Онлайн чтение книги Двойной портрет
60

В этот вечер Лариса Александровна позвонила Снегиреву и попросила его приехать как можно скорее.

– Что случилось?

– С Василием нехорошо.

– Болен?

– Нет, но… Слрвом, я жду вас. Это необходимо.

Она встретила Снегирева, тщательно причесанная, прибранная, как всегда, но с припухшими глазами и опустившимся после бессонной ночи лицом.

– В том-то и дело, что не знаю и ничего не могу понять, – сказала она. – Вчера Василий пошел проститься с Женей и вернулся расстроенный, хотя как будто не очень. Ночью ему не спалось, ворочался, а под утро, когда я задремала, тихонько вышел и с тех пор…

Они разговаривали в столовой, дверь из кабинета была закрыта, но оттуда были слышны какие-то всхлипывания, вскрики.

– Я уговаривала, умоляла, ему вообще нельзя пить. Куда там! Кричит. Что произошло между ними? Женя спокоен, ушел в школу, как всегда, потом позвонил, что вернется поздно, у них какой-то вечер. Василий меня винит… – У нее оборвался голос.

– В чем?

– Будто я…

Дверь распахнулась, и Крупенин, обмякший, в туфлях на босу ногу, в ночной рубашке и пижамных штанах, которые он подтягивал неверной рукой, показался на пороге.

– А, братец кролик! Здорово!

– Здравствуй, здравствуй, – холодно сказал Снегирев.

– Ну, садись! Я, правда, тебя не звал. Но коли пришел, садись. Как живешь?

– Помаленьку.

– Опровержения печатаешь?

Он долго пьяно смотрел на Снегирева.

– Силен! Сыновей-то мы с тобой проморгали?

Он сказал другое слово, покрепче. Лариса Александровна вздрогнула и вышла.

– Науку проморгали. – Он снова назвал то же слово. – Значит, так и будем жить?

Снегирев подошел и сильно встряхнул его.

– Постыдись!

– Ну! – Крупенин замахнулся, но не стал бить, а рухнул на диван и заплакал.

Снегирев молча ждал. У него еще утром раза два-три неприятно останавливалось сердце, пропуская Удар, другой. И сейчас остановилось, пропустило.

– Знаешь, о чем меня Женька вчера спросил? Причем, заметь, совершенно спокойно: «Ты помнишь эту историю с Геннадием Лукичом, папа? Ну, с нашим историком? Мы его продолжаем бойкотировать. Не фактически, потому что это невозможно, а психологически. Ты, помнится, был на нашей стороне. Так вот, я хочу тебя спросить: как ты относишься к Снегиреву, который, по-видимому, недалеко ушел от этого Геннадия Лукича?»

Валерий Павлович побледнел.

– Что, братец? Ноздри раздул? Ноздри будешь потом раздувать. Завтра тебя об этом Алешка спросит. Господи боже ты мой милостивый, – с тоской сказал Крупенин. – Ведь я же когда-то что-то знал! Я же много знал когда-то! Куда же делось? Вот куда!

И тяжелой пепельницей из уральского камня он запустил в зеркало полубуфета. Стекло посыпалось. Заглянула испуганная Лариса Александровна. Снегирев махнул ей. Она закрыла дверь.

– Послушай, Василий…

Крупенин отвел его сильной толстой рукой.

– Уйди. Ты у меня сына отнял.

– Здравствуйте.

– Добрый вечер. Уйди, черная душа.

Крупенин вытер платком мокрое лицо.

– Опровержение напечатал? А ему на твое опровержение…

– Кому ему?

– Не знаешь? Лепесткову, братец кролик. Слыхал?

– А Лепестков при чем?

– А Лепестков при том, – медленно выговаривая, ответил Крупенин, – что он книгу написал. Не знаешь? Э, братец кролик, значит, ты уже не у дел! А ведь там и о тебе. И обо мне. Короче говоря, о всей нашей славной когорте.

– Черта ли напечатают такую книгу!

– Ну да, сегодня не напечатают. И завтра. А послезавтра, смотришь – вот она! Видишь, какое дело, милый. Ведь ее весь мир будет читать! Конечно, нам с тобой на весь мир… – Он опять повторил то слово, – так ведь ее Алешка и Женька будут читать. Вот что худо, братец кролик. Вот что худо! А Остроградский? – двинувшись на Снегирева толстой, мясистой грудью, набухшим лицом с выкатившимися глазами, спросил он.

– Что Остроградский?

– А то, что я завтра же поеду к нему.

– Зачем?

– Ах, зачем? Ты же хотел, умный человек, чтобы я к нему поехал? Затем, что я ему все расскажу! Стану на колени и лбом об пол, как перед образом господа нашего Иисуса Христа. Все расскажу!

– А ты думаешь, он не знает?

– Знает. Все равно. Это мне надо, а ему на нас…

До поздней ночи Снегирев провозился с Крупениным. Он ругал его, пил с ним, снова ругал. Он уговорил его принять прохладную ванну – и ушел без сил, когда Василий Степаныч захрапел на полуслове, опустив всклокоченную голову на грудь и уютно сцепив руки на животе, выпирающем из пижамных штанов.

– Ох, устал. Завтра расскажу, – сказал, вернувшись домой, Валерий Павлович. – Алеша спит?

– Да.

Он выслушал восторженный отчет о новых звонках по поводу опровержения.

– Как его дела?

Мария Ивановна не сразу поняла, что муж снова спросил об Алеше.

– Все в порядке.

– Ты говорила, что он роздал марки?

– Да. Он почему-то потерял интерес к маркам. Может быть, просто вырос?

– А вот ты однажды сказала: «Его нельзя узнать». В каком смысле?

– Я так сказала? Не помню. Почему ты заинтересовался?

– Просто так. Как он учится?

– Хорошо. У него только по истории тройка. Ты будешь ужинать?

– Нет.

Они пожелали друг другу спокойной ночи.

Валерий Павлович принял снотворное, переоделся, но не стал ложиться, а, почитав немного, прошел к сыну. В Алешиной комнате было прохладно, форточка открыта, лампочка уютно светилась в глубине стоявшего на ночном столике молочного, матового шара. Мальчик спал в странной, неудобной позе, которую Мария Ивановна считала полезной – на спине, с лежащими поверх одеяла руками. Руки были длинные, узкие, и все тело мальчишески узкое, вытянувшееся под тонким одеялом. Грудь поднималась чуть заметно.

Наклонившись над постелью, Снегирев внимательно смотрел на Алешу. Так он простоял долго, сам не зная зачем и ничего, кажется, не желая. Вдруг веки у мальчика дрогнули.

– Спишь? – чуть слышно спросил Валерий Павлович.

Веки все дрожали, но теперь уже как-то иначе, чем прежде.

Валерий Павлович быстро выпрямился. Ему стало страшно; холод пробежал по спине, сердце пропустило удар, забилось быстро и опять пропустило.

Теперь он наверное знал, что Алеша не спит, но спросить его снова было уже невозможно.

Он на цыпочках вышел из комнаты, лег и вздохнул. Воспоминание дня медленно прошло перед глазами. Который час? Половина второго. Все хорошо. Найдите плавающие перед закрытыми глазами цветные пятна, вглядитесь в них, дышите ровно – и вы незаметно уснете. Не старайтесь уснуть, не думайте о бессоннице. Не беда, что вы не спите эту ночь, она будет лекарством для следующей. Человек не может не спать. «Все хорошо, – говорил старый доктор, лечивший его от бессонницы. – И с каждым днем становится лучше и лучше». Повторяйте эту фразу, пока не уснете. «Все хорошо, и с каждым днем…»