Онлайн чтение книги Найти мертвеца
Глава 4. Свидетельствует бритва

Пятница, 19 июня

Несмотря на ужасы, свидетелем которых она была и коим следовало бы прогнать весь сон из-под век любой уважающей себя особы женского пола, Гарриэт крепко проспала в своей комнате на первом этаже (с ванной, балконом и видом на эспланаду) и пришла на завтрак с отменным аппетитом.

Получив экземпляр «Морнинг Пост», она погрузилась во внимательное прочтение своего собственного интервью, с фотографией на первой странице, когда к ней обратился хорошо знакомый голос:

— Доброе утро, Шерлок. А где же халат? И сколько трубок дешевого табака вы поглотили? Подкожное лекарство — на столике в туалетной комнате.

— Как же вы добрались сюда? — спросила Гарриэт.

— Автомобиль, — коротко ответил лорд Питер. — Они вытащили труп?

— Кто вам рассказал о трупе?

— Я разнюхал об этом издалека. Где труп — там собираются стервятники. Могу я присоединиться к вам на яйца с беконом?

— Конечно, пожалуйста, будьте так любезны, — ответила Гарриэт. — Откуда вы приехали?

— Из Лондона — подобно птице, услышавшей зов своего супруга.

— Я не звала вас… — начала Гарриэт.

— Я вас и не подразумевал. Я имею в виду труп. Но, тем не менее, раз мы уже заговорили о птицах, вы выйдете за меня замуж?

— Разумеется, нет.

— Я так и думал, однако чувствую, что также могу задать вам вопрос. Послушайте, они нашли тело?

— Мне об этом неизвестно.

— В таком случае я ничуть не надеюсь, что они найдут его. Дует постоянный юго-западный ветер, ревет буря. Утомительно для них. А без трупа невозможно следствие. Вы больше всех обследовали тело; как говорится ИМЕТЬ-ЕГО-ТРУП-В-НАЛИЧИИ[10]Лорд Питер употребляет выражение HAVE HIS CARCASE ACT (название романа «HAVE HIS CARCASE». Видимо, — шуточная игра слов с HABEAS CORPUS, что означает английский закон 1679 года — один из основных конституционных актов, устанавливающих судебный контроль за правомочностью задержания и содержания под арестом, по которому каждый арестованный имеет право требовать, чтобы в течении суток судья гласно предъявил ему обвинение; в противном случае арестованный из-под стражи освобождается. Этот закон, однако, не распространяется на лиц, подозреваемых в государственной измене и в особо тяжких преступлениях; кроме того, английский парламент в прошлом много раз приостанавливал его действие..

— Нет, но в самом деле, — запротестовала Гарриэт, — как вы услышали об этом?

— Мне позвонил Сэлкомб Харди из «Морнинг Пост». Он сказал, что «моя мисс Вэйн» обнаружила труп, и спросил, знаю ли я об этом. Я ответил, что мне ничего неизвестно, а мисс Вэйн очень несчастна без меня — пока. Так что я улизнул, и вот я здесь. Привез Сэлли Харди с собой. Надеюсь, что он действительно позвонил мне ради этого. Находчивая старая птица Сэлли — всегда на месте.

— Наверное, он рассказал вам, где меня найти.

— Да, похоже, ему известно все по этому поводу. Мне было довольно обидно. Подумать только, о том, куда ушла путеводная звезда моих небес, я должен спрашивать у «Морнинг Пост»! Судя по всему, Харди все знает. Как это попало в газеты?

— Я сама позвонила им, — ответила Гарриэт. — Видите ли, первоклассная реклама и все такое.

— Так оно и есть, — согласился Уимси, щедро намазывая масло. — Позвонили им, рассказав с всех кровавых подробностях, не так ли?

— Естественно; это первое, о чем я подумала.

— Вы деловая женщина. Простите меня, но не означает ли это определенную огрубелость души?

— Очевидно, — отозвалась Гарриэт. — На данный момент моя душа напоминает рогожу.

— Но посмотрите, дорогая, вспомнив о том, что я любитель трупов, не считаете ли вы, что можете позволить мне, как мужчина мужчине, занять с вами равное положение.

— Если вы предлагаете, — согласилась Гарриэт, немного стыдясь себя самое. — Конечно, могу. Но я думала…

— Женщины обязательно позволяют дать волю своим эмоциям, — колко сказал Уимси. — Ладно все, что я могу сказать, — это то, что с вас компенсация. Будьте добры ВСЕ подробности.

— Я устала передавать подробности, — капризно проворчала Гарриэт.

— Вы еще больше устанете перед полицейскими и лихими мальчиками из газет, которые собираются доконать вас. Мне с величайшим трудом удалось приостановить Сэлкомба Харди. Он — в вестибюле. В курительной «Флаг» и «Горн». У них быстроходная машина. На поезде прибывает «Курьер» (это милая, уважаемая старомодная газета), а «Громовержец» и «Комета» околачиваются в баре в надежде, что может быть вы соизволите предложить что-либо их вниманию. Трое спорят со швейцаром, наверное — это местные. Фотографический контингент всем скопом набился в единственный «Моррис», чтобы запечатлеть место, где был обнаружен труп, которого, поскольку прибывает прилив, они не увидят. Расскажите мне все, здесь и сейчас, а я для вас организую рекламу.

— Превосходно, — сказала Гарриэт. — Я скажу ТЕБЕ все, не могу больше.

Отодвинув свою тарелку в сторону, она взяла чистый ножик.

— Это, — проговорила она, — дорога по берегу моря от Лесстон-Хо к Уилверкомбу. Берег изгибается примерно вот так, — она злилась за перечницу.

— Лучше возьмите соль, — посоветовал Уимси, — Она не раздражает слизистые ткани носа.

— Благодарю вас. Эта линия соли — пляж. А этот кусочек хлеба — скала во время отлива.

Уимси подвинул свой стул ближе к столу.

— А эта ложечка для соли, — сказала Гарриэт с истинным наслаждением, — может быть трупом.

Лорд Питер не перебивал, пока Гарриэт рассказывала свою историю, только раз или два он вмешивался с вопросами о времени и расстоянии. Он сидел, опустив взор на схематическую карту, которую изобразила Гарриэт посреди столовых предметов, его глаза были непроницаемы, его длинный нос, казалось, подергивался от сосредоточенности, как у кролика. Когда она закончила, лорд некоторое время сидел молча, затем произнес:

— Давайте кое-что проясним. Во сколько времени вы точно добрались до того места, где завтракали?

— Ровно в час. Я посмотрела на часы.

— Когда вы проходили мимо утесов, вы могли видеть весь берег, включая скалу, где обнаружили труп?

— Думаю, могла.

— Кто-нибудь тогда находился на скале?

— Право, не знаю. Я даже не помню, обращала ли я внимание на скалу. Видите ли, я думала о еде и действительно смотрела по сторонам дороги, выискивая подходящее место, чтобы спуститься к морю. Мои глаза не сосредоточивались на расстоянии.

— Понимаю. В некотором отношении, довольно печально…

— Да, это так, однако я могу сказать вам одну вещь. Я абсолютно уверена в том, что на берегу ничего не ДВИГАЛОСЬ. Как раз перед тем, как спуститься, я осмотрелась вокруг. Отчетливо помню, как подумала, что пляж кажется совершенно и восхитительно пустынным — великолепное место для пикника. Ненавижу проводить пикник в толпе.

— А единственный человек на пустынном берегу мог оказаться толпой?

— Для успешного пикника — да. Вы знаете людей. Стоит им заметить, как кто-нибудь мирно принимает пищу, они стекаются со всех четырех сторон света, усаживаются рядом с ним, и место становится похожим на Корнер-Хауз в час пик. Я уверена — в Моем поле зрения не было ни одной живой души, гуляющей или сидящей где-нибудь. Но так или иначе, когда я уже находилась на скале возле трупа, я в этом не присягнула бы. И когда я Увидела ЭТО с пляжа, вначале приняла труп за водоросли. Мысленно я не стала бы замечать водоросли.

— Хорошо. Значит, в час дня пляж скорее всего был пустым, возможно, если не считать трупа, который выглядел как водоросли. Тогда вы спустились по склону утеса. Оттуда, где вы завтракали, скала была видна?

— Нет. Там что-то вроде маленькой бухты — и все. Утесы немного выступают, а я сидела под их прикрытием у подножия скалы, чтобы было, к чему прислониться. Я завтракала, и это заняло примерно полчаса.

— Вы тогда ничего не слышали? Шаги или еще что-нибудь? Машину, например?

— Ничего.

— А потом?

— А потом, боюсь, что я задремала.

— Что могло быть более естественным… И сколько времени вы спали?

— Наверное, около получаса. Когда я проснулась, то снова посмотрела на часы.

— Что вас разбудило?

— Около остатков моего сэндвича пищали чайки.

— И это происходит в два часа дня?

— Да.

— Минуточку. Когда я сегодня утром приехал сюда, было довольно рано для визита к одной знакомой леди, так что я прогулялся вниз на пляж и подружился с одним рыбаком. Он случайно упомянул, что отлив у Клыков вчера был в 1.15 после полудня. Следовательно, когда вы прибыли, волн практически не было. Когда вы проснулись, это изменилось, и волны около сорока пяти минут прибывали. Подножие вашей скалы, которую, кстати, местные называют Утюг Дьявола, — открыто только на полчаса — между приливом и отливом, да и то только весной в полнолуние, если вы поняли это выражение.

— Я отлично понимаю, но не вижу, какое это имеет ко всему отношение.

— Хорошо, это — если кто-нибудь проходил по краю воды к скале, он мог подойти к ней, не оставив никаких следов.

— Но следы остались! О, понимаю! Вы думаете о вероятном убийце.

— Конечно, я предпочел бы, чтобы это было убийством. Не так ли?

— Да, разумеется. Ну, это факт. Убийца мог появиться откуда угодно, с любой стороны. Если он пришел из Лесстон-Хо, он должен был прийти после меня, потому что я могла наблюдать за берегом, когда шла вдоль него, а тогда там никто не проходил. Но в любое время он мог прийти и со стороны Уилверкомба.

— Нет, не мог, — сказал Уимси. — В час дня, как вы говорили, к его там не было.

— Он мог находиться на стороне Утюга, обращенной к морю.

— Да мог. Ну, а как насчет трупа? Мы можем довольно точно сказать, когда пришел ОН.

— Как?

— Вы говорили, что на его ботинках не было мокрых пятен. Следовательно, к скале он пришел не замочив ног. Нам нужно только точно выяснить, когда открыт песок на той стороне скалы, которая ближе к берегу.

— Конечно. Как глупо с моей стороны. Ну, мы можем это легко выяснить. Так на чем я остановилась?

— Вы проснулись от крика чайки.

— Да. Итак, потом я обошла вершину утеса и вышла к скале, там он и лежал.

— И в этот момент вы никого не видели?

— Ни одной души, если не считать человека в лодке.

— Да — в лодке. Итак, предположим, что лодка пришла во время отлива, и ее обитатель подошел к скале вброд.

— Вполне возможно. Лодка находилась довольно далеко.

— Видимо, все зависит от того, когда туда попал покойный. Нам надо это выяснить.

— Вы решили, что это должно быть убийство?

— Да, самоубийство кажется довольно сомнительным. Да и зачем совершать самоубийство таким способом?

— А почему бы и нет? Намного опрятнее, чем проделать такое в своей спальне или где-нибудь наподобие этого. А не начинаем ли мы не с той стороны? Если нам узнать, кто был этот человек, мы могли бы поискать записку, которую он после себя оставил, чтобы объяснить, почему он это сделал. Наверное, к этому времени полиция все узнала о происшедшем.

— Возможно, — недовольным тоном произнес Уимси.

— Что вас беспокоит?

— Две вещи. Первое — перчатки. Зачем кому бы то ни было перерезать себе горло в перчатках?

— Понятно. Меня это тоже беспокоит. Может быть, у него было какое-нибудь заболевание кожи, и он привык всегда надевать перчатки. Я должна была посмотреть… Я начала снимать перчатки, но они были… грязные.

— Гм! Я вижу, вы все еще сохраняете некоторую женскую хрупкость. Второй пункт моего беспокойства — оружие. Зачем Джентльмену с бородой носить с собой опасную бритву?

— Он принес ее намеренно.

— Да, в конце концов почему бы и нет? Моя дорогая Гарриэт, Думаю, вы правы. Мужчина перерезал себе горло, вот и все. Я Разочарован.

— Это разочаровывает, но не может помочь. Хэлло! А вот и мой друг инспектор!

Это действительно оказался инспектор Умпелти, который прокладывал себе путь среди столиков. Он был в штатском — крупная, приятно смотревшаяся фигура, одетая в твид. Он любезно приветствовал Гарриэт.

— Я подумал, вам хотелось бы посмотреть, как получились ваши снимки, мисс Вэйн. Мы опознали этого человека.

— Неужели? Опознали? Хорошая работа. Это — инспектор Умпелти; лорд Питер Уимси.

Инспектор, казалось, был очень обрадован знакомству.

— Вы рановато на работе, милорд. Но не думаю, что вы обнаружите что-нибудь слишком загадочное в этом происшествии. Судя по всему, это — явное самоубийство.

— К сожалению, мы пришли к такому же заключению, — согласился Уимси.

— Однако, как он это сделал, не знаю. Но никогда нельзя понять этих иностранцев, не так ли?

— Я говорила, что он выглядел скорее как иностранец, — сказала Гарриэт.

— Да. Он — русский или что-то в этом роде. Его зовут Поль Алексис Голдшмидт; известен как Поль Алексис. Он из этого самого отеля. Один из танцоров-профессионалов из здешнего дансинга, вам известен этот сорт людей. Похоже, о нем мало что знают. Он внезапно появился здесь более года назад и попросился на работу. По-видимому, он был хорошим танцором, а у них имелась вакансия, так что его приняли. Ему двадцать два года или около того. Холостой. Живет на квартире. Ничего предосудительного о нем неизвестно.

— Документы в порядке?

— Принял британское подданство. Говорит, что бежал из России во время Революции. Он, должно быть, был тогда ребенком примерно лет девяти, но мы еще не выяснили, кто о нем заботился. Когда он неожиданно появился здесь, он был один, и его квартирная хозяйка никогда не слышала о ком-либо, кто имел к нему хоть какое-нибудь отношение. Но вскоре нам стало кое-что известно, когда мы тщательно разобрали его вещи.

— Он не оставил какого-нибудь письма для коронера[11]Коронер — чиновник, главной обязанностью которого является осмотр трупов, обнаруженных с признаками внезапной или насильственной смерти и производство дознания по этому вопросу. или еще что-нибудь?

— Пока мы ничего не обнаружили. А что касается коронера, здесь не стоит беспокоиться. Не знаю, сколько пройдет времени, мисс, прежде чем вы понадобитесь. Видите ли, мы не можем разыскать труп.

— Не имели ли вы в виду, — сказал Уимси, — что врач с дьявольским оком[12]Видимо, имеется в виду «зловещий доктор Фу Манчи» — главный герой серии популярных в то время остросюжетных романов Сакс-Ромера (псевдоним писателя Артура Сарафилда Варда (1883–1959). и таинственный китаец уже переправили труп в уединенный домик на торфяных болотах?

— Я понимаю, вы будете смеяться, милорд. Нет — это несколько проще. Видите ли, течение движется в северном направлении обратно к бухте, и с южно-западным ветром труп смоет с Утюга. Или его выкинет на берег где-нибудь в Сэнди Пойнтз, или его подхватит течением и вынесет к Клыкам. Если он будет там, нам придется ждать до тех пор, пока не стихнет ветер. В такое волнение на море вы не сможете добраться туда на лодке, не сможете нырнуть в море со скалы — даже если предположить, что вам известно, где нырять. Это неприятно, однако, тут ничем нельзя помочь.

— Гм, — произнес Уимси. — Как хорошо, что вы сделали эти фотографии, Шерлок, иначе у нас не было бы даже доказательств, что там когда-нибудь находился труп.

— Тем не менее, коронер не сможет вести дознание по фотографиям, — уныло произнес инспектор. — Как бы это ни выглядело как обычное самоубийство, это уже не столь важно. Однако, досадно. Мы хотим привести это дело в порядок, когда можно будет его продолжать.

— Естественно, — сказал Уимси. — Ладно, уверен, что если кто и сможет привести все в порядок, так это вы, инспектор. Вы производите впечатление человека с незаурядным умом. Я обязан предсказать, Шерлок, что до ленча инспектор Умпелти разберет документы покойного, добудет его полную историю у хозяина отеля, узнает место, где была куплена бритва, и объяснит загадочное наличие перчаток.

Инспектор рассмеялся.

— Не думаю, что я многое вытяну у хозяина, милорд, да и о бритве, которая здесь ни к селу ни к городу.

— Но перчатки?

— Ну, милорд, полагаю, что единственная особа, способная рассказать нам об этом, — это сам погибший бедняга, а он — мертв. Однако, что касается документов, тут вы совершенно правы. Я сейчас посмотрю… — Он замолчал в нерешительности, затем перевел взгляд с Гарриэт на Уимси и обратно.

— Нет, — сказал милорд. — Успокойтесь. Мы не собираемся Упрашивать вас пойти с нами. Мне известно, что детектив-любитель обычно обременяет полицейского во время исполнения его обязанностей. Мы собираемся отправиться осмотреть город как безупречная маленькая леди и джентльмен. Я бы только хотел, если это вас не обеспокоит, взглянуть на один-единственный предмет — на бритву.

Инспектор с большой готовностью согласился, чтобы лорд Питер увидел бритву.

— И если хотите, пойдемте со мной, — добавил он доброжелательно, — вы спрячетесь от всех этих репортеров.

— А я нет! — сказала Гарриэт. — Мне необходимо увидеться с ними и рассказать все о моей новой книге. Бритва — это всего лишь бритва, а хорошо двигать рекламу — означает продажу. Вы вдвоем быстро идите вперед, а я присоединюсь к вам чуть позже.

Она ушла в поисках репортеров. Инспектор неловко усмехнулся.

— А этой молодой леди пальца в рот не клади, — заметил он. — Но можно ли ей доверять, что она будет держать язык за зубами?

— О, она не упустит хорошего сюжета, — беспечно проговорил Уимси. — Пойдемте выпьем.

— Слишком мало времени прошло после завтрака, — возразил инспектор.

— Или покурим, — предложил Уимси. Инспектор отказался.

— Тогда давайте спокойно посидим в холле, — сказал Уимси, присаживаясь.

— Извините меня, — снова отказался инспектор Умпелти. — Мне надо позвонить. Я должен сообщить в участок, что вы хотите взглянуть на бритву… Точно под каблуком у этой молодой леди, — вслух размышлял он, и, пожав громадными плечами, прошел через вертящиеся двери. — Бедняга!

Гарриэт через полчаса вырвалась от Сэлкомбба Харди и его коллег и обнаружила Уимси сидящим в холле.

— Мне пришлось избавиться от инспектора, — бодро заметил этот джентльмен. — Надевайте шляпку и пойдем.

Их единовременный выход из «Респлендента» был замечен и запечатлен фотографами, которые только что вернулись с берега. Миновав строй щелкающих затворов фотоаппаратов, они спустились по мраморным ступеням и влезли в «Даймлер» Уимси.

— Я чувствую себя так, — раздраженно проговорила Гарриэт, — словно мы только что обвенчались в Св. Джордже на Гровенор-Сквер[13]Площадь в аристократическом районе Лондона в Вест-Энд (англ.).

— Нет, что вы! — возразил Уимси. — Если бы это было так, вы дрожали бы как трепещущая куропатка. Выйти за меня замуж — это страшная штука, вы и представить себе не можете. Давайте отправимся прямо в полицейский участок, при условии, что суперинтендант снизойдет до нас.

Суперинтендант Глейшер, естественно, был занят, и показать им бритву послали сержанта Саундерса.

— Она исследована на отпечатки пальцев? — поинтересовался Уимси.

— Да, милорд.

— Есть какой-нибудь результат?

— Не могу сказать точно, милорд, но думаю, нет.

— Ладно, что бы там ни было, допускаем, что, ее брали в руки. — Уимси повертел бритву в пальцах, внимательно изучая ее сначала невооруженным глазом, а затем с помощью лупы часовщика. На расстоянии была видна небольшая трещинка на рукоятке слоновой кости, а так бритва не показала никаких примечательных особенностей.

— Если на ней осталась кровь, то она должна быть на месте соединения лезвия с рукояткой. Но море, похоже, довольно тщательно проделало свою работу.

— У вас не появилась мысль, — произнесла Гарриэт, — что в конце концов это оружие — на самом деле не оружие?

— Хотелось бы так думать, — отозвался Уимси. — Оружие — конечно, не оружие, верно?

— Конечно, нет, а труп, конечно, не труп. То есть труп есть, это ясно, но это не Алексис…

— А премьер-министр Руритании…

— И он скончался не от перерезанного горла…

— А от непонятного яда, известного только бушменам Центральной Австралии…

— А горло было перерезано после смерти…

— Человеком средних лет, вспыльчивым, с легкомысленными привычками, густой бородой и дорогими пристрастиями…

— Недавно вернувшимся из Китая, — победоносно завершила Гарриэт.

Сержант, который глазел на этот обмен репликами с разинутым ртом, разразился искренним хохотом.

— Здорово, — снисходительно произнес он, — Не правда ли, смешной материал эти ребята-писатели вставляют в свои книги? Не желает ли ваша светлость взглянуть на другие вещественные Доказательства?

Уимси с важным видом ответил, что очень бы желал посмотреть на вытащенные шляпу, портсигар, ботинок и носовой платок.

— Ты, — произнес он. — Шляпа так себе, но не исключительная. Вместимость черепа более чем скромная. Бриллиантин. Обычный вонючий сорт. Физическое состояние — довольно красив.

— Этот человек был танцором.

— Я подумал, и не согласился с нашим предположением, что это премьер-министр. Волосы темные, курчавые, однако ленточка у шляпы — новая. Форма немного более экстравагантная, чем это нужно на самом деле. Вывод: небогат, но очень следит за своей внешностью. Делаем вывод, что эта шляпа принадлежит покойному?

— Да, думаю так. Бриллиантин вполне соответствует.

— Портсигар — уже иное. Пятнадцать карат[14]Карат — в данном случае стандарт содержания золота в сплаве. золота, одноцветный и фактически новый, с монограммой «П. А.», в нем шесть сигарет. Портсигар первоклассный, ясно. Вероятно, подарок от какой-нибудь состоятельной обожательницы.

— Или, разумеется, портсигар, соответственный положению премьер-министра.

— Как угодно. Носовой платок — шелк, но не из Бурлингтонского Пассажа. Цвет отвратительный. Марка прачечной…

— Марка прачечной — настоящая, — вмешался полицейский. — «Уилверкомбская гигиеническая паровая стирка». С маркой все в порядке, она этого парня — Алексиса.

— Подозрительное обстоятельство, — тряхнув головой, сказала Гарриэт. — У меня в рюкзаке три носовых платка, и на них нет ни одной марки прачечной, кроме инициалов.

— Это премьер-министр, точно, — согласился Уимси со скорбным кивком. — Премьер-министры, особенно руританские, печально известны своей небрежностью по отношению к их прачечным. Теперь ботинок. О, да… Почти новый. Тонкая подошва. Омерзительного цвета и еще более худшего фасона. Сделан на заказ, так что внешний вид соответствует умышленной злонамеренности. Это — не ботинок человека, который много передвигается пешком. Сделан, полагаю, в Уилверкомбе.

— Тоже верно, — сказал сержант. — Мы виделись с человеком, который его сделал. Действительно, он изготовил его для мистера Алексиса. Он хорошо его знает.

— И вы правда сняли его с ноги трупа? Это серьезно, Ватсон. Носовой платок другого человека — пустяки, но премьер-министр в ботинке другого малого…

— Будет вам шутить, милорд, — пробормотал сержант, снова разражаясь смехом.

— Я никогда не шучу, — сказал Уимси. Он поднес лупу к подошве ботинка. — Здесь слабые следы соленой воды, а на носке ничего нет. Вывод: он перешагивал через песок, когда тот был очень влажным, и не смог избежать соленой воды. Две или три царапины на носке, вероятно, они образовались, когда он взбирался на скалу. Итак, крайне вам благодарен, сержант. Вы до некоторой степени вольны сообщить инспектору Умпелти о всех ценных выводах, сделанных нами. Надо выпить.

— Большое спасибо, милорд.

Уимси больше ничего не говорил до тех пор, пока они снова не оказались в машине.

— Очень сожалею, — заявил он, когда они пробирались по боковым улочкам, — что придется отказаться от нашей маленькой программы по осмотру города. Я получил бы истинное наслаждение от этого скромного удовольствия. Но если я не начну сейчас же, то не доберусь до города и обратно к ночи.

Гарриэт, которая приготовилась сказать, что у нее работа и она не может зря тратить время, чтобы бродить с лордом Питером по Уилверкомбу, почувствовала, что ее не обманывают.

— До города? — повторила она.

— От вашего внимания не ускользнуло, — сказал Уимси, с потрясающей ловкостью проносясь между инвалидной коляской и фургоном мясника, едва не коснувшись их, что вопрос о бритве нуждается в расследовании.

— Разумеется, это означает визит в Руританскую дипломатическую миссию.

— Гм, правильно, однако не знаю, удастся ли мне добраться дальше чем до Джермин Стрит.

— В поисках мужчины средних лет с легкомысленными привычками?

— В конечном счете, да.

— В таком случае он действительно существует.

— Да, но я не мог бы поклясться в его точном возрасте.

— Или в его привычках?

— Нет, они могут оказаться и привычками его слуги.

— И вы не могли бы поклясться насчет густой бороды и вспыльчивого характера?

— Да, но думаю, что могу быть почти уверенным в отношении бороды.

— Сдаюсь, — кротко сказала Гарриэт. — Объяснитесь, пожалуйста.

Уимси остановил машину перед входом в отель «Респлендент» и взглянул на свои часы.

— Могу уделить вам десять минут, — произнес он надменным тоном. — Давайте займем место в холле и закажем чего-нибудь прохладительного. Сейчас, правда, немного рановато, но я всегда более сдержанно вожу машину после пинты пива. Ладно… Итак, в отношении бритвы. Вы заметили, что это — инструмент дорогой и превосходного качества, изготовленный первоклассным мастером; к тому же имеется имя изготовителя, выгравированное на обратной стороне в виде таинственного слова «Эндикотт».

— Да, это Эндикотт.

— Эндикотт — есть или был один из самых первоклассных парикмахеров Вест-Энда[15]Вест-Энд — аристократический район Лондона. Настолько первоклассный, что он не смог бы даже называться парикмахером в снобистско-современном смысле этого слова, а предпочел бы быть известным под старинным эпитетом «цирюльник». Он едва ли удостоит или удостаивал бы чести побрить кого-нибудь, чьему имени в «Дебретте»[16]«Дебретт» — ежегодный справочник дворянства, издаваемый с 1802 г. Назван по фамилии 1-го издателя Дж. Ф. Дебретта. было бы меньше чем триста лет. Остальные, несмотря на их титул или богатство, к несчастью, всегда находили его кресла занятыми и его тазики захваченными. В его заведении стоит атмосфера одного из самых аристократических клубов середины викторианской эпохи. Говоря, что Эндикотт — несомненно, лорд, который сделал деньги во время войны, скупая шнурки для ботинок, пуговицы и еще что-то; однажды он был случайно допущен к одному из священных кресел вместо нового помощника, который, к большому сожалению, стал популярным своим недостаточным опытом в Вест-Энде во время нехватки цирюльников в военный период. После десяти минут, проведенных в той ужасной атмосфере, его волосы встали дыбом, члены совершенно оцепенели и ему пришлось переехать в Хрустальный Дворец[17]Хрустальный Дворец — огромный павильон из стекла и металлических конструкций, построенный в 1851 г. в лондонском Гайд-Парке для «великой выставки». Сгорел в 1936 г. и разместиться среди допотопных монстров.

— Ну что вы говорите!!

— Да! Учитывая прежде всего непоследовательность человека, который приобретает бритву от Эндикотта и тем не менее надевает прискорбного вида ботинки, и на трупе найдена шляпа серийного производства. Вспомните, — добавил Уимси. — Вот вам и вопрос цены. Туфли, сделанные на заказ, доказывают, что танцор заботится о своих ногах. Но МОГ ли мужчина, возможно, брившийся у Эндикотта, умышленно ЗАКАЗАТЬ ботинки такого фасона и цвета?

— Боюсь, что мне никогда не удастся научиться всем утонченным правилам и предписаниям относительно мужской одежды, — предположила Гарриэт. — Поэтому я и сделала моего Роберта Темплтона одним из тех неопрятно одевающихся людей.

— Костюмы Роберта Темплтона всегда вызывали у меня скорбь, — признался Уимси. — Единственное пятно в ваших с другой стороны очаровательных романах. Но оставим эту огорчительную тему и вернемся к бритве. Видно, что с этой бритвой бережно обходились, и что она в хорошей сохранности. Множество раз ее затачивали заново, что вы сможете заметить, глядя на ее лезвие. Кстати, на самом деле такая первоклассная бритва, как эта, мало нуждается в шлифовке и правке при условии, если ей аккуратно пользовались, продолжая при этом править. Следовательно, человек, пользовавшийся ею, или очень грубо и небрежно правил ее или его борода была неестественно густой, или же возможно и то и другое одновременно. Я отчетливо его представляю — он один из тех мужчин, которые очень неловко обращаются с инструментами: мне известны люди такого сорта. Их авторучки всегда оставляют кляксы, у их часов всегда перекручен завод. Они пренебрегают тем, чтобы как следует наточить свою бритву и ждут до тех пор, пока ремень для правки бритв становится жестким и сухим, поэтому правят они бритву ужасно, оставляя зазубрины на конце лезвия. Тогда они выходят из себя, проклинают бритву и отсылают ее, чтобы привести в порядок. Новое острие у них выдерживает всего несколько недель, и потом они отсылают бритву снова, сопровождая ее грубой запиской.

— Понятно. Ну, я не знала обо всем этом. Но почему вы сказали, что это — человек средних лет?

— Это скорее предположение. Но думаю, что молодой человек, у которого возникает так много трудностей с бритвой, весьма вероятно сменил бы ее на безопасную и пользовался бы каждые несколько дней новым лезвием. Однако человек средних лет, вероятно, не стал бы изменять своей привычке. В любом случае я уверен, что он пользовался ею больше чем три года. И если погибшему сейчас всего двадцать два и у него густая борода, то я не понимаю, как он мог износить свою бритву до такой степени, если учесть, что он несколько раз правил и приводил ее в порядок. Нам надо выяснить у хозяина здешней гостиницы, был ли погибший уже с бородой, когда он прибыл сюда год назад. Это бы еще больше сократило время. Но первым делом надо найти старого Эндикотта и выяснить у него, возможно ли, что одна из его бритв была продана после 1925 года?

— Почему 1925?

— Потому что это дата, когда старый Эндикотт продал свое дело и удалился на покой с небольшим состоянием и варикозными венами.

— А кто остался в деле?

— Никто. Заведение сейчас находится в том самом месте, где вы покупаете самые изысканные сорта ветчины и мясных консервов. Сыновей, чтобы продолжить дело, у Эндикотта не оказалось — единственный его сын был убит в бою, бедняга. Старый Эндикотт говорил, что продал бы кому-нибудь свою марку. Но так или иначе, Эндикотт без Эндикотта не может быть Эндикоттом. Так-то вот.

— Но он мог продавать инвентарь?

— Вот это я и собираюсь выяснить. Сейчас мне надо идти. Постараюсь к ночи вернуться, так что не волнуйтесь.

— Я и не волнуюсь, — негодующе отпарировала Гарриэт. — Я абсолютно счастлива.

— Превосходно! О! Пока я буду этим заниматься, не узнать ли мне о получении разрешения на брак?

— Можете не беспокоиться, благодарю вас.

— Отлично, я ведь только хотел спросить. Послушайте, когда я уеду, не проведете ли вы здесь кое-какую работу с остальными профессиональными танцорами? Вы могли бы немного поболтать с ними о Поле Алексисе.

— В этом что-то есть. Но мне придется достать подходящее платье, если, конечно, в Уилверкомбе имеются подобные вещи.

— В таком случае достаньте цвета темно-красного вина. Я всегда мечтал увидеть вас в темно-красном. Он очень идет людям с кожей медового цвета. (Что за отвратительное слово — «кожа»!). «Вон там, согрет огнем любви, тепла и света, Растет медовый сочный плод…»[18]А. Геннисон «Вкушающие лотос» (пер. К. Бальмонта). — я часто цитирую — это сохраняет оригинальность мышления.

— Невыносимый человек! — прошептала Гарриэт, внезапно оставшись одна в сине-плюшевом холле. Затем она резко сбежала по ступенькам и запрыгнула на подножку «Даймлера».

— Портвейн или шерри? — спросила она.

— Что? — переспросил Уимси, подавая машину назад.

— Платье — цвета портвейна или шерри?

— Кларет, — ответил Уимси, — «Шато-Марго 1893» или примерно около этого. Для меня год или два не играют роли.

Он поднял шляпу и плавно нажал на сцепление. Когда Гарриэт направилась назад, слабый знакомый голос обратился к ней:

— Мисс… э… мисс Вэйн. Могу я минутку поговорить с вами? Это была «хищная ведьма», которую Гарриэт видела предыдущим вечером в танцевальном холле «Респлендента».