообщить лично вам.

— Повторяю, Родерик нем, как мачта, — спокойно и решительно ответил Корсар.

— Как вам угодно. Командир того фрегата, офицер флота его величества, именем нашего всемилостивейшего короля Георга Второго приказал передать вам следующие условия: вы сдадите корабль в полной сохранности, со всем провиантом, вооружением и боеприпасами; в таком случае он согласен взять десять заложников из числа матросов и, кроме того, одного из офицеров; остальные могут либо поступить на королевскую службу, либо идти на все четыре стороны и подыскать себе более достойное или хотя бы менее опасное занятие.

— Вот уж поистине царское великодушие! Наверно, мне следует преклонить колена и целовать палубу у ног того, чьи уста возгласили эту милость!

— Я лишь повторяю слова моего командира, — краснея, продолжал Уайлдер. — Он обещает также употребить все свое влияние, чтобы добиться прощения для вас лично при условии, что вы покинете море и перестанете называть себя англичанином.

— Последнее я уже сделал. Но осмелюсь спросить, чем вызвана подобная снисходительность к человеку, давно объявленному вне закона?

— Капитану Бигналу известно, сколь великодушно вы отнеслись к его офицеру и с какой учтивостью приняли вдову и дочь его старинных сослуживцев. Он считает, что молва несправедлива к вам.

Страшным усилием воли Корсару удалось подавить радостное волнение, но он продолжал с полным спокойствием и невозмутимостью.

— Значит, он был обманут? — спросил он, видимо, желая продлить разговор.

— Да, и готов признать свою ошибку. Сообщив властям об этом всеобщем заблуждении, он рассчитывает добиться для вас обещанной амнистии за прошлые проступки и питает надежду на более светлое будущее.

— Но неужели ради того, чтобы доставить ему удовольствие, я должен резко изменить свою жизнь, покинуть стихию, необходимую мне, как воздух, и — самое главное — отказаться от величайшей привилегии называть себя британцем? Может быть, у него есть и иные мотивы?

— Да. Вот сведения о наших силах; если угодно, можете собственными глазами убедиться, что сопротивление бесполезно. Он надеется, что это заставит вас принять его условия.

— А вы как считаете? — с ударением спросил Корсар, взяв в руки бумагу. — Впрочем, — поспешно добавил он, глядя в серьезное лицо собеседника, — прошу прощения за неуместные шутки!

Он быстро пробежал глазами бумагу, обнаружив признаки некоторого интереса к отдельным ее пунктам.

— Теперь вы убедились, что я не зря уверял вас в превосходстве наших сил? — спросил Уайлдер, видя, что тот поднял глаза.

— Да.

— Осмелюсь спросить, каков будет ваш ответ?

— А что подсказывает вам сердце? Ведь это предлагает другой?

— Капитан, — с чувством сказал Уайлдер, — не скрою, что, если бы я мог сам предлагать условия, они были бы иными; но, как человек, хранящий воспоминания о вашем великодушии, как человек, который и врага не вынудил бы совершить бесчестный поступок, я умоляю вас согласиться. Простите мою смелость, но, узнав вас ближе, я уверился, что ваше положение не приносит вам ни славы, ни внутреннего удовлетворения и что вы сами это понимаете.

— Вот уж не думал, что в вашем лице встречу такого искусного адвоката! Вы хотите сказать что-либо еще, сэр?

— Нет, — печально ответил огорченный юноша.

— О, ему есть что сказать! — проговорил рядом тихий, взволнованный голос. — Он еще и наполовину не выполнил своего поручения, если только не забыл о священном долге парламентера!

— Мальчик часто грезит наяву, — вмешался Корсар, криво улыбаясь, — и облекает в слова свои неясные мечты.

— Это вовсе не неясные мечты, — смело возразил Родерик окрепшим голосом. — Мистер Уайлдер, если вам дороги его покой и счастье, не оставляйте его! Напомните ему о прославленном имени его предков, о его юности, о нежном и невинном существе, которое он так пламенно любил когда-то и перед чьею памятью благоговеет даже теперь. Скажите ему обо всем этом, ведь вы умеете быть красноречивым, и, клянусь жизнью, его слух и сердце раскроются навстречу вашим словам!

— Этот ребенок сошел с ума!

— Нет, я в своем уме! А если и потерял рассудок, то от преступлений и опасностей, которые окружают тех, кого я люблю. О, мистер Уайлдер, не оставляйте его! С тех пор как вы появились среди нас, он снова стал похож на того, кем был когда-то. Уберите это свидетельство вашей силы, угрозы принесут только вред. Говорите с ним как друг: посланец врага — вы не добьетесь ничего. Вам еще незнаком неукротимый нрав этого человека. Спорить с ним — все равно что попытаться остановить поток. Скажите что-нибудь, не медлите, пока глаза его потеплели.

— Это от жалости мешается твой разум, дитя мое.

— Если бы мой разум всегда был так ясен, как сейчас, Уолтер, никому не пришлось бы говорить с тобой вместо меня. Ты бы не был глух к звуку моего голоса и прислушался бы к моим словам. Почему вы молчите, Уайлдер? Одно ваше слово может его спасти!

— Уайлдер, этот ребенок запуган количеством ваших пушек и людей. Он боится гнева вашего венценосного владыки. Уходите! Дайте ему место в вашей шлюпке и поручите милости вашего капитана.

— Нет! Нет! — вскричал Родерик. — Я не оставлю тебя! Я не хочу, не могу, не в силах тебя покинуть! Ты один у меня в целом свете!

— Да, — продолжал Корсар, чье деланное спокойствие перешло теперь в грустную задумчивость, — лучше всего, если он уйдет с вами. Вот мешок золота; поручите мальчика заботам замечательной женщины, которая уже печется о существе почти столь же беспомощном, хотя, быть может, и менее…

— … греховном! .. Не бойся произнести это слово, Уолтер! Я заслужил его и выслушаю без дрожи. Взгляни, — продолжал Родерик, взяв в руки увесистый мешок и с презрительной улыбкой подняв его над головой, — я могу выбросить золото, но узы, соединяющие нас, неразрывны.

При этих словах юноша подошел к открытому окну. Раздался всплеск, и сокровища, достаточные, чтобы на всю жизнь обеспечить скромное существование человека, исчезли под водой. Уайлдер поспешно повернулся, чтобы смягчить гнев Корсара; но в чертах предводителя разбойников он не прочитал ничего, кроме жалости.

— Родерик был бы плохим казначеем, — сказал он. — Однако еще не поздно вернуть его друзьям. Золото — это поправимая потеря, но, если что-нибудь случится с мальчиком, я никогда себе этого не прощу.

— Тогда не отпускайте его от себя, — прошептал Родерик, чья энергия, казалось, иссякла. — Идите, мистер Уайлдер, шлюпка ждет вас. Здесь вы ничего больше не добьетесь.

— Боюсь, что ты прав, — ответил наш герой; в продолжение всего разговора он не переставал с участием смотреть на мальчика, — очень боюсь, что ты прав. Но я лишь исполнил приказ и теперь должен отвезти ответ.

Корсар взял его под руку и подвел к такому месту, откуда видна была палуба. Указав на рангоут и на малое количество поднятых парусов, он сказал просто:

— Вы моряк, сударь, судите же сами о моих намерениях. Я не ищу встречи, но и не уклонюсь от нее.