Онлайн чтение книги Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо
Смелость и заносчивость

На борту

Даже наш язык подтверждает то, что в жизни не раз приходится сбрасывать кожу. Я с удивлением обнаружил, что за последние годы изрядно подрастерял вкус к сложным словам, имеющим приставку über- («сверх-, пре-"). Однако речь идёт не о таких прекрасных словах, как Überfluß («преизбыток»), напоминающих рог изобилия, а о тех, что несут на себе отпечаток воли.

Если нам действительно угрожает опасность, то усилия воли нас не спасут, ведь когда под ногами шатается почва, мы стремимся отбросить котурны. Смелость (Mut) — столь высокая добродетель, что не нуждается в пре-возношении и вос-хва-лении (Über-Mut). Представления о мускулистом, полнокровном и уверенном в себе человеке, с триумфом появляющемся на арене жизни, порождены сладострастными грёзами чахоточных больных.

Это типичное заблуждение основано на том, что такое цветущее состояние скорее противоречит, нежели способствует высочайшему напряжению всех сил. Мы забываем о том факте, что настоящее решение принимают, когда жизненные силы слабеют. Подобным же образом войска, которые стекаются к полю сражения обессиленные бесконечными переходами, голодом, жаждой, ночными дежурствами и стычками, тем не менее, всегда настроены на высочайшее напряжение всех сил, то есть на победу. Простейшее отражение этой ситуации мы находим в самой жизни — смерть наступает лишь тогда, когда человек уже пережил болезнь, потерю крови или насилие. В такие критические моменты от заносчивости не остается и следа.

Также следует иметь в виду то, что заносчивость имеет прежде всего подвижный, атакующий характер. Ты всегда должен быть сильнейшим, если не хочешь оказаться смешным. Смелость же в существе своём, несомненно, ближе к состоянию покоя; для нее характерны признаки постоянства, стойкости и невозмутимости. В стихию смелости окунается человек перед лицом высочайшей опасности, например, перед лицом в сотни раз превосходящей его силы.

Нельзя не удивляться тому строгому порядку действий, которому следуют обе стороны, осознавшие неизбежность конфликта. Если они остаются на высоте положения, то самому столкновению обычно предшествует вызов более сильного, а именно требование капитуляции. Каков бы ни был характер этого требования, суть его остаётся неизменной. Полководец ждёт от скромного капитана, чья крепость лежит на его пути, что тот сдастся ему в почётный плен. Хитрый тиран довольствуется поклоном, а его слуги заставляют свою жертву целовать прах у их ног. Капитуляция может проходить почти незаметно, например, в молчаливых жестах или в принятии подношений и почестей. Существует множество уловок, в том числе изящно замаскированных, но срабатывают они всегда одинаково. Стоит только другой стороне промедлить, как тотчас же выявляется истинная суть происходящего. Требование становится тогда всё более настойчивым и очень скоро оборачивается угрозой неминуемой смерти.

Предчувствуя эту угрозу, человеческий дух на мгновение уступает слабости, противостоять которой способен лишь один из тысячи. Но уж если человек преодолевает эту слабость, то он совершает редкостный поступок — открывается навстречу невозможному. Он не рассчитывает ни на успех, ни на везение; линии перспективы, подобно параллельным, пересекаются где-то в бесконечности. Благодаря этому поступку борьба переходит на иной уровень. В человеке открываются новые силы, ибо тяготение утратило над ним свою власть. Отлив сменяется мощным приливом, и вода прибывает так, будто где-то прорвало плотину. С этой волшебной силой даже слабому можно ничего не страшиться, ибо все демоны сражаются на его стороне. Однако эти примеры вовсе не дают рецепта, «как победить после поражения». Скорее, речь идёт о тех силах, которые зримо проступают в нашем миропорядке в подтверждение его внутренней сути, не давая нам, впрочем, никаких гарантий на успех. Так, настоящий национальный герой в смутные времена разделяет судьбу своего народа, но при жизни остается непризнанным, становится жертвой предательства и умирает в забвении. Тем не менее в истории всегда будут повторяться эпохи, требующие от отдельного человека образцовых поступков и жертв; они необходимы для восстановления меры, в согласии с которой рождаются и воспитываются люди. Эта мера встречается в любом иерархически организованном обществе: так, у наших предков неизменным, неподвластным времени образцом считалась не победа ратоборцев, а прославление подвигов мёртвых — удивительно ёмкая формула, решительно противостоящая тщеславному стремлению к отличиям.