Онлайн чтение книги Друзья и родители
37

Своим неожиданным появлением Второва и обрадовала и удивила Истомина. Вскочив, с неприсущей ему легкостью, он шумно отодвинул стул, и пошел ей навстречу.

– Наконец-то, наконец! – заговорил он радостно, прикасаясь к протянутой руке и, как прежде, желая поцеловать. Но Второва так быстро и необидно убрала руку, что ему даже не пришло в голову, что сделано это намеренно.

Она была в шинели, в форменной ушанке и черных кожаных сапожках: на дворе стояла сырая и холодная погода.

– Людмила Георгиевна, снимите шинель, у меня тепло, – предложил Истомин.

– Нет, Александр Емельянович, я не надолго.

Она, казалось, приготовилась к деловому короткому разговору и ждала, когда майор займет свое место за столом. А он, как нарочно, стоял среди комнаты и смотрел на нее с доброй улыбкой нестрогого отца.

– Как вы могли, Людмила Георгиевна, даже не позвонить вашему старому другу – ни разу за целый месяц, – сказал он, усаживаясь.

Этот грустный упрек вырвался случайно. Придавая голосу бодрые интонации, Истомин вдруг заговорил о художественном коллективе Дома офицеров.

– Вы, конечно, вернулись из Москвы с запасом новых песен! Вас так давно ждут все.

– Не до песен мне, Александр Емельянович!

Второва испытующе посмотрела на майора. В желтоватой глубине его глаз она заметила тревогу и готовность помочь.

– Что с вами, друг мой?

– Вы все знаете, Александр Емельянович, и если вы не перестали еще меня уважать, помогите мне.

– Людмила Георгиевна, да разве есть на свете другая женщина, которую я уважал бы больше, чем вас?

Истомину хотелось сказать еще что-то, но он вовремя взглянул на Второву. Людмила Георгиевна была утомлена и расстроена, взгляд ее сосредоточился на мокрых перчатках, она старательно выправляла их пальчик к пальчику. На лбу из-за опустившейся легкой прядки волос виднелись собиравшиеся неглубокие морщинки.

– Я достойна осуждения, Александр Емельянович… Честные люди так не поступают…

– Я не вправе ждать вашего признания, но неужели Саянов в этом виноват меньше?

– Теперь не время взвешивать, чьей вины здесь больше. Но это еще можно исправить, и уверьте меня, что так надо! Мне очень дорого каждое ваше слово! При слове «надо» лицо ее выражало такое душевное напряжение, что оно передалось Истомину.

– Как я хотел вас уберечь от этого! – вырвалось у него неожиданно. Второва даже испугалась. – Да-да! – продолжал он. – Я видел, что Саянов становится на вашем пути и, может быть, раньше, чем вы сами это заметили. Я был уверен, что он не принесет вам счастья. Там семья, а семья, друг мой, много значит!

– Я уже поняла, Александр Емельянович, что она значит!

– Я хотел помочь раньше и, должен признаться_? виноват перед вами…

– В чем, Александр Емельянович?

– Нельзя вам было уезжать тогда. Ваше чувство серьезно… Ведь это я уговорил Солдатова послать вас на курсы.

Он замолчал и пристально посмотрел ей в глаза. Людмила Георгиевна уже не избегала его взгляда.

– Я буду вам вдвойне благодарна, Александр Емельянович, если вы поможете мне и теперь уехать. Я должна перевестись отсюда совсем. Куда угодно: в любой порт, на любой корабль, лишь бы скорее.