Онлайн чтение книги Тарзан и люди-леопарды Tarzan and the Leopard Men
X. ПОКА ЖРЕЦЫ СПЯТ

Когда старая ведьма, взявшая на себя опеку над девушкой, толкнула ее к выходу на помост, Кали-бвана замерла, похолодев от ужаса, при виде представшего ее взору зрелища.

Прямо перед ней в отвратительном одеянии стоял верховный жрец, рядом с ним на цепи бесновался леопард. Внизу колыхалось море свирепых раскрашенных лиц и причудливых масок.

От тяжелого резкого запаха человеческих тел девушке сделалось дурно, она слегка пошатнулась и закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Старуха сердито заворчала и пихнула девушку вперед.

В следующий миг ее схватил за руку верховный жрец Имигег и втащил на помост позади рычащего леопарда. Взревев, зверь бросился на девушку, но Имигег все рассчитал, и, остановленный цепью, хищник вздыбился в нескольких шагах от девушки, вспарывая воздух когтями.

Осознав весь драматизм положения, в котором оказалась девушка, Старик пришел в ужас. Охваченный ненавистью к неграм и страдая от собственного бессилия, он чуть не задохнулся. Он мучился от невозможности что-либо предпринять, между тем как вид девушки разжигал в нем пламя страсти. Вспоминая про то, как он дерзил и хамил ей, он едва не сгорал от стыда. И тут глаза девушки, устремленные в зал, встретились с его глазами.

Мгновение она равнодушно смотрела на него, а когда узнала, на лице ее отразилось удивление и недоверие. Девушка не сразу сообразила, что он тоже пленник. Его присутствие напомнило ей о грубости, с которой он обращался с ней при первой встрече.

Она восприняла его как еще одного врага, но сам факт, что он – белый, придал ей некоторую уверенность. Невозможно было представить, чтобы, при всех его пороках, он остался бы в стороне, позволив неграм держать в плену белую женщину и измываться над ней.

Но вскоре девушка сообразила, что он, как и она, всего лишь пленник, однако не отчаялась.

Она задавалась вопросом, что за странная прихоть судьбы свела их снова и в таком месте.

Она не ведала о том, что его схватили, когда он пытался помочь ей, такое не могло ей даже присниться. Знай она об этом и о двигавшем им чувстве, то для нее рассеялась бы даже та ничтожная уверенность, которую придавало ей его присутствие. Она же знала лишь то, что он человек ее расы, и его пребывание здесь внушало долю оптимизма.

Не один Старик, все присутствующие глядели, не отрываясь, на стройную, грациозную фигурку и прекрасное лицо новой верховной жрицы, глядели прищурясь, оценивающе. Среди них – Боболо, чьи налитые кровью, хищные глаза похотливо впились в белую девушку. Боболо жадно облизывал толстые губы. Свирепый вождь испытывал жажду, но жажду особого свойства.

Церемония посвящения верховной жрицы в сан продолжалась. Руководил действом Имигег, не замолкавший ни на минуту. Время от времени он обращался то к какому-нибудь младшему жрецу, то к жрице, а затем снова к богу Леопарду. Каждый раз, когда зверь отвечал, всех воинов охватывал священный трепет, за исключением Старика и белой девушки, которые быстро сообразили, что публику попросту дурачат.

За разыгрываемым варварским спектаклем наблюдал еще один зритель, примостившийся на краю балки. В первую минуту он тоже опешил, услышав говорящего леопарда, однако интуитивно заподозрил обман, хотя никогда не слыхал о чревовещателях.

Это был мушимо, рядом с которым, дрожа при виде такого скопища леопардов, примостился дух Ниамвеги.

– Мне страшно, – заныл он. – Нкима боится. Давай вернемся в страну Тарзана. Там Тарзан король, а здесь его никто не знает, и он не лучше какого-нибудь гомангани.

– Опять ты заладил про каких-то Нкиму и Тарзана, – недовольно сказал мушимо. – Не понимаю, о ком это ты. Я мушимо, ты дух Ниамвеги. Сколько раз я должен повторять?

– Тарзан – это ты, а Нкима – это я, – убеждала обезьянка. – Ты же тармангани.

– Я дух далекого предка Орандо, – возразил человек. – Разве не так сказал Орандо?

– Не знаю, – дух Ниамвеги устало вздохнул. – Я не понимаю языка гомангани. Знаю только то, что я – Нкима, и что Тарзан сильно изменился. С тех пор, как на него упало дерево, он стал совсем другим. А еще я знаю, что мне страшно. Не хочу здесь оставаться.

– Сейчас, – пообещал мушимо, внимательно разглядывая толпу.

Тут он увидел белых, девушку и мужчину, и сразу понял, что их ожидает, но это не вызвало у него ни сострадания, ни чувства кровной близости. Он был духом предка Орандо, чернокожего воина, сына чернокожего вождя, поэтому участь чужаков-тармангани ни в коей мере его не трогала.

Вдруг цепкий взгляд мушимо зажегся живейшим интересом. Под одной из устрашающих масок он приметил знакомые черты, но не удивился, так как с некоторых пор пристально изучал этого жреца. Мушимо чуть заметно улыбнулся.

– Идем, – шепнул он духу Ниамвеги и вылез на крышу храма.

Легкой кошачьей поступью мушимо уверенно побежал по коньку крыши, обезьянка помчалась за ним по пятам. Достигнув середины, он пружинисто перепрыгнул с покатой крыши на ближайшее дерево, и как только дух Ниамвеги оказался рядом, их тотчас поглотила кромешная тьма ночи.

Между тем на большом глиняном помосте храма жрецы разожгли костры, над которыми на примитивных треножниках развесили котлы, а младшие жрецы вынесли из дальнего помещения куски мяса, завернутые в банановые листья.

Жрицы стали закладывать мясо в котлы, жрецы тем временем принесли кувшины из выдолбленных тыкв, наполненные хмельным напитком, и пустили по кругу.

Утолив жажду, воины начали танцевать.

Нагнувшись вперед и отставив локти, они задвигались в медленном темпе, высоко поднимая ноги. В руках они держали щиты и копья, что было не так-то просто из-за длинных кривых когтей из стали, насаженных на пальцы. Из-за нехватки места в переполненном зале воины топтались не сходя с места, останавливаясь лишь за тем, чтобы как следует приложиться к проносимому мимо кувшину.

Танец сопровождался ритмичным пением, вначале тихим, затем все более и более громким, по мере убыстрения танца, и вскоре зал представлял собой толпу беснующихся, завывающих дикарей.

На помосте, доведенный до исступления всеобщим гвалтом, а также запахом кипящего в котлах мяса, бесновался на цепи бог Леопард. Перед разъяренным хищником, словно одержимый, отплясывал верховный жрец, вдохновленный содержимым кувшина. Он то наседал на хищника, то отскакивал в сторону, уворачиваясь от когтей взбешенного зверя.

Еле живая от страха и кошмарных предчувствий, Кали-бвана затаилась в дальнем конце помоста. Ее рассудок мутился от окружающего ада. Она видела, как принесли мясо, но не догадывалась о его происхождении до того момента, когда из банановых листьев выпала человеческая рука. Жуткий смысл увиденного парализовал девушку.

Белый пленник, бросавший на девушку частые взгляды, попытался с ней заговорить, но конвоир с размаху ударил его по губам, заставляя молчать.

По мере того, как выпивка и танцы оказывали все более дурманящее воздействие на дикарей, возрастал и страх белого за безопасность девушки. Пленник знал, что хмель и религиозный экстаз скоро лишат дикарей остатков их слабого разума, и он боялся даже подумать, что вскоре они способны будут учинить, коли уже сейчас вышли из-под контроля своих вождей. А то, что и вожди, и жрецы опьянели не меньше своих подданных встревожило Старика еще больше.

Боболо так же не спускал глаз с белой девушки. В его пьяном мозгу рождались коварные замыслы. Он понимал, в какой она опасности, и хотел сберечь ее для себя. Боболо неясно представлял себе, как осуществить задуманное, но идея всецело завладела им. Вскоре его глаза случайно приметили Старика, и Боболо напряг свой слабый умишко.

Белый хочет спасти женщину. Боболо знал и помнил это. А раз белый хочет спасти ее, то станет защищать ее.

Пойдем дальше. Белый стремится к побегу.

Что еще? Пленник считает Боболо своим другом.

Такие вот мысли неуклюже ворочались в его затуманенном мозгу.

Что ж, пока все складывается удачно. Белый поможет ему похитить верховную жрицу, но не раньше, чем буквально все упьются до такого состояния, что не смогут помешать Боболо осуществить его план или вспомнить что-либо впоследствии. Нужно выждать подходящий момент, незаметно вывести девушку из зала и спрятать ее где-нибудь в храме.

Среди пьяных, возбужденных воинов уже стали свободно расхаживать черные жрицы. Еще немного, и разгул достигнет апогея. Тогда уже никто не сможет спасти девушку, даже сам верховный жрец, который успел нализаться в стельку, как и все присутствующие.

Боболо подошел к Старику.

– Можете повеселиться с товарищами, – сказал он стражникам. – Я постерегу пленника.

Полупьяных воинов не пришлось долго уговаривать. Слова вождя было довольно, – оно освобождало от всякой ответственности. Охранники тотчас бросились наверстывать упущенное.

– Скорей! – заторопил Боболо, хватая Старика за руку. – Идем со мной.

Белый отпрянул.

– Куда?

– Я помогу тебе бежать, – шепнул Боболо.

– Без белой женщины – ни за что, – твердо сказал Старик.

Его ответ настолько совпал с планами Боболо, что тот пришел в восторг.

– Это я тоже устрою, но сперва нужно вывести тебя отсюда. Потом вернусь за ней. Двоих сразу взять не смогу. Это очень опасно. Имигег убил бы меня, если бы узнал об этом. Вы должны во всем слушаться только меня.

– С чего вдруг такая забота о нашем благополучии? – с недоверием спросил белый.

– Потому что вам обоим угрожает опасность, – ответил Боболо. – Люди перепились, верховный жрец тоже. Скоро не будет никого, кто смог бы защитить вас, и вы погибнете. Я твой друг. Вам повезло, что Боболо ваш друг и что он не пьян.

– "Что-то не похоже", – подумал Старик, когда они направились к выходу в конце зала. Негра шатало, как матроса на палубе.

Боболо привел Старика в какую-то комнату в другом конце храма.

– Жди тут, – сказал Боболо. – Я схожу за девушкой.

– Развяжи веревку, – потребовал белый. – Руки затекли.

Боболо на миг заколебался.

– Почему бы и нет? – сказал он. – Только не вздумай бежать, я сам увезу тебя отсюда. Кстати, в одиночку тебе не убежать. Храм стоит на острове и окружен рекой и болотами, кишащими крокодилами. Есть только одна дорога – река. Обычно здесь нет ни одной лодки, чтобы никто из жрецов не смог сбежать. Они тоже пленники. Подожди, пока я не заберу тебя отсюда.

– Конечно, подожду, а ты иди скорей за белой женщиной.

Боболо вернулся в главный зал, но на сей раз коридором, который выходил на второй ярус помоста.

Здесь он остановился и огляделся.

В зале началась дележка вареного мяса. Снова заходили вкруговую кувшины. На переднем крае помоста в беспамятстве валялся верховный жрец. Бог Леопард лежал на брюхе, урча над человеческой берцовой костью. Новоиспеченная верховная жрица стояла, вжавшись в стену, возле самого входа в шаге от Боболо. С испуганными глазами она повернулась к нему.

– Идем! – шепнул он и жестом предложил следовать за ним.

Девушка поняла только жест, но она видела, как только что этот человек увел ее товарища по несчастью. Неужели рок сжалился над ней и послал спасение в лице этого негра?

Она припомнила, что, разговаривая с белым, негр держался спокойно, без враждебности, и девушка последовала за Боболо в сумрачные покои, расположенные в глубине храма.

Она шла, замирая от страха, но только Боболо знал, насколько она права в своих опасениях. Близость девушки возбудила в нем желание, подогреваемое выпитым вином. В порыве страсти он решил затащить девушку в первую же попавшуюся комнату, но не успел он схватить ее, как за спиной раздался голос.

– Тебе удалось увести ее без особого труда. Боболо завертелся на месте.

– Я шел за тобой на тот случай, если понадобится помощь, – пояснил Старик.

Чернокожий вождь недовольно буркнул, однако поспешно овладел своими эмоциями.

На шум драки сбежится стража, а для Боболо это означало неминуемую смерть.

Вождь ничего не ответил, а провел белых в комнату, куда прежде доставил Старика.

– Ждите меня здесь. Если вас обнаружат, не выдавайте меня, – предупредил Боболо. – Иначе я не смогу вас спасти. Можете сказать, что испугались и решили спрятаться.

Боболо направился к выходу.

– Постой, – сказал Старик. – Предположим, что нам не удастся вызволить девушку, что с ней станет? Боболо усмехнулся.

– У нас никогда еще не было белой жрицы. Может, она предназначена для бога Леопарда, а, может, для верховного жреца. Кто знает.

И Боболо ушел.

– Для бога Леопарда или для верховного жреца, – повторила Кали-бвана, когда Старик перевел слова вождя. – Какой кошмар!

Девушка стояла так близко, что Старик, ощутивший тепло ее почти обнаженного тела, задрожал, а когда попытался заговорить, от волнения голос его сделался хриплым. Ему хотелось сжать ее в объятиях, покрыть поцелуями нежные теплые губы, однако он сдержался, сам не зная почему. Ведь они были наедине, вдали от всех, шум дикой оргии заглушил бы любой ее крик, она была целиком в его власти. И все же Старик не коснулся ее.

– Может, скоро нам удастся бежать, – сказал он. – Боболо обещал вывести нас отсюда.

– Вы его знаете? Доверяете? – спросила она.

– Мы знакомы около двух лет, – ответил он, – но я ему не доверяю. Никому не доверяю. Боболо делает это ради наживы. Старый жадный мерзавец.

– Что он просит?

– Бивни.

– Но у меня их нет.

– У меня тоже, – признался он. – Но я добуду.

– Я выплачу свою долю, – заявила она. – Деньги я оставила у агента железнодорожной компании.

– Давайте-ка не делить шкуру неубитого медведя. Неизвестно еще, как все обернется.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

– Мы попали в страшную передрягу, – пояснил он, – и должны смотреть правде в лицо. Наша единственная надежда сейчас – Боболо. Он негодяй, человек-леопард и к тому же пьяница. Так что надежда, если она вообще есть, очень слабая.

Вернувшись в зал, Боболо, который успел слегка протрезветь, вдруг страшно испугался того, что натворил. Дабы поддержать слабеющую силу духа, он схватил большой кувшин и осушил до дна. Содержимое сосуда произвело магическое действие, и когда взгляд Боболо упал случайно на пьяную жрицу в углу, едва стоявшую на ногах, она показалась ему самой желанной. Час спустя Боболо спал мертвецким сном на полу посреди зала.

Действие туземного напитка проходит так же быстро, как наступает само опьянение, и уже через несколько часов воины стали приходить в себя. Страдая от жестокого похмелья, они потребовали еще вина, но оказалось, что не осталось ни капли спиртного и ни крошки еды.

Гато-Мгунгу не имел возможности приобщиться к цивилизации, он не бывал в Голливуде, но тем не менее знал, что нужно делать в таких случаях, ибо психология загулявшего человека везде одинакова, будь то Африка или Америка. Когда все выпито и съедено, время отправляться домой. Собрав вождей, Гато-Мгунгу поделился с ними этой мудрой мыслью, и те согласились, в том числе и Боболо. Он уже забыл некоторые события минувшей ночи, в частности, жрицу-гурию. Он помнил, что не успел сделать чего-то важного, но что именно, начисто забыл.

Боболо не оставалось ничего иного, как повести своих воинов к лодкам, следуя примеру других вождей.

И поплыл вниз по реке Боболо, один из многих терзаемых головной болью дикарей, заполнивших боевые пироги.

Те же, кто был пьян настолько, что не стоял на ногах, остались в храме. Для них оставили одну лодку. Воины спали на полу вповалку с младшими жрецами и жрицами. В углу помоста, скрючившись, храпел Имигег. Бог Леопард с набитым брюхом тоже спал.

Кали-бвана и Старик, томившиеся в темной комнате и с нетерпением ожидавшие возвращения Боболо, обратили внимание на то, что в главном зале стало тихо. Прошло еще какое-то время, и послышался шум засобиравшихся в дорогу воинов, затем топот покидавших храм людей. С берега реки донеслись команды и людские голоса, по которым пленники заключили, что негры спускают пироги. Затем все стихло.

– Судя по всему, Боболо явится один, – заметил Старик.

– Может, он уплыл и бросил нас, – предположила Кали-бвана.

Они подождали еще немного. Ни в храме, ни снаружи на площадке перед зданием не раздавалось ни звука. В святая святых бога Леопарда царила мертвая тишина. Старик беспокойно задвигался.

– Пойду взгляну, – сказал он. – Если Боболо уехал, это меняет дело.

Он направился к выходу.

– Я скоро, – шепнул он. – Не бойтесь. Оставшись одна, она стала думать о нем. Он как будто изменился со времени их первой встречи, стал заботливей, не грубит как раньше. И все же девушка не могла забыть о тех дерзостях, что он ей наговорил. При других обстоятельствах она бы никогда не смогла простить его. В глубине души по-прежнему относилась к нему с опаской и недоверием. Ей было неприятно думать, что если побег удастся, она будет ему обязана.

Такие мысли занимали девушку, между тем как Старик бесшумно пробирался по темному коридору к выходу на второй ярус помоста, ориентируясь на слабый луч света впереди.

Достигнув входа, он заглянул в опустевший зал. Догоревшие угли костров покрылись белой золой, из факелов горел лишь один. Его дымное пламя ровно пылало в неподвижном воздухе. Старик увидел на полу спящих, но при тусклом свете не мог разглядеть их лица, и потому не знал, здесь Боболо или нет. Белый долгим пытливым взглядом охватил все помещение, пока не убедился что во всем храме не осталось ни одного бодрствующего человека-леопарда. Затем он поспешил вернуться к девушке.

– Нашли? – спросила она.

– Нет. Вряд ли он в храме. Все уплыли, кроме тех, кто напился до чертиков. Пожалуй, это наш шанс.

– Нельзя ли пояснее?

– Здесь нет никого, кто мог бы нам помешать. Достать бы лодку. Боболо говорил, что лодок здесь не держат, чтобы жрецы не сбежали. Может, он солгал, но так или иначе, нужно выбираться. Здесь мы обречены. Крокодилы и те добрее, чем эти дьяволы.

– Я сделаю все, что скажете, – ответила она. – Но если я окажусь обузой, если мое присутствие станет мешать вашему бегству, не считайтесь со мной, спасайтесь в одиночку. Помните, вы мне ничем не обязаны, и…

Она заколебалась и смолкла.

– Что «и»? – спросил он.

– И я не желаю быть обязанной вам. Я не забыла того, что вы мне наговорили, когда впервые появились в моем лагере.

Старик хотел было возразить, но затем передумал.

– Пора! – резко приказал он. – Времени в обрез! Он подошел к окну и выглянул наружу. За окном стояла такая темень, что Старик ничего не мог разглядеть. Он помнил, что здание стоит на сваях, а потому падение на землю могло быть очень опасно. Пройти же через главный зал среди всех этих дикарей было слишком рискованно.

Единственный выход – выбраться на галерею, которая, как он знал, тянулась вдоль стены, выходящей к реке.

– Нужно перейти на другую сторону храма, – шепнул он. – Дайте руку, чтобы не потеряться.

В его ладонь скользнула ее рука, теплая и нежная. И снова его окатила мощная волна желания, которую он подавил невероятным усилием воли, не выдав девушке своей страсти. Бесшумно, на цыпочках вышли они в темный коридор. Двигаясь наощупь. Старик отыскал дверь, куда они вошли и направились к окну.

Что если они попали в комнату одного из обитателей храма, который отсыпается сейчас здесь после оргии? При этой мысли на лбу Старика выступил холодный пот, и он поклялся в душе, что убьет каждого, кто попытается помешать ему спасти девушку. К счастью, в комнате никого не оказалось, и они беспрепятственно подошли к окну.

Мужчина перебросил ногу через подоконник и мгновение спустя уже стоял на галерее. Протянув руки, он помог девушке вылезти из окна. Они находились в дальнем конце здания. Старик не решился спуститься по лестнице, ведущей к парадному входу.

– Спуститься на землю можно по свае, – сказал он. – Возможно, главный вход охраняется. Как вы считаете, сумеете?

– Конечно, – отозвалась она.

– Я полезу первым, – сказал он. – Если вы сорветесь, смогу подхватить.

– Не сорвусь. Идите.

Галерея была без перил. Старик лег на пол и зашарил рукой под краем настила в поисках сваи.

– Нашел, – шепнул он и скользнул вниз. Девушка последовала за ним. Он спустился ниже, поддерживая девушку за ноги, пока она не нашла опору в виде суковатого выступа на поверхности стоба. Вскоре они очутились на земле. Взяв девушку за руку, Старик повел ее к реке. Пока они шли вдоль стены, обращенной к реке, он жадно высматривал какую-нибудь лодку и у главного входа нашел то, что искал – на берегу лежала пирога, наполовину вытащенная из воды. Старик с трудом сдержался, чтобы не закричать от радости.

Они принялись бесшумно сталкивать тяжелую лодку в реку. Поначалу все их усилия оставались напрасными, но вот лодка стронулась с места, высвобожденная из вязкого прибрежного ила, ставшего той самой смазкой, которая облегчила спуск на воду.

Оттолкнув лодку от берега в медлительный поток, Старик помог девушке забраться внутрь, запрыгнул сам, и они с тихой благодарственной молитвой на устах бесшумно двинулись вниз по течению, устремляясь к большой реке.