Онлайн чтение книги Земные радости
Июнь 1607 года

На следующий день, не успела Элизабет поворошить уголья в камине и поставить на огонь утреннюю овсянку, раздался стук в дверь и вошел посыльный графа.

– Его светлость желает видеть вас в Лондоне, – коротко объявил он.

Прибывший слуга снял перед хозяйкой шляпу, однако смотрел на Джона. Элизабет тоже взглянула на молодого мужа, втайне надеясь, что тот откажется. Но Традескант уже сидел в кресле у камина и натягивал сапоги для верховой езды.

– В доках, – добавил посыльный. – Вы встречаетесь с его светлостью в Грейвсенде.

Еще один короткий поклон – и он исчез. Слуги Сесила не задерживались и не сплетничали. По общему мнению, у графа повсюду имелись уши, и нескромный человек долго у него не работал.

Элизабет вынула из шкафа переложенный лавандой дорожный плащ Джона. Когда она убирала его, то думала, что плащ провисит долгие месяцы, и хотела уберечь его от моли.

– Когда ты вернешься? – спокойно поинтересовалась она.

– Пока не знаю, – поспешно отозвался Джон.

Холодность его тона покоробила Элизабет.

– Мне навестить тебя в Хатфилде? Или в Теобальдсе? – спросила она.

Он посмотрел на жену, увидел в ее руках плащ и вежливо ответил:

– Спасибо. Я дам тебе знать. Мне неизвестно, что происходит. Не представляю, что Сесилу нужно, но у него сейчас опасные времена. Я должен ехать немедленно.

Элизабет чувствовала, как ее взгляд на мир, основанный на деревенском опыте, рушится под тяжестью великих событий, которые теперь будут влиять и на ее жизнь.

– Не думала, что сейчас особенно опасные времена. Чем же они опасны?

Традескант бросил на жену быстрый взгляд, словно ее невежество его удивило.

– Для людей с большой властью любые времена опасны, – пояснил он. – Мой хозяин – самый главный человек в стране. Он ежедневно сталкивается с той или иной опасностью. Если он посылает за мной, я отправляюсь в путь без лишних вопросов и не строю никаких личных планов.

Как могла Элизабет оспаривать долг слуги перед господином? Она кивнула и пообещала:

– Я буду ждать от тебя известий.

Джон поцеловал жену в лоб тем бесстрастным безразличным поцелуем, с которого началась их помолвка и который все еще властвовал над их отношениями. Элизабет подавила порыв поднять лицо и поцеловать супруга в губы. Пусть он не хочет целовать ее, не желает спать с ней, но хорошая жена не должна жаловаться. Придется ждать. Она обязана выполнять свой долг по отношению к мужу, как он выполняет долг по отношению к своему господину.

– Спасибо, – небрежно бросил Джон, как если бы она оказала ему мелкую незначительную услугу.

Затем он вышел на задний двор, оседлал коня и выехал на деревенскую улицу. Элизабет стояла в дверях с высоко поднятой головой. Никто из деревенских сплетников не узнает, что муж оставил ее такой же девственной, какой она была в день свадьбы. Джон, чувствуя в окнах соседних домов глаза наблюдающих, приподнял шляпу в прощальном жесте. Он не нагнулся поцеловать жену, не произнес ни единого слова поддержки или утешения. Сидя верхом на коне, он смотрел с высокого седла на бледное лицо Элизабет, которую покидал, так и не сделав женщиной. Традескант и сам прекрасно понимал, что ведет себя неподобающе, что его долг перед графом стал в то же время и поводом для разлуки с супругой.

– Прощай, – коротко промолвил он, повернул коня и пустил его быстрой рысью.

Всю дорогу на север к Грейвсенду его терзала мысль: он был недобр к Элизабет. Даже если не принимать во внимание, что все произошло в первую брачную ночь, что перед этим злосчастным вторжением она лежала в чем мать родила, такая теплая и приятная на ощупь. Она сказала не более того, что имела полное право сказать.

Традескант встретился со своим господином в Грейвсенде, в доках Ост-Индской компании. Воздух был полон запахами корицы и специй; отовсюду долетала ругань докеров.

На борту корабля у сходней их встречал купец.

– Идите за мной, – пригласил он и повел их в каюту капитана между парусными мастерами и поставщиками канатов.

– Вина? – предложил купец.

Граф и его садовник кивнули.

– Я привез кое-какие любопытные корешки, – сообщил купец, когда гости осушили бокалы. – Заплатил за них золотом по их весу, поскольку был уверен, что такой человек, как вы, ваша светлость, заплатит за них гораздо больше.

– А что там? – осведомился граф.

Купец открыл деревянный ларец.

– Я старался, чтобы они не высохли и не потеряли свежесть. Прятал их от света, как советовал господин Традескант.

Он протянул горсть древесных изогнутых коричневых корешков, на них еще остались пыльные комочки земли. Граф осторожно взял их и передал садовнику.

– Корешки цветов необычайной красоты, – затараторил купец, уставившись на бесстрастное лицо Сесила. – Конечно, ваша светлость, корешки никогда не выглядят привлекательно. Но благодаря рукам вашего садовника превратятся в роскошные растения…

– А что напоминают сами цветы? – перебил Джон.

– Герань, но гораздо лучше, совершенно невероятные цветы, – нахваливал купец. – Листья пахнут, как у герани.

Сесил приподнял одну бровь и посмотрел на Джона. Тот еле заметно пожал плечами. Корешки действительно походили на корешки герани, но без листьев и цветов трудно было принять решение. Вопрос был в том, верить или нет продавцу.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался граф.

– Вот это.

Купец вытащил со дна ларца небольшой джутовый мешочек и открыл его. Внутри находились толстенькие зеленые шары величиной с небольшое куриное яйцо, утыканные маленькими острыми колючками.

– Новый каштан, – заявил купец.

Очень осторожно он раскрыл одну из скорлупок и выдавил прямо в сложенные ковшиком ладони Джона маслянистый круглый красивый орех, покрытый светлыми и темными коричневыми разводами, как чалая лошадь в яблоках.

На верхушке ореха был более бледный серовато-коричневый круг. Джон поласкал пальцами влажную внутреннюю оболочку скорлупы и повернул сам каштан к свету, любуясь его глянцевой поверхностью. Блестел орех ярче, чем обычный каштан. Намного ярче, словно был из красного дерева. Восхитительный орех, потрясающая драгоценность среди орехов, коричневая теплая жемчужина.

– Где вы их взяли? – воскликнул Джон, не в силах удержать дрожь волнения в голосе.

– В Турции. – Купец улыбнулся. – Я видел дерево, на котором растут такие плоды.

– Их можно есть? – вмешался Сесил.

Продавец замялся на ту самую долю секунды, которая выдает ложь.

– Конечно, – кивнул он. – В конце концов, это всего лишь каштаны. И они очень сильное лекарство. Тот, кто мне их продал, говорил, что эти каштаны применяются для оздоровления запаленных лошадей. Они лечат у лошадей легкие, может, и у людей тоже.

– А листья такие же, как у наших каштанов? – допытывался Традескант.

– Больше, – заверил купец. – И более растопыренные. Деревья могучие, с круглыми стволами, и плоды более правильной формы по сравнению с нашими, как крупные шары на палке. Весной они покрываются белыми гроздьями из цветов размером с два ваших кулака. Белые цветки и их язычки усеяны розовыми пятнышками. – Продавец замолк на мгновение, ведь от его описания зависела цена, и быстро продолжил: – Как яблоневый цвет. Бело-розовые цветки, как на яблоне, но собранные в удивительной форме конуса.

Джон старался сохранять спокойствие.

– А деревья большие? Какой высоты?

Купец взмахнул рукой.

– Не такие громадные, как ель, но с раскидистыми кронами и высокие, как взрослый дуб.

– А древесина? – снова встрял Сесил, вспомнив о постоянной потребности нации в древесине для кораблестроения.

– Превосходная древесина, – тут же отозвался купец.

«Слишком быстро для правдивого ответа», – подумал граф.

– Если честно, я сам не видел, но меня уверяли, что древесина очень хорошая, – добавил продавец.

– Сколько их у вас? – спросил Джон, не сводя глаз с ларца и сжимая каштан в руке.

– Всего полдюжины, – елейно пропел купец. – Только шесть штук. Шесть на все королевство, только шесть за пределами Турции. Какие-то шесть каштанов на весь христианский мир. Для вас, ваша светлость, для вас, господин Традескант.

– Что-нибудь еще? – небрежно поинтересовался Сесил.

– Вот эти семена. – Купец показал мешочек, наполненный твердыми черными семенами. – От редких цветов.

– Каких цветов? – осведомился Джон.

Теплый гладкий каштан уютно уместился в его ладони. Он словно чувствовал заключенную внутри жизнь, как в свежеснесенном яйце.

– Редкой красоты, как лилии, – промолвил купец.

Традескант засомневался: лилии растут из луковиц, а не из семян. Его пальцы крепко сжались, он вдруг вообще засомневался в этом продавце. Однако красота ореха и надежды, которые он сулил, не могли обмануть.

– Сколько вы хотите за корешки, семена и орехи? – спросил Сесил.

Купец быстро перевел взгляд с господина на садовника и безошибочно прочитал на лице Традесканта бессловесное желание.

– Пятьдесят фунтов.

Граф поперхнулся.

– За горсточку деревяшек?

Улыбнувшись, купец кивнул в сторону Традесканта. Сесил проследил за его взглядом и невольно рассмеялся. Джон как зачарованный все поворачивал и поворачивал каштан в ладони, совершенно позабыв о собеседниках.

– Для садовника новое дерево – это бесценное сокровище, – сказал купец. – Совершенно новое, которое цветет как роза и становится таким же мощным, как дуб.

– Восемь фунтов сейчас и восемь, если деревья не погибнут, – резко произнес граф. – Можешь приехать ко мне следующей весной, и, если деревья примутся, я заплачу тебе остальное. Если через пять лет у меня будут красивые мощные растения с цветами как у яблони, тогда я заплачу еще восемь фунтов.

– Может, девять? – возразил купец.

– Не больше девяти. – Граф поднялся на ноги. – Девять сейчас, девять, если примутся, и девять через пять лет, если вырастут.

– Я отвезу все сразу в Теобальдс, – заявил Джон, выходя из транса.

Он еще сжимал в руке орех. Купец уложил корешки и семена обратно в ларец и передал Джону.

– Разве ты не женился недавно? – вдруг вспомнил граф.

– Супруга подождет, – отрезал Джон. – Надо проследить, чтобы все правильно посадили, чтобы верно ухаживали. Каштаны нужно сразу же посадить в теплую влажную почву, иначе… – Он замолчал и посмотрел на купца. – А как там зимой, холодно?

Продавец пожал плечами.

– Я бывал там только весной.

Сесил коротко рассмеялся и спустился по сходням на пирс. Садовник последовал за ним, но вдруг его осенила внезапная мысль, и он окликнул купца, оставшегося на корабле.

– А листья меняют цвет осенью? Или дерево зеленое круглый год?

– Понятия не имею. – Купец пожал плечами. – Я никогда там не был осенью. Да и какая разница? Вот вырастет, и сами увидите.

– Просто нужно знать, когда сажать! – с раздражением крикнул Джон. – Если дерево вечнозеленое, то сажать можно в любое время, но лучше летом. А если оно сбрасывает листья и семена зимой, то сажать нужно в холодную землю!

Купец покачал головой и захохотал.

– Спрошу, когда снова поеду в Турцию! Если эти семена не взойдут, то привезу еще! В следующий раз по двойной цене!

Сэр Роберт пошел прочь, спотыкаясь на булыжной мостовой, и Джон бросился его догонять.

– Тебе следует научиться быть хитрее, Традескант, – заметил Сесил. – Если ты собираешься путешествовать и закупать для меня, ты должен торговаться, скрывая свои желания. Твое лицо как открытая книга с кулинарными рецептами.

– Сожалею, милорд, но я не мог хранить безразличие.

– Ну тогда тебя все обманут – от Флашинга до Дрездена.

– Я научусь демонстрировать усталость от мира, – пообещал Джон. – Буду культивировать это качество. Стану таким же усталым и безразличным, как шотландец, которому дали слишком маленькую взятку.

Граф рассмеялся.

– Сядешь в мою лодку? Я еду в Уайтхолл, заодно перевезу тебя через реку.

На пирсе тихо покачивалась лодка графа, весла были подняты в салюте, яркие цвета ливрей гребцов отражались в чистой воде Темзы.

– Я поскачу в Теобальдс верхом, – сообщил Традескант. – И сразу высажу наши покупки.

– А потом возвращайся к жене, – посоветовал Сесил, спускаясь с пирса в лодку. – Возьми несколько дней и проведи их с супругой. Свой сад тоже нужно возделывать.

А в Меофеме Элизабет ждала Джона.

– Женат один день и уже исчез, – резко выговаривала ей мать. – Надеюсь, ты ничего такого не сделала, что ему не понравилось, Элизабет?

Девушка пригладила прядь волос, выбившуюся из-под чепца.

– Конечно же нет, – ровным голосом отозвалась она. – Его вызвал сам граф. Вряд ли он мог послать в ответ известие, что не приедет!

– А как первая брачная ночь? – почти шепотом поинтересовалась Гертруда. – Ты не сможешь удержать его, если он решит, что поставленная задача не выполнена…

– Это понятно. Но он не собирается меня бросать. Его вызвал господин. Джон прислал мне записку из Лондона, он должен прибыть со дня на день.

– Простыни-то едва замараны, – с подозрением пробормотала Гертруда.

Элизабет вспыхнула. Она прибегла к хитрости, запятнав постельное белье клубничным джемом. По традиции простыни новобрачных вывешивались на подоконник для проветривания, и все соседи, да и вся деревня могли удостовериться в том, что брак состоялся и отныне нерасторжим. Даже люди социального положения Элизабет и Джона были не в силах избежать публичного обозрения.

– Вполне достаточно, – возразила Элизабет.

– Ну ладно!

Гертруда опустилась на жесткий стул и осмотрела маленькую гостиную.

– По крайней мере, он обеспечил тебя. И пока продолжает обеспечивать, думаю, особо скучать без него ты не будешь. Ты столько лет прожила старой девой!

– Джон будет меня обеспечивать, и он вернется, – спокойно ответила Элизабет. – Он поехал в Теобальдс с какими-то новыми растениями для графа. Но я ожидаю его со дня на день.

– Тебе надо было выбирать фермера. – Гертруда ехидно хихикнула. – Уж лучше муж, который пачкает землей пол в гостиной, чем муж, который исчезает утром после свадьбы.

– Лучше быть женой человека в фаворе у самого графа Сесила, чем бабой, которая, кроме своей деревни, ничего не видит и не хочет знать! – выпалила Элизабет.

– Ты меня имеешь в виду, дерзкая девчонка? – Гертруда вскочила на ноги. – Я не позволю тебе оскорблять меня. Я пожалуюсь твоему отчиму, ты еще пожалеешь о своей наглости. Он придет после обеда и объяснит тебе, что мы думаем о нахальных старых девах, на которых сегодня женятся, а завтра бросают. Да тебе повезет, если этот Джон вообще здесь появится. Ты еще будешь молить прощение у моего порога, еще поплачешь и попросишься обратно! Даже не сомневаюсь!

Элизабет уверенно прошагала к двери и распахнула ее.

– Я больше не девчонка, дерзкая или еще какая, – заявила она. – И ни ты, ни отчим не имеете права мною командовать. Я не обязана тебя слушаться, а отчима – тем более. Мой отец так не обращался бы со мной!

– Легко говорить! – воскликнула Гертруда. – Его здесь нет, он не может тебе возразить!

– Он бы и не возражал, – ответила Элизабет. – Он был как я. Верный. Мы храним верность любимым людям. Не перелетаем от одного к другому, как пьяная пчела.

Гертруда не могла снести этого намека на четыре замужества. Она подскочила к дверям и зашипела:

– Ну что ж, спасибо тебе, миссис Традескант. Я-то буду дома сидеть у камина с мужем, буду наслаждаться хорошей компанией и отличным настроением. Мы выпьем и повеселимся. И я лягу в теплую постель с мужчиной, который меня обожает. Уверена, ты мечтаешь о том же.

Элизабет подождала, пока мать не отойдет подальше, и захлопнула дверь с грохотом, слышным по всей улице, подчеркивая демонстративное неповиновение. Наконец стало окончательно ясно: Гертруда уже не вернется, чтобы оставить за собой последнее слово. Тогда Элизабет упала на колени на коврик у камина, уткнулась лицом в пустое сиденье мужниного кресла и зарыдала, вспоминая Джона.