Онлайн чтение книги Сласти и страсти, или Забавы новобрачных Troubles and Treats
2. Неверно, Призрачный Гонщик

Нашему с Дженни браку уже года эдак… четыре. Или три? Нашей дочери Веронике три года, и Дженни точно залетела не в первую брачную ночь. Значит, три, минус год на вынашивание двоих… слушай, три года с мелочью в самый раз будет.

Свадьба у нас была – офигеть! Наши друзья и кучка близких родственников отправились с нами в Вегас, детка! А самое главное что? Не ломай голову: нас поженил Элвис. Не настоящий Элвис. По последним слухам, он был замечен где-то в Пидмонте, штат Северная Дакота[4]Городок Пидмонт находится в штате Южная Дакота, но героиня фильма «Мерзкий койот» (2000) уверяла, что она из Пидмонта, штата Северная Дакота, и с тех пор выражение стало в США ходовым, значащим примерно то же, что и «он из Тамбова, что на Камчатке».. Парень был фальшивкой на все сто, но все равно усраться, до чего хорош. Дженни одарила меня рубашкой специально для церемонии, на ней крупно печатными буквами было оттиснуто слово «ЖЕНИХ», перечеркнутое гигантским «Х». А внизу приписано: «Невестина сучка».

Я с первой же минуты, как встретил Дженни, знал, что буду ее сучкой, и мне это абсолютно в кайф. Не будь я с ней, то, вполне уверен, сидел бы в тюрьме и вылизывал бы яйца какому-нибудь козлу, у кого больше всего заначек для курева имелось. Это в лучшем случае. В день, когда мы познакомились, она только-только закончила готовить очередной бабешник с секс-игрушками и за несколько минут до начала опробовала товар. Не знаю, было то отсветом недавнего оргазма или нет, только такой пылкой девчушки я отродясь не видывал. Тут же сбросил с себя не шибко высокое звание проститута-шлюхана и, будто клеем мазанный, прилип к ней.

С той минуты каждый день я не пожалел ни о единой секунде из проведенных с нею. А потому для меня уже внутренней потребностью стало улаживать любые наши нелады – и как можно скорее.

– Ну так и сколько же времени прошло с тех пор, как ты с Дженни сексом занимался? – спрашивает Джим.

Ребятам про несчастный случай с секс-качелями все известно. Как ни больно было мне изливаться про ужас той ночи на прошлых выходных, они знали про мой замысел и ждали полного отчета о событиях. Сегодня вечером пораньше парни из хозяйственного магазина отпели по мне заупокойную. Момент был, в натуре, трогательный, только я от него весь из себя расстроился и разнюнился. Когда вечером пришел на работу и стал как-то само по себе носом хлюпать и бормотать что-то типа «качаться», «сонный пенис» и приговаривать: «Мой сынуля отродье Сатаны»,  – ребята поняли, что ночь прошла не по-задуманному.

Рассказал им про гаденькое членовредительство своего дитяти, показал мешочек на молнии с рисом, в котором покоился мой мобильник, и они поняли, что в доме Пэрритов был знаменательный вечер.

– И что важнее, почему твой телефон в мешке вареного риса? – спросил Картер, перегнувшись через стол и ощупав содержимое мешка. Я отпихнул его руку прочь и придвинул мешок к себе поближе.

У нас на автозаводе был обед, и мы сидели за угловым столиком в столовке. Все мы трое по-прежнему работаем в ночную смену, и нет ничего необычного, что «перерыв на обед» проходил в половине двенадцатого ночи.

– Я уронил мобилу в унитаз, – выдавил я из себя.

– Опять? – со смехом поинтересовался Джим.

– Заткнись, засранец. Пытался пробежать несколько страниц рассказа. Черт бы побрал эти мобильники с сенсорным экраном! И я ведь на сей раз даже не дрочил. Сидел на краешке ванной. Да еще место в рассказе попалось, в натуре, интересное. Баффи пересказывает теорию втроемственности, и Мисти собирается вознаградить ее за такое прилежание. Хотелось глянуть, была ли на Мисти розовая джинсовая юбка и белый топчик, как и в рассказе про их выпускной бал. Очень миленький прикид, в натуре.

Оба друга до того долго зырились на меня, что я чуть было не уверился, что у них лица морозом сковало.

– Тебе всерьез необходимо трахнуться. Прямо, бенать, сейчас, – говорит мне Картер. – И незачем было вареный рис использовать, гений. С чего это, черт побери, он коричневый?

Я глаза на него вытаращил. Рис явно не имел особого значения в этой истории.

– Это рис с ароматом говядины. Белый у нас кончился, – объясняю. – Может, не станем на этом заостряться? Что мне-то, едрена-вошь, делать?

– Перестать дрочить свой сучок с ягодками над емкостью с водой, – роняет Джим с каменным выражением лица.

– Ничего я не дрочу. Я любовно поглаживаю. Мне мой пенис нравится. Он добрый малый. А ягодок вообще поглаживание не касается. Погоди, а вы, ребят, что, играетесь со своими? – спрашиваю.

Джим плечами пожимает, откусывая край своего бутерброда с чайной колбасой:

– Иногда играюсь. Приятно порой свести малышек вместе, чтоб не чувствовали они себя покинутыми.

– Согласен. Малыш карманный бильярд проходит долгий путь. Зависит от того, где ты, можешь ли подобраться к ним под правильным углом и доставить им радость. Мне нравится потискать их хорошенько, когда я один. Клэр это делает пальчиками, которые подсаживают малышей так, что ее рот… – Картер умолк на половине фразы, услышав, что я взвыл.

– Извини, чел, – говорит он мне смущенно.

В последнее время такое частенько случается. Картер с Джимом принимаются рассказывать мне офигенные истории про секс со своими женами, а потом умолкают, понимая, что я сижу, гляжу на них, цепляюсь за каждое слово и всухую трахаю ножку стола.

– До меня, мать-ее-дрючь, не доходит. У вас с Клэр двое ребятишек, вы почти семь лет как женаты, и все равно у вас потрясный секс. Что, черт побери, я-то не так делаю? – спрашиваю, отталкивая от себя обед.

– Не думаю, что ты что-то не так делаешь. Только, по-моему, у вас, ребятки, время засухи наступило. Всяк через него проходит рано или поздно, – ободряет меня Джим.

– Значит, и вы с Лиз через это прошли? – спрашиваю, оценивая свое положение малость спокойнее.

– Э нет, твою мать. Мы все так же сношаемся, как кролики. Говоря «всяк», я других имел в виду, – заявляет Джим, набив рот чипсами. – Но серьезно: вы когда в последний раз сексом занимались?

Я с минуту сижу, как истукан, делая вид, будто в уме подсчитываю. Только мне эта фигня без надобности. Я точно знаю, насколько давно это было.

– Дельный секс или секс-секс? – спрашиваю.

– Глупее вопроса в жизни не слышал. Мы мужчины. Всякий секс – дельный, – заявляет Джим.

– Неверно, Призрачный Гонщик. Шаблон тут – до краев. Если Клэр не кончает, для меня в этом ничего дельного, – говорит Картер.

– Ты что, за «Лучшим стрелком»[5]«Лучший стрелок» – американский кинофильм режиссера Тони Скотта, снятый в 1986 году. Его герой – суперас Ф-14 по прозвищу Маверик (Скиталец), среди персонажей есть и Каугар (Пума). повторяешь?

– Ну да. Лучше, бенать, фильма нет. «Мне нужно это, нужно, чтоб еще быстрей!» – орет Картер, крутя в воздухе кулаком.

– Лады, Дикий Гомик. Если, по-твоему, кучка потных мужиков без маек, играющая в пляжный волейбол, выглядит звездецово, то я заставлю тебя сложить твои крылышки, Каугар. Твои крылышки настоящего мужика, – возглашает Джим.

– А пошел ты!..

– Само собой. Думается, намедни я перехватил твой взгляд, тайком пикировавший на мой Ф-14, когда мы писали. А вы с Клэр разыгрываете сцены в спальне? Она зовет тебя Ледяным[6]Человек-лед, персонаж американских комиксов., а ты ее Маверик? – со смехом выпытывает Джим.

– АЛЛЕ! – ору я. – Мужик, у кого нелады, тут. Прошу вас, может, вернемся к чему-то поважнее?

– Извини, только я впрямь уверен в важности обсуждения половой ориентации Картера, – говорит Джим, а Картер, перегнувшись через стол, тычет его кулаком в плечо.

– Лады, вернемся к первоначальному вопросу. Как давно это было? – спрашивает Картер. – И я не имею в виду «только кончиком» в ночь после рождения Билли. Я говорю о полном контакте, о сексе до самого дома родного, с криками, поминающими свою мамочку.

– Если память подсказывает мне правильно, Картер, то секс с призывами мамочки был только у тебя, – заметил, смеясь, Джим.

– Отвали! Я НЕ звал криком мамочку. Я пытался сделать предложение Клэр, – отбивается Картер.

– Двенадцать месяцев, тринадцать дней, девять часов и тридцать семь минут, – говорю я им, бросая взгляд на часы на противоположной стене. – Прошу прощения: тридцать пять минут.

– Иисусе Христе, – бормочет Джим с выражением ужаса на лице.

– Ты это наобум ляпнул? – спрашивает Картер.

– А вы бы оба, засранцы, попробуйте пожить с вашими женами БЕЗ секса, а потом и поговорим, можно учет вести или нет, – пожаловался я.

– Ты пробовал поговорить с ней об этом, как я тебе советовал? – задает вопрос Картер, самодовольно хмыкая.

– Да, пробовал, так что заткнись, едрена-вошь.

В наш разговор влез репродуктор, объявивший нам, что до пуска конвейерной линии осталось пять минут. Мы все встаем и, собрав остатки нашего обеда со стола, направляемся к дверям столовой, ведшим к цеху.

– Ты с ней в обычном тоне говорил или старался делать это, не выглядя кретином? – пытает Джим, швыряя свои объедки в мусорный бак.

– Заткнись! Когда речь идет о моей жене, я не кретин, – парирую я.

– Правда? Я почему-то вспомнил, как ты упрашивал подражателя Элвису на вашей свадьбе в Вегасе добавить к клятве Дженни строчку: «Обязуюсь всегда делать минет с улыбкой на лице и с любовью в сердце», – напоминает мне Джим.

– Что? Это ж законный свадебный обет, который должен быть частью любой свадебной церемонии, – стою я на своем. – Тебе нужна жена, которая отсасывает с хмурой мордой?

Мы идем через цех к своему рабочему месту, и Джим с нами, хотя ему нужно бы быть в другой части цеха на встрече с бригадиром.

– Ладно, у тебя несколько вариантов. Первый – присаживаешься к Дженни и напрямки спрашиваешь, почему она больше не желает секса с тобой. И, говоря о разговоре, я имею в виду любящим тоном ласково расспросить, не беспокоит ли ее что. Всегда начинай с расспросов о ее самочувствии. Если же так и будешь талдычить только про себя да про твой оставленный без внимания Джонсон, то ничего не добьешься. Ты должен дать ей почувствовать свою заботу, – разъясняет Джим.

– Так я ж забочусь. Забочусь, как у нее дела и как она себя чувствует.

– Ну да, лады. Только я в данный момент вполне уверен, что больше тебя заботят ее чувства к твоему пенису, – говорит Джим.

– Правдиво излагаешь, – печально соглашаюсь я.

– Так вот, забудь про словечки: «трахаться», «анальный», «отсос», «одним только кончиком» или «когда ты его целуешь, он губки растягивает в улыбке» , – наставляет меня Джим.

– Как же, едрена-вошь, мне тогда выражаться? Все это – подходящие слова, – ною я.

– Да, все подходящие, когда ты пускаешь их в ход, склоняя ее к сексу с тобой всего через шесть недель после рождения Билли. Я вот уверен, что она поняла «одним только кончиком» буквально, а ты убеждал ее: «Если у тебя влагалище болит после того, как Билли прогрыз в нем ход наружу, меня вполне и сзади устроит», – добавляет Картер.

– Все равно в толк не возьму, что тут плохого. Я старался быть ласковым и улучшить ее самочувствие.

Меня отчаянье одолело: никакого секса все время беременности, а потом пришлось еще шесть недель ждать, когда ее растрюханные интимности обратно сочленятся. Наверное, рассказывать ей о всех моих ночных кошмарах, навеянных видом Билли, головкой пробивавшегося на белый свет, было с моей стороны совсем не здорово. Но она ж меня прям к стенке прижала посреди ночи, когда я проснулся от крика, видя очередной дурной сон. Я еще в полусне пребывал и был неспособен нести ответственность за то, что говорил. Понимаю, что сравнивать рождение нашего сына с фильмом «Инопланетянин», где то маленькое чудовище прорывает себе путь наружу из живота того болвана, было негоже, так ведь я же совсем-то еще и не проснулся! Помните: кровища, сгустки, слизь, жижа всякая и этот крошка-уродец рвет чей-то живот, чтоб выйти вон. Теперь представьте, что то же самое происходит с влагалищем вашей жены. Тем самым влагалищем, которого вы касались, которое чмокали, лизали и боготворили не год и не два. Время требуется, чтоб отделить одно от другого.

С Вероникой Дженни кесарево делали, и я не видел ничего, что творилось ниже ее шеи. Помнились слезы радости, когда нам вручили Веронику и сестра помогла мне надеть на нее первые ползунки с надписью: «Следи за языком, твою мать, в комнате это чертово дитя». Я метался туда-сюда между Дженни и нашей малышкой и знал: счастливее не был никогда.

Кесарево с Вероникой было вызвано ухудшением сердцебиения у малышки, а вовсе не какими-то осложнениями, грозившими жизни Дженни. С Билли же врач дал ей «добро» на естественные роды. Вот Дженни и решила, что ей хочется испытать настоящие роды. И это было ужасно. Прекрасно и удивительно должно бы было наблюдать, как любимая мною женщина дарует жизнь нашему сыну, но – не было. Были вопли, плач и ругательства – и это только с моей стороны. Вам даже незачем знать, как завопила Дженни, увидев, что я подобрался вплотную к родильному креслу и сунулся всей мордой прямо к месту боевых действий. И, оказавшись там, уже не мог пошевелиться. Похож был на оленя, застывшего в лучах фар. Или мужика, застигнутого кровавой казнью влагалища его жены. Там такое месиво предстало, что я только и ждал: обернусь и увижу ее акушерку с ножом мясника в руке. Меж ног Дженни отовсюду столько всего текло, что я не понимал, что происходит, едрена-вошь, как одно влагалище способно исторгнуть столько дряни и оставаться живым. Ее влагалище сгинуть должно бы, утонув во всем этом.

Возможно, то, что через несколько недель после рождения Билли я рассказал Дженни об этом в три часа ночи, и стало одной из причин наших с ней неладов. Говорить с нею опять прямо сейчас о событиях столь памятных и грандиозных – мысль не из лучших.

– Какие еще варианты предлагаешь? – спрашиваю Джима, когда конвейер приходит в движение и я достаю гидравлическую дрель из гнезда на полке у себя над головой.

– Ну, ты всегда можешь попросить своего отца последить за ней. Может, она скрывает что-то от тебя, – небрежно бросает Джим и отправляется на встречу.

Отец мой частный сыщик, специализирующийся на супругах-обманщиках и фальшивых бюллетенях. Поскольку я совершенно уверен, что в одном из этого Дженни никак не повинна, то другое остается считать четкой возможностью.

Святые угодники, неужто и впрямь дело в этом? Почему мне прежде такое даже в голову не пришло?

Мне враз поплохело оттого, что моя нежная, любящая Дженни могла бы сделать типа так и сяк, что все это время она лгала мне.

Почему она мне не сказала? Почему, боже, ПОЧЕМУ?

Причина, почему моя жена не желает больше секса со мной, в том, что она придумала себе какую-то порчу, о какой мне никогда не говорила, и теперь пытается раздаивать своего босса, Клэр, на бабки, чтоб якобы платить за лечение.