Онлайн чтение книги Загадочный наследник
Глава 8

Времени на осмотр яхты оставалось не так много, как хотелось бы владельцу судна. Вся компания припозднилась бы к обеду, если бы Ричмонд обнаружил у Хьюго чувства сродни его, однако тот, хотя и делал толковые замечания, когда ему демонстрировали те или иные совершенства судна, плохо разбирался в морском деле и проявил немедленную готовность оставить берег, как только Антея стала выказывать первые признаки беспокойства. И снова Ричмонд разочаровался в майоре. Совершенно неразумно было ожидать осведомленности от человека, выросшего в далеком от моря городке, однако Ричмонд обнаружил в своем кузене полное отсутствие всякого энтузиазма. Причину же того он понял, лишь когда Хьюго признался, что каждый раз, когда он выходит в море, его начинает тошнить. Ричмонд, как большинство отличных моряков, придерживался того мнения, что морская болезнь — всего лишь игра воображения. Тошнить не будет, если об этом не думать. Он ответил с сочувствием, столь же фальшивым, как восхищение Хьюго точеными линиями «Чайки», и попытался не думать о майоре плохо.

Но Хьюго так просто не проведешь. Когда он ехал домой с Антеей (Ричмонд оставил их, чтобы навестить своего матроса-помощника в Камбере), то сказал печально, покачав головой:

— Я упал в его глазах ниже ватерлинии.

Антея рассмеялась:

— Да, но, знаете ли, еще не все потеряно! Вам стоит лишь рассказать ему о своих приключениях на Пиренейском полуострове — и вы тут же завоюете его восхищение.

— Не-е-е, я не тот, кем можно восхищаться.

— Однако вы — военный, а Ричмонд с ума сходит по армии. Вам не нравится рассказывать о боевых походах? Хотелось бы мне, чтобы вы поведали об этом побольше, но, похоже, вам все равно.

— Я расскажу Ричмонду все, что он захочет узнать, но с моей стороны это будет неправильно: ведь это против желания вашей матушки и его светлости.

— А я-то все гадаю: почему вы так мало рассказываете? Не обращайте внимания на дедушку. А что касается мамы… полагаю, вам тоже не следует с ней считаться. Бедняжка будет в полном смятении, если Ричмонду удастся переубедить дедушку, но она скоро примирится с этим, обещаю вам. У нее самый славный характер. Я же считаю, что ничто другое для Ричмонда просто не подходит. Мне это не нравится, но мы не имеем права принуждать его заниматься тем, к чему у него душа не лежит. Вы же сами так говорили, кузен.

— Ага, говорил. Но это всего лишь мое личное мнение. И если его светлость попросит меня, я выскажу то же самое и ему, но он не спрашивает. И не мое дело настраивать Ричмонда против него и давать советы, которые никому не нужны. — Хьюго печально улыбнулся и добавил: — Ему не легче будет, если я стану навязывать милорду свое мнение. Если я буду столь бесцеремонен, дедушка даст мне хороший отпор, и не мне винить его за эта. Насколько я понял, милорд прислушивается только к мнению Винсента. Если парень нуждается в помощи, почему он не обратится к Винсенту? Похоже, тот симпатизирует ему и, по всей видимости, хочет протянуть свою руку.

— Ничего подобного, — отвечала Антея. — Винсент, мой дорогой Хьюго, не любит никого, кроме себя. При одной мысли навлечь на себя гнев дедушки лишь ради того, чтобы оказать услугу Ричмонду, он просто вытаращит глаза от изумления.

Хьюго помолчал, а затем сказал:

— Меня удивляет, почему Ричмонд так стремится в армию. Он бы должен сходить с ума по флоту, при его-то любви к морю.

— Ричмонд почему-то всегда стремился именно в армию, — стала объяснять Антея. — И если его спрашивают, почему он не хочет стать моряком, всегда говорит, что такой вопрос не имеет смысла. Увлечение морскими прогулками, по его мнению, еще не значит, что человек желает стать профессиональным моряком.

— Возможно, он прав. Однако он так восхищенно говорит о своем судне… Как он его называет? Яхтой?

— Да, или яликом. Хотя, на мой взгляд, судно для этого слишком велико.

— Зачем ему понадобилась посудина таких размеров? — полюбопытствовал Хьюго. — Ему бы больше пришлось по вкусу суденышко, которым он мог бы управлять в одиночку.

— Я до определенной степени согласна, но это не пришлось бы по вкусу дедушке, — пояснила Антея. И нужно отдать ему должное: если уж он был вынужден подарить Ричмонду яхту, то был прав, когда выбрал такую, с которой тому в одиночку не управиться. Не хочу сказать, что Ричмонд не умеет управлять судном, но ведь никогда нельзя сказать, что взбредет ему в голову. А что, если он пойдет на какой-нибудь глупый риск? Видите ли, опасность доставляет ему удовольствие. Вы и представить не можете, от каких дурных предчувствий нам пришлось бы страдать.

— Ага, нет никаких сомнений, парень способен на любые выходки, и чем сильнее риск, тем для него лучше. Неплохо бы накинуть на Ричмонда узду.

— Да, — согласилась Антея. — Но иногда я думаю… видите ли, его никогда не держали в узде, как вы изволили выразиться. Папа умер, когда Ричмонд был совсем маленьким, а дедушка всегда ему потворствовал, поэтому никто никогда ничего ему не запрещал. У брата было два гувернера, но только первый пытался добиться от мальчика послушания. Его же преемник, очень быстро сообразив, как обстоят дела, благоразумно согласился со всеми идеями дедушки. Боюсь, Ричмонд не многому от него научился.

— Ну, я и сам не питал особой любви к книгам, — заметил Хьюго. — Жаль, что парня не укротили, когда он был еще малышом, однако, насколько я понимаю, нет особой необходимости за него переживать. Лично я бы сказал, что парень на удивление послушен, хотя есть от чего взбрыкнуть.

— Ричмонд никогда не перечит дедушке. Он… да, полагаю, он послушен. Он всегда поступает так, как хочет того дедушка. Мама верно говорит: у Ричмонда золотой характер, он никогда не дуется, не выказывает своего недовольства. Вот только… он как будто всегда подчиняется, но при этом поступает по-своему.

— Тогда, возможно, ему удастся и в армию попасть?

Антея покачала головой:

— Только не это! Он мне сам сказал. Говорит, что не смог заставить дедушку переменить решение. Хотелось бы мне… — Она замолкла, слегка удивленная и раздосадованная тем, что с такой доверчивостью рассказывает почти незнакомому ей человеку семейные тайны. — Но мы слишком увлеклись. Если не поторопимся, нам на голову обрушится град упреков за опоздание к обеду. — И Антея пустила свою кобылу легким галопом.

Майор же, последовав ее примеру, однако, заметил:

— Ага, поспешим! Я не знаю, что и сказать, — я имею в виду то, что вы мне сейчас поведали…

Она покраснела:

— О. Я уверена, вы не скажете ничего лишнего.

— Но если у меня случится приступ болтливости…

— Вряд ли это произойдет, — оборвала его Антея. — Вы, знаете ли, не слишком словоохотливы.

— Все дело в том, что мне приходится следить за своей речью, — объяснил Хьюго. — А это значительное препятствие для разговоров.

— Уж точно! Как глупо с моей стороны. Но до сих пор это вам так хорошо удавалось, что мне простительно не помнить, как тяжко вам вести разговоры на правильном английском языке.

— Ага, — согласился майор с видимой гордостью. — Но я же справился, верно? Видите ли, я старался изо всех сил.

Тут они оказались у ворот, ведущих в парк. И пока Антея ждала, когда Хьюго откроет их, задумчиво, но не без удовольствия рассматривала его.

— Точно так же, когда вы впервые появились в нашем доме. Вы прекрасно справились и довольно долгое время держались без йоркширского выговора. Вы заслуживаете самого высокого доверия, поскольку, уверяю вас, никто никогда бы не догадался, что вы родом из Йоркшира. До самой середины обеда, когда у вас возник рецидив, и вы утратили благоприобретенные навыки, и болезнь стала быстро прогрессировать…

Хьюго издал подавленный вздох:

— Немного увлекся, верно? Со мной всегда так, когда я напуган.

— Но вам прекрасно удалось скрыть это от всех нас, — ободряюще заметила Антея. — По вашему виду никак нельзя было сказать, что вы чего-то боитесь.

— Откуда вы знаете, какой у меня был вид, — вы ведь глаз не подняли от своей тарелки, — поддел ее майор.

— И, тем не менее, я прекрасно видела, какой у вас был вид, — заупрямилась Антея. — Должна сказать, что сейчас вы тоже совсем не напуганы, хотя, конечно, судя по выговору, должны бы. Неужели вас напугали истории о привидениях?

— Дело не в этом. Я думаю лишь о том, какой тарарам поднимется, если мы задержим старикана с обедом. При одной мысли об этом меня бросает в пот, поэтому прекратите свои издевки, барышня, и проезжайте через ворота.

Она повиновалась, но спросила:

— Простите, как вы меня назвали?

— У меня просто сорвалось с языка, — поспешно извинился Хьюго, закрыл ворота и добавил, стараясь выпутаться из затруднительной ситуации: — Мы в Йоркшире всегда называем кузин «барышнями». А Ричмонда я хотел бы звать «парнем», как тоже принято в Йоркшире.

— Это, — серьезно сказала Антея, — наглая ложь, сэр!

— Вы нравы: так оно и есть, — сказал он, сдаваясь.

Антея не могла удержаться от смеха и посоветовала Хьюго, когда они снова пустили своих лошадей легким галопом:

— Вместо того чтобы морочить мне голову, кузен, вы бы лучше подумали, как вам избавиться от дурной привычки. Нельзя же все время говорить с йоркширским выговором.

— Ага, похоже, нельзя, — согласился майор. — Нужно от него избавляться, верно?

— Вот уж верно.

— Может, Клод мне поможет? — с надеждой предположил он.

На секунду возникла опасность, что ее чувства возьмут верх над разумом, но, на счастье, в этот самый момент их прервал повелительный оклик. Лорд Дэрракотт в сопровождении Винсента тоже возвращался домой через парк. Он подъехал быстрой рысью, держась в седле столь же прямо, как и его внук, и потребовал отчета о том, где были Антея и Хьюго. Его манеры, как всегда, ни в коей мере не предполагали кроткого нрава, но Антея тотчас же поняла, что старик доволен. Хьюго же, хотя и несколько засмущался, когда на него так бесцеремонно набросились с расспросами, сумел неплохо свое смущение скрыть. Не все ответы Хьюго удовлетворили его светлость, поскольку майор слабо разбирался в предметах первостепенной важности для землевладельца. И хотя невежество наследника выводило лорда Дэрракотта из терпения, его светлость не был сильно разочарован. У всех возникло такое ощущение, что милорд стал смотреть на своего наследника почти одобрительным взглядом.

Ускользнув от своего безжалостного предка, майор поднялся наверх переодеться. Когда он уже приближался к своей спальне, до его ушей донеслась громкая ругань, а когда подошел к двери, обнаружил, что комната подверглась нежданному вторжению.

Два джентльмена одного сословия, но одетые по-разному, ссорились друг с другом. Общая картина сильно смахивала на схватку помоечных котов. Оба были одеты как лакеи, однако старший, мужчина средних лет, тучного телосложения, с суровым лицом, тщательно избегал всяческих украшений или цветовых пятен, которые могли бы оживить его скромное одеяние. Молодой же не только воткнул булавку в шейный платок, но добавил еще смелый штрих к своей внешности, надев полосатый жилет, который мог бы вынести разве что самый снисходительный хозяин. Когда майор замер в остолбенении на пороге, тот угрожающе шипел:

— Премного вам благодарен, мистер Кримплшэм! Какое снисхождение с вашей стороны!

— Не стоит благодарности, мистер Полифант! — снизошел Кримплшэм. — Все люди должны помогать друг другу. Знаю, какого труда вам стоит нанести блеск на пару сапог… не блеск, а скорее то, что, я бы сказал, только похоже на блеск… У меня сердце разрывается при одной мысли о том, как вы утруждаетесь над задачей, которая не заняла бы и двух минут моего времени. Это просто сноровка, мистер Полифант, которая у одних есть, а у других — нет.

— И вы поступили правильно, когда стали культивировать в себе эту сноровку, мистер Кримплшэм! Могу торжественно поклясться, что и сам бы этим занялся, если бы у меня был один-единственный талант! — цедил сквозь зубы Полифант. — Но, я повторяю раз за разом, слишком начищенная обувь хоть и производит хорошее впечатление, зато отвлекает взгляд от плохо выглаженных сорочек!

— Мистер Полифант, начищенные мной сапоги наверняка отвлекут внимание от пятна, оставленного утюгом на шейном платке!

— Да будет вам известно, мистер Кримплшэм, — ответил Полифант с дрожью в голосе, — упомянутое вами пятно было от супа!

— Ну, мистер Полифант, вам лучше знать! И если уж на то пошло, никто другой не переживает за вас больше моего. Тем не менее, если бы я проявил такую небрежность и позволил мистеру Винсенту Дэрракотту спуститься к ужину в шейном платке не первой свежести, я никогда не смог бы смотреть людям в глаза!

— Когда мистер Клод Дэрракотт вышел из моих рук, мистер Кримплшэм, его шейный платок был без единого пятнышка! — заявил Полифант, бледный от гнева. — А если вы позволяете себе измышления…

— Какого черта вы делаете в моей комнате? — прогремел бас майора, положивший конец препирательствам.

Вмешательство хозяина спальни произвело неожиданную перемену. Дебатирующие быстро повернулись к двери с выражением вины и покаяния на физиономиях, но майору было позволено лицезреть проявление этих эмоций лишь краткий миг. Не успел он сделать и шага в комнату, все следы человеческих страстей тут же исчезли, и перед ним оказались два исключительно вежливых лакея господ из высшего общества, которые приняли его появление со спокойствием и достоинством.

— С вашего позволения, сэр, — сказал Кримплшэм и принял шляпу из руки майора. — Поскольку мне сообщили, что вы не захватили с собой своего слугу, я взял на себя смелость, сэр, привести в надлежащий порядок ваши сапоги. Молодой Уэллоу хотя и усердный парень, но неотесанная деревенщина и не имеет ни малейшего представления о требованиях джентльмена, побывавшего на военной службе.

— Если позволите, сэр, — вступил следом Полифант, завладевая хлыстом и перчатками майора. — Простите мое вмешательство, сэр, но я по воле моего хозяина, мистера Клода Дэрракотта, пришел предложить вам свои услуги.

— Премного благодарен вам обоим, но мне не нужны услуги ни одного из вас, — сказал майор вежливым, но безошибочно решительным тоном.

Его потенциальным слугам ничего не оставалось, как поклониться в знак согласия с его отказом и выйти из комнаты. Кримплшэм придержал дверь и сделал приглашающий жест своему сопернику, чтобы тот вышел первым. Не успел Полифант осмыслить, какая дьявольская уловка лежит под такой вежливостью того, кто в иерархии слуг стоял на ступеньку выше его самого, как по неосмотрительности покинул спальню. Проходя мимо Кримплшэма, он отвесил тому грациознейший из поклонов и одарил самой из снисходительнейших улыбок, предназначенных вызвать горькую зависть.

Однако тем самым Полифант показал, что не столь хитер, как Кримплшэм, который ответил не менее торжествующей улыбкой, когда тихонько закрыл за ним дверь.

— Прежде чем я уйду, позвольте мне снять с вас сапоги, сэр, — попросил он, снова выходя на середину комнаты и подставляя стул майору. — Уэллоу, как я понимаю, готовит наряд мистеру Ричмонду на вечер, и вряд ли вы захотите воспользоваться услугами этого парня.

Майор, действительно не имеющий не малейшего желания пользоваться ничьими услугами, уступил, пронаблюдав за тем, как Кримплшэм вытащил из кармана перчатки и надел их, чтобы снять с него сапоги, и размышляя, что же кроется за желанием этого вышколенного лакея прислуживать ему.

На самом же деле Кримплшэмом двигали два обстоятельства, и только из-за них он поступился собственным достоинством: долг, который ему необходимо было отдать, и племянник, которого нужно было устроить на хорошее место. Из этих двух обстоятельств первое было для него важнее, однако он открыл майору лишь второе. И, несмотря на разницу в положении между ним и его хозяином, ни одна живая душа никогда не узнала бы от него о мельчайших разногласиях в их взаимоотношениях. По правде говоря, Кримплшэм зачастую находился в молчаливой ссоре с Винсентом, который не пытался, да и не выказывал ни малейшего желания проявлять каких-либо чувств по отношению к своим слугам. И Кримплшэм намеревался, как только представится малейшая возможность, сменить себе хозяина, но сделать такой шаг нелегко. Вакансии в рядах тех, кто прислуживал почитателям высокой моды, встречаются нечасто, и ничто не может так фатально испортить репутацию слуги, как смена богатого светского модника на более мягкосердечного, но менее состоятельного хозяина. Винсент же был столь неблагодарен, сколь и требователен, но именно он сделал своему лакею репутацию, и через него Кримплшэм приобрел известность, которой так жаждал. Пока он еще не достиг вожделенной вершины, когда (он позволил себе надеяться) последователи последнего крика моды пойдут на всякие ухищрения, чтобы сманить его от хозяина, однако был уже широко известен своим непревзойденным искусством чистить сапоги. Винсент сам завязывал шейный платок, а вот яркому блеску его ботфортов, который вызывал зависть его приятелей, он был обязан только Кримплшэму. Вряд ли поэтому он расстанется с лакеем с большой охотой. Кримплшэму было об этом прекрасно известно, поэтому, когда ему наносилась серьезная обида, он мог отомстить Винсенту без страха быть уволенным. Например, его хозяину будет очень досадно узнать, что обувь майора испытала прикосновение руки его собственного специалиста.

— Красивая пара, сэр, — сказал Кримплшэм, любовно опуская ботфорты на пол. — Это мой конек, конечно, но понимающему человеку хватит и одного взгляда. Сердце разрывается, когда видишь, как портят такую красоту. Не то чтобы Уэллоу не старается, но боюсь, он никогда не пойдет дальше гуталина Бейли.

— А вы чем пользуетесь? — осведомился Хьюго. — Шампанским? Для меня это слишком.

— У меня есть собственный рецепт, сэр, — отвечал Кримплшэм, ставя майора на место своей вежливостью. — Уход за обувью джентльмена — настоящее искусство. Не сомневаюсь: вам об этом прекрасно известно. — Он взял одну из распорок и аккуратно вставил в сапог. — О людях, осмелюсь заметить, сэр, можно судить по их обуви. Мне случайно пришло в голову… Но возможно, вы уже сделали свой выбор?

Хьюго какое-то мгновение с удивлением размышлял, уж не предлагает ли ему Кримплшэм собственные услуги, но обнаружил полное свое невежество в вопросах высшего света: будь он даже наследником титула герцога, Кримплшэм ни на секунду не задумался бы над предложением, столь пагубным для его карьеры. Ничто и никто, даже великий Робинсон, который был лакеем мистера Браммеля, не смогут превратить мужчину с таким ростом и габаритами, как у майора, в законодателя моды.

— Если вы еще не обзавелись лакеем, сэр, осмелюсь предложить помощь: у меня есть на примете тот, кто вам бы подошел, — сказал Кримплшэм. — Это мой племянник, сэр. Он уже был в услужении у военного, похожего на вас, сэр. Очень усердный молодой человек, сэр, могу за него поручиться. Если вы пожелаете переговорить с ним, я с радостью устрою вам встречу — конечно, я не хочу навязывать вам своего мнения, но…

— Я подумаю об этом, — пообещал Хьюго и добавил, услышав деликатный стук в дверь: — Да, войдите!

Дверь отворилась и впустила Полифанта, рассыпавшегося в извинениях перед майором, но неумело скрывающего ликование, наполнявшее его душу. Он объяснил, что мистер Винсент звонил уже трижды и теперь требует прислать Кримплшэма немедленно в его комнату.

— Поэтому я взял на себя смелость прийти сюда и передать ему, сэр. Полагаю, вы меня извините. Мистер Винсент очень рассержен, хотя я и объяснял ему, что Кримплшэм помогает вам с вашим туалетом, сэр.

— Вам лучше поспешить, — посоветовал Хьюго Кримплшэму. — Можете сказать мистеру Винсенту, что это я вас задержал.

— В этом нет никакой необходимости, сэр, — с достоинством отвечал Кримплшэм.

Он неторопливо поднялся с колен и отнес сапоги к стене, аккуратно поставив их в угол.

— Не ждите меня, Полифант, — сказал он лакею. — Поскольку вы были так добры, что передали мне распоряжение мистера Винсента, не сделаете ли мне еще одно одолжение? Передайте ему, что я сейчас к нему приду.

И Кримплшэм встретился со взглядом вытаращенных от негодования глаз Полифанта, льстиво улыбнулся, прежде чем кивком отпустить его, а уж потом отвернулся.

Вынести подобное было выше человеческих сил. В груди Полифанта происходила отчаянная борьба, однако его более примитивное «я» уступило диктату приличий, и он снова удалился из комнаты.

Кримплшэм удостоверился, что вечерний наряд майора приготовлен надлежащим образом, упросил доверить ему нанести последний штрих на его сапоги с помощью своего носового платка, дабы удалить возможные отпечатки пальцев, а уж потом откланялся.

***

Этот случай повлек за собой неприятные последствия. Он стал не только причиной опоздания Винсента к обеду, что, впрочем, предвидели все его участники, но и сильно раздосадовал Клода. И Хьюго решил больше не тянуть и нанять собственного лакея.

Клод, узнав от Полифанта, что услугам того предпочли услуги Кримплшэма, был глубоко задет и надулся. Он возложил на себя обременительную задачу придать своему кузену новый стиль. Он потратил весь день на решение проблемы — как лучше всего достичь достойного результата при противостоянии предмета его опеки, не желающего купить новый фрак. А когда он пришел к выводу, что более модный стиль завязывания шейных платков придаст внешности Хьюго недостающую элегантность, то и вовсе пошел дальше: подарил ему несколько собственных шейных платков. К тому же Клод переоделся к обеду пораньше, чтобы у Полифанта осталось время обучить Хьюго искусству завязывания галстука. И вот единственной благодарностью было то, что его самопожертвование бросили ему же в лицо!

— Не-е-е, я не делал ничего подобного! — беспомощно запротестовал Хьюго.

— Прямо мне в лицо! — повторил Клод. — Я из сил выбился, обдумывая, как бы получше справиться с этой задачей. Да, и я был готов не сидеть сложа руки, даже когда понял, что мне придется одолжить вам несколько своих шейных платков, потому что ваши все какие-то жалкие. Я заставил Полифанта взять три моих новых муслиновых шейных платка, чтобы он мог повязать вам «математический» галстук. Ведь его нельзя завязать, если платок меньше двух футов шириной, а мне-то прекрасно известно, что у вас нет ничего подходящего, кроме этих ничтожных озбалдестоновских галстуков, которые вы все время носите. Но даже они, — добавил Клод немного непоследовательно, но с неизбывной горечью, — не что иное, как вышедшая из моды тряпка, потому что воротнички ваших сорочек не слишком высокие.

— Сдается, это к лучшему? — с надеждой предположил Хьюго.

— Да чтоб мне провалиться, если это так! И не говорите «сдается». Нужно говорить: «возможно». А еще лучше — «не исключено, что…». Вы повергли Полифанта в такое уныние, отослав его прочь и позволив прислуживать вам этому наглому лакею Винсента.

Майор рассмеялся:

— Ну, не стоит так сгущать краски! Неужели вы хотите сказать, что этот жеманный бездельник стал бы растрачивать на меня свои таланты?

— Не стал бы! — разозлился Клод. — Я его полчаса уговаривал! Мне пришла в голову мысль сказать, что даже он не в силах сделать так, чтобы вы выглядели элегантно! Естественно, это задело его тщеславие. Он представил, какой будет фурор! Не удивлюсь, если у него случится приступ хандры, но вот что я вам скажу, кузен: я просто возмущен! Возможно, вы считаете, что все это не стоит и выеденного яйца, но это не так! Когда Полифант захандрит, нельзя предвидеть, какими будут последствия. В прошлый раз, когда он впал в меланхолию, он вручил мне фрак от Джолиффа для прогулки в парке. Вы представляете? У меня чертовски веская причина умыть руки.

— Возможно, стоит так и поступить, — сочувственно согласился Хьюго. — Ясно, я — безнадежный случай. Я же вас предупреждал.

Но тут в невыразительных глазах Клода появился непривычный блеск. Он прекратил хмуриться и произнес:

— Клянусь Юпитером, это можно сделать! Это уже доказано.

— Кем? — спросил сбитый с толку Хьюго.

— Мной! Вы же сказали «возможно». И более того, сами этого не заметили. И это будет очень скоро, потому что я не опущу рук. Если только это все не напоказ.

— Не-е-е, я всегда говорил, что до меня долго доходит, — пробормотал Хьюго, снова впав в недоумение.

Когда Винсент вошел в салон, было уже десять минут седьмого, и вместо приветствия его дедушка потребовал неизбежного объяснения причин столь неуместного опоздания. Винсент ответил довольно апатично:

— Примите мои извинения, сэр. Я чрезвычайно сожалею, что заставил вас ждать, но я не мог — не мог просто физически! — переодеться в таких стесненных обстоятельствах. Конечно, не ради того, чтобы услужить моему кузену, что, должен признаться, не в моих привычках…

— Не понимаю, о чем, черт тебя подери, ты говоришь! — раздраженно рявкнул его светлость. — Я был бы тебе благодарен, если бы…

— Нет, это мне следует его благодарить, — виновато вмешался Хьюго. — Я жутко сожалею, парень.

— Только не «жутко» и не «парень», — умоляюще попросил майора Клод.

— Устанавливай правила для себя, братец, — заметил Винсент.

— Прекратите! — резко сказал Мэтью. — Избавьте нас от своих препирательств хоть на один вечер!

— Это моя вина, — сказал полный раскаяния Хьюго. — Винсент все звонил и звонил своему слуге, а все это время этот дуралей был у меня и помогал мне снимать сапоги.

— Что? Великий Кримплшэм? — не веря своим ушам, воскликнул Ричмонд. — Нет! Черт побери, что это на него нашло?

— Чрезмерное тщеславие, я полагаю. Желание произвести на меня впечатление своим искусством создавать нечто из ничего. — Винсент пристальным взглядом дерзко оглядел Хьюго: — Безудержное честолюбие…

— Ты слишком обидчив, Винсент, — сказала Антея с презрительным видом. — Если бы твои мысли были столь же идеальны, сколь одежда…

— Такое просто невозможно, милая кузина! — огрызнулся он.

— Твое дерзкое поведение заставляет меня краснеть, Винсент, — сказала леди Аурелия с хладнокровным осуждением.

— Вы слишком жестоки ко мне, матушка. Мой дорогой Хьюго, умоляю, можете пользоваться услугами Кримплшэма, когда вам будет угодно. В конце концов, вам его услуги нужнее, чем мне. Как мог я быть столь эгоистичен, чтобы бранить лакея за вас?

— Ну, я не знаю… — дружелюбно протянул Хьюго.

Лорд Дэрракотт положил конец этим препирательствам, когда в комнату вошел Чоллакомб, чтобы объявить, что обед подан.

— Я сыт по горло этими глупостями! — заявил старик. — Пусть кто-нибудь из вас… ты, Ричмонд! Отошли Лиссетту от моего имени письмо с завтрашней почтой. Пусть он пришлет лакея для вашего кузена. Я не хочу больше ничего об этом слышать!

— Премного вам благодарен, — кротко сказал Хьюго, — но не стоит утруждать Ричмонда.

Лорд Дэрракотт остановился на полпути к двери:

— Я сказал: тебе нужен лакей, и ты его получишь!

— О да, сэр, — ответил Хьюго. — Я как раз подумывал его напять.

— Тебе следовало бы сделать это до того, как приехать сюда.

— Да, конечно, следовало бы, — покорно согласился Хьюго.

— Ну и тупица! — буркнул его светлость. — Неужели ты воображаешь найти себе камердинера здесь?

— Ну, думаю, можно попробовать дать шанс племяннику Кримплшэма, — осторожно сказал Хьюго. — Конечно, если мой кузен Винсент не будет возражать…

— Мне это совершенно безразлично, — пожал плечами Винсент.

Однако это не было безразлично Клоду. Подождав, пока его дедушка выйдет из комнаты во главе дам, он негодующе воскликнул:

— Это переходит все границы! Подумать только: племянник Кримплшэма!

— Ну а что с ним не так? — изумился Хьюго.

— Да все! С одной стороны, нам совершенно ничего не известно об этом типе, а с другой — Полифанту это не понравится. Да, теперь, когда я об этом подумал — чтоб мне провалиться! — мне это совершенно не нравится. Я, смертельно изнуренный думами о том, как придать вам безукоризненный внешний вид, я, подаривший вам свои самые лучшие шейные платки… Я не говорю уже о Полифанте, которого я послал помочь вам как следует их завязать! А вы! Вы первым делом оскорбляете Полифанта, отослав его прочь и позволив Кримплшэму помочь вам одеваться! А теперь вы еще решили нанять камердинера, не сказав мне ни слова! Отплатили мне сполна, что и говорить!

— Нет-нет! Я об этом и не думал… до последней минуты, — запротестовал Хьюго. — Эй, не цепляйтесь ко мне! Я не собираюсь ссориться ни с вами, ни с кем другим, если можно этого избежать. Пойдемте лучше к столу, пока старикан не дал волю своей раздражительности.

Они вошли в столовую как раз вовремя, чтобы предупредить катастрофу. Милорд уже собирался занять место во главе стола и, конечно, обратил свой хмурый взгляд на дверь, но ничего не сказал. К большому облегчению миссис Дэрракотт, оказалось, что он находится не в столь плохом расположении духа, несмотря на не изведанное им доселе противостояние его воле. Она содрогнулась за Хьюго, зная, что перечить милорду — дело безнадежное. Она даже предупредительно покачала головой, но бедный молодой человек не понял значения сигнала, лишь улыбнулся ей по-детски, продемонстрировав, как далек он от того, чтобы оцепить опасность ситуации.

Достойно сожаления, думала миссис Дэрракотт, что он так медленно соображает и что его воспитание так явно отражается на его речи, хотя во всем остальном он кажется довольно приятным человеком.

У миссис Дэрракотт с самого начала возникло чувство жалости к беспомощному наследнику. Ее пылкая дочь может говорить что угодно, осуждая майора за вялость, но миссис Дэрракотт не считала недостатком дружелюбный прав и вежливое поведение. По ее мнению, в усадьбе Дэрракоттов и так слишком много чересчур темпераментных мужчин.

Ничего хорошего никогда не выходило из противостояния главе семейства, продолжала размышлять она, вспоминая с внутренним содроганием опустошительные сражения, которые вели Гранвилль и ее муж Руперт, когда были еще живы.

И насколько она понимала, перспектива перепалок Хьюго с Винсентом не слишком светлая. В остроте ума майор, конечно, уступает Винсенту, но если дело дойдет до рукопашной (а у нее было такое предчувствие), об исходе лучше не думать. Удивительно, что милорд позволил Хьюго отменить свой приказ. Замашки лорда Дэрракотта день ото дня становятся все более диктаторскими, а нрав — все более раздражительным. Леди Аурелия сказала, что это все признаки старости, но такое утверждение не слишком утешило миссис Дэрракотт. Его светлости действительно было восемьдесят лет, но трудно найти человека со столь молодой душой. Его энергии могли бы позавидовать и юные. И никто, увидев его верхом на лошади после целого дня, проведенного на охоте, не мог бы дать ему больше пятидесяти.

Вероятно, Хьюго спасло от неминуемого нагоняя лишь его умение держаться в седле. Милорд наблюдал, как он ехал по парку с Антеей, и, несомненно, был приятно удивлен, поскольку сказал Мэтью, что этот парень, во всяком случае, неплохо держится в седле и у него твердая рука. Миссис Дэрракотт сочла это замечание наивысшей похвалой и осмелилась лелеять надежду, что Хьюго постепенно начинает завоевывать благосклонность милорда. Она заметила также, что его светлость неоднократно бросал на Хьюго взгляды, пока разговаривал с Антеей. Конечно, утверждать, что в его взгляде теплилась доброта, было бы слишком, однако там читалось до определенной степени одобрение.

К несчастью, оно недолго там продержалось. После того как дамы удалились из-за стола и была постелена свежая скатерть, удача снова отвернулась от Хьюго.

— Могу угостить тебя бренди, если желаешь, — сказал милорд, обращаясь к Мэтью, который обошел вокруг стола, чтобы занять стул, который освободила его жена. — Прикажи Чоллакомбу, пусть принесет тебе немного.

— Осторожнее, сэр, — предупредил Винсент. — Я уверен, и не без причины, что вы предлагаете моему отцу беспошлинную выпивку.

— Естественно, — ответил его светлость. — Ты что же, считаешь меня совсем уж бестолковым?

— Очень даже толковым, — улыбнулся Винсент. — Вы во всех отношениях осмотрительны, сэр. Опасаюсь лишь, что в наших рядах предатель. — Он повернул голову и посмотрел на Хьюго, бросая ему вызов насмешливым взглядом. — Вы ведь против контрабандной торговли, кузен, не так ли?

Однако в неудобное положение попал Ричмонд, а не Хьюго. Он залился краской и опустил глаза, пожалев, что доверился Винсенту. Хьюго же весело ответил:

— Если вы имеете в виду контрафактную торговлю, то верно: я против!

Лорд Дэрракотт бросил на наследника разъяренный взгляд и рявкнул:

— Значит, ты против? А что, черт тебя подери, ты об этом знаешь?

— Немного, — смиренно ответил Хьюго.

— Тогда держи язык за зубами!

— О, я ведь и так не слишком болтлив, — доверительно сказал Хьюго. Он одарил Винсента приветливой улыбкой и добавил: — Если вы думаете, что я могу донести на вас, то…

— Донести! — воскликнул Мэтью. — Боже правый, что за ерунду вы вбили себе в голову! Полагаю, не думаете же вы, что ваш дедушка… или любой из нас… в сговоре с контрабандистами?

— Не-е-е, мне такого и в голову не приходило, сэр, — вымолвил ошеломленный Хьюго.

К Мэтью стал постепенно возвращаться былой цвет лица.

— Можете не сомневаться. Мой департамент не имеет никакого отношения к таможне. Осмелюсь заметить, я знаю о контрабанде не больше вас.

— Да перестань ты притворяться! — перебил его отец. — Я не состою в сговоре с торговцами контрабандными товарами и не дружу с самими контрабандистами. Но, видит бог, если бы мне пришлось между ними выбирать, я бы выбрал пиратов. Хотя это прозвище больше подходит сборщикам акцизов. Вот уж ловчилы! Как сороки: так и норовят тащить все, что блестит, к себе в гнездо. Вот что я вам скажу: за хороший куш они готовы упустить дюжину контрабандных грузов.

— Нет, отец, — смущенно возразил Мэтью. — Все не так уж плохо. Есть, конечно, еще такие случаи, возможно… Жалованье у таможенников маленькое, вознаграждение за арестованный груз тоже не бог весть… Вы же понимаете, Хьюго?

— А я-то думал, ты ничего об этом не знаешь, — поддел сына милорд.

— Некоторые вещи известны всем и каждому, сэр.

— Да, и любому известно, что во многие порты свободно доставляются контрабандные грузы. А вот сколько из облагаемых налогом грузов декларируется — это лишь дело договоренности между таможенным офицером и капитаном судна! — в запальчивости заявил Ричмонд.

— Ты тут не прав, парень. Какая разница? — сказал Хьюго. — Нечестность среди таможенников ничего не меняет.

— Конечно! — подхватил Мэтью. — Торговля контрабандными товарами, как это ни прискорбно, существует. Никто же не отрицает. Но пока налоги будут оставаться на прежнем уровне, соблазн избежать пошлины на такие товары, как чай, табак, спиртное, будет…

— Пока налоги будут оставаться на прежнем уровне, — сурово прервал его милорд, — таможенная служба получит ценный подарок в виде береговой охраны. Береговая охрана! Наша надежда и опора! Боже правый, меня выводит из терпения, когда я узнаю, как все больше и больше денег бросают на ветер ради так называемых превентивных мер. Теперь, когда у нас имеется специальная береговая служба, то бишь форменное надувательство, контрабанде, видите ли, будет положен конец. Могу поспорить на что угодно: эти мерзавцы пронесут товар у них под носом.

— Тут и спорить нечего, — согласился Винсент. — Лично я не имею чести быть знакомым ни с одним из этих господ — по крайней мере, пока. Но я отношусь с величайшим восхищением к людям столь дерзким. К несчастью, должен сознаться, что дерзости во мне гораздо меньше, чем в них.

Ричмонд рассмеялся, а Мэтью сказал недовольным тоном:

— Прошу тебя, прекрати молоть чепуху! Что о нас подумает Хьюго?

— О, только не это! Что это пришло вам в голову, папа? Неужели вы думаете обо мне, кузен?

Хьюго отрицательно покачал головой.

— Нет. И вообще, не мне вас судить, — вежливо вымолвил он.

Мэтью вытаращился на него, а потом натянуто рассмеялся:

— Так тебе и надо, Винсент!

— Как скажете, сэр. А в береговой охране все же что-то есть. Просветите мое невежество, кузен. Ваша праведная нелюбовь к контрабандистам берет свои истоки из… тщательно скрываемого уважения к ним или из какого-нибудь определенного случая, связанного, возможно, с торговлей шерстью?

— Теперь же вывоз шерсти из Англии легализован, — возразил Ричмонд.

— Что легализовано? — переспросил Клод, внезапно заинтригованный.

— Вывоз шерсти из страны. Но это было во времена закона, запрещающего экспорт шерсти, верно, дедушка? Тогда по всему побережью расцветала контрабанда.

— Я об этом не думал, — сказал Хьюго. — Из страны во Францию контрабандой вывозилось две вещи, пока мы были в состоянии войны с Бонапартом. И это нанесло больше ущерба, нежели контрабандный вывоз шерсти.

— Что же это было? — спросил хмуро Ричмонд.

— Гинеи и информация. Неужели вы ничего не слышали о кораблях, построенных в Кале, — тех, что перевозили деньги? Это было, конечно, еще до твоего рождения. Но именно английское золото позволяло империи держаться на плаву. Бонапарт поддерживал английских контрабандистов и получал массу разнообразной информации, что никак не облегчило нам задачи.

Ричмонд был просто обескуражен, но лорд Дэрракотт сказал брюзгливо:

— Несомненно! Но возможно, что и мы получаем информацию по тем же самым каналам. Воображаешь, что ты здесь единственный, кто считает контрабанду незаконной? Мы все так считаем! Но контрабанду породила веская причина, и что бы я ни делал, она будет продолжаться. И не говори мне о всех преимуществах и недостатках контрабанды! Плохие законы создаются для того, чтобы их нарушать!

Милорд замолк, пальцы его вцепились в подлокотники кресла, потому что у Хьюго вырвался смешок. Винсент поставил свой бокал и посмотрел на кузена:

— Полагаю, вы поделитесь с нами тем, что вас так насмешило?

— Я просто подумал, куда мы придем, если каждый недовольный будет преступать закон, который пришелся ему не по вкусу, — объяснил Хьюго, широко улыбаясь. — Ярмарка в Доппибруке ничто по сравнению с этим.