Онлайн чтение книги Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого
259

Так что ж, на том и скончалась наша слобода? Вот оно и всё? Винтовку в пирамиду поставь, и не тронь, и опять у офицерей в полной зависни? Третьего дня и вчера их как ветром выдуло, из казарм и с улиц, нигде не стало. А вот уже и ворочаются. Придут оглядчиво – а уже и тон берут на нашего брата? И – что теперь будет? Споткнулся ногою – платить головою. Одно – что слободу отведали, отдавать не хотится, а другое – что расплата? Не, мы не согласные! Надо нам, братцы, плечом к плечу устоять! Вот, бают, приказ какого-то-сь Родзянки, главного генерала: оружие у солдат дочиста отнять, и чтоб офицерам подчинялись. Не-е, братцы, надо заступу искать. А где нам заступа? А есть такая заступа, кто уже побывал, сам видал: Совет! Там тоже-ть не наш брат, то-же-ть господа, но – другого сорту, которые всему супротив. Мы в бунте по колено завязли, а они – по пояс. Так что ежели кто совет нам и даст – так они. Вали к им, ребята!

И – валили иные с разных казарм, не зная ни прозванья того дворца, ни той комнаты, – а по памяти улиц да по наслыху – находили и пёрли.

Просто – пёрли, а что там и назначено в 12 часов дня в 12-й комнате собрание Совета рабочих депутатов – об этом мало кто знал. При дверях загораживали, спрашивали ман-да-ты – да сам ты такой! отодвинься, не дёржь! А кто из солдат: я – от такой-то, мол, роты, меня выбрали!

А внутри – рабочих в их чёрной одёжке лишь вкрапь, а всё шинели да шинели серые. И набивались в ту комнату, и набивались – а там сидячих мест только у стен, на спроворенных скамьях, накладом досок, – а то всё стоймя. А потом и сидячим из-за стоячих ничего не видать, и не сидеть, а лезть на те скамьи. И ещё один стол впереди – уже весь затоптанный, и на него лезут по нескольку, покричать, ещё и кулаками потрясти, вольнопёр какой-то из Финляндского:

– Товарищи! Пока мы тут доверчиво беседуем, а контрреволюция не дремлет, собирает грозные силы! А цензовый туз Родзянко издал приказ: всем солдатам вернуться и подчиниться!

И кричат ему сустречь, оттуда, отсюда:

– Сже-е-ечь приказ!

– Арестовать Родзянку!

– Мал-мала стряхнули – и опять? Не доломали барску кость?

– Мало их побили, покололи, надо б ещё!

– Теперя, говорят: нельзя. Осаждают.

– А кто говорит-то? Их же кумпания и толкует. А ты – внемь.

А тот вольнопёр нажигает:

– Не верьте, товарищи, офицерским притворным улыбкам! Они какие были дрессировщики и палачи, такие и остались.

Всё гуще набивалось, уже и дверей не закрывали, и в дверях толпились, а теснота такая, даже сплюнуть некуда. Да такая лихоманка берёт, аж руки трясутся, и цыгарки не скрутишь: вот ведь, как задумано у их – посогнут нам шею горше прежнего.

Задрожливый разговор, изо всех углов гуторят, затылки во все стороны – а тут на стол и вылезь из тех направителей один, из соседней комнаты, – перекидистый, больно повёртливый, сам лысый, а бородка – лопатка чёрная. Взобрался и заголосил: открываем, мол, заседание Совета рабочих депутатов.

Кричат ему:

– А солдатские? А мы кто такие? Нас больше.

Им кричат рабочие:

– Так вы ж не выбранные.

– А есть и выбранные, от рот!

А через двери опять кричат, зарьялись:

А слыхали приказ Родзянки? – в казармах запирать?

В казармах запирать? Завертелись неузданные, буркалы выпученные:

– Ка-ак? Где-е-е?

Да може сейчас нашу казарму уже запирают – а мы тут зря горло дерём? Да там же и кухня, при казарме!

А этот лысый чернобородатенький на столе, в расстёгнутом спинжаке, аж пляшет, такой радый от солдатского зла. И на высоком голосе выносит:

– Товарищи! Открываем заседание Совета рабочих и солдатских депутатов. Нам надо срочно обсудить самые важные вопросы. Первое: как: мы относимся к тем офицерам, которые не участвовали с нами в восстании, а теперь возвращаются в части? Не нам отдавать офицерам оружие – а допускать ли до оружия самих офицеров?

– Угу-у-у! – загудела солдатская толчея. Эти тут понимают дело, нас не предадут.

– И кому теперь вообще подчиняются солдаты? Ясно, что не офицерам. Ясно, что подчиняются Совету рабочих и солдатских депутатов. А как нам относиться к Военной комиссии? В ответственный момент мы не видели в ней офицеров и представителей буржуазии. А теперь там собрались полковники, а солдат нет, а без них решать невозможно.

– Разогна-а-ать! – кричат ему. Только вот из толкучки не выскочишь, а то бежать прям' щас, раздавить ихнее гнездо.

Тогда этот лысый, товарищ Соколов, другую возжу потянул:

– Однако во главе её стоит полковник Энгельгардт, участник японской войны и наибольший знаток военного дела.

– Ну, пущай стоит, – сразу отошли и солдаты.

– Это всё только может решить наше собрание авторитетным голосованием. Если возникнет конфликт – придётся заявить, что Военная комиссия переходит в руки Совета. Благословите усилить авторитет демократических сил. Но пока мы не сломили окончательно врага, надо умерять возникающие столкновения с буржуазией. А теперь слово имеет товарищ Максим!

А и Максим уже там рядом, тоже поворотистый, грамотный:

– Поскольку Комитет Государственной Думы угрожающе себя ведёт по отношению к революционному войску – предложить: чтобы товарищи солдаты не выдавали оружия ни единому офицеру! Офицер нужен только на фронте. Офицер пусть командует только строем. А строй кончился – и офицер такой же равноправный гражданин, как и все. А оружия им – не выдавать.

У кого голос дюж и рост удался, тот с места трубит:

– Так! В строю без них не подравняться, не повернуться, это никакой команды не будет. А из фронта вышагнул – всё, в ровнях.

А другие сумлеваются:

– Совсем без офицерей нельзя, ить пропадём, братцы.

– И тоже это не офицер, без оружия. И тоже-ть мы будем стадо негодное.

– А честь – отдавать? Аль не отдавать?

– Не-ет! – кричит один, раздирается. – Пущай теперь они нам первые честь отдают!

А надо, учат со стола, избирать солдатские ротные комитеты, и всё оружие под его контролем. Кто ни вылезет:

– Товарищи!…

Теперь – послед такой, все «товарищи».

И опять тот вольнопёр Финляндского, имя ему Линдя, а сам обезумелый какой-то, руками махает, глотку рвёт до последнего:

– Купец Гучков призывает солдат «забыть старые счёты». Так – осёл будет тот, кто забудет старое!

– Вер-р-рна!

– Кто из офицеров в революции не участвовал – тех вообще в казарму не принимать, не допускать! Вместо них – выбирать других! А о полноте прежней офицерской власти и не может быть речи!

Похлопали. Тоже теперь послед такой – в ладошки хлопать. Тут семёновец на стол взлез:

– Товарищи! Пока мы тут друг дружке рёбра мнём – а недалёко, в другой комнате, заседает и та самая Военная комиссия. И куют супротив нас заговор. Как нас тут захватить и обезоружить.

Заколотились в толпе: ну бы, правда, выбраться туда! Но Соколов помахивает льготно: мол, не надо:

– Уже мы постановили, товарищи: никакая воинская часть не подчинится Военной комиссии, если её приказ разойдётся с постановлением Совета рабочих депутатов. И введём в Военную комиссию солдат.

А землячок один – с подоконника, стоя:

– Не-ет! Нехай теперь офицером будет только тот, кого рота назначит. А кого не назначит – тот становись на левый фланг.

– Нра-авно! – кричат ему.

– А с погонами как?

Разливается слобода, удержу ей нет. Кричат:

– И погоны уравнять!

– Тогда и без благородий!

– А что по частным квартирам живут – это нешто равенство? Так мы равенства николи не добьёмся. Пусть в казармах, с нами уместях.

– А где такие койки найдутся?

– А на нарах!

– Не-е, братцы! Всё ж офицеру поблажку надо дать. У его воспитания нежная, и вся тело.

– Да как же нам без офицеров? А на войне?

– А на что война? На позицию нас гонят, чтоб немец наши силы поразредил.

– Не, чего, на позицию мы не прочь.

– А войну может до того времени прикончат.

– Кто это?…

Разбрелись головы, рази ж нам сговориться? Одни одно кричат, другие совсем другое.

Только Соколов, на столе, – не охрип, не унывает:

– Товарищи! Давайте поручим Исполнительному Комитету доработать и записать все эти ваши предложения насчёт офицеров.

– А там у вас наших солдат тоже-ть нету!

– Так давайте, братцы, наших солдат туда к им пропихнём!

Предстоятель не согласен:

– Нет, товарищи, это неудобно. Поскольку ещё не делегированы солдатские депутаты от рот. И здесь не все уполномочены…

Пол-номочены! Как муницию тягать, так полномочены!

Верть-верть, юрь-юрь, на свою заднюю дверь оглядается – помощи нет.

– Ну хорошо, товарищи. Давайте выберем – временно, на три дня. Трёх человек.

Заорали:

– Пятерых!

– Десятерых!

И стали тут же руки подымать. А – кого выбирать? Это ж не своя рота, никто никого не знает. Кого слышали, видели, кто громче орал – вот тех. Вот – Линдю этого. Матроса одного. И Максима гуда? Так он же не наш, не солдат.

Да и выбирали не счётом рук, их тут как сучьев в лесу, а тоже – криком.

Долго.

А товарищ Максим тем временем с готовой бумагой:

– Вот есть, товарищи, проект воззвания к гарнизону… Офицерам оружия не выдавать, а передать его в ведение батальонных комитетов. В состав Военной комиссии делегировать солдатских депутатов… Исполнительному Комитету, в соответствии с высказанными мнениями, издать обращение и разослать частям гарнизона…

И Соколов забрал десяток депутатов и пошли они в заднюю комнату.

А тут – не стало просторней, как и было внабой. Но и расходиться не в пору: ещё не каждый выразил, и не про всё. Нам эта беседа сейчас сытее каши.