Онлайн чтение книги Земные радости
Лето 1610 года

Джон решил, что, пока он путешествует по Европе, закупая деревья для графа, Элизабет и маленький Джей должны оставаться в Меофеме. Элизабет протестовала, заявляя, что хочет жить в новом коттедже в Хартфордшире, но Джон твердо стоял на своем.

– Если малыш заболеет или ты почувствуешь себя плохо, то за вами некому будет ухаживать, – объяснял он в один из последних дней августа, собирая вещи в дорогу.

– В Меофеме тоже никого нет, кто бы стал нас лечить, – возразила Элизабет.

– Здесь вся твоя семья, твоя мать, кузены, сестры и тети.

– Вряд ли Гертруда будет мне помогать.

– Может, ты и права. Но свой долг по отношению к тебе она выполнит. Проследит, чтобы у тебя были вода, еда и огонь в очаге. А вот в Хатфилде я никого не знаю, кроме строителей. Даже слуг в доме пока нет. Усадьба готова только наполовину.

– Но они вот-вот закончат!

Джону трудно было передать на словах весь объем строительства.

– Пока что все выглядит так, будто работы продлятся еще лет десять или вообще всегда. Конечно, уже есть и крыша, и стены. Но внутри пока ничего не сделано, трубы, полы и окна еще предстоит установить. На площадке сейчас трудятся сотни плотников и резчиков по дереву. Послушай, Элизабет, там, между болот, граф создает маленький город. И я должен эти болота засадить и превратить в прекрасный сад.

– Не говори с таким благоговейным трепетом, – ласково упрекнула мужа Элизабет. – Ты волнуешься, как мальчишка.

Джон улыбнулся, чувствуя ее правоту.

– Но я боюсь за его светлость, – признался он. – Граф взялся за непосильную задачу. Сложно представить, как он будет за все расплачиваться. И еще он покупает дома в Лондоне, а потом продает. Опасаюсь, что он влезет в долги…

Традескант замолчал. Даже с Элизабет он не обсуждал подробности деловых договоренностей Сесила, хотя тот регулярно брал взятки и уводил из казначейства деньги. Бывало, король превращал людей в банкротов, предъявляя им обвинения в государственной измене или преступлении против короны, а на следующий же день первый министр приобретал их имения по бросовой цене.

– Ходят слухи, что он захватчик, – заметила Элизабет. – Ни лес, ни общинная земля не защищены от огораживаний [10] Огораживания – в Англии конца XV – начала XIX века насильственный сгон крестьян феодалами с земли, которую затем феодалы огораживали изгородями, канавами и т. п.. Сэр Роберт все забирает себе.

– Это все его, – решительно возразил Джон. – Он берет свое по праву. Над ним лишь король, а над королем – только Бог.

Элизабет скептически взглянула на мужа, но оставила свои мысли при себе. Она была слишком похожа на своего отца – священника, исповедующего упрямый и независимый протестантизм, – чтобы принять духовную иерархию супруга, ведущую от Бога на небесах к последнему нищему. При этом каждый у Джона занимал свое место, а король и граф стояли всего лишь на ступень ниже ангелов.

– Я и за себя переживаю, – продолжал Джон. – Граф доверил мне кошелек с золотом и велел покупать и покупать. А вдруг меня обманут? Страшновато отправлять растения в такой долгий путь. Сесил хочет получить сразу готовый сад и поэтому дал указания везти уже взрослые плодоносящие деревья. А я думаю, что молодые и крепкие лучше перенесут дорогу!

– Во всей Англии нет садовода лучше тебя, – ободрила мужа Элизабет. – И графу это известно. Просто я хотела бы сопровождать тебя. Ты не боишься ехать один?

– Я мечтал о путешествии, еще когда был мальчишкой, – признался Джон. – И работа на моего господина искушала меня всякий раз, когда я отправлялся в доки и беседовал там с людьми, посетившими дальние края. Где они только не побывали! И с собой везли лишь крошечную часть того, что видели. Если бы я мог уплыть с ними в Индию или хотя бы в Турцию, только подумай, какие диковинки я мог бы привезти.

Внимательно посмотрев на мужа, Элизабет слегка нахмурилась:

– Ты ведь не собираешься забираться так далеко?

Джон обнял ее за талию, пытаясь успокоить, но не мог заставить себя солгать.

– Мы нация странников, – сказал он. – Самые высокородные лорды, друзья моего господина, составили свои состояния за морями, для них море все равно что ровная дорога. И хозяин всегда вкладывает деньги в поездки по морю, берущие начало в Лондоне. Мы великая нация, и у нас слишком много людей для одного острова.

В деревне Элизабет бывали случаи, что мужчины пропадали в море, поэтому она старалась удержать мужа на земле.

– Ты же не собираешься покинуть Англию?

– Конечно нет, – ответил Джон. – Но и путешествовать я не боюсь.

– Не знаю, как ты сможешь так долго без нас обходиться, – вздохнула Элизабет. – И малыш Джей сильно изменится к твоему возвращению.

Традескант кивнул.

– Записывай все новое, что он будет говорить, а когда я приеду, ты все мне расскажешь. И позволь ему посадить черенки, которые я принес. Это любимые гвоздики моего господина, они очень хорошо пахнут. В нашей почве они должны отлично прижиться. Пусть малыш сам выкопает ямку и посадит цветы. Сегодня я показал ему, как это делается.

– Я видела.

Элизабет наблюдала из окна, как ее муж и их шустрый темноглазый и темноволосый сын стояли на коленях перед небольшим квадратом земли и вместе копали. Джон старался вникнуть в быструю детскую речь, а малыш Джей смотрел в лицо своему отцу и повторял звуки до тех пор, пока, путаясь в догадках, они не стали понимать друг друга.

– Копать! – настаивал малыш Джей, всаживая маленькую лопатку в землю.

– Копать, – согласился отец. – Теперь опустим этих крошек в их кроватки.

– Копать! – повторил Джей.

– Не здесь, – остановил Джон. – Сейчас им нужно побыть в покое, а потом они вырастут и превратятся в красивые цветы для мамы.

– Копать! Хочу копать!

– Нельзя копать! – повысил голос Джон, быстро опускаясь до упрямства ребенка.

– Копать!

– Нельзя!

– Копать!

– Нельзя! Элизабет! Забери своего сына! Он тут все порушит еще до того, как цветы догадаются, что их посадили!

Она вышла из дома, подхватила Джея на руки и отнесла в другой конец сада, пообещав дать погладить папину лошадь.

– Вряд ли наш сын станет садовником, – заметила Элизабет. – Ты на это не рассчитывай.

– Он понимает, как важно копать глубоко, – возразил Джон. – А остальное приложится.