Онлайн чтение книги Земные радости
Весна 1611 года

Джон пробыл в Меофеме немногим более трех недель, достаточно долго для того, чтобы постоянно мешаться под ногами у Элизабет в их маленьком домике, и для того, чтобы наладить отношения с сыном. Затем Традескант нанял повозку с возницей и собрался в Дорсет по грязным, почти непроходимым дорогам. Ему нужны были яблони для фруктового сада, а также вишни, груши, айва и сливы. Плюс деревья для парка: дуб, рябина, береза, бук.

– Где же ты возьмешь их? – беспокоилась Элизабет, подавая мужу тщательно заштопанный дорожный плащ и ставя под сиденье фургона корзину с едой.

– Куплю в садах, – пояснил Джон. – Яблоки же продают дюжинами, почему бы не продать и деревья?

– А дикие деревья для графского парка?

– Просто присвою их, – решительно произнес Джон, – в тех лесах, которые встретятся на пути. Я ведь буду проезжать через Нью-Форест [11] Нью-Форест – заповедный парк, основанный в 1079 году Вильгельмом Завоевателем для охоты на оленей; в настоящее время популярный национальный парк.; как увижу саженец – остановлюсь и выкопаю.

– Тебя точно повесят! – воскликнула Элизабет. – Потащат в суд, который занимается королевскими лесами, и повесят за нанесение урона королевской охоте.

– А как еще найти деревья для моего господина? – спросил Джон. – Как иначе это сделать?

Он побывал во всех уголках Англии и вернулся с телегами, заполненными ветвистыми деревьями; кроны их качались и перешептывались. На Вест-роуд уже знали Джона; когда дети увидели, как он въезжает в город, а телеги тащатся следом, они побежали к колодцу и наполнили ведерки водой, чтобы полить деревья господина Традесканта.

Большой дворец был почти готов; сады постепенно принимали вид согласно основному плану. За все время возникла лишь одна длительная задержка – когда у рабочих закончились деньги, поскольку золотые реки Сесилов пересохли. Джон тогда испугался, что расходы на дом и сады превысили возможности его хозяина, а ведь сэра Роберта все предупреждали. Традескант чувствовал, хотя и не знал наверняка, что графа при дворе со всех сторон окружают враги, которые кланяются и льстят государственному секретарю, но при малейшем признаке слабости готовы свергнуть его, как свора гончих заваливает старого оленя. Но только поползли слухи о том, что Сесил зарвался и неминуемо потерпит неудачу, как у рабочих появились деньги, появились они и у банкиров в маленьких провинциальных городках, у которых Джон брал средства на покупку деревьев.

– Как вам это удалось? – обратился Джон к хозяину. – Вы продали душу, милорд?

– Почти, – мрачно улыбнулся Сесил. – Я продал все прочие владения и еще взял в долг. Но я должен закончить дом и сад.

Сначала Джон трудился непосредственно перед домом, а именно занимался огромным регулярным садом под террасой, где находились личные покои графа. Каждая дорожка, ведущая от здания, была выверена относительно окон личных покоев таким образом, что Сесил, выглянув в сад, видел перспективу прямых линий, убегающих к горизонту. Нарушая традицию, Традескант использовал для обрамления дорожек разные растения. Цвета шпалер менялись после каждого пересечения дорожек, они сливались и бледнели по мере удаления от дома. На всех перекрестках стояли небольшие статуи, напоминавшие о бренности человеческой жизни и мимолетности желаний.

– С тем же успехом я мог бы поместить тут вывески ростовщиков, – угрюмо заметил Сесил, когда они с Джоном шли по новым дорожкам.

Садовник в ответ усмехнулся.

– Вас предупреждали, милорд, – ласково упрекнул он своего господина, – но вы сделали все по-своему.

– И ты намекаешь, что я был не прав? – уточнил Сесил, с проблеском юмора посмотрев вверх, на более высокого Джона.

Тот покачал головой:

– Только не я! Это была великая авантюра. И великолепно выполненная. Но многое еще предстоит сделать.

– Я получил от тебя прекрасный подарок, – задумчиво произнес граф.

Они взбирались по ступеням каменной террасы. Сесил отказался принять помощь садовника и теперь тяжело подтаскивал свою хромую ногу. Джон ступал рядом, засунув руки глубоко в карманы и удерживаясь от того, чтобы вытащить руку и поддержать своего господина. Они добрались до верха, граф бросил быстрый благодарный взгляд на Джона и попросил:

– Прогуляйся со мной.

Они зашагали плечом к плечу по свежеуложенной брусчатке, рассматривая изгибающиеся партерные цветники регулярного сада.

– Так вот, ты преподнес мне отличный подарок. С каждым годом сад будет становиться все краше. Большинство даров расходуются за первые несколько недель, как любовь в молодости. Но твой подарок останется здесь после того, как нас обоих уже не будет.

Джон кивнул. Над ними было мягкое серое небо; на западе, там, где село солнце, розовели облака. В лесу заухала сова, ее бледная тень скользнула над новым фруктовым садом и исчезла внизу, в долине.

Граф улыбнулся:

– Я много сделал для Англии, но, возможно, самым верным решением было взять тебя на работу. Сад – моя главная радость в жизни.

Традескант ждал, когда граф продолжит говорить. В последнее время Сесил не был склонен к беседам, он просто брел рядом со своим садовником мимо постепенно появляющихся очертаний сада и парка. С каждым днем придворная жизнь требовала от графа все большего напряжения; влияние фаворитов вокруг короля не уменьшалось, проблемы дворцовой расточительности вставали все острее. При дворе царила мода на маскарады, по любому случаю устраивались убийственно дорогие представления: вечером – декламация, музыка, костюмы и постановка, утром – все полностью заброшено. Любой фаворит двора, будь то мужчина или женщина, считал своим долгом иметь костюм, сияющий драгоценностями; каждый исполнитель ведущей роли просто обязан был появиться на сцене на колеснице, а уйти под фейерверк.

Вместе с английской короной Яков унаследовал огромное богатство. Легендарная скупость прежней королевы сослужила стране хорошую службу. Ее отец оставил трон с двумя источниками доходов. Постоянный приток денег шел от продажи мест при дворе, королевских милостей и административных должностей. Поступали также редкие субсидии от покладистого парламента, которые брали из налогов.

Равновесие было весьма хрупким. Обложишь промышленность слишком суровым налогом – купцы, торговцы и банкиры будут жаловаться. Станешь часто ходить с протянутой рукой в парламент – деревенские сквайры, заседавшие там, попросту купят контроль над королевской политикой. Только жестоко экономя на всех расходах, занимая деньги, практикуя постоянные подарки, то есть поощряя откровенную тотальную коррупцию, король Генрих Тюдор и его дочь Елизавета скопили состояние для себя и обеспечили стабильное, надежное процветание для Англии. Масштабное присвоение имущества Католической церкви положило начало этому процессу, а тюдоровское обаяние и тюдоровское вероломство продолжили его.

Король Яков был новичком в таких делах, но его окружали полсотни наставников и советчиков, в том числе и Сесил. Граф надеялся, что Яков, который до этого вел скромное существование в холодных замках бедного королевства, проявит во всей красе семейную легендарную скупость и при этом не будет избалован показной пышностью.

Оказалось, однако, что к хорошему привыкают быстро. Яков, недавно возведенный на один из богатейших тронов Европы, не видел причин отказываться от своих желаний. Деньги из королевского кармана рекой текли на новых фаворитов, на роскошный двор, на каждую изысканную женщину и красивого мужчину. Даже постоянные усилия Сесила – откуп от налогов, продажа почестей, эксплуатация сирот, опекуном которых становился король, – не могли обеспечить казне постоянный доход. В скором времени королю предстояло созвать новый парламент, который мог выступить против него и против придворных фаворитов; проблема отношений между королем и народом могла открыться для обсуждения. Трудно было предугадать, куда заведут подобные дебаты.

Граф упрямо хромал впереди. Артритное бедро болело при ходьбе, последние несколько месяцев боль усиливалась. Сочувствуя хозяину, Джон придвинулся ближе, и Сесил оперся на его плечо.

– Всю жизнь я играл с силами, которые нами правят, – сказал граф. – Теперь я только и занимаюсь тем, что стараюсь просчитать последствия. Король проматывает состояние Елизаветы так, будто у колодца нет дна. И что в результате? Дорог нет, флота нет, защиты наших кораблей нет, никаких новых колоний, достойных упоминания… и народу нечего предъявить.

Темнело, прохладные сумерки начала лета скрыли пустые уголки сада, затемнили неприглядные места. На террасе граф задел плащом свои любимые гвоздики, посаженные Джоном в больших декоративных вазах, и воздух наполнился ароматом. Садовник наклонился, сорвал цветок и протянул его хозяину.

– Это вы привели на трон нового короля, – заметил Джон. – Вы хорошо послужили, и он получил Англию без проблем. Вы сохранили в стране мир.

Граф кивнул:

– Да, я помню. Но вот это маленькое каштановое дерево, Джон, это маленькое дерево в горшке может принести гораздо больше радости огромному числу англичан, чем все мои интриги.

– Большинство людей не склонно к политике, – извиняющимся голосом отозвался Джон. – Я лично предпочитаю растения.

Сесил рассмеялся.

– Хочу показать тебе кое-что. Возможно, ты удивишься.

Он повернул обратно, и Джон последовал за ним к дому. Широкая двойная дверь была открыта, с обеих сторон стояли слуги. Граф прошел мимо них, как мимо невидимок, а Джон вежливо кивнул. Скоро они оказались в затененном зале. Деревянный пол и панели пахли свежим деревом, в углах еще лежали опилки, контуры филенок на панелях отчетливо блестели. На дереве не было ни одного слоя полировки. Светлая древесина даже в сумерках светилась, будто купалась в солнечном свете. Винтовая лестница опиралась на большую колонну. Резчик, уходя домой после работы, накрыл ее тканью. Граф отвел ткань в сторону и спросил:

– Что ты видишь?

Чтобы рассмотреть, Джон подошел поближе. Колонна была квадратной и величественной, размером и надежностью соответствовала большому залу. В верхней части были вырезаны декор, гирлянды и ленты из листьев аканта. На одной стороне колонны резьба была незакончена, другая сторона была готова. На ней мастер изобразил человека, как бы выходящего из постамента, выступающего из резной рамы, чтобы занять свое место во внешнем мире и донести плоды своих трудов до самых отдаленных уголков.

В одной руке человек держал грабли на длинной ручке, в другой – огромный горшок с великолепным фантастическим цветком, через края переливались фрукты и семена – своего рода рог изобилия, полный добродетелей. Фигура была одета в удобные мешковатые штаны и прочную куртку, на голове – шляпа, надвинутая под щегольским озорным углом. Джон узнал себя, созданного из дерева на центральной колонне в графском дворце.

– Господи боже мой! Это я? – прошептал он с благоговейным вздохом.

Рука Роберта Сесила мягко легла ему на плечо.

– Ты, – подтвердил он. – И по-моему, очень похож.

– Но почему именно я на этой колонне, милорд? – удивился Джон. – Здесь можно было вырезать что угодно!

Граф улыбнулся:

– Да, выбор был велик: три грации, Зевс, Аполлон, что-нибудь из Библии или сам король. Это мой дом, и я хочу видеть на центральной колонне своего садовника.

Традескант посмотрел на шляпу, залихватски надвинутую на лоб, и на грабли, которыми отважно потрясала фигура.

– Не знаю, что и сказать, – промолвил он. – Для меня это слишком. У меня просто дух захватило.

– Слава приходит в разных обличьях, – ответил Роберт Сесил. – Но думаю, люди будут тебя вспоминать, сидя под каштановыми деревьями и нюхая цветы, благоухающие в их садах. И ты останешься на этой колонне, пока будет стоять мой дом. Джон Традескант, запечатленный для потомков, стремящийся вперед с цветком в одной руке и граблями в другой.