Онлайн чтение книги Том 1. Авиация превращений
1931

И птичка горько плачет

в чернильнице своей

фир фир мур мур

фир фир мур мур

та птичка соловей

и валятся дощечки

из птички на песок

и птичка уж не плачет

летит уже в лесок

горюешь моментально

ты птичка соловей —

такой бы быть хотелось и девочке моей.

Сломались руки

упала ножка

вздохнули духи

блестела ложка

опять Андроний

стоял понурый

немного синий

немного бурый

под ним земля

звала свистела

собак души

сломалось тело

и в землю крак

легло вздыхая.

Андроний шел

ногой махая

Мяч летел с тремя крестами

быстро люди все местами

поменялись и галдя

устремились дабы мяч

под калитку не проник

устремились напрямик

эка вылезла пружина

из собачьей конуры

вышиною в пол-аршина

и залаяла кры-кры

одну минуту все стояли

тикал в роще метроном

потом все снова поскакали

важно нюхая долото

пришивая отлетевшие пуговицы

но это было всё не то

дула смелая железка

импопутный корешок

и от шума и от плеска

солнце сжалось на вершок

когда сам сын, вернее мяч

летел красивый импопутный

подпрыгнет около румяч

руками плещет у ворот

воздушный голубец

потом совсем наоборот

ложится во дворец

и медленно стонет

шатая словарь

и думы палкой гонит:

прочь прочь бродяги

ступайте в гости к Анне Коряге.

И думы шатая живого леща

топчет ногами калоши ища

волшебная ночь наступает

волшебная ночь наступает

волшебная кошка съедает сметану

волшебный старик долго кашляя дремлет

волшебный стоит под воротами дворник

волшебная шишка рисует картину:

волшебную ложадь с волшебной уздечкой

волшебная причка глотает свистульку

и сев на цветочек волшебно свистит

ах девочки куколки где ваши ленточки

у няни в переднике острые щепочки

ах девочки дурочки

полно тужить

холодные снегурочки

будут землю сторожить.

Порою мил порою груб

неся топор шёл древоруб

чуть чуть светлее становилось

стая чашек проносилась

древоруба плакал дух

полон хлеба полон мух

и полон нечеловеческой тоски

от великого мученья

рвался череп на куски

в глазах застревала гребёнка

и древоруб заглядывал туда как это положено

когда походкой жеребёнка

шла нина муфтой загорожена

ведя под ручку велосипед

шла нина к тане на обед

предчувствуя жаркого землю

была зима до этих пор

шёл древоруб и нёс топор

поглядывая в разные стороны

на крыше сидели вороны

и лисицы

и многие другие птицы

Милый чайник проглотив

тем хотел меня привлечь

милый выпий сикатив

отвечала я в ту речь

А ну-ка покажи мне руку.

Где ты свой палец поцарапала?

Советую помазать иодом.

Ну вот ещё, нашел что предложить,

как будто я сама не знаю.

мне приходилось головы кружить

неопытным печенегам,

я им приказывала головы сложить

к моим ногам пушистым снегом.

Кто, быстро повинуясь

меня линейную любил,

кто, пышно волнуясь

злобу копил.

Наука, мудрости княгиня,

книгу радости захлопни,

а ну-ка, мудрости богиня,

покажи кулак науки глупцу.

Школьник делает успехи,

на скамье долбя науки.

Эти знаки, эти вехи

позабудут наши внуки.

Они лысыми камнями

будут в дырочки глядеть,

они стройными конями

будут мимо молодеть,

они чибу, чибу нами

будут новые цвести,

они вольными табунами

будут землю круглую трясти.

Знаю, это старинная песня.

Тут кое-где разбросаны горы

разного хлама.

Но нет точки опоры.

Зато тут мама

нашего потомства и чибирей.

Оставь, ты мне показываешь сахар,

а где же сладкий плод?

Скорей сколотим быстрый плот

и поплывем по вьющейся реке.

Мы вмиг пристанем к ангельским воротам.

Где?

Там за поворотом.

Смотрю в окно

и вижу птиц полки.

Смотри в ступку на дно

и пестиком зерна толки.

Я не могу толочь эти камушки:

они, учитель, так тверды,

моя же ручка так нежна…

Подумаешь, какая княжна!

Скрытая теплота парообразования

должна быть тобою изучена.

Учитель, я измучена

непрерывной цепью опытов.

Пять суток я толку. И что же:

окоченели мои руки,

засохла грудь,

о Боже, Боже!

Скоро кончатся твои муки.

Твое сознание прояснится.

Ах, как скрипит моя поясница!

Смотри, чтоб ступка все звенела

и зерна щелкали под пестиком.

Я вижу: ты позеленела

и ноги сложила крестиком.

Вот уже одиннадцатый случай

припоминаю. Ну что за притча!

Едва натужится бедняжка —

уже лежит холодный трупик.

Как это мне невыразимо тяжко!

Пока я влез на стул

и поправлял часы,

чтоб гиря не качалась,

она, несчастная, скончалась,

недокончив образования.

Ах, дорогой учитель,

я постигла скрытую теплоту парообразования!

Прости, но теперь я тебя расслышать не могу,

хотя послушал бы охотно!

Ты стала, девочка, бесплотна

и больше ни гугу!

Я внезапно растворилось.

Я — дыра в стене домов.

Сквозь меня душа пролилась.

Я — форточка возвышенных умов.

Отец и мать родили сына

и рота тётушек примчалась.

Мать отдыхала на кровати,

а люлька медленно качалась.

Вот господа мой сын.

Глядите как он ещё паршив.

Отец, отец,

не говори так убедительно.

Ребёнок право же не худ.

Он глаз едва лишь приоткрыл,

но ничего им в комнате не замечает —

глаз не бежит куда ему приказано,

и ухо музыки не ловит,

и стук лишь по костям попадает в череп.

И что же ты, отец гремучий,

долбишь нескончаемую мысль

о гадости своего сына?

Его фигура на гвоздь похожа.

Какие немощные взгляды!

Смотри жена, какая рожа —

такую вспомнят и коляды.

И цвет лица подобен воску,

и губы сковородником

непрестанно тянут соску…

Неужели ты довольна этим греховодником?

Ой ли, ты-то не доволен,

сам же батенька сияешь.

Цыц, молчи паршивка,

чего люльку не качаешь.

Всегда всегда в глубине политик

наука умеет много гитик.

Неправ ты дорогой товарищ.

Довольно мы с тобой кувыркались

и Федьку за ноги таскали.

Погибнешь ты,

печаль, тоска ли

заполоснёт тебе мозги.

Не вижу ни зги

в твоих речах.

О ты несомненно зачах,

читая газет скучную структуру.

Вот и дождался с ума сошествия

в живот из головы

и по ногам

и в пятку.

Эй, где хвостик мысли?

а он уж в землю нырк.

Вот прыткий!

Нет, давай по порядку

посмотрим раньше моих речей открытки.

В них я не вижу ни боба —

пощади меня Боже Твоего раба.

Да ты никак религиозный!

Это вопрос очень серьёзный.

Материя по-моему дура,

её однообразная архитектура

сама собой не может колебаться.

Лишь только дух ее затронет робко —

прочь отлетает движения пробка,

из темных бездн плывут акулы

в испуге мчатся молекулы,

с безумным треском разбивается вселенной яйцо,

и мы встав на колени видим Бога лицо.

Тот же, кто в папахе рока

раб ума, слуга порока, —

погибает раньше срока

поражённый кочергой.

Пораженный кочергой.

Скверно думаешь товарищ

и несешь одну фасоль,

революции пожарищ

Богом уши не мозоль,

мало мы с тобой кувыркались

Федьку за ноги — фан…

Как я его трахнул.

Разом смолк.

А теперь, пока не поздно,

дам тягу в окно.

Я внезапно растворилось.

Я дыра в стене домов

мне все на свете покорилось

я форточка возвышенных умов.

Господи, среди бела дня

накатила на меня лень.

Разреши мне лечь и заснуть Господи,

и пока я сплю накачай меня Господи

Силою Твоей.

Многое знать хочу,

но не книги и не люди скажут мне это.

Только Ты просвети меня Господи

путем стихов моих.

Разбуди меня сильного к битве со смыслами,

быстрого к управлению слов

и прилежного к восхвалению имени Бога

во веки веков.

Куда, куда

спешишь ты, вода?

Налево.

Там, за поворотом

стоит беседка.

В беседке барышня сидит.

Её волос чёрная сетка

окутала нежное тело.

На переносицу к ней ласточка прилетела.

Вот барышня встала и вышла в сад.

Идёт уже к воротам.

Где?

Там, за поворотом.

Барышня Катя ступает по травам

круглыми пятками.

На левом глазу василёк,

а на правом

сияет лунная горка

и фятками.

Чем?

Это я сказала по-водяному.

Ой, кто-то идёт к нам!

Где?

Там.

Это рыбак Фомка.

Его дочь во мне утонула.

Он идёт побить меня камнем.

Давай лучше громко

говорить о недавнем.

Один я.

Из меня тянутся ветви.

Грубые руки не могут поднять иголки.

Когда я смотрю в море,

глаза мои быстро слезятся.

Я в лодку сажусь,

но лодка тонет.

Я на берег прыгаю,

берег трясётся.

Я лезу на печь,

где жили мои деды,

но печь осыпается.

Эй, товарищи рыбаки,

что же мне делать?

Неужто Хню?

Да. Это я.

А вот мой жених Никандр.

Люблю, признаться, вашу дочь.

И в этом вас прошу помочь

мне овладеть её невинностью.

Я сам Бутырлинского края,

девиц насилую, играя

с ними в поддавки.

А вам в награду, рыбачок,

я подарю стальной сачок

и пробочные поплавки.

Шпасибо, шпасибо!

Лови полтину!

Какую мерзкую картину

я наблюдаю.

Старик поймал полтину в рот.

Скорей, скорей за поворот

направлю свои струны звонкие.

Прощай, вода.

Ты меня не любишь?

Да.

Твои ноги слишком тонкие.

Я ухожу. Где мой посох?

Ты любишь чернокосых?

Жырк, жырк,

лю-лю-лю.

Журч, журч.

Клюб,

клюб,

клюб.

Я не могу читать некоторые книги

в них мысль заменяет слово

но мысли жалкий фитилёк

надежда мученика злого

мне непонятно восхищенье

перед науки торжеством

Короткая молния пролетела над кучей снега

зажгла громовую свечу и разрушила дерево.

Тут же испуганный баран

опустился на колени

Тут же пронеслись дети олени

Тут же открылось окно

и выглянул Хармс

а Николай Макарович и Соколов

прошли разговаривая о волшебных цветах и числах.

Тут же прошел дух бревна Заболоцкий

читая книгу Сковороды

за ним шёл позвякивая Скалдин

и мысли его бороды

звенели. Звенела хребта кружка

Хармс из окна кричал один

где ты моя подружка

птица Эстер улетевшая в окно

а Соколов молчал давно

уйдя вперёд фигурой.

а Николай Макарыч хмурый

писал вопросы на бумаге

а Заболоцкий ехал в колымаге

на брюхе лёжа

а над медведем Скалдиным

летал орёл по имяни Сережа.

Скажу вам грозно:

хвост мудрого человека

опасен беспечному лентяю.

Чуть только тот забудет название года

хвост обмахнёт пыль памяти безумца

прощай тогда речей свобода!

Уже выкатывает солнце новые дни

рядами ставит их на выбор.

Скажу вам грозно: лишь мы одни —

поэты, знаем дней катыбр.

Здравствуй стол

ты много лет поддерживал мою лампу и книгу

а также разноцветные котлеты

я над тобой ходил не нагибая головы

собирая подушечки мыслительных коробок

безумный! что тебя толкнуло

все сбросить на пол

что человек доверил твоему благоразумию

постой деревянный негодяй

Дорогая Наташа, хороводом татарок

благодарю тебя за твой подарок

с вершины белых потолков бежит моё спасение

и силу оков недели кончает воскресение.

Слава Богу кончен бой

лихорадки с молотком

удивили мы с тобой

в старом, тощем, никаком

государстве наших палок

победителя жену

кто был тучен кто был жалок

все разбиты в пух и прах

кое-кто глядел уныло

кое-кто играл во лбы

кое-кто внимал уныло

звукам редьки и пальбы

кое-кто раздвинув руки

умирал всю ночь со скуки

кое-кто шептал молитву

кое-кто в подвал забился

кое-кто смотрел на битву

кое-кто богам молился

кое-кто в просторном фраке

шевелил усы во мраке

кое-кто с часами дрался

кое-кто фасадом крался

вынув нож из рукава

ну и ночка какова

мне в окно глядели вещи

этих ужасов похлеще

мне в окно глядел сюргуч

грозен, красен и могуч

мне в окно мигая глупо

заглянула тётя лупа

мне в окно длиной с вершок

показался артишок

я дрожал и я молился

на колени повалился

быстро двигая перстами

осенял себя крестами

вспоминал смешные книги

но бежали быстро миги

всё быстрее и всё дале

вещи тихо наседали

унося мое спасенье

наступило воскресенье

с незаметных потолков

пала ночи цепь оков

я поднялся понемногу

оглянулся. Слава Богу

кончен бой моих тревог

дети кушайте пирог.

Хню из леса шла пешком.

Ногами месила болота и глины.

Хню питалась корешком

рога ворона малины.

Или Хню рвала побеги

Веселого хмеля, туземца рощ.

Боги ехали в телеге.

Ясно чувствовалась мощь

богов, наполненных соком лиан и столетних нев.

И мысль в черепе высоком лежала, вся окаменев.

Зубами щелкая во мху,

грудь выпятив на стяги,

варили странники уху,

летали голые летяги,

подвешиваясь иными моментами на сучках вниз головой.

Они мгновенно отдыхали, то поднимая страшный вой,

в котел со щами устремляясь,

хватая мясо в красную пасть.

То снегири летели в кучу печиков,

то медведь, сидя на дереве и

запустив когти в кору, чтобы не упасть,

рассуждал о правосудии кузнечиков.

То Бог в кустах нянчил бабочкину куколку,

два волка играли в стуколку —

таков был вид ночного свидригала,

где Хню поспешно пробегала

и думала, считая пни сердечного биения.

Аскет в пустыне — властелин,

бомба в воздухе — владычица,

оба вместе — лучшее доказательство человеческого гения.

Пусть комета в землю тычется,

угрожая нарушить бег нашей материи.

И, если пена — подружка огня на черном кратере

выпустит мух с небесными каракульками на лапках,

мы гордо глядим на вулкан

и, в папках

земных дел

отмечаяя рукой астронома событие,

способное закидать дредноут лепестками вишни,

мы превратили мир в народное увеселение

и всюду увеличили плотность населения.

Еще недавно кверху носом летал Юпитер,

в 422 года раз празднуя свои именины,

пока шутливая комета не проскочила в виде миски

в хрустальном животе Глафиры.

Пропали быстро звездные диски,

Исчезли тонкие эфиры,

даже в пустынях арифметики не стало сил аскету пребывать в одиночестве.

Хню шла вперед и только отчасти

скользила кверху гибким станом.

Сел свет, рек звон, лесов шуршание

ежеминутно удалялись.

Хню пела. Чистые озера,

кой-где поблескивая, валялись.

То с шумом пролетал опасный овод,

то взвизгивал меж двух столбов гремучий провод,

сидя на белых изоляторах. То лампы

освещали каменные кочки —

ногам приятные опоры

в пути воздушного болота,

то выли дерзкие моторы

в большие вечные ворота.

Иной раз беленький платочек садился на верхушку осины.

Хню хлопала в ладоши.

Яркие холмы бросали тонкие стрелы теней.

Хню прыгала через овраги,

и тени холмов превращали Хню в тигрицу.

Хню, рукавом смахнув слезинку.

бросала бабочек в плетеную корзинку.

Лежите, бабочки, и вы, пеструшки,

крестьянки воздуха над полевыми клумбами.

И вы, махатки и свистельки,

и вы, колдунки с бурыми бочками

и вы, лигреи, пружинками хоботков

сосите, милые, цветочные кашки.

И вы, подосиновые грибы

станьте красными ключами.

Я запру вами корзинку,

чтобы не потерять мое детство.

Хню к телеграфному столбу

Для отдыха прислонилась.

Потухли щеки Хню. Во лбу

окно стыдливое растворилось.

В траве бежала змейка,

высунув гибкое жало,

в ее глазах блестела чудная копейка.

Хню медленно дышала,

накопляя растраченные силы

и распуская мускулов тугие баночки.

Она под кофточкой ощупывала груди.

Она вообще была прелестной паночкой.

Ах, если б знали это люди!

Нам так приятно знать прошедшее.

Приятно верить в утвержденное.

Тысячи раз перечитывать книги, доступные логическим правилам.

Охаживать приятно темные углы наук.

Делать веселые наблюдения.

И на вопрос: есть ли Бог? — поднимаются тысячи рук,

склонные полагать, что Бог — это выдумка.

Мы рады, рады уничтожить

наук свободное полотно.

Мы считали врагом Галилея,

давшего новые ключи.

А ныне пять обэриутов,

еще раз повернувшие ключи в арифметиках веры,

должны скитаться меж домами

за нарушение обычных правил рассуждения о смыслах.

Смотри, чтоб уцелела шапка,

чтоб изо лба не выросло бы дерево, —

тут мертвый лев сильней живой собаки,

и, право, должен я сказать, моя изба не посещается гостями.

Хню, отдохнув, взмахнула сильными костями

и двинулась вперед.

Вода послушно расступилась.

Мелькали рыбы. Холодело.

Хню, глядя в дырочку, молилась,

достигнув логики предела.

 «Меня уж больше не тревожит

земля, ведущая беседу

о прекращении тепла, —

шептала Хню своему соседу. —

Меня уж больше не атакуют

пути жука-точильщика,

и гвозди больше не кукуют

в больных руках могильщика.

И если бы все пчелы, вылетев из чемодана,

в меня направили б свои тупые жала,

то и тогда, поверьте слову,

от страха вовсе б не дрожала.»

 — «Ты права, моя голубка, —

отвечает путник ей, —

но земель глухая трубка

полна звуков, ей-же-ей.»

Хню ответила: «Я дурой

рождена сидеть в стогу,

полных дней клавиатуры

звуков слышать не могу.

И если бабочки способны слышать потрескивание искр

в кореньях репейника,

и если жуки несут в своих котомках ноты расточительных голосов,

и если водяные паучки знают имя-отчество

оброненного охотником пистолета,

то надо сознаться, что я просто глупая девчонка.»

 — «Вот это так, — сказал ей спутник, —

всегда наивысшая чистота категорий

пребывает в полном неведении окружающего.

И это, признаться, мне страшно нравится.»

Я задыхаюсь в этих кучах,

дай на воздухе побегаю.

Сорок лет жила я в бучах,

не дружна была я с негою.

Корни в землю уходили на много вёрст.

Ой, помогите же мне из ямы вылезти на траву,

дайте мне возможность посчитать блага народов.

Что-то силен турков ропот,

немцев с ангелами прерыкания.

Слышу я французов опыт

земледельческих расчётов,

англичан возмущение за травлю быка.

В лодке смерти возмущение

заставило путника от смеха держаться за бока.

Тут русских дела чище,

к ним я кинусь учить азбуки.

Не сложна времён корзинка,

быстрые формулы заменят нам иные способы передвижения.

Корень, вырази видение твоих праотцов,

им тучные гряды навеяли пророчество.

Многолетнее безделие развило в них способность угадывать завтра.

Ты, пасынок подземных жрецов,

помнишь наверно мосты древних песней.

Не говорится ли в них о нашествии геометрических знаков?

Мне это всех вопросов интересней.

Как же, как же,

совершенно неслучайно

значки вырабатываются правительствами.

пятиконечную звезду никто не станет вешать вверх ногами,

и плотник сам не ведает больших дел своего труда.

Однако я спешу туда,

где свет вгоняет гвозди в лоб.

Я за тобой помчусь,

ленивая дочь гряд.

Смотри над облаками

летим с тобой подряд.

Сына пожалей.

Подари меня улыбкой,

из веревочки налей

слезу пущенную глыбкой.

Тут нет сомнения о случаях земного верчения.

Она летит вокруг солнечного шара

без малейшего трения. В кольцах пожара

гибнут мирные домики.

Я вижу зонтик стоит на верхушке Меркурия

это житель, человек иных условий,

он дышит лентами и всю жизнь размышляет о вилке.

Не завидую, не завидую.

Уж лучше в земле монахиней сидеть.

Ага,

вот проблеск земножительницы ума.

Сидела б в грядке ты кума.

Скорей беги ко мне на подмогу

Илья, веник Чуговой!

Пустим вверх его ко богу,

поднимает пусть он вой.

Хорошо говорить о правилах,

пробыв на поверхности земли с рождения.

Тебе голубок сравнивать-то не с чем.

Смотри морковь, наш спор затянется.

Ты сама ведь знаешь только одну сторону дела.

Ты когда-нибудь в глаза горы глядела?

Глядения Лебеди слишком ничтожны,

и слуха корзины совсем не цари.

О чувствах я не говорю! о чувствах я не говорю!

Ни осязание, ни вкус,

ни обоняние, ни слух,

ни зрение, ни орхидея

не спасут тебя вертопраха-злодея.

Моя лошадка плюговата,

я то кумир, то вата.

Мой тетерев сопляк,

я ландыш, дереву земляк.

Добегу до глотки рьяно,

начинаю излучать там

волны синие буяна.

Возбуждение бежит по мачтам

в центр мозговой.

Голос дружит с Иеговой.

Мы дочери лета

болонки балета

карты шоколадного пистолета.

Пройдёт над миром пчела сладости,

переживёт всех нас дух радости.

Не вы ли, чудная морковь,

спешите в нашу кровь

увеселить биенье жил?

Я двадцать пять лет палкой жил,

не зная слов владычества.

Христос однажды спас язычество

от нападения воздушных раков.

А я спасусь от пяти чувств

и от нашествия геометрических знаков.

Удаляюсь в край нетах,

ваше здравие в летах,

повторяю каждый миг.

Не сводите с неба книг.

В миг

открыл я сто книг

найти желая средство

установить природу света

я шёл по кочкам малолетства

не видя дерева совета

моя верёвка разума

гремела по числам

глаза ездили по строчкам

собирая смыслов ком

от моих плечь отскакивали легкие трости

я гнул с восторгом свои кости

над журналом жирной жизни

где журавли пользуясь рычагом Архимеда

вытаскивают вёдра воды для варки обеда.

Один монах

стоял в пустыне

о альманах

тебя отныне

не узнаю.

Ужели ты

оставил келью

молитвы, деньги

и покой

ужели ты

на долг и зубы

махнул единственной рукой.

Однако руль

в твоей ладоне

боится пуль

святой погони

и дребежжит.

прощай монашек

твой лоб стакан

тебя согреет.

в густых колосьях

спасётся рожь

в твоих волосьях

родится вошь

Собачка гнид.

Ребёнку ясно —

ужели можно

оставить сумрачное лето?

Когда летят к земле тревожно

цветы студента и валета.

И в миг

лишившись пуговиц

Наполеон

став голым вдруг произнёс:

отныне я хамелеон.

Ну кто поверит этим бредням

Я ли ты ли или он

или Марья или Федор

или сам наполеон?

Скажу тебе по совести,

как делается наша мысль,

как возникают корни разговоров,

как перелетают слова от собеседника к собеседнику.

Для этого надо молча просидеть некоторое время,

стараясь уловить хотя бы звёздочку,

чтобы было, как говорится, с чего распутать свою шею

для поворотов очень приветливым знакомым и незнакомым собеседникам.

Поздоровавшись, поднеси хозяйке горсть валунов

или иную припасённую ценность

в виде булавки, или южного плода, или ялика

для прогулки по озеру в тихия солнечныя погоды,

которыми так скуп северный климат,

где весна приходит иной раз с порядочными опозданиями,

таким образом, что ещё в июне месяце

комнатная собака спит, укрывшись одеялом,

как человек — мужчина, женщина или ребёнок,

и всё же дрожит от озноба.

Иной раз берёт просто злоба

на порядок смены

тепла и холода.

Вот время луны то старо, то молодо,

во много яснее непонятной путаницы погод.

Учёные наблюдают из года в год

пути и влияния циклонов,

до сих пор не смея угадать: будет ли к вечеру дождь.

И я полагаю, что Павел Николаевич Филонов

имеет больше власти над тучами.

Кто хочет возразить, прошу задуманное исполнить.

Для возражений умных, или сильных,

или страстных, своевременных и божественных,

я припас инструменты, способные расковырять любую мысль собеседника.

Я всё обдумал, взвесил, пересчитал и перемножил

и вот хозяйке подношу,

как дар пустынника,

для спора очень важный набор инструментов.

Держите, милая хозяйка, мой подарок

и спорьте, сколько вам угодно.

Дни дни клонились к вечеру

и утро было точно обрезано

отсутствовало при начале дня.

Сразу сразу зацветало солнце

поднимая растения в надземные местности

раскрывая чашечки цветов

и заставляя воду из рек испаряться

в надземные местности

То человек спал видя сон

то сразу шёл в мохнатой войлочной шапке

продавать своё имущество

или по иному какому делу

или просто удить рыбу приговаривая: удись удись голубая сестра

День становился добрым

и вдруг на Неве грохотала пушка называя полдень

так страшно неожиданно,

что на мосту два дровосека подпрыгнули ударив тяжёлыми сапогами по камню.

В эти дни дьявол разгуливал по улицам в образе часовщика предлагая свои услуги.

Однажды возвращаясь домой с прогулки

Я шёл дорогой между двумя городами

насвистывая кое-какие поморские песни

когда вдали показалась чухонка молочница

Я сел в лопух и стал невидем

Высока трава Твоя Господи

она скрывает меня до плечь

Мне бы в голову забраться козлом,

Чтоб осмотреть мозгов устройство.

Интересуюсь, какие бутылки составляют наше сознание.

Вот азбука портных

Мне кажется ясной до последней ниточки:

Все делается ради удобства движения конечностей и корпуса.

легко наклоняться в разные стороны,

ничто не давит на живот.

Ребра сжимаются и отпрыгивают вновь,

как только представится к тому случай.

Мы несравненно лучше сделаны, чем наша одежда.

Портным не угнаться за гимнастами,

одевающими себя в мускульные сюртуки.

И способ гимнастов

мне ближе по духу.

Портной сидит, поджавши ноги

руками же вертит ручку швейной машины

или ногами вертит машинку, а руки ему служат рулями.

Или же двигатель Симменса-Шуккерта

вращает маховое колесо, тычет иглой и двигает челноком.

Так постепенно сшиваются

Отдельные части костюма.

Гимнасты же поступают иначе.

Они быстро наклоняются вперед и назад,

до тех пор, пока их живот не станет подковой,

руки вывертывают,

приседают на корточки,

достигая этим значительного утолщения мышц.

Этот способ, конечно, приносит больше пользы.

Кто, побродив по ночным городским садам,

почувствует боль в пояснице,

знай: это мускулы живота стараются проснуться —

спеши домой и, если можешь, пообедай.

Обед ленивым сделает тебя.

Но если нет обеда

еще лучше съесть кусочек хлеба

это придает бодрость твоему духу

а если нет и хлеба даже

то благодари приятель Бога

Ты Богом знать отмечен

для совершения великих подвигов

нельзя лишь испугаться

смотри внимательно в бумагу

зови слова на помощь

и подходящих слов сочетанье

немедленно утолит желудочную страсть

вот мой совет

произноси от голода:

я рыба

в ящике пространства

рассуждаю о топливе наших тел

всякая пища попав на зуб

становится жиже выпуская соки целебных свойств

Бог разговаривает со мной

Мне некогда жевать свиное сало

и даже молока винтовки белые

помеха для меня

вот мой дикарь и пища

вот голос моего стола кушетки и жилища

вот совершенство Бога моего стиха

и ветра слов естественных меха

Однажды Бог ударил в плечо

воскликнул я: ой горячо!

и в воду прыгнул остудиться

заглушать на теле зной

Я пребывал в воде молиться

сидел на солнце под сосной.

То то скажу тебе брат от колеса не отойти тебе

то то засмотришся и станешь пленником колеса

то то вспомнишь как прежде приходилось жить

да и один ли раз? может много

в разных обличиях путешествовал ты, но забыл всё

вот смутно вспоминаешь Бога

отгадываешь незнакомые причины по колесу

чуешь выход в степь, в луг, в море, но живешь пока в лесу

где чудные деревья растут едва заметно глазу

то голые стоят, то прячут ствол в зеленую вазу

то закрывают небо лиственной падогой

где Херувиму поют над радугой

длинные песни приятные слуху

то совы кричат в лесу: у́ху! шу́ху!

Узы верности ломаешь,

от ревности сам друг хромаешь.

Ты ускользнула в дверь с японцем,

дверь тихо притворив,

вошла стройна, нежданно солнцем

врачей унылых озарив.

Нне ж предоставила помнить твоих прогулок холод.

Ах, если б не сковал меня страх перед женщиной и голод,

и ревность не терзала б мне виски,

я не испытывал бы той нечеловеческой тоски.

Небеса свернуться

в свиток и падут на

землю; земля и вода

взлетят на небо;

весь мир станет

вверх ногами.

Когда ты всё это увидешь,

то раскроется и зацветет

цветок в груди твоей.

Я говорю: это конец

старого света, ибо я

увидал новый свет.

Я о, я сир, я ис

Я тройной, научи меня

чтению. Мы говорим:

вот это я

Я

дарю тебе

ключ,

чтобы ты

говорил

Я.

Я возьму ключ,

когда, как учили нас

наши бабушки, найду

цветок папоротника,

который цветёт

только один раз в

год, в ночь накануне

Ивана Купала.

Но где ростёт этот

цветок? Он ростёт

в лесу под деревом

которое стоит вверх

ногами.

Ты идёшь в большом

дремучем лесу, но

нет ни одного дерева

которое росло бы вверх

ногами. Тогда ты

выбери самое красивое

дерево и влезь на него.

Потом возьми веревку привяжи один

конец веревки к ветка

а другой конец к своей

ноге. Потом спрыгни с

дерева

и ты повиснешь кверх

ногами, и тебе будет видно,

что дерево стоит кверх

ногами.

Когда ты пойдешь в лес

то посмотри раньше в окно

какая погода.

Вот я смотрю в окно и вижу

там кончается улица, там начинается

поле, там течёт речка, а там на <берегу стоит дерево>.

Два студента бродили в лесу

в воду глядели дойдя до речки

ночью жгли костры отпугивать хищников

спал один, а другой на дежурстве

сидел в голубой камилавочке

и бабочки

к нему подлетали

то ветерок

швырял в костер пух пеночки

студент потягиваясь пел:

в костер упала звездочка.

Молча стояли вокруг медведи

мохнатой грудью дыша

и едва копошилась душа

в их неподвижном взгляде

но тихо сзади

шла мягкими лапами ступая по ельнику

рысь

и снилось в лесу заблудившемуся мельнику

как все звери стоя на холму глядели в высь

где нет паров

горел костер

и ветки шаловливого пламени

играли серпом на знамени

и дым и гарь болтаясь в воздухе платком

висели черным молотком

Ряд вопросов проносился

в виде легких петухов

я лежал, во мне струился

без конца речей грехов

почему телам небесным

(луны, звёзды и серпы)

по кривым бежать известным

дали волю?

Потому что мы слепы

Людям дан свободный выбор

либо дом, либо лоб.

Почему нам нет котыбр?

Потому что людям гроб.

Я знаю зачем дороги

отрываясь от земли

играют с птицами.

Мне хорошо известно

куда умирает солдат

крикнув последнее слово.

оловянные пуговицы его шинели

стали отметками

новопредставленного.

Тонкая веточка ветра

дует в могилу

солдат огромными взмахами рёбер

ловит воздушные колёса

вертящие кровь для продолжения жизни.

Совсем не трудно высчитать

сколько раз в минуту бьётся сердце врага и воина.

<Ещё> хотел бы я открыть вам способ

исследывать небесные балконы

в них маятник шестого времяни

кладет земные поклоны.

хочу вам указать на путь спасения

Слава радости пришедшей в мой дом.

Слава радости приходящей в дом

когда меньше всего ждешь её.

Всё внезапно пока не придет внезапная радость.

Тогда внезапное становится долгожданным

а имя Господа моего звучит ликованием.

Идет высокий человек и ловко играет на гармоне

Идут за ним четыре и молча его слушают

Но музыкант идет опять и пальцами танцует

За ним опять идут четыре совсем уже как мертвые

Должно быть он совсем колдун играет тоже самое

он по дороге в парк идет за ним четыре следуют.

Я на скамейке просижу не больше месяца

ты на скамейке просидишь до самой масляницы

он на скамейке просидит четыре праздника

мы на скамейке посидим у самой речки

вы на скамейке посидите возле речки

они сидят они как видно отдыхают

над ними бабочки над ними комары дощатые порхают

Я подарил вам суп

можете принять его как гостя

хотите в кресло посадите, а хотите съешьте.

Вот вам совет:

режьте зубами картофель

кости ломайте клыками

мясо глотайте не жуя

а воду вливайте через ноздри.

Я подавился корочкой

Постучите в мою спину

авось открою дверце.

Тук Тук Тук!

Кто там?

Бутылка.

Ну вот ну вот

опять начинается сновидение.

Ну что ты видишь?

Я вижу дом

а в доме суп

он сильно грач и сильно уп

Зачем же это так?

Не спрашивай меня

не утруждай своё стеклянное горлышко

вот я стою на одной ножке

не качаюсь не падаю

меня толкают в затылок мошки

но воздух поддерживает меня вечерней прохладою

вот ногами быстро двигаю

поднимаюсь от земли

над свечёй лечу над книгою

мухи след мой замели

Догони меня Маша!

Хук хук

варежку долой

поймаю тебя за пятки

не уйдёшь комарик

хук хук

юбочку долой

так легче бежать

ногам шире.

Ай, Гриша, забор!

Ну значит улетел

Я знаю, почему дороги,

отрываясь от земли,

играют с птицами,

ветхие веточки ветра

качают корзиночки, сшитые дятлами.

Дятлы бегут по стволам,

держа в руках карандашики.

Вон из дупла вылетает бутылка

и направляет свой полёт к озеру,

чтоб наполниться водой, —

то-то обрадуется дуб,

когда в его середину

вставят водяное сердце.

Я проходил мимо двух голубей.

Голуби стучали крыльями,

стараясь напугать лисицу,

которая острыми лапками

ела голубиных птенчиков.

Я поднял тетрадь, открыл её

и прочитал семнадцать слов,

сочинённых мною накануне, —

моментально голуби улетели,

лисица сделалась маленьким спичечным коробком.

А мне было чрезвычайно весело.

Убежали стрехи с плеч

Суним плечи хоть бы в печь

Суним звёзды хоть в мешок

Здревья царствия кишок:

То в кишке бежит водами

он со смехом сытый хлев

он в лицо подносит даме

незаметный муки гнев

Та глядит во все зрачки

в мысли тёмные значки

глаз унылых пятачки

смотрит дерзко сквозь очки

Сквозь меня просунут провод

Жалит в сердце милый овод

Смутно вижу образ подметальщицы

ока с веником ходит меня волнуя

я вижу ты собираешься уходить.

Как жаль, что я не могу

пойти с тобой.

Соседка помоги мне познакомиться с тобой

Будь первая в этом деле.

Я не могу понять

Совсем запутался

Что хочешь ты?

Со мной соседка познакомиться

иль просто в улицу смотреть

пренебрегая той прозрачной птицей

которая летит из учрежденья

и нам с тобой как почта служит,

перенося желания от сердца к сердцу.

Почто сидишь

и на меня нисколько не глядишь

а я значёк поставив на бумаге

лишь о твоей мечтаю влаге

ужель затронул вдруг тебя мой взгляд манящий

ужели страсть в твою проникла грудь

и ты глядишь теперь сюда всё чаще

так поскорей же милая моею будь.

Ты шьёшь. Но это ерунда.

Мне нравится твоя манда

она влажна и сильно пахнет.

Иной посмотрит, вскрикнет, ахнет

и убежит, зажав свой нос.

и вытирая влагу с рук

вернётся ль он, ещё вопрос

ничто не делается вдруг.

А мне твой сок сплошная радость.

ты думаешь, что это гадость,

а я готов твою пизду лизать, лизать без передышки

и слизь глотать до появления отрыжки.

Скорей подними занавеску

и жадно смотри на меня.

Ты страстной рукой подними

занавеску

и страстно смотри на меня

Почему нелюбопытны

Эти бабы супротив?

Потому что первобытны

Как плохой локомотив.

Ну с начинаю

движутся года.

Смотреть и радоваться в книгу

сделанную много сотен лет назад не буду

больше никогда.

Садитесь в круг

ученья каждому открою двери.

Без цифр наука как без рук

Начнемте с цифр:

три контуром напоминает перерезанное сердце.

Согласны?

Согласны!

Я буду бить каждого человека.

Хвали лучше дев от каждого дома нам доставленных.

Я закрываю глаза на всякое дело,

не помеченное в нашей книге Иисуса Христа.

И если девы показывают свои голые тела,

то пусть глядят на них глаза невольников Сатаны

Но мои глаза будут глядеть на юношей

стоящих по форме торжественных букв

из которых слагается рыба.

Как мало радости в складках твоего измученного лица.

Я не думаю чтобы улыбка была твоей няней.

Ты трусишь при мысли совершить грех

Уверен так же, что грех это конница.

Потом забыли то о чём я думаю.

Простые значки сада, ключа и трости

не трогают наше величество.

Наш путь пробежал по римским владениям

и украсил собою багряницу и виссон.

Ты думаешь об искуплении твоих грехов

Я же думаю о сознаниях Бога.

И мы кровью делаем своё дело.

Но твой неподвижный ум не позволяет

заменить кровь человека бычачей.

Я же кровью легкой птицы

заменяю кровь людскую

Утро.

У ворот петербуржского дома

стоит человек в бобриковом пальто.

Он то стучит в ворота,

то спокойно гуляет взад и вперёд,

то снова с яростью стучит в ворота.

Пусти! Кто б ты ни был.

Тут твою душу спрашивают.

Я тебе твою голову расшибу,

или ты, чёртов кум, бегом прискачешь,

А то разнесу ворота, садану плечом и вышибу.

Старый мерзавец!

Да что ты, спишь или притворяешься?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа

вчера я сидел у окна выставив ухо

земля говорила дереву: произростай

дерево медленно росло — но всё же заметно глазу

то голым стояло то прятало ствол в зелёную вазу

на солнце читая значёк своей радости

планеты порой шевелились меж звёздами

а дерево гнулось махая птичьями гнёздами

семь радуг над деревом возносилось

я видел доски ангельских глаз

они глядели сверху на нас

читая годов добрые числа

Успею встать

Успею лечь

Успею умереть и вновь родиться

держу в руках трон, яблоко и мочь

сумею от всякого черта загородиться

Блоха болот

лягушка

ночная погремушка

далекий лот

какой прыжок

бугор высок

стоит избушка

упал висок

загорелся песок

согнулся носок

отвалился кусок

не хватило досок

напустили сорок

плавал сок

Грянул хор и ходит басс

Бог с икон смотрел анфас

мы в молитвах заблудились

мы в младенцев превратились

наших рук и наших ног

думы слабые плелись

наших был и наших мог

в камни крепкие сплелись

мы живём и жуём

Богом сделанные травы

мы умрём и втроём

выйдем к Богу из дубравы

не с трубой, а с тобой

сядем к Богу на колени

будем петь и глядеть

как небесные олени

пробегают

на врага

устремив свои рога

как тигрицы и ехидны

на цветах сидят невидны.

Вот знак моего облака

рогиня моих веток

слуги моего дня

послушные мне единым словом

бегите ловкие солдаты

поймайте бабочку

сидящую вон там на ветке

во отцвете лет

уложенных в минуты душные

глядящую в толпу цветов

где одуванчиков головки пушные

дождавшись ночи рассыпаются

хочу знать бабочек законы размножения

вы маленькие голуби

гнезда себе не строя

в капусту на ночь залетаете

мы в огород идем,

нас трое вы нас узнали?

или вовсе нас не знаете?

незнакомых ваших лиц

мы не знаем не куём

в доки быстрых ваших глаз

в уши боги не поём

не пугаем вовсе вас

не влетаем к вам в окно

не садимся к мамке в рот

что же вы от нас хотите

или временно народ

забывая стыд и срам

ставит жертвенник машине

паровозу белый храм

Ко эй слуги знаки буквы и числа

ловите негодниц в зелёные сачки

Сейчас сейчас поймаем

негодниц и злодеек

мы крылья им обрежем

поверьте в нашу прыть

поверьте в нашу прыть.