Онлайн чтение книги Земные радости
Октябрь 1612 года

Граф умер после того, как его все-таки потащили в Бат для поправки здоровья, а потом снова вернули домой. Место в Хатфилде за Джоном Традескантом сохранилось, но его сердце покинуло сад. Он все искал Сесила, чтобы показать ему один из новых великолепных ландшафтов, или представлял, как тот наблюдает за сбором ягод с шелковицы. Бывало, Джону вдруг чудилось, что темная тень, прихрамывая, бредет по аллее, где он недавно обновил изгородь. Он желал советоваться с графом, обмениваться с ним быстрыми заговорщическими победными улыбками – потому что саженец вырос, редкое дерево прижилось, семена проклюнулись. Когда он брал с собой в сарайчик кувшин эля и ломоть хлеба, он постоянно ожидал увидеть своего господина, небрежно прислонившегося к скамье, – пальцы, унизанные кольцами, перебирают мягкую, просеянную землю, отдыхая от написания посланий и плетения интриг, от далеко не всегда честной борьбы во внешней политике. Граф делил с Джоном скромный обед и болтал с товарищем, которому не нужно лгать, не нужно льстить, а можно просто сидеть на бочонке с луковицами и смотреть, как Джон пикирует рассаду.

– Я очень сожалею, милорд, – сказал Джон молодому графу, сыну Сесила, ощущая, как титул его старого господина застревает в горле. – Но не могу оставаться здесь без вашего отца. Я слишком долго служил ему, мне пора что-то менять.

– Мне кажется, ты будешь скучать по саду, – заметил новый лорд Сесил.

Но он не познал, как его отец, ту глубокую радость, когда там, где раньше были только болота, вырастает сад.

– Конечно буду, – согласился Джон.

Гвоздики, любимые цветы Роберта Сесила, цвели вовсю. Крепкие саженцы каштана, которые они купили в виде блестящих орехов целых пять лет тому назад, вытянулись и выбросили зеленые лапчатые листья, напоминавшие протянутые ладони. Дорожка, обсаженная вишневыми деревьями, являла собой упорядоченный лабиринт, а тюльпаны блистали на новых клумбах.

– Я не могу заниматься садом без его светлости, – сообщил Традескант жене в тот же вечер.

– Почему нет? – удивилась она. – Сад ведь тот же самый.

– Не тот, – возразил Джон. – Это сад графа. Я выбирал растения в надежде его порадовать. Учитывал его вкус, планируя дорожки. Когда у меня появлялось что-нибудь новое и редкое, я прикидывал, где эта новая штука будет лучше цвести, но также думал, где ее точно увидит сэр Роберт. Каждый раз, когда я сажал растение, я помнил две вещи: угол, под каким его будет освещать солнце, и угол, под каким на него упадет взгляд моего господина.

Супруга Джона нахмурилась, услышав такое богохульство.

– Он был всего-навсего человеком.

– Знаю. И я любил его как человека. Я любил его, потому что он был даже более уязвимым и хрупким, чем многие другие. Когда у него болела спина, он опирался на меня… – Традескант помолчал. – Мне нравилось, когда он опирался на меня.

Джон был не в силах передать ту смесь восторга и жалости, которые испытывал одновременно, когда самый великий человек в Англии после короля вверял ему свои страдания и принимал его помощь. Элизабет поджала губы, сдержав поспешные слова и заглушив ревность. Она положила руку на плечо мужа и напомнила себе, что господин, которого он любил, теперь мертв и похоронен и что хорошая жена должна проявлять больше сочувствия.

– Ты говоришь так, будто потерял брата, а не хозяина.

Традескант кивнул:

– Господин – это как брат, как отец, даже как жена. Я все время размышлял о его нуждах, защищал его интересы. И я не могу быть счастлив здесь без него.

– Но у тебя есть я и малыш Джей, – ответила Элизабет, отказываясь понимать мужа.

– И я никогда не буду любить другую женщину или другого ребенка сильнее, чем люблю вас обоих. – Джон улыбнулся слабой печальной улыбкой. – Но любовь мужчины к своему господину – это нечто другое; она идет не только от сердца, но и от головы. Любовь к женщине держит мужчину дома; это личное удовольствие. Любовь к великому господину уводит в широкий мир, пробуждает гордость.

– Ты рассуждаешь так, словно нас тебе недостаточно, – упрекнула супруга Элизабет.

Джон покачал головой, отчаявшись когда-либо объяснить жене, что он имеет в виду.

– Нет, Элизабет, нет. Вас мне вполне достаточно. Дело совсем не в этом.

– Ты попробуешь найти другого лорда? Другого хозяина?

Выражение, быстро промелькнувшее на его лице, было глубже, чем скорбь, – это было отчаяние.

– На свете нет никого похожего.

От осознания глубины его потери Элизабет недолго помолчала, а затем спросила:

– Но как же мы? Я не хочу терять этот дом. И Джею здесь хорошо. Мы пустили корни точно так же, как деревья в саду. Ты обещал, что весной посадишь каштан и в старости мы будем отдыхать под его ветвями.

Традескант кивнул:

– Помню. И отрекаюсь от своих слов. Для меня невыносимо жить здесь без графа, Элизабет. Я пробовал и не смог. Освободи меня от идеи остаться здесь, и мы найдем другой дом, может, снова в Кенте.

– В Кенте? Что ты задумал? Где именно?

– Лорд Вуттон ищет садовника для работы в Кентербери и предлагал мне эту должность. У него есть секрет выращивания дынь, и мне интересно этот секрет выяснить. Его садовник вечно дразнит меня, что во всей Англии только лорд Вуттон умеет выращивать дыни.

– Фу ты! – с раздражением воскликнула Элизабет. – Забудь ты о своих дынях хоть на минуту! А как насчет дома? Сколько он будет платить?

– Заработок хороший, – отозвался Джон. – Шестьдесят фунтов вместо пятидесяти, что платил мне милорд. И у нас будет дом, дом главного садовника. Джей сможет посещать Королевскую школу в Кентербери. Для него это неплохо.

– Кентербери, – задумчиво промолвила Элизабет. – Я никогда не жила в торговом городе. Там будет с кем пообщаться.

– Мы можем отправляться немедленно. Лорд Вуттон говорил со мной после смерти милорда, и мы условились, что я отвечу в течение трех месяцев.

– И ты не полюбишь лорда Вуттона так, как любил графа? – с надеждой спросила Элизабет.

Джон покачал головой:

– Никогда у меня не будет такого господина.

– Тогда поехали, – сказала она со своей внезапной решимостью. – Посадим каштан в Кентербери, а не в Хатфилде.