Онлайн чтение книги Том 11. Монти Бодкин и другие
Глава VII

Потрясенный сильнее прежнего, мистер Лльюэлин некоторое время сидел как истукан. Затем в библиотеку ворвался девичий рой в сопровождении какого-то юнги, Лльюэлин выбрался из кресла и вышел на воздух. Он должен был побыть один.

Слова Амброза убили в нем затеплившуюся было надежду, оставив от нее лишь хладный труп, который не подавал больше признаков жизни.

Ощущение, с каким он выходил из библиотеки и шел по палубе, было точь-в-точь как год назад, когда однажды утром, по совету врача решив заняться гимнастикой, на пляже Малибу он бросил мячиком в одного мускулистого типа, а мускулистый тип поспешил вернуть мяч обратно и попал ему прямо в солнечное сплетение. Помнится, земля под ним покачнулась — и сейчас то же самое.

Он шел в свою каюту, как раненый зверь в берлогу, едва ли осознавая, зачем он это делает, — и первое, что он там увидел, была Мейбл, сестра его жены. Засучив рукава, она склонилась над стулом, на котором восседал тощий юноша с серым лицом. Судя по всему, то был сеанс остеопатии.

Когда человек входит в комнату, рассчитывая побыть наедине со своими мыслями, и обнаруживает, что его свояченица, которую он всегда недолюбливал, превратила его убежище в клинику, — что он почувствует, сделав такое открытие? Скорее всего, его первые чувства будут настолько сильны, что для них не найдется слов. Так было и с мистером Лльюэлином. Он стоял и молчал, а Мейбл Спенс смотрела на него через плечо спокойным и, как ему показалось, снисходительным взглядом. Ему этот взгляд не нравился. Однажды некий английский сценарист в очках в черепаховой оправе, нанятый его корпорацией, осмелился посмотреть на него подобным образом, и этого было достаточно, чтобы Айвор Лльюэлин невзлюбил всех английских сценаристов (что стало впоследствии отличительной его чертой).

— Привет, — сказала Мейбл. — Заходи.

Ее пациент радушно поддержал приглашение.

— Да-да, входите, — сказал он. — Не знаю, кто вы, сэр, и что вы делаете в этой каюте, но можете войти.

— Я ненадолго. Я тут лечу головную боль мистера Тенни-сона.

— Головную боль мистера Теннисона-младшего.

— Да, Теннисона младшего.

— Не путать, — продолжал пациент, — с головной болью мистера Теннисона-старшего, если она у него бывает, — хотя, боюсь, это не так. Не знаю, кто вы, сэр, и что вы делаете в этой частной каюте, но должен сказать вам, что эта малышка — вы не возражаете против того, чтобы я называл вас «малышка»?

— Не отвлекайтесь.

— Эта малышка, — сказал Реджи, — ангел милосердия. Самое точное определение. Точнее не бывает. Она увидела меня на палубе, с первого взгляда определила, что у меня болит, привела меня сюда и стала мною заниматься. Надо бы потом посмотреться в зеркало — на месте ли голова или ее оторвали, но в остальном я чувствую себя намного лучше.

— У мистера Теннисона…

— Мистера Теннисона-младшего.

— У мистера Теннисона-младшего был похмельный синдром.

— Был. Никому бы такого не пожелал, сэр, не знаю, кто вы и что вы делаете здесь, в частной каюте…

— Это мой шурин, Айвор Лльюэлин.

— А, волшебный фонарь… — сообразил Реджи. — Добрый день, мистер Лльюэлин. Рад с вами познакомиться. Мой брат Амброз рассказывал мне о вас. Он вас очень высоко ценит, Лльюэлин, очень высоко.

На киномагната вежливые слова не подействовали. Он мрачно глянул на молодого человека.

— Мне нужно поговорить с тобой, Мейбл.

— Хорошо. Начинай.

— С глазу на глаз.

— Ах так? Ну ладно, сейчас закончу.

Она мертвой хваткой вцепилась в шею Реджи, он только слабо вскрикнул.

— Ну-ну, потерпите, — успокоила она.

— Легко сказать «потерпите», а что если я у вас в руках развалюсь на части?

— Вот. Теперь все. Что скажете? Реджи чуть покрутил головой.

— Скажите «Бу».

— Бу!

— Громче.

— Бу!

— Теперь мне на ухо.

— Бу!

Реджи встал и блаженно улыбнулся.

— Чудо! Вот что это было. Обыкновенное чудо! Я стал другим человеком.

— Хорошо.

— И теперь я должен сказать, что был несказанно счастлив познакомиться с вашим семейством. В жизни не встречал такой дивной и благодетельной семьи. Вы, мисс…

— Спенс моя фамилия.

— Вы, мисс Спенс, мертвых возрождаете к жизни. Вы, Лльюэлин, первый заплатили реальные деньги моему брату Амброзу. Такое знакомство выпадает не каждому. Я должен чаще с вами видеться, мисс Спенс, и с вами, Лльюэлин. Подумать только! — воскликнул Реджи. — Если бы полчаса назад кто-нибудь сказал мне, что я буду ждать сегодняшнего ужина как изголодавшийся червь, я бы не поверил. Прощайте, мисс Спенс, и вы, Лльюэлин, или лучше сказать «до свидания», и спасибо, спасибо вам, мисс Спенс, и вам, Лльюэлин, тысяча благодарностей. Как вас зовут?

— Мейбл.

— Отлично, — сказал Реджи.

Дверь закрылась. Мейбл Спенс улыбнулась. Мистер Лльюэлин улыбаться не стал.

— Итак, — сказала Мейбл, — на сегодня добрых дел достаточно. Не представляю, где юноша мог так нагрузиться, Но он явно перестарался. Сейчас трудно поверить, что он может произвести впечатление. А мне всегда нравились такие сухопарые, длинноногие…

Мистер Лльюэлин был не в настроении выслушивать лекции о внешних параметрах Реджи Теннисона, о чем и дал понять, заметавшись по комнате в буре эмоций, на манер умирающего лебедя.

— Послушай! Да будешь ты слушать, наконец!

— Хороший шаг. Что?

— Ты знаешь, кто с нами на корабле?

— Ну, теперь я знаю про Теннисона-старшего и Теннисона-младшего, потом по пути я встретила Фуксию Флокс, но кроме них…

— Тогда слушай, кто еще с нами плывет. Тот тип, который был в Каннах. Там, на террасе отеля. Который хотел узнать, как пишется «ишиас».

— Чушь.

— Чушь, говоришь?

— Ты все время о нем думаешь. Вот он тебе и мерещится.

— Разве? Ну хорошо, тогда слушай. Когда ты ушла, я пошел в библиотеку, сижу, а он вдруг выскочил как из-под земли, подкрался, в затылок дышит. На этот раз он хотел узнать, как пишется «беспрецедентно».

— Хотел узнать?

— Хотел.

— Так-так… Кажется, мальчик увлекся самообразованием. Такими темпами он наберет довольно приличный словарик. Ты подсказал ему?

Мистер Лльюэлин сделал пару танцевальных па.

— Конечно, не объяснил. Откуда мне знать, как это пишется? А даже если бы и знал — что я, всем подряд должен растолковывать? Я просто сидел, смотрел на него и старался ровно дышать, чтобы сердце не выскочило.

— Может, он подошел случайно? Многие подходят случайно. Не вижу ничего страшного в том, что он плывет вместе с нами. И постарайся, — добавила Мейбл Спенс, — на досуге узнать, как пишется это слово.

— А ты не можешь?

— Я — нет.

— Тогда послушай и заруби себе на носу, — занервничал мистер Лльюэлин. — Амброз Теннисон, как выяснилось, знает этого типа, и я спросил его, чем тот занимается, а Теннисон ответил: он детектив.

— Детектив?

— Детектив. «Дэ», «е», «те»… В общем, сыщик, — сказал Лльюэлин.

Это на Мейбл подействовало. Она задумчиво закусила губу.

— Точно?

— Куда уж точней!

— А ты уверен, что это тот самый человек?

— Разумеется, уверен.

— Странно.

— Что тут странного? Я тебе еще в Каннах говорил, что это таможенный шпион, и если ты мне не веришь, тогда, может, ты поверишь стюарду. Стюард ведь должен отвечать за свои слова? А он сказал мне, что в каннских отелях этих сыщиков как собак нерезаных. Он говорит, они так и вьются вокруг, подслушивают разговоры. В один прекрасный день какая-нибудь глупая женщина сболтнет, как бы ей провезти что-нибудь, а им только того и надо. Этот парень здесь специально, чтобы следить за мной. Они так делают. Мне стюард рассказывал. Напав на след, они не отступают. Ну, что ты теперь скажешь? — вопросил мистер Лльюэлин, плюхаясь на кровать и пыхтя как паровоз.

Мейбл Спенс никогда не была горячей поклонницей своего шурина, но чисто по-женски ей стало его жалко. Она могла много чего сказать, и непременно сказала бы, и про его кровяное давление, и про то, что ему пора сесть на строгую диету, но она промолчала. Она подумала немного, пытаясь оценить ситуацию с чисто женской, практической точки зрения. И вскоре ее проницательный ум подсказал ей правильный выход.

— Не волнуйся, — сказала она.

Учитывая взвинченное состояние мистера Лльюэлина, ей следовало бы произнести эту фразу более радостно. Лицо киномагната, и без того розовато-сиреневое, запылало королевским пурпуром.

— Не волноваться? Хороший совет.

— Не о чем волноваться.

— Значит, не о чем? Ну спасибо.

— Я знаю, что говорю. Сначала я думала, что ты преувеличиваешь, но раз этот человек — детектив, тогда ты, наверное, прав, и он ходит за нами из-за тех слов, которые тогда услышал. Но страшного ничего нет. Все очень просто. Он, вероятно, из того же теста, что и все, — ждет, когда ему предложат нормальную цену.

Мистер Лльюэлин, видимо, хотел что-то сказать (должно быть, в ответ на слова «очень просто»). Он вздрогнул, проглотил что-то, и цвет его лица начал меняться к лучшему. Из пурпурного оно постепенно становилось розовато-сиреневым.

— Это верно.

— Еще бы!

— Я думаю, ты права. Он именно этого и ждет.

От этих слов он почувствовал себя так, словно после долгих блужданий по болоту выбрался наконец на твердую почву. В чем, в чем, а в том, как и за сколько нанимают людей, он разбирался.

Но радость недолго сияла в его глазах, он стал сомневаться:

— Как же это сделать? Нельзя просто так подойти к нему и спросить, сколько он берет.

— А тебе и не надо этого делать. — Мейбл посочувствовала неповоротливости мужского ума. — Ты хорошо разглядел его?

— Хорошо ли я его разглядел?! — повторил мистер Лльюэлин. — А на что я, по-твоему, любовался битый час! Если бы у него были прыщи, я бы все их уже знал наперечет.

— Прыщей у него как раз нет. В этом-то все и дело. Он довольно симпатичный.

— А мне не нравится.

— Нет, он симпатичный. Похож на Боба Монтгомери. Наверняка он сам знает об этом. Более того, я уверена, что он мечтает сняться в кино с тех самых пор, как в первый раз побрился. Думаю, если ты поговоришь с ним с глазу на глаз и предложишь ему работу на киностудии, он за нее ухватится. И тогда…

— Тогда он не станет выдавать меня этим акулам!

— Разумеется, не станет. Это будет не в его интересах. Вообще, раз у тебя есть возможность раздавать работу в кино, ты можешь нанять кого угодно. Он клюнет на это, едва ты раскроешь рот.

— М-да, — заметил Айвор Лльюэлин, после чего заметно погрустнел и задумался.

Пока его не принуждали крайние обстоятельства, он не спешил добавлять новые имена к списку паразитов, присосавшихся к его кинокомпании. Каждое субботнее утро он выкладывал кругленькую сумму для родственников своей жены: свояка Джорджа, дядюшки Уилмота, двоюродного братца Эгберта и его сестры Женевьевы, которая, хотя он сильно сомневался в ее умении читать, состояла в его компании на должности чтицы с окладом триста пятьдесят долларов в неделю. Конечно, в случае крайней необходимости он мог бы добавить к ним и Монти Бодкина за любую фантастическую сумму, которую потребует эта кровожадная ищейка, но так ли уж это необходимо — вот в чем вопрос.

И тут он понял, что другого выхода нет. Старый, проверенный веками способ закрыть рот тому, кто много знает, — чего уж лучше! Прежде этот способ срабатывал безотказно, не подведет и на этот раз.

— Хорошо, — сказал он. — Амброз Теннисон с ним дружит, он-то все и провернет. Все лучше, чем идти на прямой контакт. Солиднее. Думаю, ты права. Он клюнет.

— Еще бы не клюнул! С чего ему отказываться? Я не думаю, что им много платят. Кругленькая сумма от кинокомпании Лльюэлина покажется ему манной небесной. Говорила я, тебе не о чем беспокоиться?

— Говорила.

— И разве я была не права?

— Права, права, — кивнул мистер Лльюэлин.

Он пристально посмотрел на свояченицу и подумал: как это раньше ему казалось, что он ее недолюбливает? В какой-то момент ему даже захотелось расцеловать ее.

Но, одумавшись, он потянулся к чемодану, достал сигару и принялся ее жевать.