Онлайн чтение книги Вильгельм Телль William Tell
Сцена третья

Мы караулим зря. Никто сюда

Отдать почтенье шляпе не заходит.

Бывало, как на ярмарке, народ

Толпился здесь. Но стал пустыней луг,

Когда на жерди чучело повисло.

К досаде нашей, только сброд один

В дырявых шапках мимо нас проходит.

А кто почтенней, те скорее крюку

Изрядного дадут, чтоб мимо шляпы

Не проходить и спин пред ней не гнуть.

А все ж по этой площади сегодня

Из ратуши пришлось идти народу.

Ну, думаю, улов богатый будет, —

Ведь никому до шляпы дела нет.

Но Рёссельман, их поп, увидев это, —

Как раз он шел с причастьем от больного, —

У нашей шляпы вдруг остановился…

Псаломщик в колокольчик зазвонил…

И на колени стали все, я тоже —

Перед причастьем, но не перед шляпой.

Позорный столб для нас самих, приятель,

Вот этот шест с напяленною шляпой.

Ведь эго срам для доброго вояки —

Быть на посту перед пустою шляпой.

За это все нас вправе презирать.

Отвешивать поклоны перед шляпой —

Поверь! — дурацкий это, брат, приказ!

Ну, вот еще, перед пустою шляпой!

Ты ж кланяешься голове пустой?

Эх, вижу я, ты подслужиться хочешь,

И добрый люд вовлечь в беду ты рад.

По мне, иди кто хочет мимо шляпы,

А я на все смотреть сквозь пальцы буду.

Вон фохт висит! Почтенья больше, дети!

Убраться бы ему, оставив шляпу.

Поверь, не хуже было бы стране!

Вы здесь зачем? Проваливайте! Живо!

Кто звал вас? Вы мужей сюда пришлите.

Их подстрекнув не выполнять приказ!

Не правда ли, отец, там, на горе,

Как топором по дереву ударишь,

Из раны брызнет кровь?

А кто сказал?

Пастух… Там заколдованы деревья.

И говорят, у тех, кто им вредил,

Одна рука из гроба прорастала.

Неправда, это заповедный лес.

Вон видишь там вершины снеговые,

Те, что уходят ввысь, за облака?

То ледники. Они гремят ночами,

На нас оттуда катятся лавины.

Так вот, давно б тяжелые лавины

Засыпали селенье наше Альторф,

Но будто всенародным ополченьем

Встречает их наш заповедный лес.

А есть края, где нет ни скал, ни гор?

Спускаясь с наших гор все ниже, ниже,

Теченью следуя потоков бурных,

Доходишь до равнины необъятной,

Где, пенясь, не шумят лесные воды,

Но реки тихо, безмятежно льются;

Там ширь спокойная иной природы,

Куда хватает глаз — повсюду нивы,

И вся страна как сад большой, красивый.

Так почему, отец, мы не сойдем

Скорее вниз, в ту чудную страну,

Чем жить в напрасных муках и тревоге?

Прекрасен тот благословенный край!

Но те, кто там возделывает землю,

Не пользуются жатвой…

Не живут

Свободно на своей земле, как ты?

Там вся земля — у короля и церкви.

Но ведь в лесах охотятся свободно?

Пернатые и зверь — добро господ.

Но в реках-то свободно ловят рыбу?

Река и море, соль — все короля.

Кто ж этот страшный каждому король?

Он подданных защитник и кормилец.

Что ж, сами защитить себя не могут?

Сосед соседу там не доверяет.

В стране широкой тесно будет мне.

Уж лучше пусть над головой лавины.

Да, это правда. Лучше за спиной

Пусть будут ледники, чем злые люди.

Отец, гляди-ка, шляпа на шесте!

Что нам до шляпы? Поспешим, сынок!

Во имя императора! Ни с места!

Да что вам нужно? Что все это значит?

Приказ нарушен. Следуйте за нами.

Почтения не отдали вы шляпе.

Пусти, приятель!

Нет, в тюрьму! В тюрьму!

Отца в тюрьму? На помощь! Помогите!

Скорее, люди добрые, сюда!

Насилие! Отца в тюрьму уводят!

Что тут стряслось?

Зачем его ты держишь?

Изменник он и государю враг.

Изменник? Я?

Да ты вглядись, приятель!

Ведь это Телль — достойный гражданин.

Отца схватили! Дедушка, на помощь!

В тюрьму его!

Я за него ручаюсь!

Что тут случилось? Ради бога, Телль!..

Он власть ландфохта признавать не хочет.

Ослушник этот ею пренебрег.

Так в этом провинился Телль?

Ты лжешь!

Почтенья шляпе он не оказал.

Так вот за что его в тюрьму? Приятель,

Я за него ручаюсь, отпусти!

Ты за свою, старик, ручайся шкуру!

Мы делаем, что служба нам велит.

Да это вопиющее насилье!

Неужто нагло уведут его?

Нет, мы сильней! Друзья, не выдавать!

Один за всех — и все за одного!

Так вы приказу фохта непослушны?

Мы на подмогу! Что тут? Измолотим!

Я справлюсь, люди добрые. Ступайте!

Когда я к силе захочу прибегнуть,

Вы думаете, копий устрашусь?

Посмей-ка увести его от нас!

Оставьте! Тише!

Бунт! Мятеж, мятеж!

Наместник Геслер едет!

Бунт! Мятеж!

Кричи, подлец, хоть лопни!

Замолчишь ты?

Сюда, слуге закона помогите!

Вот сам наместник. Что-то с нами будет?

Дорогу фохту дайте!

Разогнать их!

Что за толпа? Кто призывал на помощь?

Ну, кто же? Отвечайте мне!

Вперед!

Кто ты такой? А он в чем провинился?

О господин, я верный воин твой

И часовым поставлен здесь, у шляпы.

А этот мной сейчас изобличен:

Он поклониться шляпе отказался

И, по приказу, мною был задержан.

Но чернь отбить преступника хотела.

Неужто императором и мной,

Наместником, ты так пренебрегаешь,

Что шляпу ты не захотел почтить,

Которой я испытываю вас?

Злой умысел ты этим только выдал.

Простите, сударь! Я не из презренья —

По безрассудству ваш приказ нарушил.

Будь я другой, меня б не звали Телль. [19] Будь я другой, меня б не звали Телль.  — Намек на созвучие Tell и toll (нем. — безрассудный, шальной, шалый).

Помилуйте, я впредь не провинюсь.

Ты мастерски, стрелок, владеешь луком

И в меткости едва ль кому уступишь?

Да, это правда!.. С яблони собьет

Мне яблоко отец хоть в ста шагах. [20] Да, это правда… С яблони собьет // Мне яблоко отец хоть в ста шагах.  — Шиллер вставил эти два стиха позднее, по совету Гете. «Так как Шиллер, — рассказывает Гете, — сам всегда смело приступал к действию, то он не был охотником до основательных мотивировок… Он непременно хотел, чтобы Геслер сорвал яблоко с дерева и заставил сбить его выстрелом с головы мальчика. Это для моей натуры было невозможно, и я уговорил его, чтобы такая жестокость имела свое основание хотя бы в том, что мальчик Телля сам превозносит ловкость своего отца и говорит ландфохту, что отец его может сбить яблоко с дерева в ста шагах. Шиллер сначала не соглашался, но под конец сдался на мои представления и просьбы и сделал так, как я ему посоветовал» ( Эккерман. Разговоры с Гете).

Что, это сын твой, Телль?

Да, мой сынок.

А есть еще?

Их двое у меня.

Которого ты сына больше любишь?

Они мне оба дороги равно.

Ну, если с яблони ты в ста шагах

Сбиваешь яблоко, то покажи мне

Свое искусство, Телль… Возьми свой лук…

Да при тебе он, впрочем… С головы

Сшиби у сына яблоко стрелой…

Но только ты получше целься, Телль,

И первой же стрелою попади;

А промахнулся — с жизнью распростишься.

Чудовищный вы отдали приказ…

Неужто вправду?.. С головы сыновней…

Нет, сударь, нет, вам это не могло

Прийти на ум… Нет, боже упаси

Такой приказ отдать отцу всерьез!

Ты яблоко у сына с головы

Собьешь сейчас, как я того хочу.

Чтоб в голову родного сына метил

Родной отец?.. О нет, уж лучше смерть!

Стреляй, не то погибнешь ты и сын твой!

Что, стать убийцей своего ребенка?

Как видно, нет у вас детей… Понять

Вам не дано родительское сердце.

Э, Телль, как стал ты вдруг благоразумен!

А говорят, что ты большой мечтатель,

Живешь не так, как все другие люди.

Что почудней ты любишь… оттого

Я по тебе такой и подвиг выбрал.

Там, где другой задумается, ты,

Закрыв глаза, решаешься на все.

О, не шутите так с народом, сударь!

Они бледны, дрожат… Им не привычно

Затейливые шутки ваши слушать.

А кто сказал вам, будто я шучу?

Вот яблоко… Живей! Посторонитесь!

Шаги отмерить!.. Восемьдесят хватит…

Ни больше и ни меньше… Он хвалился,

Что в ста шагах сразит любую цель…

Ну, так стреляй, — смотри ж, не промахнись!

О, боже!.. Это уж не шутка… Мальчик,

Ты на коленях вымоли пощаду!

Сдержитесь, Мельхталь, я вас умоляю!

Довольно, сударь! Ах, бесчеловечно

Отцовским сердцем так играть. Уж если

Бедняга за проступок свой ничтожный

И должен быть казнен, то он, о боже,

Десятикратно муки смерти вынес.

Пусть невредим он в хижину свою

Вернется. Вас он знает! Этот час

И Телль, и внуки Телля не забудут.

Эй, расступитесь!.. Отчего ты медлишь?

Ты виноват, тебя казнить я вправе;

Но милостиво, Телль, твою судьбу

Искусству рук твоих же я вверяю.

Нельзя роптать на приговор суровый

Тому, кто сам своей судьбы хозяин.

Ты мелким глазом похвалялся. Ладно!

Так покажи, стрелок, свое искусство;

Достойна цель, награда велика!

Попасть стрелою в черный круг мишени

Сумеет и другой, но мастер тот,

Кого не подведет его искусство,

Чей верен глаз и чья рука не дрогнет.

О господин наместник, мы вас чтим,

Но пощадите! Я вам половину

Отдам добра, возьмите даже все,

Но вы отца от страшных мук избавьте!

Ах, дедушка, ты перед ним не падай!

Он злой. Ну, где мне стать? Я не робею.

Ведь мой отец бьет птицу на лету, —

Он сердце не пронзит родного сына.

И вас не тронет детская невинность?

Есть бог на небесах, и перед ним

В своих делах дадите вы отчет!

Его вон к той привязывайте липе.

Привязывать? Меня? Я не хочу!

Я, как ягненок, тихо, чуть дыша,

Стоять там буду. Если же меня

Привяжете, я стану отбиваться.

Дай, мальчик, завязать себе глаза!

Глаза?.. Зачем? Ужели испугаюсь

Я той стрелы, что пустит мой отец?..

Нет, буду ждать и глазом не моргну.

Узнает он, какой стрелок отец!

Не верит изверг, погубить нас хочет…

Назло ему стреляй и попади!

Как! На глазах пред нами совершится

Злодейство это? Где же наша клятва?

Напрасно все! При нас оружья нет.

Мы лесом копий тут окружены.

О, если б сразу мы взялись за дело!

Прости, господь, отсрочку предложившим!

Скорей же! Зря оружие не носят.

Опасно с ним ходить везде и всюду, —

Стрела, отпрянув, поразит стрелка.

Такая дерзость поселян — обида

Верховному властителю страны.

Лишь господа ходить с оружьем вправе.

Вы лук и стрелы любите носить —

Пусть так, но вот тебе для них мишень.

Посторонитесь, люди!

Что вы, Телль!

Дерзнете вы?.. Нет, нет! Остановитесь!

Колени гнутся, и рука дрожит…

В глазах мутится!

Боже всемогущий!

Не буду я стрелять — вот грудь моя!

Пронзить ее велите вашей страже!

Не жизнь твоя, мне только выстрел нужен…

Ты духом тверд. На все готов дерзать!

Отлично ты владеешь самострелом.

За руль берешься, не страшась грозы.

Спасай теперь себя… спаситель всех!

Стреляй, отец! Я не боюсь!

Что ж, надо!

Довольно, фохт! Прошу вас, прекратите …

Все это было только испытаньем…

Вы своего добились… Но суровость

Излишняя вредит разумной цели:

Натянутый сверх меры — треснет лук.

Молчите, вы!

Нет! Буду говорить!

Честь Габсбургов священна для меня.

Но ненависть легко снискать насильем,

А этого не хочет император…

Жестокости такой не заслужил

Народ мой, нет у вас на это права.

Как вы посмели!

Долго я молчал,

Бесчинства над народом наблюдая;

Я закрывал на все свои глаза

И заглушал в своей груди страданья,

Скорбь гневом переполненного сердца.

Но долее молчать изменой будет

И Габсбургам, и родине моей.

Он только пуще разъярится, Руденц!

Я свой народ покинул, от родных

Отрекся. И естественные узы

Порвал затем, чтоб только к вам примкнуть…

Я думал благу общему помочь,

Монарха власть в моей стране усилив.

Теперь повязка с глаз моих упала.

И в ужасе над бездной я стою.

Я верил вам — и был обманут вами.

Вы сердце честное ввели в соблазн…

И я губил народ, — с благою целью.

И ты дерзишь так нагло господину?

Мой господин не вы, а император…

Свободен я, и рыцарская доблесть

Моя нисколько вашей не уступит.

Во имя императора вы здесь,

И хоть позорите вы это имя,

Я чту его, иначе бы я бросил

Перчатку вам, потребовав к ответу.

Что ж, дайте знак своей охране… я

Не безоружен, как они…

Со мной

Мой добрый меч, пусть…

Яблоко пробито!

А мальчик жив!

Телль в яблоко попал!

Как, он стрелял? Неужто? Вот безумец!

Ребенок жив!

Опомнитесь, отец!

Вот яблоко, отец… Ведь я сказал:

Ты сына своего не можешь ранить!

Благие небеса!

О дети! дети!

Хвала тебе, господь!

Вот это выстрел!

О нем вовек преданья не умолкнут.

Рассказывать про выстрел Телля будут,

Пока стоят твердыни этих гор.

Он в сердцевину яблока попал!

Да, выстрел меткий, надобно признаться.

Хорош был выстрел. Но беда тому,

Кто милость бога дерзко искушает!

Опомнитесь и встаньте, Телль. Свободу

Вы мужеством добыли. Дома ждут вас.

Вы к матери скорей ведите сына!

Стой, Телль!

Что вам угодно приказать?

Ты из колчана вынул две стрелы,

Я видел сам… Зачем ты это сделал?

Так исстари ведется у стрелков.

Нет, я не верю твоему ответу.

Здесь умысел, как видно, был иной.

Ты мне признайся, Телль, чистосердечно,

Что́ б ни было, я не казню тебя.

Зачем стрелу другую ты припрятал?

Что ж, если вы мне жизнь дарите, сударь,

Я вам скажу всю правду, без утайки.

Стрелою этой я пронзил бы… вас,

Когда бы я попал в родного сына, —

И тут уж я не промахнулся б, нет!

Ну, ладно, Телль! Я жизнь тебе дарю.

Я рыцарского слова не нарушу…

Но злобные намеренья ты выдал,

И я велю тебя туда упрятать,

Где ты с луной и солнцем распростишься.

Я только так от стрел твоих спасусь.

Схватить его! Связать!

Как, господин!

Вы человека бросите в темницу,

Когда его спасла рука творца?

Посмотрим, как она спасет вторично!..

Эй, отвести его ко мне на судно!

Я сам хочу доставить Телля в Кюснахт.

Что! Свой кантон насильно Телль покинет?

На это есть запрет. Сам император

Не вправе против грамот поступать!

А он их подтвердил? Такую милость

Повиновеньем надо заслужить.

Бунтовщики вы против государя,

Лелеете надежду на мятеж.

Я знаю вас… я вижу вас насквозь…

Я выхватил его из всей толпы,

Но помню — все к его вине причастны.

Тот, кто умен, покорствуй и молчи.

Погибло все! Фохт погубить решил

Меня со всей семьею заодно.

И надо ж было изверга дразнить!

Кто сдержится, мои изведав муки?

Теперь конец всему, конец! Мы все,

Вас потеряв, окованы цепями!

Теперь конец надежде нашей, Телль!

Телль, мне вас жаль. Ио долг мой — послушанье.

Прощайте!

Мой отец! Отец! Отец!

Там твой отец! Ему молись, дитя!

Что вы жене хотите передать?

Сын невредим. А мне господь поможет.