Онлайн чтение книги В мутной воде
Глава двадцать восьмая. Обвинительный акт

Сущность обвинительного акта состояла в следующем:

Утром 15 сентября 1877 года на квартиру генерала Чепелева явилась бедно одетая молодая женщина, которая объявила, что ей необходимо как можно скорей видеть супругу генерала, Александру Матвеевну Чепелеву, по весьма важному делу.

На расспросы прислуги о том, кто она такая и зачем именно ей нужно видеть генеральшу, неизвестная женщина объявила, что она объяснит все самой генеральше и убедительно просила доложить о ней, повторяя, что дело, по которому она пришла, не терпит отлагательства. Когда, вследствие настойчивых ее просьб, сопровождаемых слезами, о ней доложили наконец генеральше и Чепелева приказала принять ее, то названная женщина объявила Чепелевой, что она — жена кронштадского мещанина Николая Ефремова, который в настоящее время лежит при смерти в Мариинской больнице и убедительно просит генеральшу немедленно приехать к нему, пока еще есть время, так как он желает перед смертью сообщить ей нечто весьма важное для нее, касающееся духовного завещания покойного ее брата, отставного полковника Орефьева.

Больше она ничего сообщить не могла и только упрашивала Чепелеву скорее ехать к мужу, говоря, что от этого свидания зависит счастие как Чепелевой, так и ее самой с детьми, так как, вероятно, Чепелева наградит ее за то важное открытие, которое сделает ее муж.

Чепелева тотчас же отправилась в сопровождении этой женщины в больницу, где действительно нашла тяжко больного, в последнем градусе чахотки, Николая Ефремова, имела с ним продолжительный разговор, после которого немедленно отправилась к прокурору и заявила ему, со слов Ефремова, о подложности духовного завещания покойного брата своего Орефьева.

Допрошенный в тот же день судебным следователем кронштадтский мещанин Николай Ефремов дал следующее показание.

От роду ему тридцать два года, православного вероисповедания. Последние три года он не имел определенных занятий после того как лишился места в конторе у нотариуса, где занимался перепиской. Существовал случайной работой и исполнением комиссий по приисканию денег. Нередко он исполнял такие комиссии для отставного поручика Башутина, которого прежде часто видел в конторе нотариуса, знал за человека, часто прибегающего к займам, и нередко являлся к нему на квартиру с предложением услуг. Башутин всегда хорошо платил за комиссии, занимая деньги у евреев за большие проценты, причем, по объяснению Ефремова, на векселях нередко стояли бланки г-жи Бениславской. В последний год Ефремов не имел никакой работы у Башутина, так как, вследствие неисправных платежей, лица, дававшие при посредстве Ефремова Башутину деньги, перестали ему верить. В это время Ефремов находился в крайне стесненных обстоятельствах, не имея никакой работы.

Десятого марта 1877 года Ефремов получил записку от Башутина, в которой Башутин приглашал Ефремова немедленно зайти к нему. Когда Ефремов явился, то Башутин долго ходил взад и вперед по кабинету, ни слова не говоря, и наконец, остановившись перед Ефремовым, спросил его, желает ли он заработать сразу хорошие деньги? Получив утвердительный ответ, Башутин прибавил: «Дело спешное, за которое я денег не пожалею!» Когда Ефремов пожелал узнать, в чем именно состоит дело, то Башутин сказал, что надо подписаться под руку одного господина, и при этом объявил: «Не бойтесь за последствия… Ничего не будет, а вы получите хорошие деньги!» Сперва Ефремов отклонил это предложение и ушел. Но в тот же день явился к Башутину и согласился за пять тысяч исполнить его просьбу. Башутин тотчас же дал ему сто рублей и приказал на другой день явиться к нему пораньше. На следующий день Башутин дал ему письмо с подписью Орефьева, приказав сделать несколько подписей под руку Орефьева, и по осмотре подписей удовлетворился, взял образчики к себе и приказал прийти вечером. Когда Ефремов явился, Башутин дал ему духовное завещание, писанное, по словам Ефремова, рукою Башутина, в котором все движимое и недвижимое имущество завещалось в пользу жены Орефьева Варвары Николаевны Орефьевой, за исключением пятидесяти тысяч, завещаемых племяннице, девице Елене Чепелевой.

«Когда я прочел завещание, — показывал Ефремов, — мне сделалось страшно… Я слышал, что незадолго до этого Бениславская, хорошая знакомая Башутина, вышла замуж за старика. У меня мелькнуло подозрение, как бы не сделали чего со стариком.

Башутин как будто понял мои мысли и, заметив мое колебание, сказал: „Вы, кажется, думаете, что мы собираемся с вами в Сибирь… Вы, кажется, не дурак, а думаете глупо… Старик слабого здоровья и боится из-за какого-то глупого страха писать завещание, хотя все собирается. Конечно, старик все откажет своей жене, которую обожает, так как из-за чего же, как не из-за состояния, такая молодая и умная женщина, как Варвара Николаевна, пошла бы замуж за полоумного старика. Мы делаем это завещание так, на всякий случай, с согласия жены. Напрасно вы боитесь. В числе свидетелей подпишутся барон Зек и генерал Петровский. Верно, слышали, какие это особы? Значит, бояться нечего… И наконец, быть может, это завещание и не понадобится: старик напишет свое, и тогда это будет уничтожено“.

Он так меня уверил, что я наконец решился, подписал и тут же получил все деньги сполна. Подпись вышла очень похожая… Трудно было различить. Через несколько дней я узнал о скоропостижной смерти Орефьева и поскорей уехал с семьей из Петербурга в Одессу. Из газет узнал, что завещание утверждено и никакого спора не предъявлено. В Одессе я занялся торговлей и потерял все деньги, вдобавок болезнь донимала меня. Я писал Башутину, прося о помощи, но ответа не получал… Приехавши в Петербург для приискания каких-либо занятий, я заболел так сильно, что принужден был отправиться в больницу… Семья моя теперь без куска хлеба, и вдобавок совесть мучит меня, и вот перед смертью я решил показать по всей правде и снять грех с души…»

На основании заявления Ефремова, умершего через неделю после этого, было приступлено к предварительному следствию, которое вполне подтвердило показание Ефремова. Арестованный в Бухаресте Башутин на предварительном следствии сознался во всем, причем показал, что, состоя в связи с Орефьевой, подговорен был к преступлению ею; при обыске у него найдены писанные рукою Ефремова подписи под руку Орефьева и два письма от Орефьевой, изобличающие ее участие в преступлении, несколько черновых духовных завещаний от имени Орефьева, писанных рукой Башутина, текст которых совершенно сходен с текстом духовною завещания, представленного после смерти Орефьева. Что же касается до Орефьевой, то, арестованная в Мариенбаде и привезенная затем в Петербург, она отрицала всякое участие в преступлении и, несмотря на найденные у нее письма, свидетельствующие о близких отношениях писавшей к Башутину и изобличающие ее участие в преступлении, упорно стояла на том, что о подложности духовного завещания не знала. Она не скрывала, что вышла замуж именно в виду надежды на наследство. По ее словам, муж ее так ее любил, что она могла бы при жизни его воспользоваться всем его богатством. К чему было ей прибегать к подлогу? По ее словам, Башутин был близок с покойным Орефьевым и последнее время занимался его делами. Орефьев ему доверял. Когда за три дня до смерти мужа вечером Башутин вынес ей из кабинета мужа духовное завещание и сказал ей, что муж, чувствуя себя не совсем здоровым, просил ее дать подписать завещание в качестве свидетелей барону Зеку и генералу Петровскому, — то она ни на секунду не могла усомниться в подлинности завещания и в тот же вечер дала подписать названным лицам, так как не раз покойный при них говорил о желании своем сделать ее наследницей. На другой день утром она благодарила мужа, и он ничего ей не сказал, что могло бы возбудить ее подозрения. Через три дня после этого он умер внезапно от удара. Тогда же произведено было вскрытие трупа и определена болезнь. Далее она заявляла, что приписывает оговор ее Башутиным личной мести.