Онлайн чтение книги Том 13. Салли и другие
Глава X ТЕНЬ ОПУСКАЕТСЯ НА САЛЛИ

1

Несколько недель, которые последовали за воссоединением с Рыжиком, показались Салли чем-то вроде золотого века. На всех границах ее маленького королевства установились мир и благоденствие, и каждое утро она просыпалась в таком аккуратно разглаженном и отутюженном мире, что даже самый придирчивый пессимист вряд ли нашел бы повод для критики.

Вот только Джеральд по-прежнему был в тысяче миль от нее. Он поехал в Чикаго проследить за постановкой пьесы — Филлмор последовал-таки совету своего приятеля Айка и решил сперва отвезти спектакль в Чикаго, — и там какой-то обезумевший от горя продюсер попросил его переделать работу собрата-драматурга, чья комедия шла со скрипом в одном из театров, а это означало, что ему придется остаться в Чикаго еще на какое-то время. Печально, поскольку Салли со дня на день ждала его в Нью-Йорк, однако она запретила себе расстраиваться. Ведь в остальном все шло как будто безупречно. Жизнь скорее баловала ее. Филлмор крепко стоял на ногах, за Рыжика совесть была спокойна, она нашла себе квартиру, новая шляпка была ей к лицу, а «Путь иллюзий» пользовался оглушительным успехом. Если верить отчету Филлмора, жители Чикаго мало интересовалось чем-то кроме «Пути». Национальные проблемы перестали занимать их, местные события оставляли равнодушными. Все мысли горожан были об одном — как раздобыть билеты. Постановка, по словам Филлмора, стала крупнейшим событием в истории Чикаго со времен великого пожара.

Однако самым приятным из всех этих происшествий, считала Салли, было то, что вопрос о будущем Рыжика разрешился. Он поступил на службу в Общество с ограниченной ответственностью «Театральная компания Филлмора Николаса» (директор-распорядитель Филлмор Николас) — брат придумал бы название и подлиннее, но это все, что поместилось на медной табличке. Целыми днями Рыжик сидел в приемной. Основная его обязанность заключалась в чтении вечерних газет. Кем он был в точности, даже сам он затруднялся сказать. Иногда он чувствовал себя рулевым, иногда почтенным рассыльным, а иногда не очень почтенным. Большую часть времени ему приходилось отбивать атаки черни, осаждавшей кабинет Филлмора, который по-королевски восседал в соседней комнате и вынашивал великие планы.

Возможно, Рыжик иногда и сомневался в том, что от него требуется в обмен на пятьдесят долларов, которые он получал каждую пятницу, но, несомненно, был признателен Салли за то, что она нажала на нужные пружины и устроила его на работу. Он благодарил ее всякий раз, как они встречались, а в последнее время они встречались часто, поскольку он помогал обставлять ее новую квартиру, не щадя сил, и говорил, что при этом поддерживает форму.

— Я что хочу сказать, — Рыжик, толкавший массивное кресло, остановился на полпути. За последние десять минут Салли выбрала для этого кресла уже третье место, — неужели я откажусь попотеть немного, когда вы нашли для меня такую работу…

— Рыжик, довольно, — сказала Салли.

— Да, но, честно говоря…

— Если не замолчите, заставлю вас оттащить это кресло в соседнюю комнату.

— А что, надо? — Рыжик потер мозолистые ладони и ухватился за кресло. — Как скажете.

— Да нет же, глупый вы человек! Кроме гостиной, в этой квартире — спальня, ванная и кухня. Ну, для чего, скажите на милость, мне там держать громадное кресло? Все-таки мне кажется, что так, как стояло вначале, было лучше.

— Значит, двигаем назад?

Салли подумала, нахмурившись. Расставлять мебель оказалось делом хлопотным.

— Нет, — решила она, наконец, — около окна будет лучше. — Она виновато взглянула на Рыжика. — Вы уже, наверное, от меня устали.

— Устал! — Рыжик, ухватив кресло, потащил его на другой конец комнаты. — Знаете, я так считаю, — он вытер бусинки пота, выступившие на его веснушчатом лбу. — Вы нашли для меня работу и…

— Стоп!

— Ладно… и все-таки это благодаря вам, сами знаете.

Салли села в кресло и потянулась. Глядя на то, как работает Рыжик, она и сама устала. С гордостью она осмотрелась вокруг. Несомненно, комната начинала выглядеть уютно. На стенах картины, на полу ковер, да и мебель почти расставлена. Впервые в жизни она чувствовала себя дома. Все три года в меблированных комнатах она мечтала о своем доме, где она могла бы закрыть дверь и побыть в одиночестве. Квартира была маленькой, и все же это райский уголок. Она смотрела и не находила недостатков… разве что… Ей вдруг показалось, что чего-то не хватает.

— Привет! — воскликнула она. — А где моя фотография? Я же сама вчера ставила ее на каминную полку.

Рыжик раскраснелся, видимо, от тяжелой работы. Его щеки пылали. Он внимательно изучил камин.

— Тут нет никакой фотографии.

— Вижу, что нет. А вчера была. Или не было? Я точно собиралась поставить ее туда. Может, забыла. Знаете, на свете нет ничего прекрасней этой фотографии. Не очень на меня похожа, их ретушируют, понимаете. Ну да что с того? Я ей очень дорожу: на ней я выгляжу так, как мечтала бы выглядеть в действительности, если б только могла.

— Я на фотографиях никогда не получаюсь, — важно заметил Рыжик с легким сожалением в голосе.

— Не расстраивайтесь!

— О, я нисколько… Так просто сказал…

— Рыжик, — сказала Салли, — простите, что прерываю вас. Это, бесспорно, ценное замечание. Но, понимаете, кресло не на месте! Там, где оно стояло вначале, было лучше. Не изобразите еще разок вьючную лошадь? А потом я приготовлю вам чаю. Конечно, если найду чай, и молоко, и чашки.

— Чашки еще есть. Я точно знаю, потому что позавчера две разбил. А за молоком можно сгонять на угол, если хотите.

— Да, пожалуйста, сгоняйте. Я просто без сил из-за этой мебели.

За столом Салли допросила его:

— В этой работе, которую, как вы только что заметили, я великодушно для вас подыскала, я одного не понимаю — откуда у вас столько свободного времени? Как получается, что вы можете тратить свои драгоценные часы, вернее, драгоценные часы Филлмора, каждый день передвигая мебель у меня в квартире?

— Я обычно отпрашиваюсь.

— Может, вам лучше быть у себя на посту и заниматься делом? Кстати, чем вы там занимаетесь?

Рыжик задумчиво помешал чай, размышляя над этим вопросом.

— Да так, сижу, понимаете, — он еще немного подумал. — Разговариваю с посетителями. Говорю, что вашего брата нет, записываю фамилии, адреса… и все такое.

— Филлмор с вами советуется?

— Иногда дает почитать рукописи, которые нам присылают. Жуткая ерунда, чаще всего. Иногда посылает меня вечером на какой-нибудь водевиль.

— В награду за службу?

— Нет. Посмотреть какой-нибудь номер, а потом доложить ему. На случай, если он решит использовать это в своем ревю.

— В каком еще ревю?

— А вы не знали, что он собирается ставить ревю? Ну, конечно. Затеял что-то грандиозное. Хочет всех переплюнуть.

— Боже мой! — Салли встревожилась. Как это похоже на Филлмора, подумала она, ввязаться в дорогостоящий проект, когда нужно двигаться вперед, потихоньку укрепляя уже достигнутые завоевания. Всю жизнь ее брат считал на миллионы там, где осторожный человек довольствовался бы сотнями. Внутри у него бурлил неисчерпаемый источник оптимизма. — Что ж, действительно грандиозный замысел? — выдавила она.

— Да, амбиций у него полно. Прямо Наполеон.

— Надо с ним поговорить, — решительно сказала Салли. Поведение Филлмора ее раздосадовало. Все шло прекрасно, все вокруг были так безмятежно счастливы — тишь да гладь, а он взял и все испортил. Ей снова пришлось беспокоиться.

— Да ладно вам, — заспорил Рыжик. — Это приносит большие доходы. В Лондоне, знаете, гребут деньги лопатой.

Салли покачала головой.

— У него не получится, — сказала она. — И вообще… С этим креслом тоже не получается. Все-таки оно должно стоять у окна. Взгляните сами, ведь правда?

— Точно! — ответил Рыжик и терпеливо взялся за дело.

2

Салли не стала меньше тревожиться за своего кипучего брата, получив вскоре от мисс Винч из Чикаго телеграмму следующего содержания:

Вы кормите Филлмора мясом?

Она не могла бы сказать, что полностью уловила смысл послания, но был в нем какой-то зловещий намек, и это подтолкнуло ее без промедления начать расследование. С трудом оторвавшись от радостей меблировки, она отправилась в штаб-квартиру Общества с ограниченной ответственностью «Театральная компания Филлмора Николаса» (директор-распорядитель Филлмор Николас).

По прибытии она обнаружила, что Рыжика на обычном месте нет. Его пост занимал паренек нежного возраста с прыщавой внешностью, который, услышав ее имя, смягчился, отбросил горделивую холодность и посоветовал проходить прямо в кабинет. Салли прошла прямо в кабинет и обнаружила Филлмора, который, задрав ноги на грязный стол, изучал что-то похожее на эскизы костюмов.

— А, Салли! — сказал он рассеяно и устало, что должно было свидетельствовать о больших заботах. Благополучие продолжало молчаливо и беспощадно трудиться над надеждой американского театра. То, что совсем недавно, по возвращении из Детройта, было просто легкой полнотой под нижней челюстью, теперь превратилось в откровенный второй подбородок. Новый жилет он носил расстегнутым. — Я довольно занят, — продолжал он. — Всегда рад тебя видеть, но, в самом деле, занят. Сотня дел.

— Ну что ж. Я буду сто первым. Филл, что это я слышу? Какое ревю?

Филлмор стал похож на маленького мальчика, застигнутого за кражей варенья, если, конечно, великий импресарио может так выглядеть. В минуты сомнений ему случалось размышлять над тем, что сказала бы Салли, узнай она об этом проекте, и он надеялся, что она не узнает ничего до тех пор, пока приготовления не зайдут так далеко, что вмешательство станет невозможным. Он очень любил Салли, однако, как ни прискорбно, ей была свойственна какая-то досадная осторожность, так что он опасался критики с ее стороны. Как человеку вести дела, когда вокруг вьются женщины и все время критикуют? Он взял ручку и положил обратно, застегнул и расстегнул жилет, почесал за ухом одним из листов с эскизами.

— Ах да, ревю!

— Не надо говорить «ах да»! Ты отлично знаешь, это безумие.

— Понимаешь… Это мои дела… Чего ты вмешиваешься?..

— Я вовсе не хочу тебе указывать, что делать, Филл, но, вложив деньги, полагаю, я стала кем-то вроде твоего партнера, так что, я имею право издать страдальческий вопль, если ты рискуешь всем…

— Извини меня, — величественно сказал Филлмор; он немного повеселел. — Дай, я все объясню. Женщины ничего не понимают в бизнесе. Все твои деньги вложены в «Путь иллюзий», а этот спектакль, как ты знаешь, пользуется огромным успехом. Тебе нечего беспокоиться о других постановках, которые я планирую.

— Я не о деньгах беспокоюсь. Я беспокоюсь о тебе. Снисходительная улыбка заиграла в складках его лица.

— А за меня тревожиться не надо. У меня все в порядке.

— Нет, не все. Начинающий продюсер просто не имеет права ввязываться в такой огромный проект. Ты не можешь себе этого позволить.

— Детка, как я уже говорил, женщине здесь не разобраться. В подобном случае человек всегда может привлечь инвесторов.

— Ты хочешь сказать, что отыскался болван, который согласился дать тебе деньги?

— Конечно. Никакого секрета, по-моему, здесь нет. Твой друг мистер Кармайл заинтересовался некоторыми моими проектами.

— Что!

До сих пор Салли была просто встревожена, теперь пришла в ужас. Этого она никак не ожидала. Брюс Кармайл проникал в ее жизнь приливной волной. Укрыться от него было нельзя. Куда бы она ни пошла, она наталкивалась на него, ей оставалась лишь бессильная злоба. Положение становилось невозможным.

Филлмор неправильно истолковал ужас в ее голосе.

— Все будет в порядке, — заверил он ее. — Он очень богатый. Крупное состояние, плюс приличный годовой доход. Даже если что-нибудь пойдет не так…

— Не в том дело…

Однако объяснять что-либо Филлмору было бесполезно, и Салли замолчала. Пока она горевала над этим осложнением, которое нарушило спокойное течение ее жизни, в соседней комнате раздались голоса. Дублер Рыжика убеждал кого-то, что шеф занят, и беспокоить его не следует. Это ему не удалось. Дверь распахнулась, и в комнату влетела мисс Винч.

— Филлмор, идиот несчастный! — Хотя смысл ее телеграфных посланий был окутан тайной, когда дело дошло до живого общения, оказалось, что мисс Винч — сама прямота. — Хватит чесать в затылке! Слушай меня. Ты рехнулся!

Когда Салли видела невесту Филлмора в прошлый раз, она поразилась ее непоколебимому спокойствию. В Детройте казалось, что мисс Винч ничто не может вывести из себя. Теперь от безмятежного спокойствия не осталось и следа, и это показалось Салли недобрым знаком. Она почувствовала, что лишь чрезвычайное происшествие могло привести ее будущую невестку в такой раж.

— А, это ты! — сказал Филлмор. Когда дверь открылась, он негодующе вскочил на ноги, как лев, потревоженный в своем собственном логове, однако, увидев, кем оказался незваный гость, успокоился.

— Да, это я! — Мисс Винч в отчаянии упала на вращающийся стул и попыталась восстановить душевное равновесие с помощью жвачки. — Филлмор, дорогой, ты ужасно милый. Я тебя люблю. Но с такой головой место тебе в психушке. Тебя там ждут — не дождутся.

— Что ты го во… — начал Филлмор.

— А ты что об этом думаешь? — спросила мисс Винч, поворачиваясь к Салли.

— Я только что ему говорила, что это глупости. — Салли обрадовалась союзнику. — Еще не время заниматься таким огромным проектом, как это ревю…

— Ревю? — Мисс Винч прекратила терзать жвачку. — Какое еще ревю? — Она воздела руки. — Видимо, придется мне проглотить эту жвачку. Невозможно жевать, когда голова идет кругом. Ты еще и ревю ставишь?

Филлмор застегивал и расстегивал пуговицы на жилете. Вид у него был затравленный.

— Разумеется, — ответил он немного лихорадочно, — Я попросил бы вас, девушки…

— Рехнулся! — повторила мисс Винч. — Пишите письма. Отделение для буйных, чайнику. — Она крутанулась на стуле к Салли. — Послушай! Его надо остановить. Мы должны объединиться и отстранить его от дел. Это в его же интересах. Знаешь, что он предложил мне? Угадай с трех раз. Хотя, что толку? Ты никогда не догадаешься. Этот несчастный псих решил дать мне главную роль в своем новом спектакле. Мне!

Филлмор оставил в покое жилетные пуговицы и протестующе замахал руками.

— У меня на этот счет собственное мнение…

— Да, сэр! — Мисс Винч легко миновала препятствие. — Вот что он собирается взвалить на плечи ничего не подозревающей публики. Сижу я мирно у себя в номере, ковыряюсь вилкой в яичнице, читаю утреннюю газету, как вдруг звонит телефон. Какой-то господин спрашивает меня внизу. Ну, пусть подождет минутку. Быстренько одеваюсь, и вниз на лифте. Вестибюль залит сиянием.

— Что это значит?

— Этот господин оказался таким рыжим — не увидишь, не поверишь, — пояснила мисс Винч. — Сверкает как солнце. Они в гостинице даже свет погасили, ради экономии. Англичанин. Приятный малый. Зовут Кемпом.

— О, так Рыжик в Чикаго? — воскликнула Салли. — А я-то думаю, почему его нет на стульчике в приемной.

— Я отправил Кемпа в Чикаго, — объяснил Филлмор, — присмотреть за труппой. Такая у меня тактика: если сам не могу наведываться время от времени, посылаю своего представителя…

— А вот это ты будешь рассказывать своей бабушке долгими зимними вечерами, — прервала мисс Винч лекцию по управленческой стратегии. — Возможно, мистер Кемп и присматривал за труппой, и все же в первую очередь он прибыл, чтобы позвать меня в Нью-Йорк на мою собственную коронацию. Филлмор, видите ли, желает, чтобы я была здесь. Я должна проводить набор актеров на второстепенные роли. Я! Ты представляешь себе?

— Ну… — Салли колебалась.

— Ничего не говори! Знаю не хуже тебя. Печально, но факт.

— Ты упорно недооцениваешь свои способности, Глэдис, — упрекнул ее Филлмор. — У меня есть кое-какой опыт в этой области, я видел немало актрис, и уверяю тебя, что такой характерной…

Мисс Винч быстро встала, порывисто поцеловала Филлмора и снова уселась. Она достала из сумки еще одну жвачку, однако, покачав головой, спрятала ее назад.

— Как мило, что ты все это говоришь! — сказала она. — Не хотелось будить тебя, но, Филлмор, дорогой мой, выгляни на минутку из своей палаты и прислушайся к голосу разума. Я же прекрасно понимаю, что творится в твоей несчастной расстроенной башке. Эльза Доланд сидела на мелких ролях, ты взял и за один вечер сделал из нее звезду. Она едет в Чикаго, критики и публика сходят по ней с ума. Вообще-то, — с энтузиазмом обратилась к Салли благородная мисс Винч, — ты и представить себе не можешь, насколько она хороша, пока не увидишь ее на сцене. Это и впрямь сенсация. Все говорят, она будет великой актрисой. Замечательно! Ну а что же наш Филлмор? Несчастный хлопает себя по лбу и восклицает: «Вот это мысль! Получилось в первый раз, получится и во второй. Я могу печь звезд из ничего». И выбирает меня!

— Что ты гово…

— Однако в этом плане есть один недостаток. Эльза — гениальная актриса. Если бы он не обратил на нее внимания, это сделал бы кто-нибудь другой. А малютка Глэдис? Здесь все по-другому— Она повернулась к Салли. — Ты видела меня на сцене, и, позволь заметить, ты видела все, на что я способна. Мне нужна роль служанки: в первом акте занести поднос, во втором — пару раз сказать «Слушаюсь, мэм»! Вряд ли у Эллен Терри «Да, мэм» выйдет лучше, чем у меня, и подносы я ношу лучше Сары Бернар. Но на этом — все. Ничего больше. Тот, кто думает иначе, зря потратит деньги. Между нами, хорошо я умею только стряпать.

— Глэдис, дорогая! — возмущенно воскликнул Филлмор.

— Я прирожденная повариха, и не собираюсь скрывать это от мира. Ради моего цыпленка ты оставишь дом и мать. А пирог со свининой по-английски… Как-нибудь устрою себе выходной и приготовлю вам. Закачаетесь! А играть — увольте. Не умею, да и не хочу. Я пришла в театр поразвлечься. А какое уж тут развлечение, когда ты пашешь в главной роли, глядя, как критики машут секирами в первом ряду, и ни на минуту не забываешь, что мы тратим свои собственные деньги, на которые можно купить домик с прачечной… Ну да, в том-то и дело, Филлмор, дорогой. Кажется, я тебе уже говорила.

Салли стало жаль Филлмора. Он сидел, опершись подбородком на руку и угрюмо глядя перед собой — просто Наполеон на Эльбе. Несомненно, он мечтал взять мисс Винч за шиворот и загнать ее на вершину славы и этот проект был дорог его сердцу.

— Что ж, как хочешь, — сказал он убитым голосом. — Говорить больше не о чем.

— Как это, не о чем? Поговорим о твоем ревю. Хорошенькое дело!

Филлмор вскочил на ноги и ударил по столу раскормленным кулаком. Терпению человеческому бывает предел.

— Нет, не хорошенькое! Господи! Это уж слишком! Я не намерен терпеть, когда в мои дела вмешиваются. Связывают мне руки… Не допущу! У меня широкие перспективы и… и… широкие перспективы… Я вынашиваю планы и… планы… я их вынашиваю… Оттачиваю детали… И что? Две бешеные девицы вламываются ко мне в кабинет, как раз когда я пытаюсь сосредоточиться и… сосредоточиться… Не потерплю! Советы — пожалуйста, вмешиваться — нет. Я… Я… Я… И постарайтесь запомнить!

Дверь с треском захлопнулась. Вихрь пронесся через приемную, и раздался еще один удар, послабее. Шаги замерли в дали коридора.

Салли потрясенно взглянула на мисс Винч. Воинственный Филлмор — это было что-то новенькое.

Мисс Винч разворачивала очередную жвачку.

— Какой он милый все-таки, — сказала она. — Надеюсь, он не возьмет эти, мягкие, — пробормотала она, вдумчиво жуя.

— Мягкие?

— Сейчас он вернется с коробкой конфет, — объяснила мисс Винч. — И ведь так и знай, возьмет эту размазню с кремом! Сколько раз я ему говорила, что люблю другие. Что ж, пока ясно одно. Он крепко вбил себе в голову эту затею. Пляшет и поет в лучах солнца. Тяжело будет спустить его на землю. — Она легонько вздохнула. — Когда отзвонят свадебные колокола, мне бы хотелось, чтобы у него все-таки хватило денег на квартиру. — Она в раздумье пожевала. — Не то, чтобы для меня это было очень важно, я буду рада двум комнаткам и кухне, если там Филлмор. Ты и представить не можешь: я на нем просто сдвинулась. — Ее веснушчатое лицо просияло. — Прямо, как наркотик. Налюбоваться на него не могу. А самое смешное, я ведь прекрасно вижу, что он полный болван. Какой же он болван! Сама знаешь! Вот что мне в нем нравится. И еще, как он шевелит ушами, когда волнуется. Из болванов получаются самые лучшие мужья. Соберешься замуж, выбирай болвана. Сперва стукни его по лбу, и если звенит, не раздумывай. Семейная жизнь не ладится, если у мужа есть мозги. Для чего они мужчине? Один вред. — Она остановилась и внимательно пригляделась к Салли. — Что ты делаешь с кожей?

Говорила она так торжественно и серьезно, что Салли рассмеялась.

— Что я делаю с кожей? Просто ношу на себе.

— Надо же, — с завистью проговорила мисс Винч. — Хотелось бы мне иметь такой цвет лица. Вот чертовы веснушки! В восемь лет у меня уже была самая полная коллекция на всем Среднем Западе, а с тех пор экспонатов добавилось. Некоторые говорят, надо их лимонным соком. Моим, что ни дай, все проглотят и добавки попросят. По-моему, от них одно поможет — отпилить голову.

— А чем они тебе так мешают?

— То есть как это чем? Какой разумной девушке хочется ходить, как передвижная выставка?

— Вот глупости! Филлмор без ума от веснушек.

— Он тебе так и сказал? — спросила мисс Винч с интересом.

— Не в таких словах, но по глазам видно.

— В общем-то он их видел, когда делал мне предложение. И потом, вряд ли женская красота для него много значит, а то он не выбрал бы меня. Все равно, ужасно неприятно, когда берешь журнал и видишь рекламу крема: «Ваш муж охладел к вам. Можно ли его винить? Разве вы пытались избавиться от этих безобразных пятнышек?» Это же прямо обо мне. Хотя я не замечала, чтобы Филлмор ко мне охладел, так что, может, все в порядке.

3

Когда через несколько дней, вернувшись из Чикаго, Рыжик зашел к ней в гости, Салли встретила его в подавленном настроении. Размышляя о недавней сцене, она понимала, что дела обстоят хуже, чем она предполагала. Это дурацкое ревю, которое она считала нечаянной вспышкой безумия, оказалось всего лишь образчиком того, что ее заблудший брат намеревался совершить, отдельным примером, случайно отобранным из целого набора безумных схем. Сомнений в этом теперь уже не оставалось, Филлмор решил действовать энергично и с размахом. Переубедить его Салли не могла. Унизительная мысль! За все эти годы она настолько привыкла руководить им, что этот бунт против ее власти заставил ее почувствовать себя беспомощной и неполноценной.

А деньги на все это давал Брюс Кармайл… Непонятно отчего, Салли понимала: когда (на «если» у нее не хватало оптимизма) он их потеряет, она окажется некоторым образом в долгу перед ним, словно все произошло по ее вине. Ей совершенно не хотелось быть в долгу перед мистером Кармайлом.

Рыжик сказал, что заглянул на тот случай, если ей захочется опять все переставить, однако у Салли совсем не осталось замечаний. Теперь ее занимали дела, куда более обременительные. Усадив Рыжика в кресло, она принялась изливать ему свои беды. Беседа с ним ее успокаивала. В мире, где после краткого затишья вновь наступил хаос, он казался основательным, что утешало.

— Я бы не волновался, — заметил Рыжик, спокойный, как мисс Винч, после того, как Салли изобразила ему неистового Филлмора на фоне разорительных ревю.

— Легко вам так говорить, — воскликнула она. — Как же тут не волноваться? Филлмор — совершенный младенец. А теперь еще валяет дурака. Окончательно потерял голову. И остановить его я не могу! Вот что самое ужасное. Раньше стоило мне посмотреть ему в глаза, и он, поджав хвост, уползал к себе в корзинку, а теперь я как будто никакого влияния на него не имею. Только фыркает и опять бегает кругами, изры-

гая пламя.

Рыжик попытался обратить ее внимание на светлую сторону.

— Я думаю, вы преувеличиваете. Я хочу сказать, вполне вероятно, он нашел какого-то лопуха… То есть, может, ваш брат не все расходы взял на себя. Может, поблизости оказался какой-нибудь там Джонни с пухлым бумажником. Это часто бывает. В газете читаешь, что такой-то продюсер ставит спектакль, а на самом деле банкноты отсчитывает какой-нибудь тип, который остается в тени.

— В том-то и дело! Все хуже некуда. Филлмор сказал, что деньги дает ваш кузен мистер Кармайл.

Это крайне заинтересовало Рыжика. Он подпрыгнул на стуле.

— Вот это да! — воскликнул он.

— Именно. — Салли по-прежнему волновалась и все же была довольна, что ей наконец-то удалось поколебать его невыносимую бесстрастность.

Рыжик хмурился.

— Это уж слишком! — заметил он.

— Я тоже так думаю.

— Мне это не нравится.

— И мне.

— Знаете, что я думаю? — сказав он, со свойственной ему прямотой набрасываясь на эту деликатную тему. — Он в вас влюбился.

Салли вспыхнула. Она уже поразмыслила над имевшимися уликами и пришла к такому же заключению, однако смутилась, услышав это от кого-то еще.

— Я знаю Брюса, — продолжал Рыжик, — и поверьте, он не из тех, кто без причины пустится на риск. Денег, конечно, у него тонны. Его папаша был тот самый Кармайл из «Кармайл, Брент и K°» — угольные шахты в Уэльсе, и все прочее… Думаю, он оставил ему около тысяч пятьсот. Да мой кузен вообще может не работать, если не хочет. Конечно, ему по средствам субсидировать все спектакли, какие ему понравятся. Только это на него совсем не похоже, в том-то и штука. Он такого делать не станет, нет у него спортивного духа. Помню, всю Семью натравил на меня, когда узнал, что я проиграл кое-что на скачках. Если он и вправду раскошелился на такое рискованное предприятие, тут что-то есть, помяните мое слово. А я не вижу другого объяснения, кроме… Ну, то есть, стал бы он так делать просто, чтобы ваш брат считал его отличным парнем и другом?

— Да вряд ли, — согласилась Салли. — Ну, хватит об этом. Расскажите лучше, как вы съездили в Чикаго.

— Хорошо. Но позвольте еще пару слов про этого мота. Я не понимаю, каким образом это все касается вас. Вы же помолвлены с другим. Когда Брюс подкатит к вам и скажет: «Не желаете ли?» — вы просто ответите, что он промахнулся и может отчаливать. Вручаете ему шляпу, и он уходит.

Салли неловко рассмеялась.

— Думаете, все так просто? По-вашему, девушкам это нравится? Да что там обсуждать. Это ужасно, и разговорами тут ничего не решишь. Так что давайте сменим тему. Как вы съездили в Чикаго?

— О, хорошо. Довольно грязный город.

— Все так говорят. Но вам-то что, вы же из Лондона.

— Да нет, мне ничего. Вообще-то я неплохо провел время. Посмотрел пару спектаклей. Ходил на них как представитель вашего брата. Ничего, хорошие. Кстати, удивительно, с кем только не столкнешься, когда вот так мотаешься.

— Вы говорите так, словно прогуливались по улицам с закрытыми глазами. Встретили кого-нибудь знакомого?

— Одного типа, которого не видел много лет. Вообще-то мы вместе учились в школе. Такой Фостер. Хотя вы его, наверное, знаете. По крайней мере, имя должны были слышать. Он написал пьесу, на которую ваш брат дал деньги.

У Салли подпрыгнуло сердце.

— Так вы видели Джеральда… Фостера?

— Столкнулся с ним как-то вечером в театре.

— И вы правда учились вместе.

— Да. Он даже был со мной в одной команде в последнем классе, тоже играл в регби.

— Тоже полузащитник схватки? — спросила Салли, улыбаясь.

Рыжик остолбенел.

— Двух полузащитников схватки в команде не бывает— сказал он, потрясенный ее неосведомленностью. Полузащитник схватки — это такой полузащитник, который участвует в схватке и…

— Да, вы мне уже объясняли в Ровиле. Так кем же тогда был Джеральд… мистер Фостер? Шесть и семь восьмых, или что-то вроде?

— Он был крайний трехчетвертной, — ответил Рыжик с подобающей серьезностью. — Довольно быстрый и верткий, однако делать обратный пас в центр так и не научился.

— Какая неприятность! — посочувствовала Салли.

— Если на крайнего трехчетвертного бежит крайний из другой команды, а сбоку его прижимает пятнадцатый номер, — горячился Рыжик, — единственное, что ему остается, если он не хочет вылететь в аут, дать обратный пас.

— Понимаю, — сказала Салли. — Как же я сама не подумала. Наверное, вы ужасно обрадовались встрече. Столько всего надо было обговорить.

Рыжик тряхнул головой.

— Да не так уж и много. Мы никогда особо не дружили. Видите ли, этот Фостер был просто гнида.

— Что!

— Гад, — пояснил Рыжик. — Дрянь. С ним у нас мало кто общался в школе. Лично я его всегда не выносил.

Салли окаменела. Вплоть до этого момента Рыжик ей нравился и когда-нибудь потом, несомненно, понравится снова, однако, услышав эти слова, она обнаружила, что смотрит на него с нескрываемой враждебностью. Да как он смеет сидеть тут и говорить так о Джеральде?

Ничего не подозревавший Рыжик, между тем, раскуривал сигарету и развивал свою тему:

— Странно все-таки в школе. Обычно если человек отличился в спорте — играет в крикет, или регби, или еще что, — популярности ему просто не избежать. А вот эта гнида Фостер как-то Умудрился, никто его особенно не любил. Конечно, были у него какие-то приятели, но вообще ребята его избегали. Возможно, потому что он немного важничал… задирал нос, знаете… Лично я с ним не общался, потому что он был нечестным. Конечно, это не сразу замечаешь, надо пожить с человеком какое-то время, но мы-то с ним прожили под одной крышей…

Салли удалось сдержаться, хотя голос у нее немного дрожал.

— Должна заметить, — сказала она, и тон ее насторожил бы Рыжика, не будь он так занят, — что мистер Фостер — большой мой друг.

Однако Рыжик по-прежнему пытался прикурить; занятие не из легких, когда от окна тянет сквозняком. Голову он наклонил, а руки сложил коробочкой, которая наполовину скрывала его лицо.

— Послушайтесь моего совета, — бормотал он. — Не связывайтесь с ним. Гнусный тип.

Говорил он с рассеянной медлительностью человека, погруженного в дело, и Салли больше не могла сдерживать пылавший внутри огонь.

— Может быть, вам интересно узнать, — сказала она, выстреливая слова сквозь сжатые зубы, — что за Джеральда Фостера я выхожу замуж.

Голова Рыжика медленно появилась из сложенных чашей рук. В его глазах застыло удивление и какой-то ужас. Сигарета безвольно свисала изо рта. Ничего не говоря, он сидел, ошеломленно уставившись на Салли. Спичка обожгла ему пальцы, он вздрогнул и выронил ее. Резкая боль словно разбудила его. Он заморгал.

— Вы шутите, — тихо проговорил он, и в голосе его была какая-то тоска. — Этого не может быть.

Салли раздраженно пнула ногой стул, на котором сидела. В этих словах ей послышалось осуждение. Он осмеливался критиковать…

— Очень даже может!

— Гримаса отчаяния исказила лицо Рыжика. Он не мог решиться. Наконец, с видом человека, который подготовился к ужасному, но неизбежному испытанию, он заговорил хрипло, больше не глядя на Салли, опустив глаза к спичке на ковре. Она все еще дымилась, и он машинально придавил ее каблуком.

— Фостер женат, — сказал он коротко. — Он женился за день до того, как я уехал из Чикаго.

4

Рыжику показалось, что в наступившей тишине, которая наполнила комнату живым присутствием, оборвались даже звуки, доносившиеся с улицы, как будто слова его были заклинанием, отрезавшим его и Салли от остального мира. Только маленькие часы на каминной полке тикали, тикали, тикали, колотились, как испуганное сердце.

Он уставился прямо перед собой. Все мышцы одеревенели. Он не мог шевельнуться, как иногда случалось с ним в кошмарах, и ни за какие сокровища Америки не согласился бы поднять глаза, посмотреть Салли в лицо. Он видел ее руки; пальцы впились в ручки кресла, суставы побелели.

Горько упрекая себя за неловкость и бестактность — нельзя было обрушивать на нее эту новость так внезапно, — он, как ни странно, испытывал что-то вроде радости. Никогда прежде он не был так близок с ней. Словно барьер, стоявший между ними, рухнул.

Что-то зашевелилось… Это была ее рука. Пальцы медленно разжались, вновь стиснули ручки кресла, потом как бы с сожалением отпустили. По жилам опять текла кровь.

— У вас сигарета потухла.

При звуке ее голоса, внезапно нарушившего тишину, Рыжик вздрогнул, как от удара.

— О, спасибо!

С усилием он чиркнул спичкой. Она шумно вспыхнула. Рыжик поспешно задул ее, и жуткая тишина вновь повисла над ними.

Он машинально затянулся. На мгновение он увидел лицо Салли — бледные щеки, горящие глаза, гордо вздернутый подбородок, как знамя над полем битвы. Настроение его изменилось. Теперь он испытывал лишь тупое бешенство, беспомощную ярость против человека, который был в тысяче миль от них.

Салли вновь заговорила. Голос звучал глухо, словно она была где-то далеко. В нем ощущалась какая-то странная скука.

— Женился?

Рыжик швырнул сигарету в окно. Заметив, что курит в такую минуту, он пришел в ужас. Ему совсем не хотелось курить. Он кивнул.

— И на ком же он женился?

Рыжик покашлял. Что-то стояло у него в горле, и говорить было трудно.

— На такой Доланд.

— На Эльзе Доланд?

— Да.

— Эльза Доланд. — Пальцы Салли выбивали дробь на ручке кресла. — Эльза Доланд?

Вновь наступила тишина. Маленькие часы суетливо тикали на каминной полке. За окном гудели автомобили. Откуда-то издали донесся слабый перестук набирающего скорость поезда. Эти привычные звуки теперь показались Салли странно новыми и нереальными. Ей чудилось, что ее перенесли в какой-то другой мир, где все по-иному, незнакомо и ужасно, — все, кроме Рыжика. В его облике ей виделось что-то привычное и ободряющее.

Словно покинув собственное тело, она спокойным критическим взглядом со стороны наблюдала за происходящим. И вдруг она поняла: то, как держится Рыжик, заслуживает восхищения. В этом перевернутом мире он вел себя безупречно. Он не пытался утешить ее банальностями. Он ничего не говорил и даже не смотрел на нее. Салли сознавала, что сочувствие стало бы для нее сейчас пыткой и выносить чужие взгляды ей просто не под силу.

Замечательный Рыжик. Все в том же отстраненном состоянии она беспристрастно рассматривала его, и благодарность поднималась из глубин ее души. Он сидел перед ней, ничего не говоря и не делая, словно знал: среди этого кошмара ей помогает сохранить рассудок эта полыхающая шевелюра, глядя на которую, она чувствовала, что есть в мире вещи незыблемые.

Рыжик не двигался. В комнате стало почти темно. Сквозь окно светил фонарь.

Она резко встала. Мало-помалу, очень медленно удушливое облако, окутавшее Салли, рассеивалось. Она приходила в себя. Черная минута была позади, она возвращалась в мир живых. Жестокая, почти нестерпимая боль жгла ее изнутри, однако смутно она осознала: ей грозило что-то страшнее боли, и только с помощью невозмутимого Рыжика она вышла победительницей.

— Ступайте ужинать, Рыжик, — сказала она. — Вы, наверное, умираете с голода.

Он ожил, как придворный в замке Спящей красавицы, встряхнулся и неуклюже поднялся с кресла.

— О, нет! — сказал он. — Совсем нет, правда.

Салли зажгла свет, и он сощурился. Теперь она уже могла выдерживать чужие взгляды.

— Сходите, поешьте, — сказала она, — Закажите себе что-нибудь вкусное и побольше. Вы заслужили… — Ее голос на мгновение дрогнул. Она протянула ему руку. — Рыжик, — сказала она нетвердо. — Я… Рыжик, вы истинный друг.

Когда он ушел, Салли села и заплакала, затем деловито вытерла глаза.

— Ну вот, мисс Николас! — сказала она. — Час назад вы бы так не смогли… А сейчас мы сварим на ужин яйцо и посмотрим, как вам понравится.