Онлайн чтение книги Паника в ложе "В" Panic in Box C
Глава 7. НАЧАЛО ПАНИКИ

Итак, арбалет из китового уса, металла и дерева, инкрустированный слоновой костью, исчез вместе с двумя железными стрелами, висевшими по бокам. Нокс чиркнул спичкой и поднес пламя ближе к стене, чтобы лучше видеть. В бело-розовую панель было ввинчено маленькое металлическое кольцо — очевидно, на арбалете имелся крючок, прикреплявший его к кольцу. Маленькие скобы поддерживали тяжелые головки стрел. Нокс припомнил, что этот арбалет, в отличие от того, который был у Бэрри Планкетта, не имел кожаного ремня.

Что следовало делать после такого открытия? Поднять тревогу? Сообщить в полицию? Существовало несколько вариантов. Но Филип Нокс, несмотря на охвативший его страх, чувствовал, что сначала нужно расследовать другие обстоятельства. Несколько секунд он напряженно думал, потом снова побежал вверх по левой лестнице, ведущей в бельэтаж.

Теперь над ним нависал только балкон. Освещение включили полностью — оно отбрасывало золотистые блики на алый плюш, белые стены и позолоту украшений. Огни рампы освещали бордовый занавес; маски Комедии и Трагедии гримасничали над аркой авансцены. Оркестр занимал свои места, передвигая пульты. Слышались пиликанье скрипок, трель ксилофона, удар барабана. Дирижер — маленький сердитый человечек явно в парике — нервно теребил палочку.

В воздухе висела пыль от пудры, хотя, возможно, это была иллюзия, как и ощущающийся по непонятной причине холод.

Нокс огляделся вокруг.

Кроме двух проходов по краям, ведущих к ложе «А» с этой стороны и к ложе «В» с противоположной, еще один проход тянулся через бельэтаж к его первому ряду. Возле этого прохода, вытянув вперед стриженую голову и словно прислушиваясь к чему-то, стоял Лоренс Портер. Как или когда он пришел сюда, Нокс не знал и не интересовался. В первом ряду бельэтажа, ближе к левой стороне, чем к середине, сидела мисс Элизабет Харкнесс, покуривая сигарету.

Марджери Вейн и Джуди находились в ложе «В». Бросив туда взгляд, Нокс тотчас же забыл обо всем остальном и побежал по боковому проходу к ложе «А».

Белая ложа была щедро украшена позолотой. Дверь из прохода вела в короткий коридор, освещенный лампой с розовым абажуром и оканчивающийся несколькими железными ступеньками наверх.

Тяжелая дубовая дверь в саму ложу находилась справа. Нокс открыл ее и быстро вошел, машинально отметив наличие крепкого засова с внутренней стороны.

Воздух в ложе был спертым, свет проникал только из зала и коридора. Довольно низкий барьер был обит сверху красным плюшем. Так же были обиты диван и три высоких стула, придвинутые вперед. Маленький круглый столик пустовал. Однако Нокс не обратил никакого внимания на мебель. Его интересовало только происходящее в ложе «В» напротив.

Это напоминало живую картину.

Марджери Вейн в серебристом вечернем платье стояла спиной к барьеру, приподняв обнаженное плечо. Казалось, она что-то веско произносила, но слова не были слышны. Лицом к ней и спиной к двери стояла Джуди. Общую атмосферу — или, по крайней мере, то, что относилось к Джуди — можно было охарактеризовать как явную панику.

Джуди судорожно сплетала пальцы рук; на ее хорошеньком личике застыло умоляющее выражение. Марджери Вейн продолжала говорить, а дирижер внизу — нервно суетиться.

Нокс едва не окликнул жену, но вовремя сдержался. Внезапно Джуди повернулась, открыла дверь и выбежала из ложи.

Мисс Вейн с царственным величием обратила лицо к залу. Дирижер, стоящий как на раскаленных углях, посмотрел вверх. Марджери Вейн медленно покачала головой. Покуда дирижер выделывал антраша, произнося неслышные слова, она подошла к белой двери, закрыла ее и заперла на засов.

Все это Нокс видел только краем глаза. Он был слишком занят наблюдением за Джуди.

Она выбежала из коридора с противоположной стороны бельэтажа и остановилась. Увидев Бесс Харкнесс, сидящую с сигаретой в первом ряду, Джуди сделала жест, похожий на отчаянный призыв.

Мисс Харкнесс, скорчив не лишенную сочувствия гримасу, приподнялась и поманила Джуди рукой. Потом, подойдя ближе к левой стороне, опустилась на плюшевое сиденье рядом с тем, на чьей спинке висели плечики с норковым манто Марджери Вейн, и похлопала по пустому сиденью справа. Джуди, пройдя вдоль поднятых сидений первого ряда, заняла указанное место.

Нокс двинулся вперед, намереваясь присоединиться к ней, но Джуди обернулась и увидела его. Ее лицо и жест явственно говорили: «Умоляю, оставайся на месте и не подходи ко мне!» Причем это не был один из ее капризов, не означающих ровным счетом ничего.

Это удержало Нокса, равно как и прозвучавший в зале голос. Марджери Вейн повернулась лицом к занавесу, и ее четкий и мелодичный голос вновь разнесся по залу:

— Надеюсь, вы меня слышите! Я обращаюсь к леди и джентльменам из труппы Марджери Вейн! Пожалуйста, не аплодируйте, а просто выслушайте меня! Я не задержу вас надолго!

«Марджери всех поменяла местами! — подумал Нокс. — Теперь она — актриса, а они — публика».

— Думаю, вы меня знаете! — продолжал звонкий голос. — Я — Марджери Вейн! Некогда я пользовалась той репутацией, к которой вы так стремитесь! Если бы вы могли слышать аплодисменты, которые звучат в моем сердце, то они показались бы вам такими же бурными, как овация на Бродвее! А если мои добрые пожелания превратить в камни и взгромоздить их друг на друга, они бы превысили башни Трои![81]Троя — древний город в Малой Азии, об осаде которого греками повествует поэма Гомера «Илиада». Но почему я обращаюсь к вам в столь высокопарном стиле?

Этот вопрос не требовал ответа, хотя Нокс подумал, что дирижер мог бы его дать. Но Марджери Вейн пребывала в блаженном неведении относительно чувств оркестрантов.

— Тридцать семь лет назад, — продолжала она, — на сцене, где вы собираетесь появиться, произошла трагедия. Эдам Кейли, мой тогдашний муж, упал замертво во время дуэли с Тибальтом. После этого нас постигла неудача вследствие допущенной нами ошибки. В память о мистере Кейли мы отложили премьеру на две недели.

Но счел бы подобное сам Эдам Кейли данью его памяти? Нет! Если бы его дух мог говорить, мы бы услышали: «Продолжайте! Ничто не должно вас останавливать! Боритесь за успех!»

К этому я призываю вас сейчас! Уверена, что каждый из вас прошел медосмотр и был признан годным. Новая трагедия не обрушится на театр «Маска». Но даже если произойдет нечто непредвиденное, оно не должно задержать завтрашнюю премьеру! Даже если мертвецы будут валяться на сцене, как на улицах Лондона во время Великой чумы,[82]Эпидемия чумы, разразившаяся в 1665 г. в Лондоне и уничтожившая около пятнадцати процентов городского населения. я скажу: «Продолжайте!»

Если я права в моих предположениях, вы встретитесь лицом к лицу с целой волной слухов и смутите ее одним взглядом. С крапивы суеверий вы сорвете цветы успеха, и да приблизит Бог этот день! Если же я не права, меня утешит то, что моей единственной ошибкой было чрезмерное желание вам добра. А если что-либо будет скрашивать мою приближающуюся старость, то это вы, которых я выбрала для своей труппы. Вы явитесь искуплением моих ошибок и заблуждений — «прощенный на небе всех ближе у трона».[83]Заключительная строка стихотворения Роберта Браунинга (1812–1889) «Потерянный вождь».

Она выразительным жестом быстро опустила руку. Очевидно, ее речь произвела должный эффект. Из-за занавеса раздался гром аплодисментов, сотрясший весь театр.

Глубоко вздохнув, Марджери Вейн посмотрела вниз и обратила взгляд на дирижера.

— Можете начинать! — приказала она.

Дирижер, едва не потеряв парик от злости, повернулся к оркестрантам.

— Джеитльме-е-ены! — страдальческим тоном произнес он, как будто музыканты хулиганили у него под носом, и поднял палочку.

В тот же момент свет в зале начал гаснуть. Кто-то тщательно продумал все технические эффекты, включая неожиданное затемнение во время увертюры.

Бросив ободряющий взгляд на Джуди, которая что-то быстро шептала мисс Харкнесс в первом ряду бельэтажа, Нокс достал из кармана программу. В ложе было темно, поэтому он высунулся в коридор и заглянул в программу при свете лампы. В глаза ему бросились слова «под руководством Бэрри Планкетта». Нокс закрыл дверь и повернулся лицом к сцене, как раз когда зазвучала музыка.

Была ли это увертюра к опере Гуно[84]Гуно, Шарль (1818–1893) — французский композитор. «Ромео и Джульетта» или пьеса, специально сочиненная для этого спектакля? Не имея музыкальных знаний, Нокс не мог этого определить. Для его неискушенного слуха музыка казалась экспрессивной и трагичной. Она звучала совсем тихо, напоминая о Джуди, шепчущей что-то в темнеющем зале. В наступившем мраке, нарушаемом только лампочками над пультами оркестрантов, жалобные звуки увертюры вскоре замерли окончательно.

Нокс ожидал, что музыканты потихоньку скроются за маленькой дверью под сценой, но они остались на своих местах. Это означало, что музыка будет звучать и во время самой пьесы. Неудивительно, что Джадсон Лафарж так переживал из-за расходов.

В темноте чей-то звучный голос (Бэрри Планкетта, подумал Нокс) начал читать пролог в микрофон:

Вновь послышались жалобные звуки скрипок. Пролог завершился. Высокий бордовый занавес раздвинулся, демонстрируя «площадь в Вероне».

По крайней мере, они не стали убивать текст чрезмерно изощренными декорациями, ограничившись имитацией солнечного света на белой стене, служившей фоном для ярких красочных костюмов шестнадцатого века.

На сцене появились двое слуг Капулетти — Грегорио и задира Самсон с арбалетами на спинах, шпагами и кинжалами на бедрах и градом хлестких фраз на устах. Вызов Самсоном двух слуг Монтекки повлек за собой вмешательство солидного Бенволио, который разнял слуг, но, в свою очередь, нарвался на вызов свирепого Тибальта. Их краткий поединок был прерван горожанами с дубинками и алебардами; разозленных стариков Капулетти и Монтекки удержали от схватки их жены; наконец, появился разгневанный князь Эскал, выглядевший еще более царственным, чем того требовали обстоятельства.

Дверь ложи «А» открылась, впустив полосу света. Нокс невольно вздрогнул.

В дверном проеме стоял смуглый крепкий мужчина среднего роста с крючковатым носом. Сверкнув зубами в улыбке, он вошел и осторожно прикрыл за собой дверь.

— Добрый вечер! — поздоровался незнакомец мягким негромким басом. — Простите, что побеспокоил вас…

— Вы меня не побеспокоили. Я…

— Да, знаю. — Темный костюм вновь прибывшего сливался с сумраком ложи. — Вы мистер Нокс. Ваш отец был здешним адвокатом. Я знаю вас, хотя вы, должно быть, меня не знаете. Я — коп; выражаясь достойно — полицейский офицер.

— Вы, случайно, не лейтенант Спинелли?

— Он самый, мистер Нокс. Чем могу служить? Доктор Фелл и мистер Гулик…

— А где они сейчас?

— Насколько мне известно, все еще болтают в отеле. Там собралась куча молодых адвокатов, готовых трепаться, пока у них язык не устанет. Впрочем, доктор Фелл и сам не дурак поговорить. Когда я знал его…

— Вы знали доктора Фелла?

— Давным-давно — в Англии, во время войны. Нас разместили к юго-западу от Лондона, и мы обедали в городе с доктором и миссис Фелл. Мне говорили, что вы прожили там много лет. Ну, мистер Нокс, чем я вам могу помочь?

— Лейтенант Спинелли, я должен вам кое-что сообщить…

— Насчет арбалета и двух железных стрел, которые исчезли из фойе внизу?

— Вы об этом знаете?

— Да, знаю.

— Похоже, вас это не слишком беспокоит.

— Что значит «не беспокоит»? — Лейтенант Спинелли пожал плечами. — Никакому копу не нравится, когда смертельное оружие болтается неизвестно где. Но взгляните на сцену! Оружия там более чем достаточно для хорошей потасовки в старинном стиле.

Словно побуждаемые вдохновением, актеры играли в столь оживленном темпе, что события, которые «на два часа составят существо разыгрываемой пред вами были», могли занять меньше времени, чем обычные два с половиной или три часа. Ромео — высокий молодой человек в шафранового цвета камзоле с черной отделкой и, как другие персонажи-аристократы, в коротком плаще — долго распространялся о своей любви к прекрасной Розалине, которая так и не появилась и которую ему было суждено быстро позабыть.

— Да, я знаю об арбалете, — продолжил лейтенант Спинелли. — Но меня это не беспокоит по двум причинам. Хотите их услышать?

— Даже очень.

— Тогда давайте не будем мешать Росцию[85]Росций, Квинт (ок. 126 — ок. 62 г. до н. э.) — римский актер. и компании, — он указал на сцену, — нашей болтовней. Пройдемте туда.

Точно пара заговорщиков, они вышли на цыпочках в маленький коридор, освещенный лампой с розовым абажуром. Лейтенант Спинелли проверил, закрыты ли обе двери, и встал спиной к свету, позвякивая монетами в кармане.

— Этот Феррара — хороший актер, — заметил он. — Да и все они смотрятся недурно. Наш ирландец не потерпел в труппе маменькиных сынков. Я должен кое-что вам сказать, мистер Нокс, но не возражаете, если сначала я задам вам пару вопросов?

— Нисколько. Начинайте.

Лейтенант Спинелли, несомненно, был крутым парнем, но считал этот факт само собой разумеющимся и потому редко его демонстрировал. Он мог позволить себе казаться дружелюбным, что в значительной степени соответствовало действительности.

— Та молодая леди в голубом платье, которая сидит рядом с мисс… как бишь ее?., мисс Харкнесс, случайно, не ваша жена?

— Полагаю, что да.

— Полагаете?

— Она моя жена, но мы расстались много лет назад, хотя так и не развелись.

— Вы католик?

— Нет, я пресвитерианин. Джуди воспитывалась в традициях англиканской церкви. А какое это имеет значение?

— Никакого — простое любопытство! Теперь что касается этого арбалета… — Лейтенант немного помедлил. — Прежде всего, судья Каннингем на днях говорил мне…

— С вашего позволения, лейтенант, — вмешался судья Каннингем, открывая дверь в бельэтаж, — я хотел бы сам все объяснить.

Продолжая держать шляпу в руке, судья закрыл за собой дверь. Несмотря на безукоризненную внешность, он казался слегка возбужденным.

— Этот арбалет, Филип… да, лейтенант, я уже знаком с этим джентльменом!.. Вы внимательно его рассмотрели?

— Достаточно внимательно.

— По-моему, я говорил вам, что арбалеты из моей коллекции снабжены новой тетивой и находятся в рабочем состоянии. Мне следовало добавить «большей частью». Военный арбалет, что висел внизу, был сделан около 1560 года в Испании. Он не модернизирован. В высшей степени маловероятно, чтобы этот арбалет мог выстрелить.

— Там не было ремня, в отличие от других арбалетов. Эти ремни тоже современные?

— Да, — ответил судья Каннингем. — Но самое главное, Филип, это механизм. Тетива шестнадцатого века сгнила и рвалась при малейшем натяжении, а когда я пробовал нажать на спусковой крючок с ненатянутой тетивой, он не срабатывал. Время и бездействие вывели из строя всю механику. Даже если по какой-то дикой случайности крючок сработает, то тетива все равно порвется и стрела полетит неизвестно куда или останется на месте. Только безумец мог бы попытаться совершить убийство при помощи этого арбалета, а, за исключением мистера Планкетта, среди нас нет даже отчасти помешанных. У вас есть вопрос, Филип?

— Да, сэр. Кому все это было известно?

— Я могу вам ответить, — вмешался лейтенант Спинелли. — Абсолютно всем — актерам, рабочим сцены и всей ораве, даже леди Северн и ее компании. Когда она звонила мне сегодня вечером…

Судья Каннингем захлопал веками.

— Леди Северн звонила вам по телефону?

— Умудрилась в воскресный вечер поймать меня в офисе. Впрочем, ей нужен был не именно я, а любой коп. Но после разговора я узнал об этой женщине и ее делах больше, чем вы могли бы подумать.

— Прошу меня извинить, — произнес судья Каннингем. — Я задержался дома и только что прибыл. Нэнси Тримбл в кассе сообщила мне о пропавшем арбалете, сказала, что вы ее расспрашивали, что репетиция началась с опозданием на три четверти часа — в девять сорок пять… — лейтенант кивнул, — и рассказала о причинах задержки. Кажется, нас почтили высочайшим присутствием. Я очень хочу посмотреть репетицию, но должен сесть в партере впереди. Мой слух уже не тот, что прежде. Так что еще раз простите.

— Ну конечно, судья, — добродушно отозвался лейтенант. — Увидимся позже.

Дверь закрылась.

— Итак, мистер Нокс?

— Вы говорили, лейтенант, что у вас две причины для отсутствия беспокойства.

— Совершенно верно, мистер Нокс. И вторая, по-моему, еще лучше, чем та, что арбалет не действует. Тем не менее, если вы не торопитесь, я с этим повременю и продолжу вопросы, которые начал задавать, когда пришел судья Каннингем. О'кей?

— О'кей.

— Как сообщил судья, — продолжил лейтенант, — я говорил внизу с Нэнси Тримбл. Потом решил, что было бы неплохо побеседовать по другому делу с леди Северн. Я знал, что у нее репутация крепкого орешка, но по телефону она была сама любезность.

— Иногда с ней это бывает. Но в другое время…

— Я это уже понял. Ну, я поднялся наверх. Леди Северн только что закончила сцену с советами Гамлета актерам[86]Имеется в виду эпизод из 2-й сцены III акта трагедии У. Шекспира «Гамлет», где Гамлет инструктирует бродячих актеров перед представлением пьесы «Убийство Гонзаго». и села поудобнее. Свет начал гаснуть, заиграл оркестр, и я пробрался к ложе «В». Дверь была заперта на засов, как я и ожидал. Но когда я постучал, дама велела мне убираться куда подальше — разумеется, в вежливых выражениях — и не беспокоить ее во время просмотра. Я решил, что могу получить нужные сведения от мисс Харкнесс, которую видел сидящей рядом с другой женщиной — как выяснилось, с вашей женой. Поэтому я направился к ним и сел возле миссис Нокс. Информацию я получил и не стал там задерживаться. Кстати, мистер Нокс, что не так с вашей женой?

Лейтенант Спинелли наклонился вперед — его смуглое лицо вовсе не казалось зловещим.

— А разве с ней что-то не так? Я не заметил.

— Очевидно, мужья многого не замечают — и я в том числе. Но хочу вам сказать, что если я когда-нибудь в жизни видел испуганную женщину — а я повидал их немало, — то это миссис Нокс. Она с трудом могла назвать свое имя. Другая женщина пыталась ее успокоить, но, по-моему, безуспешно.

— Вы уверены, что не ошиблись? Ведь было темно, не так ли?

— Было чертовски темно, но ошибиться я не мог. Если что-то случится здесь этим вечером — хотя Бог этого не допустит, а я не ожидаю, — то прежде всего мне понадобится выяснить, что беспокоит вашу жену. Женщины сказали, что вы в этой ложе, поэтому я и пришел сюда.

Лейтенант сунул за пояс большой палец левой руки, а правым указательным пальцем стал рисовать в воздухе.

— Мы с вами оба хотим поглазеть на это шоу, мистер Нокс. Тем более, что Тони Феррара в какой-то степени мой родственник. Но я не могу усидеть на одном месте. Я задам вам еще один вопрос и перестану вас беспокоить. Вы знаете молодого парня по имени Лэрри Портер? Леди Северн сказала, что вы и доктор Фелл познакомились с ним на корабле.

— Это правда.

— Вы видели его здесь сегодня вечером?

— Да, один раз. Когда я поднялся наверх, он стоял позади бельэтажа.

— Когда я поднялся, он тоже там стоял. По крайней мере, я подумал, что, судя по описанию, это должен быть Портер. Что произошло с ним потом? Куда он пошел?

— Понятия не имею. Я едва обратил на него внимание. — Нокс потерял терпение. — Что все это значит, лейтенант? Почему вы интересуетесь Портером?

— Понимаете, — ответил Карло Спинелли, — отчасти я здесь как раз по этой причине. Только об этом не следует распространяться. Леди Северн хочет, чтобы его арестовали.