ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Назад в царство теней

Онлайн чтение книги Между двух миров Between Two Worlds
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Назад в царство теней

I

Мари де Брюин была несчастлива. Она прожила зиму в уюте и покое, она улыбалась, вела светскую жизнь по всем правилам, но прежнего счастья, прежнего воодушевления в ней уже не было. Ланни предполагал, что виноват он, его увлечение социалистическими воскресными школами, знакомство с красными, трата денег на пропаганду. Он находил, правда, что Мари могла бы отнестись к этому помягче, и делал попытки отстаивать свои взгляды; она вежливо выслушивала его и редко возражала, но он знал, что она твердо верит в систему частной собственности, царящую в том мире, где она живет. Он считал, что она наказывает его слишком сурово за его искания правды, но он любил ее и очень хотел, чтобы она была счастлива, как в былые дни, поэтому он шел на уступки, отказывался от приглашений, избегал высказывать мысли, нарушающие покой буржуазных умов.

Но это не помогло. Когда она предполагала, что за ней не следят, ее лицо менялось, она сидела с выражением mater dolorosa[33]Скорбящей богоматери (лат.). столь поразившим его при первой их встрече; более скорбного лица, казалось, он никогда не видел. Нет ли у нее на душе другого тайного горя, — спрашивал он себя. Со времени «скандала» прошло почти два года, и она снова начала разъезжать вместе с ним; едва ли эти прошлые неприятности все еще смущают ее! Или она решила вернуться к мужу, в лоно традиционной французской семьи?

Он стал расспрашивать свою подругу — очень бережно и деликатно. Прошло целых шесть лет с того завтрака в «Семи дубах», когда возник план влюбить его в наследницу яхты, а он вместо того выбрал «не ту» женщину. Удалось ли ему дать ей счастье? Или она раскаивается в своем выборе? На ее лицо вновь вернулась улыбка, и она, как всегда, с нежностью отозвалась на проявление его чувства. Он решил, что его догадки ошибочны.

Может быть, она тревожилась за своих мальчиков? Здоровые славные юноши, оба теперь отбывают военную службу. Молодые де Брюины, видимо, интересуются техникой и намерены поступить в Политехническую школу; насколько известно, они не кутят, не развратничают, и войны пока не предвидится. Ланни как будто случайно расспросил Мари о них и убедился, что не они причина ее огорчения.

Может быть, ее мучила все та же глубоко укоренившаяся в ней мысль о том, что она обязана уйти из его жизни? Он удвоил внимание к ней и всячески старался показать, как много ему дает их близость: он подчеркивал отсутствие всякого интереса к молодым девушкам, демонстрировавшим свои стройные ноги на приморских пляжах и свои девичьи спины на площадках для танцев. Но все было «напрасно. Мари оставалась печальной. Как только она выходила из своей светской роли, она поддавалась тяжелым настроениям.

Наконец он решил итти напролом. Он присел ее в студию, они были одни, и он обнял ее. — Что с тобой, любимая? Ты обязана сказать мне!

— О чем ты, Ланни?

— Я вижу, что-то тревожит тебя. Ты на себя не похожа.

— Нет, дорогой мой, ты ошибаешься.

— Уже несколько месяцев я наблюдаю за тобой, целый год, — у тебя какое-то серьезное горе.

— Да нет же, уверяю тебя. — Она сопротивлялась изо всех сил и мужественно лгала. Право, ничего нет; она счастливейшая из женщин. Но он не верил ей, нет, — пусть скажет. Наконец она не выдержала и расплакалась. Лучше ему не знать, лучше не спрашивать. — Не надо, — умоляла она, — пожалуйста, не надо!

Но он был неумолим: он настаивал, он повторял: — Что бы ни было, я имею право знать. Я требую.

II

Ей пришлось уступить. Она призналась, что вот уже больше года ее мучит ноющая боль внизу живота. Эта боль все усиливается, и теперь ей страшно.

— Но послушай, Мари! — воскликнул он, пораженный. — Отчего же ты не покажешься врачу?

— Ох, нет, только не это. Я трусиха. Видишь ли, моя мать умерла от… — она остановилась. Он мог только догадываться о том грозном слове, которое она не в силах была выговорить.

— И ты все время скрывала от меня?

— Ты был счастлив, Ланни, и я не хотела нарушать твоего счастья.

— Любовь моя! — воскликнул он. — Ты запустила болезнь, теперь может быть уже поздно!

— Какой-то голос с самого начала подсказывал мне, что уже поздно.

— Глупости! — воскликнул он. — Никто этого не может знать. Я поведу тебя к хирургу.

— Я знала, что ты будешь настаивать, Ланни. Вот отчего я не хотела говорить ни тебе, ни кому-нибудь другому.

И странное дело! Ее сопротивление растаяло. Она не в силах была показаться врачу, но она знала, что Ланни заставит ее пойти и что она уступит и подчинится ему. Она стала послушна, как ребенок. Она не говорила ни да, ни нет; она просто все предоставила ему, словно теперь ее уносил поезд, который она уже не в силах была остановить. Она сидела вся бледная, глядя перед собой, стиснув руки, — воплощенное отчаяние.

Он бросился к матери. Он обратился к Эмили Чэттерсворт, она ведь живет здесь столько лет и знает всех и вся. Эмили дала ему адрес лучшего в Каннах хирурга. Ланни позвонил и сговорился о дне и часе. Мари потеряла целый год, но Ланни не хотел терять и минуты.

В те дни искусство фотографировать внутренние органы человека стояло не на такой высоте, как теперь. Хирург нашел на рентгеновском снимке какие-то подозрительные темные пятна. Он сказал, что, вероятно, есть опухоль, однако нет никаких оснований считать ее злокачественной. Правда, мать Мари умерла от рака, это, конечно, может иметь значение, а может и не иметь, словом — сказать сейчас ничего нельзя, надо сделать пробную операцию. Есть, разумеется, кое-какие патологические явления, — хирург изрек несколько длинных слов, неведомых юноше, привыкшему читать главным образом изящную литературу; он старался успокоить обоих. Если бы все женщины, боящиеся рака, от него умирали, человеческий род давно прекратился бы.

Мари сочла своим долгом написать Дени, и на другой день от него пришла телеграмма: он просил ее приехать в Париж, где у него есть знакомый хирург, которому он вполне доверяет. Он телеграфировал также и Ланни, убеждая его перевезти Мари в Шато-де-Брюин. Мари сказала, что так, действительно, будет лучше. В случае чего, она будет поближе к мальчикам. Ланни согласился — Хорошо. Едем немедленно.

III

Она лежала на операционном столе, а двое мужчин сидели рядом в приемной и пытались говорить о посторонних предметах, что им плохо удавалось. Она не умерла, но, может быть, лучше было бы, если бы она умерла. Хирург определил рак, опухоль уже захватила печень, и удалить ее нельзя. Остается одно — зашить разрез и, насколько возможно, облегчить больной то время, которое ей осталось прожить. Может быть, она протянет полгода — вероятно, меньше. О,на очень будет страдать, но наркотики все же смягчат боли. Хирург предоставил им сказать больной то, что они сочтут нужным.

Мужчины взяли свои шляпы и зашагали по больничному коридору. Оба уходят, печальная сценическая ремарка. Они боялись худшего, но чем было лучше то, что они узнали? Они сели в автомобиль Ланни, и юноша сказал:

— Будем друзьями, Дени. Мы должны сделать для нее все возможное. — Тот сжал ему руку, и они просидели несколько мгновений молча, затем Ланни включил мотор.

Когда Мари после операции достаточно оправилась, ее перевезли домой и взяли к ней сиделку. Получив отпуск, приехали оба сына. Их ждала печальная новость и те заветы, полные любви и мудрости, которые она хотела оставить им. Каждый день ей становилось хуже; боль от хирургической раны сменил демон другой, гложущей боли; домашний врач также признал, что незачем подвергать ее излишним страданиям: ведь отказ от наркотиков ничего не даст. Закон не разрешает прекратить ее страдания сразу, но, к счастью, он разрешает делать то же самое постепенно.

Ланни был молод, он бунтовал и не хотел покориться сокрушительным ударам судьбы. Он снова негодовал на вселенную, на творца, — .можете называть это, как хотите, — который решил отнять у него счастье. Даже после ужасов мировой войны и непрочного мира он никак не мог привыкнуть к мысли, что вот Мари де Брюин, точно легкий пузырек на поверхности великого потока жизни, скоро исчезнет, потеряет все свои радужные краски и снова превратится просто в каплю этого потока. Он не хотел отказываться от нее; когда он устал проклинать вселенную, он начал проклинать врачей, — они не знают своего дела, они не умеют остановить беспорядочный рост карциномных клеток, пожирающих дисциплинированные здоровые клетки брюшной полости.

Он отправился к американскому хирургу — быть может, тот смыслит в этом деле больше, чем француз. Американец пригласил к себе французского хирурга и выслушал его отчет о состоянии внутренних органов мадам де Брюин, а затем подтвердил смертный приговор. Нет, в лечении рака не открыто ничего нового — во всяком случае, ничего, что могло бы повлиять на исход данного случая. Может быть, настанет день, когда мир будет знать больше; может быть, он знал бы больше и теперь, если бы люди не ухлопывали столько энергии на уничтожение себе подобных, вместо того чтобы тратить ее на покорение враждебных сил природы. Должно быть, американский хирург был красный.

Однако Ланни все еще не хотел сдаваться. Он погрузился в чтение медицинских книг и почерпнул из них обширные сведения, но большая часть их была мало утешительна; он ходил по библиотекам и знакомился с последними журналами — французскими, английскими, немецкими, где были пространнейшие исследования об этой загадочной болезни; он узнал очень много интересного о химических и биологических свойствах раковых клеток, но не нашел и намека на то, как остановить их разрастание. Оставались только шарлатаны, объявления которых печатались в газетах, всевозможные знахари, утверждавшие, что рак может быть излечен путем диэты — надо только избегать мяса, употреблять в пищу цельные зерна, сырые овощи и т. п., а также последователи «лечения верой», утверждавшие, что бог может остановить разрастание раковых клеток и непременно совершит это, если больной будет верить в свое исцеление; мысль, что перемена в моральном состоянии больного может вызвать изменения и в химизме тела, — эта мысль была не так глупа, но Ланни никогда не слышал о ней, а Мари, если и слышала, то ничего не говорила. Религия, которой ее учили, сосредоточивала все свое внимание на грехах, а болезни предоставляла врачам.

IV

Ланни вернулся в усадьбу де Брюинов и посвятил себя уходу за возлюбленной. Когда светило солнце, он помогал ей сойти в сад, и она располагалась у южной стены, по которой груши и абрикосы стлались, словно виноградные лозы; здесь, среди красок и благоуханий, среди тюльпанов, лилий, гиацинтов, крокусов и нарциссов, он читал ей сказания о смерти королей и повести об истинной любви, которая всегда трагична. Была весна, когда он впервые увез Мари из этого края тихих речек и цветущих садов, и опять будет весна, когда явится милосердный ангел и окажет ей ту же услугу. В плохую погоду Ланни играл ей на рояле нежную музыку, претворявшую скорбь в красоту, веселые танцы, Запоминавшие ей былые дни, мужественные марши, провожавшие ее в вечность. Когда боли становились нестерпимыми, он укладывал Мари в постель и давал ей прописанные врачом снотворные таблетки. И всегда при этом тщательно прятал склянку, чтобы у нее не возникло искушение принять большую дозу, чем следовало.

Он хотел только одного — быть с нею.

Когда-то они были счастливы, и теперь Мари приятно было обращаться к прошлому и — вспоминать это чудесное время. Даже боль становилась легче, когда они вспоминали свой медовый месяц, поездку по северо-западной Франции и жизнь в Женеве; Мари видела опять внутренним взором холодные синие воды Женевского озера, старый город с платанами, снеговые шапки гор, нежно алевшие в сумерках. Он вспомнил свое последнее посещение этого города и рассказал ей о секретарше-американке, которая так романтически в него влюбилась. Мари сказала — Она, наверное, прелесть, Ланни. Расскажи мне о ней еще. — Он исполнил ее желание, и она сказала — Отчего бы тебе не поехать туда опять и не повидаться с ней? — А когда он заявил, что ни одна женщина в мире не может занять место Мари де Брюин, она нежно побранила его.

— Любимый, — сказала она, — я не могу уйти, оставив тебя в жертву скорби. Я горевала о матери, потом о брате. Это одно из самых бесполезных чувств; оно никуда не ведет, оно не приносит плодов, оно бессильно помочь. Ты должен обещать мне, что изгонишь скорбь из своего сердца и займешься чем-нибудь созидательным, чем-нибудь, что явится помощью другим людям.

Боли усиливались, а наркотики истощали Мари; она уже не могла ходить без посторонней помощи, а потом и совсем слегла; ясно было, что конец приближается. Она не желала, чтобы Ланни видел ее агонию. Она молила его уехать, но он и слушать не хотел. Он любил ее в счастье, теперь он докажет, что любит и в горе. Он выпьет чашу до дна.

Что касается бедняги Дени, то он и сам не знал, что ему делать. Он любил удовольствия и ненавидел страдание; он уезжал и возвращался, садился у ее постели, слушал, как она с трудом произносит несколько слов, прося его не горевать. Она твердо решила избавить сыновей от ненужных страданий. У них есть их воинские обязанности: пусть остаются в полку и учатся служить родине.

Однажды она до поздней ночи проговорила с Ланни, и ее слова были полны бесконечной нежности, глубочайшей тоски ее сердца. Ничего нового она не сказала ему, да и не могла бы после стольких лет, проведенных вместе. Но она снова говорила ему о своей преданности и о счастье, которое он дал ей; ее благословение останется с ним. Под конец она попросила его уйти и хоть немного поспать. Он отсчитал ей таблетки, доза увеличивалась чуть не с каждым днем; пусть он положит их на ночной столик, она хочет, прежде чем их принять, написать письмо мальчикам. Ланни вышел в соседнюю комнату и прилег.

Он заснул глубоким сном. Когда он открыл глаза, было уже светло. Он вошел к ней в комнату, чтобы узнать, как она себя чувствует, и увидел, что она лежит неподвижно, закрыв глаза. Что-то подсказало ему истину. Он коснулся ее, она была уже холодная. Рядом на столике стояла пустая склянка из-под таблеток; видимо, Мари ночью встала, кое-как дотащилась до его комнаты, сунула руку к нему под подушку и взяла склянку. Добраться назад, опять улечься в постель — все это, наверно, стоило ей смертельных мук, но она все же преодолела боль. Она приняла все таблетки сразу, и теперь ее страдания кончились. За время болезни она не раз говорила ему: — Что бы ни было по ту сторону жизни, я освобожусь от рака, а ты — от сознания, что я страдаю. Подумай, какое это облегчение!

Что ему оставалось делать? Он положил пустую склянку в карман и решил, что эту тайну он унесет с собой в могилу. Незачем смущать мужа-католика и сыновей. Хирург, оперировавший ее, конечно, подтвердит смерть от рака.

Она оставила письмо сыновьям и маленькую записочку Дени: «Я прощаю все, и бог простит». И еще одну записочку — две строчки, вероятно, последние, написанные ею, едва различимые: «Прощай, любимый». И под этим, словно ей пришла на ум еще одна мысль: «Ангел божий». Вероятно, она имела в виду его, но он видел в этом ее подпись, конечно, она была ангелом для него, и она будет его сопровождать на всех путях его и в этой и в той жизни. Он положил записку в карман вместе со склянкой.

V

Вызвали сыновей, а также родственников Мари. Похороны были традиционные, французские, в деревенской церкви, построенной пятьсот лет тому назад, где хоронили весь род де Брюинов. Пожилой священник, бывший по праздникам гостем в замке, не задавал никаких вопросов относительно снотворных таблеток, а то, чего он не знал, не могло оскорбить ни его, ни небесные силы. Явились соседи, одетые в черное, как было прилично случаю; они столько сплетничали о ней при ее жизни, но после смерти она стала для них просто хорошей женщиной. Пришли и слуги, и деревенские лавочники, знавшие ее и уважавшие.

На семейной скамье де Брюинов сидело четверо мужчин в трауре, и когда они вышли из церкви попарно, старшие — впереди, все почтительно склонили головы.

Мари положили в семейном склепе, а ее близкие вернулись в замок. Ланни дал Мари обещание поговорить обо всем с мальчиками и теперь поджидал случая. Оказалось, что они знали тайну матери уже несколько лет, но относились к ней без горечи. Он сказал им все, что просила сказать им мать; он сказал, каких жен она желала бы для них, а от себя прибавил, что, вопреки общераспространенным взглядам, для юноши вполне возможно сохранить целомудрие, пока он не встретит женщину, достойную его любви. Он пригласил их в Бьенвеню и предложил помощь своей матери по части подыскания невест. Будучи французскими юношами, они не нашли в этом предложении ничего необычного.

Мари оставила завещание. У нее было очень немного собственных вещей; из них она завещала Ланни несколько картин и книг, которые он любил, а также кое-какие мелкие драгоценности — на память о ней. Дени просил его взять эти вещи, не дожидаясь, пока завещание будет формально утверждено. Ланни простился с плачущими слугами и родственниками Мари; по французскому обычаю, он обнял всех троих Брюинов и вспомнил при этом слова поэта: «Уехать — не значит ли в каком-то смысле умереть?» Не малая часть его жизни прошла в этой усадьбе, и еще большая часть его «я» умерла здесь. Когда он сел в автомобиль и выехал за ворота, — ему почудилось, что захлопнулся целый большой том «Жизни Ланни Бэдда».


Читать далее

ПРЕДИСЛОВИЕ 13.04.13
КНИГА ПЕРВАЯ. МУЗЫКА, ТОЛЬКО МУЗЫКА!
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Мир дому сему 13.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Ты знаешь ли тот край? 13.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Все в котле кипит и бродит… 13.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Причуды сердца 13.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. Печали мира 13.04.13
КНИГА ВТОРАЯ. КОГО БЫ Я МОГ ПОЛЮБИТЬ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Тревоги сердца 13.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Великий пан 13.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Привычек почти не меняя 13.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Шаг за шагом 13.04.13
КНИГА ТРЕТЬЯ. У ПАРАДНОГО ПОДЪЕЗДА ИСТОРИИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Благие намерения 13.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Мир, как устрица 13.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Кровь мучеников 13.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Римская арена 13.04.13
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. ДЕНЬГИ РАСТУТ КАК ГРИБЫ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Семь спорят городов о дедушке Гомере 13.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Торговцы красотой 13.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Над бездной 13.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Благословенный Рим 13.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. Пути любви 13.04.13
КНИГА ПЯТАЯ. ДОЛИНА ТЕНЕЙ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Оба были молоды 13.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Рассудку вопреки 13.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Назад в царство теней 13.04.13
КНИГА ШЕСТАЯ. ПРОТИВОЯДИЕ, ДАЮЩЕЕ ЗАБВЕНЬЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Гордость и предрассудки 13.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Пусть радость торжествует 13.04.13
КНИГА СЕДЬМАЯ. ПУТЯМИ СЛАВЫ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Господня благодать 13.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. В свете прожектора 13.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Не легко главе венчанной 13.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Имущему дастся 13.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. Кого бог сочетал… 13.04.13
КНИГА ВОСЬМАЯ. ДО ГРОБА ДРУГ И ПОКРОВИТЕЛЬ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Принц-супруг 13.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Кутящий Нью-Йорк 13.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Шалтай-болтай сидел на стене 13.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Шалтай-болтай свалился во сне 13.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. Мы будем трезвы завтра 13.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Назад в царство теней

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть