Онлайн чтение книги Том 1. Авиация превращений
1934

Человек свою фигуру

Носит бодро целый день.

И душой свою натуру

Побеждать ему не лень.

Но лишь только ночь сгустится,

Деревенеют ноги вдруг,

И в постель рука стремится,

И противно все вокруг.

Прочь летит сапог скрипучий,

Пояс падает, звеня.

И пиджак суконной тучей

Отлетает от меня.

Отлетает от меня…

Баня — это отвратительное место.

В бане человек ходит голым.

А быть в голом виде человек не умеет.

В бане ему некогда об этом подумать,

ему нужно тереть мочалкой свой живот

и мылить под мышками.

Всюду голые пятки

и мокрые волосы.

В бане пахнет мочой.

Веники бьют ноздреватую кожу.

Шайка с мыльной водой —

предмет общей зависти.

Голые люди дерутся ногами,

стараясь пяткой ударить соседа по челюсти.

В бане люди бесстыдны,

и никто не старается быть красивым.

Здесь всё напоказ,

и отвислый живот,

и кривые ноги,

и люди бегают согнувшись,

думая, что этак приличнее.

Недаром считалось когда-то, что баня

служит храмом нечистой силы.

Я не люблю общественных мест,

где мужчины и женщины порознь.

Даже трамвай приятнее бани.

Царь вселенной,

Царь натуры,

Царь безыменный,

не имеющий даже определённой фигуры.

приходи ко мне в мой дом

будем водку вместе жрать

лопать мясо, а потом

о знакомых рассуждать.

может божеский автограф

поднесёт мне твой визит,

или может быть фотограф

твой портрет изобразит.

Я к тебе несусь владыка

полон страсти и младыка

покажи мне воду некую.

Я в кувшине не кумекаю

ветка ветра веселёха

распушила хвост рулевой тучи

серая лепёха груди около лети

это вымпел нулевой вехи

ветхого пути. Посмотри

как я парю над над озером

избегая капканы смерти

знать уж скоро выйдут с мозером

отмечать секунды черти.

Жили в Киеве два друга

Удивительный народ

Первый родиной был с юга

А второй — наоборот

Первый страшный был обжора

А второй был идиот.

Первый умер от запора

А второй — наоборот.

Безумными глазами он смотрит на меня —

Ваш дом и крыльцо мне знакомы давно.

Темно-красными губами он целует меня —

Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.

Он принес мне букет темно-красных гвоздик —

Ваше строгое лицо мне знакомо давно.

Он просил за букет лишь один поцелуй —

Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.

Своим пальцем в черном кольце он коснулся меня —

Ваше темное кольцо мне знакомо давно.

На турецкий диван мы свалились вдвоем —

Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.

Безумными глазами он смотрит на меня —

О, потухнете, звезды! и луна, побледней!

Темно-красными губами он целует меня —

Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.

Когда дельфин с морским конём

игру затеяли вдвоём,

о скалы бил морской прибой

и скалы мыл морской водой.

Ревела страшная вода.

Светили звёзды. Шли года.

И вот настал ужасный час:

меня уж нет, и нету вас,

и моря нет, и скал, и гор,

и звёзд уж нет; один лишь хор

звучит из мёртвой пустоты.

И грозный Бог для простоты

вскочил и сдунул пыль веков,

и вот, без времени оков,

летит один себе сам друг.

И хлад кругом и мрак вокруг.

Горох тебе в спину.

Попади тебе булыжник

под лопатку.

Падай, падай.

Без движенья

на земле,

раскинув руки,

отдохни.

Много бегал,

утомился.

Ноги стали волочиться.

Взор стеклянный

перестал метать копьё

в глубь предметов.

Сядь на стул —

зажги сигару.

Это лучше,

чем лежать, раскинув руки,

на земле.

Посмотри —

на небе солнце,

в светлом воздухе летают

птицы,

на цветах сидят стрекозы

и жуки.

Вон горох, к тебе летящий,

только спину пощекотит,

а булыжник от лопатки,

будто мячик, отлетит.

Встань, встань.

Подойди походкой твёрдой

к центру мира,

где волна реки Батобр

пни срывает с берегов

и на камне умный бобр

держит рыбу меж клыков.

Люди, звери и предметы

ниц падут перед тобой,

и на лбу твоём высоком

вспыхнет яркий лампион.

Стоит средь волн морских пустынный остров

Над ним скалы громадный остов

Путь ветру лбом пересекает

Порой искрится и сверкает

Порой пустынна и гола

Стоит над морем чёрная скала

И волны дохлых рыб несут к её откосам.

Морские воды разрезая носом

Шёл пароход. Команда пела.

Летела чайка. Солнце грело.

И человек в штурвальной рубке

Смотрел кругом, пуская дым из трубки

Спокойно море. Кое-где мелькнёт акула

Ударит по волне хвостом

И вновь исчезнет. Кое-где

Подскочит рыбка. Чайка рыболов

Её тотчас же на лету хватает клювом.

Другая чайка к ней спешит

И выхватив добычу ловко

Из клюва медленной соперницы

Шумит крылом

И прочь летит.

И вслед разбойнице глядит

Голодным взором чайка рыболов.

И снова скачет рыбка меж валов.

Команда весело смеётся

И по морским волнам домой

Весёлый пароход несётся

И воду пенит за кормой

Сгустились тучи на востоке

Барашки по морю бегут

Бормочет штурман: «будет буря

Придётся нам ослабить блоки

И трубы сбить. Не то капут.

Я знаю будет страшный бой»

И бровь косматую нахмуря

На волн игру глядит перед собой

Свежеет ветер. Бьются снасти.

У волн морских всё больше власти

Всё выше вал. всё больше пены

Бежит на грустный вой сирены

Команда быстро по местам

Из трубки выбив прочь табак

Промолвил штурман: «сто собак

И двести кошек не отдам

За то, что гром сейчас не грянет».

Промолвил штурман. Да как взглянет

Перед собой на волн игру

И видит страшную скалу

Торчит скала земли сучёк

А под скалой земли клочёк

У моря бурного в плену

Никем не веданный. К нему

Летит волна, за ней другая,

И ветер чайку кувыркая

Как пух по воздуху несёт

И вдруг с размаха обземь бьёт

Мы добьёмся от тебя полезных знаний,

Сломаем твой упрямый нрав.

Расчёт и смысл научных зданий

В тебя из книг напустим, граф.

Тогда ты сразу всё поймёшь

И по-иному поведёшь

Свои нелепые порядки.

Довольно мы с тобой, болван, играли в прятки —

Всё по-другому повернём:

Что было ночью, станет днём.

Твоё бессмысленное чтенье

Направим сразу в колею,

И мыслей бурное кипенье

Мы превратим в наук струю.

От женских ласковых улыбок

Мы средство верное найдём,

От грамматических ошибок

Рукой умелой отведём.

Твой сон, беспутный и бессвязный,

Порою чистый, порою грязный,

Мы подчиним законам века,

Мы создадим большого человека.

И в тайну материалистической полемики

Тебя введём с открытыми глазами,

Туда, где только академики

Сидят, сверкая орденами.

Мы приведём тебя туда,

Скажи скорей нам только: да.

Ты среди первых будешь первым.

Ликует мир. Не в силах нервам

Такой музыки слышать стон,

И рёв толпы, и звон литавров,

Со всех сторон венки из лавров,

И шапки вверх со всех сторон.

Крылами воздух рассекая,

Аэроплан парит над миром.

Цветок, из крыльев упадая,

Летит, влекомый прочь эфиром.

Цветок тебе предназначался.

Он долго в воздухе качался,

И, описав дуги кривую,

Цветок упал на мостовую.

Что будет с ним? Никто не знает.

Быть может, женская рука

Цветок, поднявши, приласкает.

Быть может, страшная нога

Его стопой к земле придавит.

А может, мир его оставит

В покое сладостном лежать.

Куда идти? Куда бежать,

Когда толпа кругом грохочет

И пушки дымом вверх палят?

Уж дым в глазах слезой щекочет

И лбы от грохота болят.

Часы небесные сломались,

И день и ночь в одно смешались.

То солнце, звёзды иль кометы?

Иль бомбы, свечи и ракеты?

Иль искры сыплются из глаз?

Иль это кончен мир как раз?

Ответа нет. Лишь вопль, и крики,

И стон, и руки вверх, как пики.

Так знай! Когда приходит слава,

Прощай спокойстие твоё.

Она вползает в мысль, и, право,

Уж лучше не было б её.

Но путь избран. Сомненья нет.

Доверься нам. Забудь мечты.

Пройдёт ещё немного лет,

И вечно славен будешь ты.

И, звонкой славой упоённый,

Ты будешь мир собой венчать,

И бог тобою путь пройдённый

В скрижалях будет отмечать.

Девица, женщина, жена, вдова, дитя и Марфа

пугались Римы глаза кар

кого прикрыла тетя арфа

бледнели щёки с плечь сходил загар

кого тянула посмотреться в доску

щемила в рёбрах благодать

и дети чуя тоску

садились на кровать