Онлайн чтение книги «Морская волшебница», или Бороздящий Океаны The Water-Witch: or the Skimmer of the Seas
Глава XI

Лицо офицера королевского флота пылало от возбуждения, когда он оказался в гостиной. Поспешное бегство и восклицания красавицы Барбери лишь на мгновение отвлекли его внимание; он тут же резко, чтобы не сказать яростно, обернулся к незнакомцу. Нет надобности повторять описание внешности гостя Алиды; читатель и так поймет, как удивился Ладлоу при виде контрабандиста. Он не верил своим глазам; ему казалось, что кто-то еще должен быть здесь, и, лишь несколько раз подозрительным взором обведя гостиную, он изумленно воззрился на контрабандиста.

— Произошла какая-то ошибка! — воскликнул командир «Кокетки».

— Ваша изысканная манера входить в дом вынудила хозяйку покинуть комнату, — ответил незнакомец, на чьем лице заиграл румянец гнева или, быть может, удивления. — На вас мундир офицера королевского флота, и, видимо, поэтому вы считаете себя вправе вторгаться в жилища ее подданных!

— Мне казалось… Нет, я имел все основания полагать, что настигну здесь одного отъявленного негодяя, — смущенно пробормотал Ладлоу. — Ошибки быть не могло, я ясно слышал разговор тех, кто взял меня в плен, и все же здесь никого нет!

— Премного благодарен за высокую оценку моей скромной особы!

Не столько сами слова, сколько тон, которым они были произнесены, побудил Ладлоу еще раз обратить свой взгляд на незнакомца. В этом взгляде сомнение и восхищение сочетались с замешательством, если не сказать — с ревностью, и последнее чувство было, пожалуй, самым сильным.

— Я впервые вижу вас! — воскликнул после паузы Ладлоу.

— У океана много дорог, и люди подолгу плавают в нем, не встречая друг друга.

— Хотя я вижу вас при весьма странных обстоятельствах, вы, верно, служили когда-то королеве?

— Никогда. Я не принадлежу к тем людям, которые связывают себя служением какой-либо женщине, носи она хоть тысячу диадем, — с легкой улыбкой отозвался контрабандист. — К тому же Анна никогда не привлекала ни моих помыслов, ни симпатий.

— Довольно смело сказано в присутствии офицера ее величества! Прибытие незнакомой бригантины, то, что случилось со мной этой ночью, ваше присутствие здесь, образцы контрабандных товаров — все это подозрительно и требует выяснения. Кто вы?

— Опасный морской бродяга, отщепенец, осужденный в глазах общества, по прозвищу Бороздящий Океаны.

— Это невероятно! По рассказам людей, уродливость этого бродяги соответствует наглости, с которой он попирает законы. Вы обманываете меня!

— Если люди легко ошибаются, даже когда судят об очевидном и маловажном, можно ли доверять их суждениям о вещах более значительных? — гордо ответил контрабандист. — Пусть я буду тем, кем кажусь, если не тем, кем я себя называю.

— Не могу поверить этой сказке! Это невозможно! Докажите мне правильность этих слов.

— Взгляните на бригантину, чей изящный рангоут почти не виден на фоне леса, — сказал незнакомец, подходя к окну и указывая на бухту. — Это она столь часто уходила от всех ваших крейсеров и переносит меня и мои богатства куда мне заблагорассудится, не подчиняясь деспотическим законам и ускользая от любопытных взоров продажных чиновников. Облака над океаном не более вольны, чем мое судно, и не быстрее его. Недаром бригантина зовется «Морской волшебницей»! Ее маневренность поистине превосходит всякое воображение. Пена морская не с большей легкостью летит над волнами, чем это изящное судно по ветру. Его нельзя не любить, Ладлоу! Поверьте, ни к одной женщине не чувствовал я такой нежности, как к этой верной и прекрасной бригантине!

— Редкий моряк может сказать больше о своем любимом судне!

— А можете вы сказать то же самое вон о том неповоротливом шлюпеnote 74Шлюп — трехмачтовое военное судно с прямым парусным вооружением. Боевое вооружение состояло из шестнадцати — двадцати восьми пушек, расположенных на верхней открытой палубе. королевы Анны? «Кокетка» ваша — судно не из лучших, и его окрестили так скорее из тщеславия, чем основываясь на его истинных достоинствах.

— Молокосос! Клянусь именем моей царственной повелительницы, что дерзость ваших речей подобает тому, за кого вы желаете себя выдать! Мой крейсер, медлительный или быстроходный, сумеет предать в руки правосудия торгаша контрабандными товарами!

— А я клянусь экипажем и достоинствами «Морской волшебницы», что моя речь подобает тому, кто волен поступать и разговаривать так, как он пожелает, — отозвался незнакомец, передразнивая разгневанного собеседника. — Вы требуете доказательств, что я Бороздящий Океаны? Так слушайте же! Вы мните себя всесильными, но позабыли, что вас одурачил один из моих людей, и, несмотря на ваши хвастливые речи, вы мой пленник!

Ладлоу вспыхнул и сделал шаг вперед, словно желая сбить с ног своего противника, который был гораздо слабее его, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошла Алида.

Встреча командира «Кокетки» с госпожой его сердца произошла не без замешательства. Ладлоу от ярости, а Алида от растерянности некоторое время не могли произнести ни слова. Так как красавица Барбери вернулась с определенным намерением, она заговорила первой:

— Не знаю, должна ли я порицать или одобрять капитана Ладлоу, в такой неурочный час и столь бесцеремонно явившегося сюда, ибо причина его визита мне неизвестна. Я бы хотела, чтобы он объяснил свой поступок. Тогда я смогу судить, насколько простительно его поведение.

— Верно, сперва следует выслушать, а уж потом судить, — подхватил незнакомец, подвигая Алиде стул, который, она холодно отвергла. — Вне всякого сомнения, у джентльмена были на то свои основания.

Если бы взгляд мог уничтожать человека, незнакомец был бы испепелен на месте. Но Алида пропустила мимо ушей замечание контрабандиста, и Ладлоу приготовился защищаться.

— Да, не скрою, я стал жертвой бесчестного заговора. Я имел неосторожность довериться матросу, чью дерзость вы наблюдали сегодня утром, и в благодарность за это он обманул меня.

— Иными словами, капитан Ладлоу не так уж проницателен, как он думает, — иронически заметил незнакомец.

— Но в чем виновата я, и почему надо было нарушать мой покой, если какой-то бродяга матрос обманул командира «Кокетки»? — продолжала Алида. — Ни тот дерзкий матрос, ни это… лицо, — запнулась она, подыскивая подходящее к случаю слово, — мне не знакомы. Между нами нет других дел, кроме тех, которые вы видите.

— Нет нужды говорить, что привело меня на берег, — сказал Ладлоу. — Но я совершил оплошность, разрешив неизвестному матросу покинуть мой корабль вместе со мной, а когда захотел вернуться, он нашел способ обезоружить моих людей и взять меня в плен.

— Однако для пленника вы пользуетесь завидной свободой, — по-прежнему иронически произнес контрабандист.

— Что это за свобода, если я не могу воспользоваться ею по-своему! Я разлучен со своим кораблем, а мои верные люди связаны. Меня самого не держат под стражей, и, хотя мне был запрещен доступ в некоторые места, я видел достаточно, чтобы не заблуждаться относительно характера тех личностей, которые находят приют в доме олдермена ван Беверута…

— …и его племянницы, хотите вы сказать?

— Я не хочу говорить ничего резкого или неуважительного об Алиде де Барбери, хотя не отрицаю, что мучительное подозрение овладело мной. Но я вижу, что ошибся, и раскаиваюсь в своей опрометчивости.

— Следовательно, мы можем продолжить наш торг? — спокойно произнес контрабандист, склоняясь над раскрытым тюком, в то время как Ладлоу и девушка уставились друг на друга в немом удивлении. — Очень приятно показать запретные сокровища королевскому офицеру. Может быть, благодаря этому королева окажет мне честь своим покровительством? Итак, мы говорили о бархате и венецианских лагунах. Вот отличный бархат, вполне подходящий для свадебного наряда самого дожа при его бракосочетании с морем! Мы, люди моря, видим в этой церемонии гарантию того, что Гименей не позабудет нас, хотя мы порой и отворачиваемся от его алтарей. Верен ли я своему братству, капитан Ладлоу? Или же вы присягнули на верность Нептуну, а, отправившись в плавание, вздыхаете по Венере?note 75Нептун — у древних римлян бог моря. Венера — богиня любви и красоты. Что ж, если золотая цепь ржавеет от влажного и соленого океанского воздуха, то в этом виновата жестокая природа! А вот…

Но в этот момент в кустах под окном раздался пронзительный свист, и торговец умолк. Небрежно швырнув на тюк кусок бархата, он в нерешительности поднялся на ноги. Все это время контрабандист был сдержан, хоть и насмешлив, и нисколько не заразился тем раздражением, которое столь явно проявлял Ладлоу. Теперь он был смущен, и по выражению его лица можно было заключить, что он колеблется. Снова раздался свист.

— Слышу, Том, слышу, — пробормотал контрабандист. — К чему такая спешка? Прекрасная Алида, этот свист означает, что нам пора расстаться.

— Мы встретились с меньшими церемониями, — ответила девушка, сохраняя под ревнивым взглядом своего поклонника свойственную ее полу сдержанность.

— Хотя мы встретились без предварительного уговора, неужели мы ничем не отметим наше расставание? Должен ли я вернуться на бригантину со всеми этими товарами или вместо них унесу обычную плату в золоте?

— Не знаю, смею ли я совершить противозаконную сделку в присутствии слуги королевы, — улыбнулась в ответ Алида. — Признаюсь, многие ваши товары очень соблазнительны для женщины, но, узнай королева о моей слабости, она может забыть о том, что она сама женщина, и сурово наказать меня.

— Пусть это не страшит вас, сударыня. Те, кто создают эти строгие ограничения, первыми нарушают их. Клянусь добродетелями честного Леденхолла, хотел бы я испытать Анну, показав ей в ее гардеробной эти отличные кружева и тяжелую парчу!

— Это было бы рискованно и неумно!

— Как знать. Хотя она и восседает на троне, она всего только женщина. В какие бы одежды ни рядилась природа, она все же остается всеобщим тираном и правит одинаково над всеми. Голова, увенчанная короной, больше мечтает о победах над сердцами, чем над другими государствами. Та, что держит скипетр, может проявить красоту своей души с помощью карандаша или иглы. И, хотя слова и идеи можно преподносить с королевской важностью, голос все равно останется женским.

— Не буду говорить о достоинствах ныне царствующей королевы, но, чтобы опровергнуть ваши утверждения, приведу в пример славную Елизавету, — произнесла Алида, выступая в защиту представительниц своего пола.

— О, во время морских битв у нас были свои Клеопатры, и нам пришлось узнать, что страх сильнее любви! Если есть чудовища в море, почему бы им не быть и на суше! Тот, кто сотворил землю, создал и законы, которые не следует преступать. Мы, мужчины, ревниво относимся к нашим правам и не любим, когда их узурпируют другие. Поверьте мне, сударыня, женщине, забывающей о том, что ей даровано природой, придется горько пожалеть об этой роковой ошибке… Но вы желаете приобрести бархат или остановили свой выбор на парче?

Алида и Ладлоу с восхищением прислушивались к причудливой речи контрабандиста и никак не могли понять, с кем они имеют дело. В словах незнакомца таилась какая-то двусмысленность, хотя от командира «Кокетки» не ускользнули внимание и мягкость, с какими контрабандист обращался к Алиде, и это вызывало в капитане Ладлоу беспокойство, в котором он стыдился признаться даже самому себе. То, что девушка видела эту разницу в обращении, можно было понять по внутреннему свету, озарявшему ее черты, хотя сама она вряд ли отдавала себе в этом отчет. Когда контрабандист спросил ее, что же она предпочитает из его товаров, Алида, прежде чем ответить, снова неуверенно взглянула на Ладлоу.

— Должна признаться, вы не без успеха изучали женскую натуру, — смеясь, сказала Алида. — Но все же, прежде чем что-либо решить, я должна посоветоваться с теми, кто более сведущ в законах и может с полным правом подтвердить законность подобной сделки.

— Если бы это решение не было резонно само по себе, оно было бы резонным в силу вашей красоты и положения. Я оставлю товар здесь и буду ждать ответа до завтрашнего вечера. Капитан Ладлоу, расстанемся ли мы друзьями или ваш долг запрещает вам произносить это слово?

— Вы непостижимы для меня! — ответил Ладлоу. — Если это маскарад, как я отчасти подозреваю, то он хорош, хотя и неуместен.

— Вы не первый, кто отказывается верить своим чувствам, когда речь заходит о «Морской волшебнице» и ее капитане… Замолкни, верный Том! Твой свист не ускорит бега времени!.. Друзья мы или нет, излишне напоминать о том, что вы — мой пленник.

— Я оказался в руках негодяя…

— Молчите, если хотите сохранить в целости ваши кости! Томас Румпель человек крутого нрава и не сносит оскорблений. К тому же он действовал по моему приказу и не может считаться виновным.

— Ваш приказ! — повторил Ладлоу с такой гримасой, которую можно было бы счесть оскорбительной, если бы тот, к кому он обращался, пожелал обидеться. — Человеку, способному на такие трюки, скорее пристало отдавать приказания, чем подчиняться им. Если среди вас действительно есть Бороздящий Океаны, так это он!

— Мы не более чем морская пена, носимая ветром. Но чем же провинился этот человек, что королевский офицер так не расположен к нему? Уж не тем ли, что у него не хватило смелости предложить столь лояльному джентльмену контрабандные товары?

— Довольно, сэр! Счастье ваше, что вы избрали местом развлечения эту гостиную. Я сошел на берег ради того, чтобы засвидетельствовать свое почтение этой даме, и пусть хоть целый свет узнает об этом. Вовсе не дурацкая хитрость вашего Румпеля привела меня сюда!

— Откровенно сказано, по-нашему, по-морски! — побледнев, произнес загадочный торговец контрабандными товарами, а его голос как будто дрогнул при этом. — Преклонение мужчины перед женщиной восхищает меня; условности света запрещают прекрасному полу говорить о своих сердечных склонностях, поэтому мы должны вести себя так, чтобы не оставлять никакого сомнения в честности наших намерений. Трудно представить красавицу Барбери столь неблагодарной, чтобы она не вознаградила вас за такое поклонение.

Незнакомец бросил на девушку взгляд, в котором Алиде почудилась тревога, и, закончив свою тираду, казалось, ждал ответа.

— Когда придет время решать, как мне себя вести, — отозвалась польщенная и вместе с тем задетая Алида, — я найду к кому обратиться за советом… Кажется, сюда идет дядюшка. Капитан Ладлоу, хотите ли вы встретиться с ним?

За дверью уже слышались тяжелые шаги. Ладлоу задумался, бросил укоризненный взгляд на предмет своей любви и затем покинул помещение тем же путем, что и пришел. Шорох в кустарнике убедительно свидетельствовал о том, что там ждали возвращения капитана «Кокетки» и что он под неусыпным наблюдением.

— Ноев ковчег и наши предки! — воскликнул Миндерт ван Беверут, с красным от возбуждения лицом появляясь в дверях. — Ты привез старый хлам, оставшийся нам от прабабушек, любезнейший Бурун! Все твои тряпки давно уже вышли из моды и могут быть обменены лишь на звон, а не на само золото.

— Что, что?! — воскликнул контрабандист, который, казалось, мог произвольно менять свой тон и манеры в зависимости от того, с кем ему приходилось говорить. — Упрямый бюргер, ты хочешь криком сбить цену на товары, которые слишком хороши для этого захолустья! Многие английские герцогини жаждут обладать хотя бы клочком тех отличных тканей, который я показал твоей племяннице. И, клянусь тебе, мало найдется герцогинь, которым бы они были так к лицу.

— Я и без тебя знаю, как красива Алида. Не спорю, парча и бархат вполне хороши, но остальные ткани стыдно предложить даже вождю мохоков. Сбавь цену, иначе сделка не состоится.

— Очень жаль. Что ж, расставаться так расставаться. Бригантине знакома протока, прорезающая пески Нантакета, и клянусь честью, что не мохоки будут покупать мои товары у янки.

— Ты так же скор в решениях, сударь мой, как твой корабль! Кто сказал, что нельзя достичь соглашения, когда все веские аргументы будут исчерпаны? Сбрось-ка лишние сотни, оставь итог в круглых тысячах, и можешь считать, что твоя торговля в этом сезоне закончилась.

— Не уступлю ни гроша! Ну-ка, отсчитай мне золотые, что я привез, добавь на весы столько дукатов, чтобы восполнить недостающее, и отправляй своих рабов с товарами на материк, пока утреннее солнце не успело разболтать о нашей сделке. Есть тут один человек, который может нам повредить, если захочет; правда, я не знаю, известна ли ему главная тайна.

Олдермен ван Беверут испуганно оглянулся, поправил парик, как подобает человеку, уважающему приличия, и осторожно задернул на окнах шторы.

— Здесь те же люди, что обычно; я не беру в расчет племянницу, — сказал он, приняв эти меры предосторожности. — Правда, у нас гостит патрон Киндерхука, но он спит и ни о чем не подозревает. Его присутствие нам на пользу, а рассказать он ничего не может.

— Пусть так, — ответил контрабандист, прочтя в глазах Алиды немую мольбу не упоминать о капитане Ладлоу. — Я как чуял, что здесь есть кто-то посторонний, только откуда мне знать, что он спит. Некоторые здешние купцы страховки ради поставили бы в счет его присутствие.

— Ни слова больше, любезный Бурун! Вот твои деньги. По правде говоря, все товары давно погружены на периагву, и она уже вышла в залив. Я был уверен, что мы столкуемся, а время дорого, да и королевский крейсер стоит неподалеку. Мои плуты пройдут мимо него, будто обычные рыночные торговцы, и ставлю фламандского мерина против виргинской клячи, они еще спросят у капитана, не нужны ли ему свежие овощи к столу! Ха-ха-ха! Ох, и простофиля этот Ладлоу! Куда уж ему тягаться с людьми постарше да поумнее его! Когда-нибудь у тебя раскроются на него глаза, племянница, и ты прогонишь его от себя, словно назойливого кредитора.

— Надеюсь, твои покупки будут законно оформлены, дядюшка?

— Оформлены! Счастье все оформит! В торговле, как на войне, успех решает дело. Среди купцов так: кто богат, тот и честен. Плантации и муниципальные порядки! Почему наши правители в метрополии так ополчились против контрабанды? Мошенники часами готовы разглагольствовать о взяточничестве и продажности, в то время как больше половины из них получили свои должности благодаря различным махинациям… Ну да, так же противозаконно, как вы доставляете эти редкостные брабантские кружева. Пусть королева обижается на нашу сделку, любезный Бурун, но еще два таких же прибыльных года — и я запишусь пассажиром на твое судно до Лондона, сделаюсь членом лондонской биржи, куплю себе депутатское кресло в парламенте и отвечу на недовольство королевы со своего, как говорится, собственного места. Клянусь головой! Обратно я вернусь сэром Миндертом, а тогда манхаттанцы могут услышать и о леди ван Беверут, и в этом случае, любезная Алида, твоя доля наследства, к сожалению, несколько поубавится. А пока, дитя мое, иди спать, и пусть тебе приснятся тончайшие кружева, роскошный бархат, а также твой долг перед старым дядюшкой, благоразумие и все самое приятное. Поцелуй меня, негодница, и марш в постель.

Алида повиновалась и хотела уже выйти из комнаты, когда контрабандист преградил ей путь и обратился к ней так вежливо и почтительно, что просто невозможно было обидеться на такую вольность.

— Я бы не простил себе, если бы расстался с таким щедрым покупателем, не выразив своей благодарности. Надежда вновь увидеть вас заставит меня поспешить с возвращением.

— Меня не за что благодарить, — ответила Алида, заметив, как олдермен аккуратно укладывает товары обратно в тюк, предварительно положив три или четыре наиболее соблазнительные вещи на ее туалетный столик, — ведь вы же не вели со мной торга.

— Я расстался с большим, чем видно на первый взгляд, — понизив голос и так серьезно ответил незнакомец, что девушка вздрогнула. — Время и моя счастливая звезда покажут, буду ли я вознагражден за подарок или правильнее было бы назвать его потерей.

Он взял руку Алиды и поднес к губам с такой нежностью и так осторожно, словно боялся спугнуть девушку своей вольностью. Девушка покраснела до корней волос, хотела осудить его дерзость, нахмурилась, улыбнулась и, смущенно попрощавшись, покинула комнату.

Несколько минут протекли в глубоком молчании. Незнакомец был задумчив, хотя в его глазах светилась радость. Он шагал взад-вперед по комнате, совершенно забыв об олдермене, но тот не преминул вскоре напомнить ему о своем существовании.

— Не бойся, Алида не проболтается, — воскликнул старый бюргер, закончив укладку тюка. — Она превосходная, послушная племянница, и к тому же она подведет такой баланс в свою пользу, который замкнул бы уста даже у первого лорда казначейства. Однако я недоволен, что ты посвятил ее в наши дела! Моя покойная сестра и мосье де Барбери неодобрительно посмотрели бы на то, что девушку в таком возрасте приобщают к торговым операциям. Но что сделано, то сделано. И сам Барбери не мог бы отрицать, что я не жалею ничего ради благополучия его дочери. Когда ты думаешь отплыть, любезный Бурун?

— С утренним отливом. Мне не по душе близкое соседство с береговой охраной. Она всюду сует свой нос.

— Отлично сказано! Осторожность и благоразумие — основа вашей профессии. Я превыше всего ценю эти качества в Бороздящем, не говоря уж о его пунктуальности. Сроки и обязательства! Хотел бы я, чтобы половина торговых фирм, в названии которых стоят три, а то и четыре фамилии, не считая слов «и компания», были так же точны и обязательны. А тебе не кажется, что было бы куда спокойнее пройти протоку под покровом ночи?

— Это невозможно. Течение слишком сильно, а ветер дует с востока. Но беспокоиться тебе не о чем, бригантина идет без груза, после нашей сделки трюмы пусты. А золотые монеты с профилем королевы или Брагансы я могу показать даже самому королевскому казначею. Нам не нужно никаких разрешений, чтобы отправиться в путь. И «Дочь мельника» такое же хорошее название для корабля, как и «Морская волшебница». Нас начинают утомлять беспрестанные переезды, и мы не прочь хотя бы недельку поразвлечься в Джерси. На северных равнинах должна быть неплохая охота.

— Что ты! Что ты! Сохрани бог, милейший Бурун! Вот уже лет десять, как со всех оленей содрали шкуры! Что касается птиц, то они исчезли вплоть до последнего голубя, еще когда племена дикарей перекочевали на запад от Делавэра. Ты только без толку потратишь заряды. Двери «Сладкой прохлады» всегда открыты для гостей, но — скромность и любопытство! — я бы не хотел, чтобы среди соседей пошли толки. Ты уверен, что днем дерзкие мачты бригантины не будут виднеться над деревьями? Капитан Ладлоу не такой уж лежебока, когда он действительно уверен, что долг обязывает его действовать.

— Мы не потревожим его совесть, бригантина надежно укрыта деревьями от чужих взоров. Оставляю верного Румпеля привести в порядок наши расчеты, а сам ухожу. Господин олдермен, один вопрос на прощание. Виконт Корнбери по-прежнему здесь?

— Он крепко сидит на месте! В колонии не найдется, пожалуй, ни одного торгового дома, сколоченного на более прочной основе, чем тот, в котором он теперь обитает!

— У нас с ним кое-какие нерешенные дела…

— Да поможет тебе бог, любезнейший Бурун, желаю удачи! Что же касается платежеспособности виконта, то пусть королева доверит его правлению еще одну провинцию, но Миндерт ван Беверут не отпустит ему в кредит и куньего хвоста. Итак, да сохранит тебя господь!

Торговец контрабандными товарами с явной неохотой оторвался от созерцания всех тех изящных вещиц, что украшали комнату красавицы де Барбери. Прощаясь с олдерменом, он скорее отдавал дань вежливости и был рассеян и задумчив. Однако олдермен, стремясь как можно скорее отделаться от гостя, мало заботился о приличиях, и контрабандист был вынужден уйти. Он исчез через тот же низенький балкон, откуда явился.

Оставшись один, Миндерт ван Беверут закрыл окна и вернулся на свою половину дома. Здесь дотошный бюргер с головой погрузился в подсчеты. Затем он имел короткое свидание с обладателем индийского шарфа, во время которого в его комнате раздавался звон золотых монет. Когда моряк ушел, хозяин «Сладкой прохлады» убедился в надежности запоров, снабженных всяческими хитростями, обычными для американских загородных домов того времени, и, как бы почувствовав необходимость подышать свежим воздухом, вышел на лужайку. Он бросал пугливые взгляды на окна комнаты, занимаемой Олоффом ван Стаатсом, где, по счастью, все дышало покоем; вглядывался в неподвижный корпус бригантины, укрывшейся в бухте, и на темневший в отдалении королевский крейсер, стоявший на якоре. Все вокруг было окутано полуночной тишиной. Даже лодки, которые, как он знал, сновали между бригантиной и берегом, были не видны. И он вернулся в дом с уверенностью, что в уединенном месте, где находится его загородный дом и где не бывает посторонних, все мирно и спокойно.