Онлайн чтение книги Белая тишина
ГЛАВА ТРЕТЬЯ

30 декабря 1917 года во Владивостокский порт прибыл японский крейсер «Ивами». 1 января 1918 года прибыл английский крейсер «Суффолк», а 4 января встал на якорь другой японский крейсер — «Асахи». Стоял на рейде и американский крейсер «Бруклин».

16 января 1918 года банда Семенова перешла границу и заняла станцию Оловянную, начала наступление по направлению Читы. Возник Даурский фронт под командованием С. Г. Лазо. 22 февраля советские войска разгромили банду Семенова у станции Даурия.

Обе нарты все дальше и дальше удалялись, усталая лошадь не могла меряться силой с отдохнувшими собаками. Полокто хлестал Гнедко, но лошадь, пробежав сотню шагов, опять переходила на шаг. Седоки молчали. Улуска задремал, Дяпа смотрел на синие сопки, а двое сыновей Полокто отвернулись от отца и смотрели назад. Потом они соскочили с саней и зашагали скорым охотничьим шагом. Никто еще не проронил слова, как выехали из Шарго.

Нарты скрылись за тальниками.

— Вы старше Калпе, почему вы слушаетесь его? — наконец проронил первые слова Полокто.

— А мы его не слушаемся, — ответил Улуска.

— «Не слушаемся», — передразнил его Полокто, — а сами смотрите ему в рот, ждете, что он скажет. Будто нет у вас своей головы.

— Головы есть, да голова Калпе больше, ум светлее.

— Ум, ум. Тоже нашли умника. Он младше вас, и стыдно вам его слушаться.

— Отец не стыдился, — сказал Дяпа.

— Чего?

— Отец слушался иногда второго брата а не стыдился.

— Ты отца не трогай!

— Ты не кричи, я не твоя жена.

Дяпа спрыгнул с саней и зашагал рядом с племянниками.

— А ты чего сидишь! — крикнул Полокто на Улуску. — Лошадь устала за день, тяжело ей, не видишь разве.

— Я столько же работал, пусть везет, на то она лошадь, чтобы везти.

Полокто сплюнул и выругался. Впереди показались нарты, они огибали мыс, за которым поселились корейцы.

«Так и не увижу, как Пиапон будет омывать свой позор кровью дочери, — подумал Полокто. — Неужели убьет? Так ей и надо! Женщины всегда позорят мужчин».

И вдруг Полокто вспомнил свой позор, приезд братьев Майды, побоище на берегу Нярги, ранение. До сих пор по всему Амуру вспоминают этот случай. За спиной Полокто говорят: «Это тот самый Полокто, сын старика крикуна Баосангаса, муж белокожей красавицы Гэйе, которого братья первой жены поколотили шестами».

Он молчит, терпит. Может, он еще несколько лет будет молчать, но настанет такое время, и Полокто покажет себя. Еще как покажет! Только бы быстрее ему разбогатеть, и тогда он расправится и с женами и с братьями Майды. Не нравится Полокто слух, который распустил Митрофан, будто всех богатых будут уничтожать, богатство отбирать. Живут же Санька Салов, Феофан Ворошилин, Американ…

— Ты, правда, вторую лошадь купишь? — перебил размышления Полокто Улуска.

— Куплю. Тебе какое дело? Завидно?

— А они сдохнут у тебя, чего мне падали завидовать? Малмыжские русские говорят, что любая хорошая лошадь сдохнет у тебя.

— Пусть говорят, а я куплю.

— Покупай. Я думаю, мы больше не будем с тобой работать.

— Ты думаешь, — передразнил Полокто. — У тебя голова маленькая, сам только что говорил.

— Калпе тоже не будет работать. Дяпа тоже.

— А ну, слезай! — крикнул Полокто.

— Теперь могу слезть, потому что замерз, — засмеялся Улуска.

«Паршивец, вот как заговорил. Жил бы я в большом доме, ты так не стал бы разговаривать».

Полокто зло хлестнул лошадь. Гнедко нехотя затрусил.

— Эй, сыновей прихвати! — закричал Улуска и, обернувшись к Ойте и Гаре, засмеялся. — Ну и отец у вас, даже сыновей оставил. Спешит домой.

Полокто спешил, ему не терпелось скорее узнать, что произошло в доме Пиапона. Вернувшись домой, он небрежно спросил:

— Что-нибудь случилось в доме Пиапона?

— А что? — спросила Гэйе.

— Я спрашиваю, ничего не случилось?

— Кажется, ничего, — ответила Майда. — Где дети?

— Пешком идут.

Только на следующий день Полокто узнал, что произошло в доме брата.

— Отец Миры, не распрягая собак, вбежал в дом, — рассказывала невестка, — схватил за косы Миру и вытащил нож. «Ты опозорила меня», — сказал он…

— Нет, не так было, — перебила ее Гэйе.

— Обожди! — рассердился Полокто. — Убил он ее?

— Нет, Калпе вовремя схватил за руку.

— Да не так было, — нетерпеливо сказала Гэйе. — Он схватил жену и хотел ее зарезать. Потом уже Миру.

— Так что же там было?

— Мы тебе рассказываем, как нам рассказывали, мы ведь сами не были там. Не веришь — сам сходи узнай.

— Врете вы все, — хмуро проговорил Ойта. — Ты бы меньше сплетничала, — набросился он на жену. — Умеешь только сплетни по стойбищу собирать да разносить. Еще услышу — будет тебе.

Полокто остался недоволен, он ждал большего. Но в этот день он услышал другую весть, которая надолго расстроила его. Калпе сообщил ему, что он, Дяпа и Улуска больше не будут работать в его артели.

«Пропала вторая лошадь! Не увидеть мне ее, — думал Полокто, — все было хорошо, все уладилось. Не было бы этого Пиапона, у меня появилась бы вторая лошадь. Чего он подвернулся? Пропала моя женщина-лошадь. Но обожди, Пиапон, я тебе тоже когда-нибудь отомщу!»

— Не хотите со мной работать — не надо! — запальчиво закричал он Калпе. — Мы втроем без вас управимся, сыновья мои будут валить лес, а Гнедко будет отвозить. Без вас обойдемся!

Ойта с Гарой, страстные охотники, тоже не желали возвращаться на лесную деляну, их тянула тайга. Во время коротких перекуров у костра не раз затевался разговор об охоте, вспоминались разные охотничьи истории. После этих разговоров руки отказывались брать топор, пилу или вожжи. А теперь, когда дяди ушли из артели, не было смысла возвращаться к рубке и вывозке леса.

— Отец, мы уходим в тайгу, на охоту, — заявили оба сына.

— Куда?

— На охоту. Нынче разрешается охотиться на соболя.

— Без моего разрешения не уйдете в тайгу. Я вам, взрослым, морды окровеню!

— Можешь. Ты отец. Тогда нам придется уйти из этого дома.

— Как уйти?! Как вы со мной разговариваете?!

Полокто задыхался, гневом полыхали глаза, но он понимал свое бессилие, знал, что не сможет поднять руку на сыновей. Он в это время походил на разгневанного Баосу, но походил только криком. Баоса в такие мгновения никогда не раздумывал, лез кулаками на взрослых сыновей, бил, не думая о последствиях. А Полокто и в гневе думал о последствиях своего поступка.

— Как уйдете?! — кричал он, бессильно сжимая кулаки.

— Соберемся и уйдем, как ты ушел от деда.

— Это ты, ты их против меня, — кричал Полокто на Майду.

— Ты не кричи на маму, — сказал Ойта. — Когда будем уходить, мы заберем ее с собой.

— Вот это настоящие сыновья! — воскликнула Гэйе.

Полокто растерялся, он не знал, что предпринять. И сделал единственное, что мог сделать. Он вихрем сорвался с места, снял со стены берданку.

— Собаки, не дети вы, собаки! Всех перестреляю!

Женщины заголосили, Майда бросилась к нему, но ее схватил Гара.

— Хватит тебе женщин пугать, — сказал Ойта. — Будто мы не знаем, что берданка не заряжена. Я помню, как ты однажды собирался стрелять в отца Миры, да дедушка тебя…

Полокто швырнул берданку в сына, Ойта отпрыгнул в сторону, берданка ударилась об очаг, и добрый кусок отколотого приклада попал в кастрюлю с кипящим супом.

— Всех перебью! Всех выгоню! — вопил хозяин дома.

— Мы сами уйдем, не будем жить с сумасшедшим! — заявила за всех Гэйе.

Полокто еще долго метался по нарам, кричал, плевался, он весь вспотел и тяжело дышал, широко разинув рот. Потом сел на свое место, младшая невестка со страхом подала ему трубку. Полокто закурил. В доме наступила тишина.

— Повторилось то, что однажды случилось в большом доме, когда я маленький был, — сказал Ойта. — Мы забываем, с того времени прошло много лет, да и дом наш деревянный. Готовьте нас в дорогу, завтра мы выезжаем на охоту.

Полокто курил трубку. Он не возражал. Он молчал. Нет, старший сын старика крикуна не походил на своего отца. Он был рассудительнее отца.

На следующий день Ойта с Гарой ушли в тайгу, они спешили: оставалось до конца сезона полтора-два месяца.

Полокто долго отсиживался дома, изредка выезжал с женщинами на рыбную ловлю, ездил в Малмыж, надеясь на встречу с Александром Саловым.

— Нет-с, они не приедут ноне в Малмыж, — отвечал приказчик.

Полокто решил возвратиться на лесозаготовки и уже совсем собрался выехать, когда из Малмыжа приехал посыльный с предписанием мобилизовать лошадей на перевозку грузов. Напуганный устрашающим видом посыльного, его бумагой с печатями, Полокто запряг Гнедко и поехал в Малмыж. Здесь собралось много подвод со всех стойбищ и ближних русских сел. Полокто не знал, какой груз и куда он повезет. Не знали и другие возчики. Шел разговор, будто груз красных, отобранный белыми, вместо того чтобы везти вверх по Амуру, требуют везти вниз. Полокто не разбирался, кто такие красные, кто белые, он впервые слышал о них. Ему объяснили, что красные — это те, которые за бедных, белые — за богатых. Полокто достаточно было этого объяснения. «Если белые за богачей, то я буду за них, — сказал он себе. — Когда-нибудь и я буду богатым. Пусть Пиапон будет за красных, он не любит богатых».

В сани Полокто погрузили ящики и какой-то длинный предмет, зашитый в мешковину.

— У меня какие-то вкусные вещи, наверно, — сказал охотник из Чолчи. — Ящики не тяжелые.

— А у меня маленькие да тяжелые, — сказал болонец.

— Э-э, это патроны для винтовок.

— Неужели патроны?

— Патроны, в таких ящиках только патроны хранятся.

— Никогда в жизни не видел столько патронов. Наверно, тысяч сто будет, а?

— Больше, в каждом ящике по сто тысяч.

«Откуда это чолчинец все знает?» — думал Полокто, слушая разговор соседей.

— Ты не знаешь, докуда нам везти этот груз? — спросил его мэнгэнский охотник.

— Не знаю. Спроси вон у этого чолчинского, он все знает.

— Не знаю, — сознался всезнающий чолчинец, — куда скажут, туда и довезем. Зря мы заимели лошадей, не будь их — не пришлось бы сейчас отлучаться от жен.

— Это ты верно говорить. Обещают хорошо заплатить.

— Обещают, да не верь им.

— Чей груз мы везем?

— Это белых груз, из Хабаровска в Николаевск перевозят.

— Говорили, красные там.

— Кто их разберет сейчас. Вон русских, малмыжских спроси — никто ничего не знает. А нам откуда знать, если сами русские о русских ничего не знают.

Длинный обоз, более тридцати саней, сопровождаемый солдатами, вышел из Малмыжа. Впереди обоза на тонконогом скакуне ехал белогвардеец с пышными усами, с шашкой на боку, с красивой нагайкой в правой руке.

Полокто ехал в середине обоза и, прислонившись к мешковине, дремал. Маленькое, затерявшееся в голубом небе, январское солнце скупо обогревало лицо. Полокто вытянул ноги, лег поудобнее, положив голову на твердую мешковину.

«Хорошо, что уехал из дому, отдохну от этих сварливых женщин, — думал он. — Что за люди, эти женщины? Пока молоды — хороши, и ласкают, и обходительны — все, что надо, выполняют без лишних слов. Состарились — и все изменилось. Сплетницы стали. Склочницы. А Гэйе, какая была! А теперь? Тьфу!»

Полокто сплюнул, О женщинах ему не хотелось больше думать. О сыновьях — тоже. О чем же тогда думать? Странное дело, всего год назад, бывало, ехал один на оморочке на охоту или рыбную ловлю и всю дорогу думал. Голова лопалась от этих дум. А теперь не о чем думать. Голова пуста, как выпитая бутылка из-под водки. Старость, что ли, подходит? Рано стариться, пожалуй, мог бы заиметь еще третью молодую жену. А что? Взять да жениться, назло этим двум старухам. Дети прокормят их. Только тогда денег не накопить. Богатым не стать. Если бы был счастлив, как Американ, тоже нашел бы су богатства. Несчастливый, потому не нашел су. А то был бы богатым… Не успел Полокто додумать, что бы он сделал, если бы стал богатым, над ним раздался громовой голос:

— Не спать в пути!

Он открыл глаза и увидел пышные усы, сверлящие глаза под густыми бровями. Это был белогвардеец на лошади.

Полокто, хотя и не знал русского языка, но понял смысл сказанного. Он улыбнулся и закивал головой.

— Хоросо, хоросо.

Полокто немного застыл, он соскочил с саней и зашагал рядом. К нему подошел чолчинец, которого окрестил Полокто «всезнайкой».

— Анда, нам еще долго ехать, а мы друг друга не знаем, — сказал он. — Меня зовут Бимби, из рода Актанка.

— Я Полокто…

— А-а, Полокто, — обрадовался чолчинец, — знаю, знаю.

«Ты все знаешь», — неприязненно подумал Полокто, слушая перечисления всех своих и отцовских «заслуг», из-за которых они стали так известны на всем Амуре.

— Ты что, спал? — спросил Бимби.

— Нет.

— Я сидел и смотрел на тальники, а он говорит: «Правильно, наблюдай, увидишь хунхузов, кричи». Какие хунхузы могут здесь быть? Он боится красных, я это сразу узнал. Ты с русскими из Малмыжа знаком?

— Да, Санька Салов мой друг, — не выдержал и похвастался Полокто, заранее предвкушая удивление и восторг Бимби. Бимби на самом деле удивился, но восторгаться не стал.

— Хитрый человек, — сказал чолчинец. — Где только он выучился этой хитрости и ловкости? Говорят, теперь он самый богатый торговец в низовьях Амура.

«Тоже завидует богатству Саньки, — подумал Полокто. — Похож на нашего Пиапона. Санька умнее всех вас вместе взятых завистников, потому разбогател».

— Ты по-русски говоришь? — спросил Бимби.

— Нет, не научился. Понимаю немного, когда говорят.

— Как же тогда дружишь с русскими?

— Так дружу.

Полокто становился неприятен этот разговор.

«Если умеешь говорить по-русски, то ты лучше меня, что ли? — сердито думал он. — Умник, как наш Пиапон».

— Мы вместе с русскими живем, из одного Амура воду пьем, потому надо знать их язык. Ты, наверно, не знаешь, какой груз мы везем? Среди этих солдат есть один, я с ним и Малмыже познакомился. Он говорит, что этот груз белых. Когда в Хабаровске к власти пришли красные, они вывезли оттуда груз, хранили где-то в селе, а теперь везут в Николаевск. Там, говорят, белые. Солдат говорит, белые очень сердиты, хотят власть отобрать у красных. Воевать хотят. Солдат думает, что белые обязательно победят красных. Говорит, у них много солдат, много оружия везде, оружия, говорит, еще японцы дадут.

— Что же тогда получается, если белые будут воевать с красными, то это будет война русских с русскими?

— Выходит так.

— В Малмыже тоже начнут русские между собой воевать?

— Начнут, там тоже есть бедные, есть богатые.

«Война бедных с богатыми, — думал Полокто. — Где же бедным победить богатых? У богатых все есть, кто богат, тот силен всегда. Правильно говорит солдат, белые богатые должны победить. Может, и я тогда разбогатею. Тогда Пиапон и Холгитон не посмеют кричать: „Уничтожим богатых!“ Нет, тогда не уничтожите богатых».

— Пусть воюют, — сказал Полокто, — не наше дело. Русские будут воевать, а мы будем смотреть на них.

Бимби засмеялся.

— Будешь смотреть! Воевать они, может, еще не начали, а тебя уже заставили их оружие, патроны и еду всякую перевозить. А когда начнут воевать, тогда что будет?

— Перевозить нетрудное дело, здесь только лошади работают. Зато они деньги платят.

— Не знаю, будут они платить или нет. Пока в карман не положу эти деньги — не поверю им.

«Неприятный все же человек этот Бимби — всезнайка», — подумал Полокто, когда чолчинец отошел к своим саням.

Поздно вечером, когда совсем стало темно, обоз подошел к Вознесенску. Посланные вперед солдаты приготовили ночлег для возчиков, корм для лошадей.

Охотникам отвели отдельный нежилой, не протопленный дом, без кроватей, нар, даже не было стола и стульев. Возчики тут же стали варить себе похлебку на ужин, заваривать чай.

— Какой же охотник ляжет спать без горячей еды, — говорил Бимби. — Плохо спится, когда желудок не прополощешь горячим чаем. Устраивайтесь, друзья, как в тайге в зимнике.

Охотники долго и весело чаевничали, потом ели, основательно, досыта, чтобы назавтра утром похлестать чайку и отправиться в путь и не есть целый день, если не будет какой оказии.

После ужина Полокто вышел проверить сани, лошадь. Гнедко стоял боком к саням и не ел сено, наброшенное на ящики и мешковину. Узнав хозяина, он жалобно заржал.

— Почему сено не жуешь? А? Сыт, что ли? Жри, жри, — Полокто похлопал Гнедко по шелковистой спине. — Пить хочешь? Напился уже, хватит.

К нему подошел один из часовых.

— Понимай его? — спросил часовой.

— Да, да. Хоросо.

— Оне такие, к любому языку привычные. Чего не жрешь сено? Вон, смотри, все соседи хрустят. Жри, работы много назавтра. Глянь, боится, что ли? Чего боишься, глупый?

Полокто вошел в дом, сказал Бимби, что Гнедко не ест сено, как бы не заболел. Охотники подбросили дрова в печи и улеглись на полу, договорившись, что первый проснувшийся должен подбрасывать дрова, чтобы всю ночь тепло не уходило из дома. Утром возчики проснулись до рассвета, лежали, переговаривались и наслаждались теплом.

— Топи печь, чтобы железная дверца стала красной, — смеялся Бимби. — Чего дрова жалеть? Дрова белых.

Рассвело. Мутные окна посерели, пропуская скупой свет. Становилось все светлее и светлее.

Полокто вышел проверить Гнедко. Лошадь, как и вечером, стояла боком к саням и испуганно заржала, увидев хозяина. К сену она не притрагивалась. Полокто смахнул со спины иней.

— Что с тобой, Гнедко? Не заболел ты?

Гнедко опять заржал, испуганно косясь на сани.

— Гнедко совсем не ел, — сообщил Полокто возчикам. — Что с ним может быть?

— Надо русским показать, они все понимают, — сказал Бимби.

Охотники сели чаевничать. Вошел белогвардеец с усами, с шашкой и с нагайкой в правой руке.

— Поднялись? Ох и вонь у вас! Чем это от вас так прет? Через час выезжаем, — сказал он, поморщил нос, подвигал усами, будто птичьими крыльями, и вышел.

— Говорит, от нас воняет, — переводил Бимби друзьям слова белогвардейца. — Чем это от нас воняет? Просто, наверно, маленько рыбой пахнет.

— От него от самого воняет, — сказал болонец. — Вонючий пес!

— Со сколькими русскими я ни встречался, даже доктор Харапай был у меня, грамотный-преграмотный человек из Хабаровска был у меня, но никто не сказал, что от меня воняет, — сказал Бимби. — А этот белый сказал.

— Белый он, богатый, нас за людей не считает!

Глубоко оскорбленные охотники еще долго перемывали кости белогвардейца. Когда успокоились, кто-то спросил:

— Этот пес с шашкой, наверно, с плетью в руках спит?

— Может, и с плетью спит.

— Красных боится.

Охотники стали собираться. Бимби с Полокто пошли к русским возчикам. Бимби разыскал одного малмыжца и привел к Гнедко. Малмыжец долго осматривал лошадь и сказал, что она здоровая, и нечего за нее беспокоиться. Полокто облегченно вздохнул, похлопал Гнедко по крупу. Маленькое желтое солнце выглянуло из-за сопок, и поступила команда запрягать лошадей.

— Боится, гад, красных, — говорил Бимби, затягивая супонь. — Вот почему выезжает, когда солнце начинает прожигать ему зад.

— Красные да красные, ты этих красных когда видел? — спросил Полокто.

— Нет, не видел.

— Чего тогда говорить про них?

— Они почему-то мне по душе.

Полокто сел на сено, не съеденное лошадью. Мягко. Гнедко все косил на него и изредка ржал. Первые сани стронулись с места и начали спускаться на амурский лед. Спускались не по очень крутому склону, но многие лошади застоялись за ночь, подгоняемые тяжелыми санями, пускались вскачь. Полокто придерживал Гнедко, и жеребец слушался хозяина. Но вдруг над головой Полокто заржала лошадь, раздался треск разламываемого дерева, сани под Полокто круто повернулись боком, и он полетел с ящиков на твердую растоптанную дорогу. Полокто почувствовал боль в левой руке, которой ударился, хотел приподняться, но тут на него скатилась мешковина и прижала к снегу. Громко заржали лошади, кричали возчики. Полокто столкнул с себя тяжелую мешковину и сел. К нему подбежали спутники, подняли на ноги.

— Не ушибся? Ничего не болит? — тревожно спрашивал Бимби.

— Это я виноват, не удержал свою лошадь, — сознался болонец.

Подошли малмыжские возчики, тоже ощупывали Полокто, спрашивали, не ушибся ли он.

Подъехал белогвардеец на лошади.

— Чего рассыпал казенное имущество?! — гаркнул он.

— Он не виноват, — ответил малмыжец. — Ваше благородие, это лошади шибко норовистые, а у них опыта нету.

— «Норовистые», — передразнил белогвардеец. — Клячи, а туда же, норовистые. Живо загрузить имущество и марш вперед!

Подвели Гнедого, и возчики стали помогать Полокто грузить ящики. Малмыжец Иван и Бимби подняли мешковину.

— Бимби, пощупай, — проговорил Иван.

— Чего? — не понял Бимби.

— Что в мешковине, пощупай.

Бимби пощупал и побледнел.

— Это человек, — сказал он.

— Как человек? Какой человек? — одновременно спросили несколько возчиков. Ближние начали прощупывать мешковину и отдергивали руки, будто кто бил их по рукам.

— Это труп.

— Зачем везут труп?

— Как труп? Какой труп? — спросил Полокто, подходя к мешковине. Он дотронулся до мешковины, нащупал нос, твердые губы и отдернул руку.

— А я дремал рядом… — проговорил он, и у него задрожали бледные губы. — Он меня давил…

Полокто попятился со страхом, глядя на мешковину.

— Теперь понятно, почему лошадь не стала есть сено, — сказал Бимби, — она чувствует мертвого.

— Нет, я не повезу его, — сказал Полокто и ногой спихнул труп с ящиков.

— Правильно, зачем же людей заставлять трупы возить, — сказал болонец.

— Да еще охотника, какая потом будет ему удача в тайге?

Полокто стал сбрасывать с саней ящики.

— Что тут происходит?! — раздался над возчиками голос верхового. — Что такое? Почему ты имущество казенное бросаешь?

— Я не повезу дальше! — закричал в ответ Полокто по-своему.

— Что ты говоришь?

— Его не хочу груз везти, — перевел Бимби.

— Как это не хочу?! Эй, ты, макака, что ты делаешь?!

Полокто, не слушая окрика, сбросил с саней ящик. Фанерный ящик подпрыгнул и упал на труп. Белогвардеец соскочил с коня, подбежал к Полокто и схватил его за грудь.

— Ты, узкоглазый! Макака вонючая! Ты знаешь, что делаешь? Ты измываешься над геройски павшим русским офицером!

— Я не поеду! Понимаешь, не повезу дальше! — кричал в ответ Полокто по-нанайски.

— Чего тарабанишь, сволочь?!

— Его говори, не вези дальше груз, — перевел Бимби.

Возчики столпились вокруг белогвардейца и Полокто.

— Почему не вези?!

— Человек мертвый, нельзя вези.

— Мертвый человек, не вези?! Я тебе, узкоглазый, расширю глаза! — белогвардеец ткнул Полокто в нос. Полокто упал на снег, и под ним снег обагрился кровью.

— Собака ты! Собака! — кричал он, поднимаясь и сжимая кулак. — Была бы моя берданка, я тебя как собаку пристрелил бы!

Бимби растерялся, но тут же нашелся и перевел:

— Его боится, мертвый человек боится, потому не могу ехать.

Белогвардеец хлестнул нагайкой по лицу Полокто.

— Я тебя заставлю уважать русского офицера-героя! Я тебя, сволочь, заставлю!

Полокто прикрыл руками лицо, между пальцами текла густая кровь. Он чувствовал жгучую боль в правой щеке и прощупал пальцами открытую рану, тянувшуюся из угла рта к уху.

— Я тебя запорю, сволочь! Насмерть запорю, вонючая тварь! — орал белогвардеец, хлестая Полокто нагайкой. — Повезешь ты тело героя! Я тебя заставлю!

Полокто упал на снег вниз животом.

— Полокто, слушай, Полокто. Скажи, что повезешь труп, — сказал Бимби.

— Не повезу, я никуда не поеду дальше. Я убью его, собаку!

Белогвардеец смотрел на Бимби, по выражению лица понял, каков ответ, и начал вновь хлестать поверженного Полокто.

— Ваше благородие, по ихним законам… — заступился малмыжец Иван.

— Что?! Молчать! Нашелся заступник! Он сейчас же встанет, нагрузит ящики, тело русского героя и повезет дальше! Если этого не выполнит, то останется здесь лежать! Переведи!

Малмыжские мужики обступили белогвардейца. Бимби увидел в руке белогвардейца пистолет.

— Полокто, быстро поднимайся, он хочет стрелять в тебя.

Полокто поднял голову, увидел пистолет в руке белогвардейца и вскочил на ноги.

— Грузи ящики, тело русского офицера! — приказал белогвардеец.

— Хоросо, — ответил Полокто и ухватился за фанерный ящик, лежавший на трупе. Ему бросились помогать и русские и нанайские возчики.